Last supper в эпоху инстаграма. Закрылись галерея и арт-клуб "Перелетный кабак". Вспоминаем его яркую историю и выставки вместе с автором и куратором проекта – Максимом Боксером, и арт-критиком Ириной Мак. Фрагменты записей о художниках "Перелетного кабака" (Никита Алексеев, Леонид Войцехов, Аркадий Насонов) и выставочной рубрики (Георгий Острецов, Сергей Пахомов – Пахом; Иван Лунгин) из архива программы.
Идеи романа Честертона, атмосферу заведения и картину "Memento mori" обсуждают гости последней вечеринки в "Перелетном": архитектор Евгений Асс, переводчик и критик Мария Чепайтите, писатель Мария Галина, художники Валерий Корчагин и Алина Глазун, менеджеры культуры Марина Павлова и Елена Богдан.
Ведет программу Елена Фанайлова
Фрагмент архива
Аркадий Насонов, художник: Прадед родился в Польше, но приехал в Россию как романтик, вдохновленный коммунистическим идеями. Когда у него родился сын, его мать поехала в Минск посмотреть на внука. Ее не впускали, и он пошел договариваться в польское посольство в Минске, на выходе из которого его без каких-то объяснений приняли, как шпиона, наверное, и отправили на Соловки.
Видеоверсия программы
Елена Фанайлова: Когда я впервые появилась в клубе "Перелетный кабак", я была моментально очарована этим местом. Это произошло примерно два года назад, меня сюда привела Мария Чепайтите, дочь Натальи Трауберг. Я увидела идеальное сочетание бара, галереи, книжного магазина и площадки для литературных, музыкальных выступлений. Я спросила у Максима Боксера, не хотим ли мы устроить совместный проект, не смущает ли его статус "иностранного агента" Радио Свобода, на что Боксер сказал: "Все "иностранные агенты" - к нашему берегу". Цикл работы завершается, и мы сегодня будем говорить о том, что происходило на этой площадке в течение этих двух лет. К сожалению, книжный магазины был закрыт по ряду причин, теперь завершает свою работу и галерея.
Послушаем Евгения Викторовича Асса, известного архитектора, друга этого волшебного места. Состоялась вечеринка, где собрались все друзья, чтобы закончить цикл пребывания вместе с вами, Макс, на этой площадке и кое-что вспомнить.
Евгений Асс
Евгений Асс: Галерея "Перелетный кабак" – это в значительной степени очень персональная история. Это история Макса Боксера. Трудно объяснить, какая это замечательная фигура в русской галерейной жизни. Уже на протяжении многих лет он как куратор вытаскивает и продвигает самых радикальных художников Москвы. При этом он еще и выдающийся коллекционер традиционного искусства, у него великолепное собрание русских художников Серебряного века, французских импрессионистов, он хорошо понимает и знает искусство. Здесь же он придумал абсолютно точный формат – небольшая выставка преимущественно маленьких работ с очень сильным внутренним напряжением. Как короткая новелла, короткий фильм, репортаж. За два года существования галереи мы посмотрели 50 выставок. Не знаю, какая еще институция в Москве может похвастаться такой плотностью экспозиционной, выставочной деятельности.
Елена Фанайлова: Есть у вас самый любимый проект, который вы осуществили на этой площадке?
Максим Боксер: "Перелетный кабак" не мог бы быть осуществлен без помощи фантастических людей. Это Александр Константинов, ушедший, к сожалению, в прошлом году из жизни. Он участвовал во всех моих галерейных начинаниях и проектах в качестве друга прежде всего, архитектора, советчика, опытного, замечательного человека с тонким вкусом и глубоким пониманием современного искусства. Мы с Сашей спроектировали само пространство этой маленькой галереи, учитывая все особенности встреч в заведении такого рода. Тут все приспособлено под экспозиционную, выставочную деятельность, здесь можно везде сверлить, все вешать, везде провода для освещения, звука. Все продумано настолько, что смена экспозиции проста и быстра. Те пропорции, которые удалось создать, позволяют сделать выставку компактную, плотную, как моментальное высказывание.
Ирина Мак
Ирина Мак: В "Перелетном кабаке" были маленькие произведения больших художников. Например, замечательная выставка маленьких работ Игоря Шелковского, очень большого скульптора, гениальная выставка "Мимолетность". Потрясающая выставка архитектора Михаила Лабазова. В этой самой комнате стояли его невероятные объекты, которые, на самом деле, были светильниками. Я ходила по периметру, смотрела, невозможно было заставить себя выйти из этой комнаты. На месте, где стоит сейчас стойка с софитом, висела форточка Витаса Стасюнаса, и сидеть напротив этой форточки было уже счастье.
Валерий Корчагин
Валерий Корчагин: Мы с Максом знакомы достаточно давно, чтобы я лично понял, что это человек, которого окружают художники, он перманентно в искусстве, будучи прекрасным галеристом. Мы знаем его еще по его работе с галереей в Гагаринском переулке. Лично у меня было два проекта, которые мне Макс позволил сделать в пространстве, где мы сейчас находимся. Был проект "Вторжение мангалов". Я собирал в лесу старые мангалы. Это наполовину экологический, а наполовину художественный проект, потому что я чистил стоянки людей от мусора, а железо использовал для создания коллажей. И здесь это все было развешено, на этом кирпиче. Максим относится к идее всегда очень трепетно. Мне нравится его отношение к художнику, что он не разрушает его идеи, мысли, не вторгается в них, даже если они немножко сумасшедшие.
Максим Боксер
Елена Фанайлова: О чем ваши проекты, как вы это для себя определяете?
Максим Боксер: Я даю столько свободы, сколько могу предоставить, но выбираю все-таки при этом персонажей. Современное искусство – это устроено у меня по дружескому принципу. В эту обойму не попадают люди, которым я не могу доверять. Если Валера собрал мангалы и сделал из них произведения искусства, там совершенно явное высказывание, и мое дело – предоставить подходящую площадку. Выставлять в "Старой Пинакотеке", основной галерее, бессмысленно. Поэтому я предложил ему кирпичную стену, как фактуру, и все эти своды.
Ему была присуща безудержная тяга выйти за пределы обыденности
Елена Фанайлова: Про "Старую пинакотеку" соглашусь, конечно, это рафинированный стиль, это очень высокая площадка для всех.
Ирина Мак: Максим и закончил жизнь галереи на очень высокой ноте, потому что нынешняя выставка Гоши Острецова, которую надо смотреть не только по стенам, но и снизу вверх, совершенно прекрасна. А как ты называл второй зал? "Новая Пинакотека"?
Максим Боксер: Да, "Новая Пинакотека".
Ирина Мак: А я еще назвала бы – музыкальный.
Максим Боксер: Изначально он задумывался как зал для молодежных выставок, проектов. А потом мы стали делать там архивные выставки. Потому что оказалось: о многих художниках и проектах забыли, а выросло новое поколение, которое их не знало. Нам удалось показать на той площадке важнейшие вещи. Например, выставка Войцехова.
Елена Фанайлова: Посмотрим фрагмент программы, посвященной этой выставке.
Лариса Осипенко
Лариса Осипенко: Самое большое очарование Лени Войцехова – и художника, и человека – было в том, что ему была присуща безудержная тяга выйти за пределы обыденности, прежде всего в искусстве. В нем была героическая составляющая, он создал миф и был человеком мифа. Он был абсолютно аутентичен в своей бесконечной приверженности к прекрасной утопии украинского анархизма, истинной свободы, настоящего украинского самоуправления, независимости, она им транслировалась бесконечно. Жизнь и творчество были переплетены. Он считал себя реинкарнацией батьки Махно и совершенно искренне ждал до последних лет жизни свою войну за настоящую свободу и независимость Украины.
В галерее "Перелетный кабак"
Елена Фанайлова: Во-первых, одним из ваших центральных направлений мне кажется архив, а во-вторых, вы собираете вовсе даже не московских художников, у вас же довольно много людей из провинции. Но вы выбираете очень специальных персонажей, выделяющихся своим необыкновенным тоном, стилем, вкусом. Как Войцехов, безумный творец. Мы можем вспомнить сейчас кого-то еще из провинциального мира выставки?
Максим Боксер: Была выставка скульптора Валерия Казаса. Он вполне традиционный скульптор, но при этом работает в своем Краснодаре с напряжением, серьезностью и уверенностью, в отрыве от арт-мира, что его очень хотелось показать в Москве. Было пять или шесть серий, очень разных и очень хороших. Команда "ТОЙ" из Нижнего Новгорода, это стритартисты, превратившиеся в художников.
Георгий Острецов
Георгий Острецов: Немецкий астрофизик Груйтуйзен открыл город на Луне, он наблюдал, зарисовал его. Практически весь XIX век все ученые и люди, близкие к науке, были уверены, что на Луне существует жизнь, видели обитателей Луны ростом 120 сантиметров, занимавшиеся сельским хозяйством. Существуют документальные наброски, и это оказало очень большое влияние на культуру. Жюль Верн написал о путешествии на Луну под влиянием всего этого, снимались немые фильмы про эту историю, потому что было убедительное такое знание, что на Луне существует жизнь.
Мария Галина
Мария Галина: Лет 20 назад несколько знаковых для современной литературы авторов – Лев Рубинштейн, Пригов, Виктор Коваль, Тимур Кибиров, Сергей Гандлевский – были в Лондоне и представляли свои тексты на презентации. Здесь, в "Перелетному кабаке", была вторая акция, посвященная этим поэтам. Этот клуб замечателен тем, что он очень хорошо совмещает литературу и художественную жизнь. И сегодня замечательная выставка, посвященная архитектуре Луны, и я, как писатель-фантаст, скажу, что она очень похожа на реальную архитектуру Луны, которую никто никогда не видел. Прекрасные свисающие вниз сложные полурастительные конструкции. Мы обсуждали, глядя на них, что на Луне сила тяжести меньше, должны быть чудовищные лунотрясения в силу лунных приливов, ударов метеоритов, подвижности лунной коры. Эта выставка очень стимулирует творческое мышление. "Перелетный кабак" занимался соединением разных форм искусства, включая литературу, живопись, стимулировал их взаимодействие, и благодаря этому возникали новые идеи. Я очень хотела бы, чтобы это продолжилось в другой ситуации.
Елена Фанайлова: Была ли идея – провоцировать, сталкивать, создавать новые смыслы? Или это у вас получается интуитивно?
Максим Боксер: Интуитивно. Очень многое происходило спонтанно, появлялись старые знакомые, друзья или новые люди, и было понятно, что они будут абсолютно органичны, они должны были появиться, и они пришли. По поводу второй, литературной, встречи – позвонила наша старинная подруга из Лондона, делавшая там первую встречу, и говорит: "Давайте сделаем".
Ничто так не сближает, как совместное занятие искусством
Ирина Мак: К архивной выставке Кати Ковалевой появилась новая система крепления для работ – пять проволочек, натянутых по периметру, к которым крепились магнитиками листы бумаги. Там не хватало только скрипичного ключа или басового, это было абсолютно музыкальное ощущение. Концерты тут устраивались тоже, но не в "Новой пинакотеке". Я еще в юности вычитала в "Игре в бисер" замечательную фразу: "Ничто так не сближает, как совместное музицирование". Ничто так не сближает, как совместное занятие искусством, даже если это занятие в разном качестве. Даже если мы просто этому внимаем.
Елена Фанайлова: Минимализм, лаконизм и даже нарочитая бедность порой оформления – это тоже фирменный стиль галереи.
В галерее "Перелетный кабак"
Максим Боксер: Да. Аскетизм, конечно, не от хорошей жизни. Что-то приходилось добавлять в процессе, например, как приличное освещение в дальней "Новой пинакотеке". А что-то действительно аскетичное, но незаменимое. Например, эти пять тросов позволили нам экспонировать огромное количество графики без оформления и мобильно это менять, добавлять, передвигать. Тросы придумал я, надеюсь, идею и дальше будут использовать, я даже в Фейсбуке подробно описал, как это делается.
Елена Фанайлова: Еще один артефакт в этом доме – картина, которая изображает, как сказали бы Митьки, "смертушку колыханную".
Алина Глазун
Алина Глазун: Мне очень нравится, что я стою на фоне этой работы Амосовой-Бунак. В ней есть что-то, что удивительно меня трогает. Это бывает очень редко, потому что я жуткий сноб по отношению к истории искусств. Но когда я увидела эту работу в "Перелетном кабаке", я подумала, что бы хотела каждый день просыпаться рядом с этой вещью. Я ее обожаю, это очень здорово. И она задает этому правильный флер. Ты заходишь – вроде контемпорари, а дальше – начало ХХ века, и ты уже начинаешь совершенно иначе переосмыслять то, что ты увидел до этого, что увидишь после этого, ощущать дух этого места. Неслучайно, что здесь такая вещь. И уже надо мыслить шире, не просто что ты пришел посмотреть выставку современного искусства и закусить ее чем-то. Если у тебя есть хоть какой-то минимальный опыт восприятия искусства, то все становится понятно про это место, про предпочтения человека, который все это делает, и это очень здорово.
Елена Фанайлова: Почему вы выбрали эту волшебную картинку в качестве контрапункта галереи? Кто эта художница – Амосова-Бунак?
Максим Боксер: Это малоизвестная художница, она символист, работала в начале века. Какое-то время прожила в Италии, потом вернулась. У нее была единственная выставка, по-моему, в Камероновой галерее в Питере. Эта выставка погибла. До нас дошли жалкие крохи ее наследия, которые, когда я работал в "Элизиуме", прошли через галерею, мы сделали небольшую выставку Амосовой-Бунак. Эта вещь пленила меня, это была единственная большая масляная работа, и я купил ее у наследников. Мы выставили пачку графики, несколько работ уже 40-х годов, военных, связанных с блокадой. Это все, что сохранилось. "Перелетный кабак" – это дух декаданса, поэтому картина сюда и переместилась.
Мария Чепайтите
Мария Чепайтите: Кочующие выставки – это было хорошо придумано. И конечно, это дань Наталье Леонидовне Трауберг, с которой Максим, по-моему, так и не встретился, но очень хорошо знал ее через меня. Честертоновский клуб, к сожалению, здесь не встречался, потому что он, видимо, невозможен без Натальи Леонидовны. Я привела сюда сюда как-то Томаса Венцлову, и ему это ужасно понравилось. Он стал тут вспоминать все свои честертоновские посиделки с мамой. Мы долго говорили, он не хотел уходить, он все говорил и говорил. То есть это продолжение чего-то, что было в моем детстве, а потом в нашей юности, в 90-е, а потом еще… И очень приятно, что это возобновляемо.
Елена Фанайлова: Вы с Трауберг действительно не были лично знакомы?
Максим Боксер: Нет.
Елена Фанайлова: Конечно, "Перелетный кабак" Честертона – это уморительная и очень актуальная вещь. Напомню фабулу. Простые английские выпивохи и люди, склонные к артистическому времяпрепровождению, отстаивают свои права, меняя место своих сборищ, когда чиновники решают, что им не нужно здесь собираться, поэтому кабак и является перелетным.
В галерее "Перелетный кабак"
Ирина Мак: Членом Честертоновского клуба был Аверинцев, и я обнаружила в его эссе фразу, где он описывает в целом творчество Честертона и говорит о том, что тот верил: в жизни есть рыцарское приключение, исход которого совершенно неизвестен, непредсказуем, которое именно поэтому следует воспринимать с великодушной веселостью. Великодушная веселость – это ровно то, что было здесь. Это место правда всегда было очень великодушным, оно было абсолютно либеральным по духу, очень демократичным по тому, как оно было устроено. Можно было прийти и заказать вино и еду, а можно было прийти на вернисаж и выпить предложенный бокал мартини, закусить оливкой и чувствовать себя абсолютно в своей тарелке, дорогим гостем, своим. Сейчас говорят – место силы, и "Перелетный кабак" был для нас всех таким местом силы, но он был больше, это было свое место. Стать своим здесь, в принципе, было легко, но это было совсем не снобское при этом место.
Максим Боксер: Гиперснобское.
Ирина Мак: Настолько гипер, что мы этого не чувствовали. Из этого безумного болота, в котором мы бултыхаемся, которое засасывает, потому что мы здесь просто живем, надо же когда-то выныривать, и тут мы выныривали.
Елена Фанайлова: Тут идея "Перелетного кабака" абсолютно работает: чиновники могут думать одно, а люди думают совершенно другое.
Максим Боксер: Название определяет очень многое, и конечно, внезапное предложение Владика Ефимова было как бомба. Это название Владик придумал.
Елена Фанайлова: И если говорить о добросердечности места, я вспоминаю проект "Облачная комиссия". В помощь Аркадию Насонову был устроен аукцион, где несколько художников продавали свои работы в поддержку его кинозатеи, связанной с родителями, с их путешествием. Это была очень красивая, внятная и интересная история.
Максим Боксер: И неожиданно для самого Насонова на его призыв откликнулись десятки художников. Мы думали, что это будет аукцион работ его ближайших друзей, пяти-десяти человек, а в результате было шестьдесят работ.
Ирина Мак: Это был не единственный аукцион в поддержку. Я помню безумно веселый аукцион с работами Нины Котел, прелестный совершенно.
Аркадий Насонов
Аркадий Насонов: Это работа Вадима Павловича Линденбаума 40-х годов, когда он находился в ссылке. Это театральный художник, он много кочевал, несколько раз был ссыльным, причем по странным статьям – за порнографию (он рисовал ню) и за хранение холодного оружия (у него был в коллекции японский стилет). Он был художником по костюмам к "Белому солнцу пустыни", и его портрет всегда стоял на столе у деда, потому что он был его гуру. Он был старше его лет на 15, и всю философскую литературу, вообще все, что было трудно тогда найти, прочитать, находилось через Линденбаума. Он был беспризорным художником, однажды они встретились в Свердловске (дед был тогда главным режиссером свердловского ТЮЗа), и он его позвал художником в театр. Они с Линденбаумом сделали полтора десятка спектаклей.
Елена Фанайлова: Если говорить про артистическую составляющую, то я посмотрела бы выступление Марины Павловой, менеджера "Перелетного кабака", она рассказывает о еще одном волшебном и совершенно сумасбродном прожекте. Это была одна из первых акций "Перелетного кабака".
Марина Павлова
Марина Павлова: Это был "Большой полет", его придумал Максим. Нас обслуживали настоящие стюардессы, и это был полный восторг. Мне всегда казалось, что галерея – это большой-большой самолет-корабль, в котором ты находишься всегда на высоте. Я поздравляю Максима с таким огромнейшим проектом, это большое количество душевных сил. И это могло получиться у Макса только потому, что Максим – замечательный человек.
Каждая выставка всегда была очень напряженной и энергетически заряженной
Елена Фанайлова: Что это за история с кораблем?
Максим Боксер: Это тоже случай. Мой ближайший друг детства, одноклассник Олег Ермаков, всю жизнь был связан с аэропортами, самолетами, романтичными историями. Мы сидели и выпивали здесь, и я говорю: "А можешь помочь с бортовым питанием и стюардессами?" Так и получилось, вечеринка удалась. Мы это приурочили к 95-летию "Аэрофлота", сделали посадочные талоны в качестве билетов, пригласили людей, связанных с авиацией, и вечер был насыщенный, хороший и веселый, к искусству не имевший никакого отношения.
В галерее "Перелетный кабак"
Евгений Асс: Навскидку, Ваня Лунгин, МишМаш, очень симпатичные Политов и Белова… Выделить что-то очень сложно. Каждая выставка всегда была очень напряженной и энергетически заряженной. В этом успех галериста и художника. Когда в одной комнате выставить максимум 20 работ, надо выбрать, надо, чтобы они собрались в какой-то кулак, это невероятно сложный кураторский вызов и очень мощный зрительский эффект. Мне ужасно жаль, что сегодня мы расстаемся с галереей "Перелетный кабак", но зная энергию Макса, я совершенно уверен, что это ненадолго. Кабак перелетный, и я очень рассчитываю, что это все будет иметь продолжение.
Елена Фанайлова: Давайте еще о выставках. Вы, Ира, сказали про выставку Нины Котел…
Ирина Мак: Да, выставка "Пролетая над разбитой вазой Йоко Оно". Это была история, как Йоко Оно разбивала вазу, и осколки собрал Володя Сальников, и они хранились у них дома.
В галерее "Перелетный кабак"
Максим Боксер: Это была серия огромных работ, 10 штук, и куча маленьких осколков, которые летели от этих больших работ вниз, которые лежали на полу. Все они были подписаны подругой Нины Котел, замечательным каллиграфом Натальей Торопицыной (которая вместе Евгением Добровинским была с создателем и куратором выставки "Цитаты из Честертона"). Этих осколков было 50 штук, и под конец выставки мы решили сделать из них аукцион, чтобы они достались людям.
Ирина Мак: Это было совершенно прекрасно, чисто театральное действо. Тут было много театральных по сути действ. Юлия Вергазова с участием студентов Школы Родченко устроила замечательную выставку. Они сделали макеты знаменитых, мощных и по-своему очень красивых промышленных предприятий, металлургических комбинатов, давно выведенных из строя, которые плавали в воде в железных корытах. Это было в дальней, самой большой комнате. От этого невозможно было оторваться, это была модель советской утопии в действии и называлась "Похмелье". Это было историческим похмельем, нашим нынешним похмельем после эмоционального взлета 90-х, которое мы до сих пор переживаем. Мы выжили и пока умеем радоваться тому, как мы выжили. Есть фраза Честертона из "Оды вегетарианству": "Госпожа моя, мы не станем жить, если выживать – теперь все". Выживать нам мало, мы должны выжить и суметь насладиться, на что мы еще надеемся, конечно.
Максим Боксер: Здесь всегда было много энергии, она сообщалась выставкам, людям и уносилась дальше. Я счастлив, что это происходило.
Ирина Мак: Мы сюда приходили за этой силой и энергией. Мы больше получали, чем давали.
Никита Алексеев
Елена Фанайлова: Хочу вспомнить еще один проект – Никита Алексеев, его чудесная книжка "Год в Фейсбуке", выставка, которую здесь делали…
Никита Алексеев: В последний год придумал себе технику, когда акриловым маркером ставлю эти точечки бесконечные.
Елена Фанайлова: А ваши картины, которые висят сейчас в соседнем зале, сделаны этим методом тюканья?
Никита Алексеев: Да, но это часть большой серии, которую я сейчас заканчиваю, 30 с чем-то картинок.
Елена Фанайлова: Эта серия связана с французской живописью, и в то же время – немного пародия на нее.
Никита Алексеев: Это связано с Сера, конечно.
Елена Фанайлова: У меня обывательское изумление: художники, что же вы все веселитесь? У народа социальная депрессия, а у вас, людей искусства, драйв, глаза блестят. Что вас вдохновляет?
Ирина Мак: Искусство – это великая сила.
Максим Боксер: Это единственное, что существует и останется, как сказал Малевич. По сравнению с искусством все остальное – ничто. Даже научные открытия с течением времени блекнут.
Ирина Мак: Искусство и общение. Важнейший и очень яркий персонаж этого места – Ваня Лунгин, у него была тут своя выставка, он выступал в роли куратора. Все, что он делал здесь, и вообще –здорово и духоподъемно, дает силы жить.
Иван Лунгин
Иван Лунгин: Это часть серии, сложно обсуждать, не видя остальные предметы. Серия состояла из бумажных макетов предметов, архитектурных деталей, вырванных из контекста. Убираешь у предмета контекст, стираешь историю, убираешь патину – и достигаешь нулевого состояния предмета, тень тени, архетип.
Елена Фанайлова: Это еще очень умное искусство. Все-таки искусство, которое представлено здесь, та постпостконцептуальная ветвь – это искусство очень рефлексивное, думающее, не только чувственное и радостное, но и ироничное, размышляющее. Неслучайно, что у вас тут была представлена одна из последних прекрасных выставок такого хулигана, как Пахом, под названием "Хрясь... И готово". Пахом саркастически умен, его пародийные фигуры говорят о высокой степени рефлексии. Предлагаю закончить пожеланием Лены Богдан, это ваша подруга, человек, который про клубное пространство много чего понимает, работала с вашими партнерами.
Елена Богдан
Елена Богдан: Это не конец, а только начало. Мы все свидетели важного этапа в жизни "Перелетного кабака", и я хотела бы поблагодарить Макса, Олю, Соню, Марию, всех сопричастных за то, что они нам подарили. Это не может пройти бесследно, так не бывает, это в наших сердцах, и абсолютно точно, что мы увидимся. "Перелетный кабак" перелетает, у него кармическое название. Естественно, дальше будет еще интереснее. Мне сейчас пришли на ум строчки из стихотворения Бродского, посвящаю Максу:
"Пусть же в сердце твоем,
как рыба, бьется живьем
и трепещет обрывок
нашей жизни вдвоем".
Максим Боксер: Нет, тут другая цитата:
"Выпью и пойду домой,
Как приличный человек".
Елена Фанайлова: Уже после того, как мы закончили запись, вспомнили, что отсутствие пафоса, конечно, важная черта этого места, безудержное веселье, правильное отношение к чувству собственной важности, как говорят нам некоторые мыслители. И самое главное, что присуще этому месту, – это атмосфера творчества. Думаю, что дух "Перелетного кабака" не умрет, не исчезнет, он просто переместится в другое место.