За железным занавесом. Сказки и документы Мохаммада Расулофа

Мохаммад Расулоф

Берлинале 2020 года впору называть не 70-м юбилейным, а последним европейским кинофестивалем. Другие весенние фесты перенесены на неопределённый срок, судьба летних тоже под большим вопросом. Но и в случае благополучного возвращения на круги своя 70-й Берлинский уже вошёл в историю – как последний кинофестиваль старого европейского мира, казавшегося таким устойчивым и надёжным. Особую значимость в этой ситуации приобретает победитель – фильм иранца Мохаммада Расулофа "Зла не существует", награждённый "Золотым медведем".

"Зла не существует" не лидировал ни в одном критическом рейтинге и, кажется, никому всерьёз, до восторженных всхлипов, не понравился. Но и бросить камень в жюри Джереми Айронса рука ни у кого бы не поднялась. Это "Сибирь" Абеля Феррары и "DAU Наташа" Ильи Хржановского и Екатерины Эртель провоцировали доходящие до драк споры, а к "Злу" возможно только ровное уважительное отношение, спорить не о чем: сильная, этически безупречная и достойная во всех отношениях работа об абсурдности и преступности института смертной казни. Артистичный приговор тоталитарному государству, в котором невозможна счастливая личная жизнь. И, в своей финальной части, сдержанная лирическая ода личному противостоянию тирании.

Наградить "Зла не существует" – ещё и дело чести: Мохаммад Расулоф – режиссёр-диссидент, жертва репрессивной политики иранских властей. Приз Берлинале получали продюсеры и дочь режиссёра Баран Расулоф, державшая в руке телефон с фотографией отца, самому Мохаммаду покидать страну и участвовать в любой политической деятельности запрещено. Более того, суд может в любой момент отправить его за решётку – приговор к году тюрьмы никто не отменял (сначала дали шесть лет, но после апелляции ограничились годом), на свободу Расулоф был выпущен под залог.

"Сумерки" – смелый эксперимент с формой и содержанием, колоритно запечатлевший самые разные "теневые" стороны иранской жизни – от тюрьмы до бойни

Впрочем, поддержка европейского фестиваля для Исламского Революционного суда – как красная тряпка для быка: в то время как Берлинале чествовал Расулофа, суд потребовал приведения приговора в исполнение. Но всё относительно. Уже после награждения фильма Guardian процитировал адвоката Нассера Зарафшана, который рассказал, как Расулоф принял новое судебное решение: режиссёр надеется на обжалование приговора, потому что из-за пандемии коронавируса в Иране уже временно отпущено по домам 54 000 заключенных – дабы предотвратить передачу инфекции через пенитенциарную систему. Нет худа без добра: вирус, который в "цивилизованных" странах стал поводом для ограничения граждан в правах и, по сути, домашнего ареста миллионов ни в чём не повинных людей, может принести свободу осужденному Расулофу.

Преследуют Расулофа именно за творчество, обвиняя в пропаганде против исламского государства. Он, конечно, смельчак, не сдаётся, не унимается, не снижает остроты высказывания и каким-то чудом – рациональным объяснением может быть только царящее в Иране "двоемыслие" – продолжает активно работать, продюсируя фильмы молодых режиссёров и снимая сам. В 2017-м в каннском "Особом взгляде" победил его "Честный человек" (Lerd; A Man of Integrity) – крепкая и бескомпромиссная (несмотря на относительный, изрядно горчащий хеппи-энд) драма, герой которой – скромный предприниматель, основавший в провинции небольшой рыболовецкий промысел – противостоит бизнес-коррупционерам, пытающимся оттяпать его землю. "Зла не существует" – четыре новеллы, каждая из которых посвящена тому, насколько всё в Иране не ладно, как санкционированное государством насилие проникает в частные судьбы и разрушает их. У зрителя, который знает Расулофа только по поздним работам, может сложиться несколько превратное представление о нём – как о таком прямолинейно правильном режиссёре, мастере реалистического кино, последовательно фиксирующем социальное нездоровье родной страны. Это не так, Расулоф – насколько гражданин, настолько и поэт, и даже в истории его отношений с цензурой есть неожиданные повороты.

Эстетические разногласия с властью оказались сильнее политических


Он более чем успешно дебютировал в 30 лет в 2002 году фильмом "Сумерки" (Gagooman; The Twilight), принесшим ему главный приз, "Золотого Симурга", на тегеранском фестивале Фаджр (возглавляет который Реза Миркарими, дважды побеждавший на ММКФ). При этом "Сумерки" вовсе не похожи на лояльное травоядное кино; это вполне себе смелый эксперимент с формой и содержанием, колоритно запечатлевший самые разные "теневые" стороны иранской жизни – от тюрьмы до бойни. Не факт, что в 2002-м уже был в ходу термин "постдок", однако фильм Расулофа – отличный пример такого новаторского (особенно двадцать лет назад) искусства, созданного на стыке игрового и документального кино. Ни одного профессионального актера в кадре, каждый исполнитель играет, по сути, самого себя; реальную историю разыгрывают её участники. И что это за история! Али Реза Шаликаран – уголовник, который по тюрьмам скитается почти с детства, к своим 30 отсидел уже в общей сложности 16 лет за кражи. Вся семья как на подбор: сидят и его брат, и его престарелая мать, но сам Реза отличается ещё и крайне сложным характером – буянит, бьёт стекла, дерется с другими узниками и вообще всячески нарушает режим. Директор тюрьмы придумывает неортодоксальный способ исправить хулигана – женить его! Мать находит невесту среди своих сокамерниц: Фатемех Биджан, отбывающая пожизненное за торговлю наркотиками, соглашается выйти замуж за Резу. Дальше всё как в сказке – рождение ребёнка приводит к помилованию Фатемех, заканчивается и срок заключения Резы. Но только никакого счастливого конца с жизнью на воле не будет; бывшие зэки никому не нужны. Финал – натуральный киношок: мать Резы, оставшаяся следить за внуком, пока Фатемех едет на свидание с вновь угодившим за решётку мужем, "успокаивает" плачущего младенца крошками гашиша.

"Рукописи не горят" – хоррор-триллер о физическом истреблении диссидентов в Иране

"Сумерки" начинаются с долгого плана, снятого из окна автомобиля – сразу вспоминаешь Аббаса Кьяростами, главного иранского режиссёра ever. Но уже спустя пару минут становится очевидным, что Расулоф – ни разу не подражатель; его фильм, снятый сознательно наивно, без затей, почти в стилистике любительского кино, – подлинный неореализм, насыщенный деталями, многоуровневый и внимательный ко всем рассыпанным в быту странностям; чего стоит хотя бы ярмарка на зоне, где заключенные торгуют своими нехитрыми поделками из бумаги. Только в реальности, какой бы причудливой она ни была, Расулоф замыкаться не стал: в 2005 году он представил в каннском "Двухнедельнике режиссёров" притчу "Железный остров" (Jazireh Ahani) – и именно с этого фильма начались его проблемы с иранской цензурой. Притом что "Сумерки", единственная картина Расулофа, которую показали в Иране, в чём-то гораздо жёстче и провокационнее "Острова". Там – чистая правда, а тут – абстрактное сказание об обитателях стоящего на якоре ржавого танкера, который старый капитан превратил в коммуну со своими школами и рабочими местами. Ну да, власти требуют "очистить помещение", обрекая сотни людей на изгнание, но это же очень условные, символические власти; да и жизнь на корабле мало походит на рай – кто-то адаптировался, а кто-то пытается сбежать (и жестоко наказывается капитаном за попытку). В общем, ничего особенно крамольного. Но эстетические разногласия с властью оказались сильнее политических; "Железный остров" стал – возможно, неожиданно даже для его автора – переломным этапом, после которого режиссёр, чей первый фильм получил национальное признание, превратился в опасного инакомыслящего. Но до уголовного дела, которое в 2010-м заведут против Расулофа (он будет арестован вместе с Джафаром Панахи, ещё одним будущим победителем Берлинале, за нелегальные съёмки), ещё пять лет и два очень разных фильма. С 2005-го по 2007-й Расулоф работает над чисто документальным проектом "Ветер в голове" (Baad-e-daboor; Head Wind), неодушевленными героями которого стали спутниковые тарелки, дающие простым иранцам доступ к запрещённому зарубежному телевидению. Согласитесь, Расулоф умеет находить неизбитые сюжеты – или с блеском придумывает их. Фантастические "Белые луга" (Keshtzar haye sepid; The White Meadows), участвовавшие в конкурсе Сан-Себастьяна в 2009 году, – роскошный сюрреалистический трип по соляным островам, куда из года в год приезжает обладатель самой диковинной профессии, которую можно вообразить. Рахмат – собиратель слёз, навещающий похоронные церемонии и выслушивающий скорбные исповеди аборигенов, надеющихся, что вместе со слезами они искупят и земные грехи. Фантазиям Расулофа мог бы позавидовать Ходоровский: с первого острова Рахмат забирает тело прекрасной покойницы, но, когда, движимый плотским любопытством, откидывает саван, обнаруживает за ним живого юношу. На втором карлика обвешивают банками, которым островитяне доверили самые сокровенные желания, и отправляют на верную гибель – в колодец, где предположительно живёт фея. На третьем острове свадебная церемония превращается в акт убийства: самую красивую девушку "венчают" с морем, отправляя на плоту в синюю даль (тот самый юноша попытается спасти невесту – его забьют камнями). На четвертом художника, который упрямо отказывается изображать море синим, насильно лечат, промывая глаза обезьяньей мочой.

Весь этот сюр, смонтированный, кстати, Панахи, возмутил цензоров сильнее дока про контрафактные антенны. С 2010-го начинается судебное преследование Расулофа, которое привело к обратному результату: режиссёр, как я уже заметил выше, не успокоился, завязал только с вымыслом, перейдя к прямому социальному высказыванию. "До свидания" (Bé omid é didar; Goodbye; 2011) фиксирует мучительные попытки Нуры – адвоката из Тегерана – получить выездную визу (тяжёлый опыт, через который тогда прошёл сам Расулоф). На родине жизни нет: лицензия у Нуры отозвана за участие в антиправительственной деятельности, муж – политический журналист – сослан на принудительные работы, ради шанса покинуть Иран Нура готова даже на аборт. Ещё жёстче "Рукописи не горят" (Dast-neveshtehaa nemisoosand), показанные в "Особом взгляде" Каннского фестиваля 2013-го без титров: все участники съёмок работали нелегально и анонимно. Фильм же – реальный хоррор-триллер о физическом истреблении диссидентов в Иране; даже странно, что за такое не уничтожили самого режиссёра. Видимо, как и во всех странах с современным гибридным тоталитаризмом, есть во власти и те, кто ценит талант Расулофа.

В авторитарных странах у закона единственная цель – сохранение государства любой ценой


Мысль снять "Зла не существует" (Sheytan vojud nadarad; There Is No Evil) пришла к нему после случайной встречи – с одним из своих следователей, выходившим из банка в Тегеране. Расулоф стал следить за этим уже постаревшим человеком, хотел снять его на мобильный, нагнать и гневно выкрикнуть в лицо всё, что думает. Но в какой-то момент поймал себя на том, что не видит в бывшем следаке чудовища: обычный заурядный гражданин, один из миллионов. "В авторитарных странах, – говорит Расулоф, – у закона единственная цель: не облегчение и регулирование отношений между людьми, а сохранение государства любой ценой. В фильме я хотел рассказать истории, которые бы задавали вопрос: есть ли у нас выбор при соблюдении бесчеловечных порядков, установленных деспотами? Какую ответственность мы принимаем на себя, выполняя приказы автократической машины?" Первая новелла, давшая название всему фильму, – рутинный день из жизни простого человека, нашего типичного друга и соседа, обычного семьянина лет сорока. Только в последнем кадре станет понятно, что работа у него – запускать эшафот; всего лишь. Вторая часть, "Она сказала: "У тебя получится", начинается как тягостная разговорная драма – солдат внутренних войск проводит мучительную ночь перед казнью, на которую он должен отвести заключённого. Заканчивается же как стопроцентный экшн; и это ещё одно свидетельство изобретательности Расулофа-режиссёра; даже очевидные сюжеты он разыгрывает небанально. Третья новелла "День рождения" – про другого солдата, который казнь совершил, за что получил трехдневный отпуск, совпавший аккурат с днем рождения невесты. Но помолвка сорвется, когда выяснится, что казнённым был близкий друг семьи. Не террорист – учитель-интеллектуал: Расулоф точно фиксирует, что для тоталитарных режимов слово опаснее взрывчатки (а воинский долг – разновидность наказания). Герои четвёртого рассказа "Поцелуй меня" – как раз те, кто отказался служить режиму, заплатив за это изоляцией и расставанием с друзьями и родственниками; трагическая, но всё же не безысходная кода. Если в чём и можно упрекнуть "Зла не существует", так это в чрезмерной предсказуемости новелл. С другой стороны, простота фильма сродни простоте толстовского "Филипка"; Расулоф не стремится удивить там, где в этом нет нужды. А то, что и удивлять он умеет, очевидно.