"Мы переживаем за Россию". Карантин глазами политэмигрантов

Политэмигранты из России, которые недавно получили или ожидают получения убежища в разных странах мира, рассказали Радио Свобода, как поменялась их жизнь после начала пандемии. Большинство из политбеженцев уверены, что они сумеют выжить в новой реальности, и переживают, главным образом, за своих близких, оставшихся в России.

Шейна Райзман, ЛГБТ-активистка из Ростова-на-Дону. Уехала в Испанию в декабре 2019 года.

– Я участвовала в деятельности ЛГБТ-сообщества в Ростове-на-Дону, помогала активистке Анне Дворниченко, которая из-за давления силовиков уехала в Нидерланды. Меня тоже стали преследовать сотрудники силовых структур, и я получала угрозы от “казаков”. Один из них ночью напал на меня около моего дома. Полиция не стала возбуждать на “казака” уголовное дело. Вместо этого мне позвонили из ФСБ, потребовали, чтобы я отдала им свои ноутбук и телефон. Я поняла, что из Ростова-на-Дону лучше уехать. Сначала я улетела в Москву, но после того, как к подруге, у которой я жила в Москве, пришла полиция, я решила бежать из страны. Выбрала Испанию, потому что немного знала испанский язык. В местной ЛГБТ-организации мне посоветовали поехать в небольшой город на юге Испании и просить там убежища. По совету адвоката я не называю город, в котором живу, и не сообщаю название организации, которая мне помогает. Я приехала в Испанию почти без денег. Жила сначала по системе "каучсерфинг", снимала койку в хостеле на деньги, которые мне прислала сестра-близняшка. Сейчас я живу в центре для беженцев. Это дом, который государство для беженцев снимает в частном секторе. Мы уже больше месяца не выходим на улицу. Еду и необходимые вещи нам приносят социальные работники. Местные жители могут выходить из дома в магазин. Мы тоже имеем такое право, но сотрудники приюта очень просят нас этого не делать. В нашем центре живут семьи с детьми и человек с ВИЧ, поэтому мы решили не рисковать их здоровьем. В доме есть большая веранда. Там можно заниматься спортом и загорать. В центре живут примерно 30 человек. Большинство беженцев – хорошие люди, так что мы почти не ссоримся, кроме того, нам помогают психологи. Я много рисую, занимаюсь на онлайн-курсах и придумываю проекты, которыми планирую зарабатывать на жизнь. Предполагаю, что устроиться на работу по найму после окончания пандемии в Испании будет непросто, поэтому я сейчас ищу возможность работать на себя. Получение статуса беженца в Испании – долгий процесс, думаю, что из-за пандемии он затянется на еще более долгий срок. Испания оказывает беженцам материальную помощь, но, чтобы выжить, мне надо будет работать. Если честно, я рада, что сейчас нахожусь в Испании. Мне нравится, как испанцы в этой ситуации проявляют солидарность и поддерживают друг друга. Больше всего я переживаю, что из-за коронавируса и экономического кризиса не смогу в ближайшее время увидеть маму и сестру.​

Евгений Пашуткин, бывший координатор штаба Навального в Саранске. Уехал с женой Дарьей и дочерью в Турку осенью 2019 года.

– Я не могу сказать, что из-за пандемии мы испытываем сильный дискомфорт. Есть бытовые трудности, но мы с ними справляемся. В автобусах перестали принимать наличные, а мы получаем пособие наличными деньгами. Но этот вопрос мы быстро решили с помощью социальных работников. В приюте организации "Финский красный крест", где мы живем, на входе поставили емкости с дезинфектором. Первое время охранник брызгал всем, кто возвращается с улицы, дезинфектором на руки. Из-за того, что у нас скромный доход, мы не можем позволить себе купить большой запас продуктов и долго не выходить из дома. Но в городе, где мы живем, и раньше было мало людей на улицах, теперь их стало еще меньше. По дороге из дома в магазин мы почти не встречаем прохожих. В Финляндии запретили массовые мероприятия, но можно гулять в парках, похожих на лес. Мы часто туда выбираемся, и за все время на тропе встретили только одного человека. В приюте перестали проводить массовые мероприятия. Раньше в приюте организовывали арт-классы, походы в лес, занятия для детей. Мы недавно получили статус беженцев. У меня теперь неограниченное право на работу, но сейчас даже финнам сложно трудоустроиться. Я уверен, что на грани выживания мы не окажемся. На пособие, которое мы получаем, можно выжить, скоро нам дадут квартиру. Я не заметил, чтобы отношения к мигрантам в городе изменилось после начала пандемии. На иностранцев смотрят косо, только если они не соблюдают социальную дистанцию. Я недавно наблюдал, как мои соотечественники стояли в магазине слишком близко к другим посетителям и громко разговаривали. Но мигранты быстро привыкают к новой реальности и меняют свои привычки. Даже беженцы с Кавказа перестали обниматься при встрече. Сначала они касались друг друга локтями в качестве приветствия, а сейчас уже привыкли держать дистанцию.

Евгений Пашуткин в холле приюта для беженцев

Никита Томилов, правозащитник. Уехал в Берлин в 2019 году.

– Больше всего меня беспокоит, что из-за пандемии отменили все развлекательные мероприятия. Я после переезда в Берлин начал работать в жанре “дрэг-квин”. Клубы закрыли, и артистам этого жанра выступать негде. Представления проходят онлайн с помощью технологии Zoom. Ведущий общается в прямом эфире со зрителями, артисты заранее записывают номера. Из-за таких творческих ограничений и необходимости сильно экономить у меня упадническое настроение. На пособие чуть больше 300 евро трудно жить, я не привык к таким ограничениям. Я стараюсь быть постоянно занятым, чтобы не скатиться в депрессию. Скоро я планирую снять в образе "дрэг-квин" Фаталь новый клип, соблюдая во время его создания принцип социальной дистанции. Конечно, очень тяжело много времени проводить в одиночестве. В общежитие для беженцев теперь нельзя приводить гостей. Администрация сказала, что тех, кто не будет соблюдать социальную дистанцию в полтора-два метра, закроют в комнатах. Суд по вопросу предоставления мне убежища из-за коронавируса откладывается на неопределенный срок. Иногда меня одолевает сильная тревога, но я продолжаю учиться в университете онлайн, строю планы и ищу новые возможности.

Никита Томилов

Тимофей Филатов, бывший координатор народного штаба Навального в Магнитогорске. Уехал с женой Екатериной и дочерью в Сан-Диего в 2019 году.

– Когда началась пандемия, с нами связались сотрудники помогающей нам благотворительной организации. Они рассказали, где можно найти информацию о коронавирусе, и объяснили, какие меры предосторожности надо соблюдать. Они периодически звонят, спрашивают, нужна ли нам помощь. Недавно мы переехали в квартиру, за которую платит благотворительная организация. Еду мы по-прежнему бесплатно получаем в фуд-банках. Так что наши базовые потребности закрыты, и я уверен, что без жилья и еды наша семья не останется. Мы, как и все жители Сан-Диего, не можем пойти на пляж или в парк, но я регулярно гуляю с дочерью около дома. Никто меня ни разу не задержал. Жители США, по моим наблюдениям, ведут себя по-прежнему доброжелательно по отношению к мигрантам. За себя, дочь и жену я спокоен. Меня больше волнует то, что происходит в России после начала пандемии. Мою маму отправили на больничный за свой счет. Я видел ролик, где человека грубо задержали в Москве недалеко от дома во время прогулки с собакой. Я очень возмущен очередями, которые недавно были в метро. Многие знакомые сейчас спрашивают меня, как уехать из России. У этих людей, на мой взгляд, развеялись последние иллюзии относительно российской власти.

Тимофей Филатов с семьей на прогулке до пандемии

Константин Зыков, бывший координатор штаба Навального в Сочи. Уехал с женой Татьяной в Швецию в 2018 году.

– 14 февраля нам дали статус беженцев. Из-за пандемии получение новых документов затягивается, потому что многие шведы, по моим наблюдениям, сейчас сидят на больничном, в том числе чиновники. В Швеции почти нет запретительных мер, но часто люди по доброй воле сокращают социальные контакты. Мы тоже решили как можно реже покидать квартиру и контактировать с людьми. Из-за того, что у меня сейчас нет никаких документов, я не могу заказать доставку, поэтому приходится выходить на улицу, в магазин и аптеку. В миграционную службу тоже надо приходить лично и стоять в очереди. Мне повезло: руководство компании, где я работаю, перевело всех сотрудников на удаленку. Мне разрешили забрать из офиса домой все необходимые технические средства. Иногда я приезжаю в офис, он открыт, как и большинство других организаций. Я не боюсь потерять работу, потому что в Швеции хорошо функционирует социальная защита граждан. Уволенные сотрудники имеют право на компенсацию и получают пособие по безработице. Я без крыши над головой тоже не останусь. Хоть я пока не в полной мере гражданин Швеции, государство не даст моей семье умереть от голода. Я, как беженец, могу претендовать на минимальную помощь, но ее хватит, чтобы выжить. Меня волнует положение активистов в России после пандемии. Они не смогут покинуть страну, если им придется бежать от преследований. Например, в моем случае это надо было делать срочно. Если бы тогда границы были закрыты, я бы сейчас сидел в СИЗО.

Координатор штаба Навального в Сочи, Константин Зыков после нападения, 11 ноября 2017 года

Павел Стоцко, врач. Эмигрировал с мужем Евгением в 2018 году в Неймеген

– Мы живем в Нидерландах давно и уже практически интегрировались в общество. У нас есть вид на жительство и почти все права граждан Нидерландов. Мы получаем пособие от государства. Социальная служба приняла решение платить пособие до окончания моего обучения в университете. Я выучил нидерландский, поступил в университет и должен был в апреле начать обучение в магистратуре. У меня есть российский диплом врача, но, чтобы найти работу по профессии, я должен получить образование в Нидерландах. За образование я плачу самостоятельно – откладываю на эту цель деньги из пособия. На первый год обучения хватит. Дальше возьму кредит, если не буду справляться. Из-за пандемии начало учебы отложили на неопределенное время. Многие учебные заведения продолжают работать онлайн. Но медицинское образование нельзя получить дистанционно. В остальном у нас такие же трудности как и у нидерландцев. В марте я заболел. У меня была одышка, высокая температура, потеря обоняния – все симптомы коронавируса. Тест на коронавирус я не делал. По моим сведениям, в марте его проходили только люди, которых госпитализировали. Сейчас рекомендуется перед визитом к врачу позвонить ему, чтобы не перегружать систему здравоохранения. Врач рекомендовал мне лечиться дома. Через две недели симптомы прошли, еще неделю я не покидал квартиру. Было страшно, особенно из-за затрудненного дыхания, но вроде бы заболевание прошло без последствий. При возможности я сдам тест на антитела. Я живу в одном из самых либеральных городов Нидерландов. Соседи предлагали нам помощь, бросали шоколадки и открытки в почтовый ящик. Так что с дискриминацией ни до, ни после начала пандемии мы не сталкивались.

Павел Стоцко перед вступительными экзаменами в университет

Артем Шитухин, ЛГБТ-активист, уехал в Нидерланды в 2019 году

– Никаких серьезных изменений в моей жизни не произошло – в Нидерландах нет строгих карантинных мер. Учеба в интеграционной школе перешла в онлайн, отменили плановые приемы в больнице. Вот и все перемены. Я слышал, что мигранты в центрах для беженцев переживают сильно из-за риска заболеть коронавирусом. В центрах для беженцев трудно сохранять социальную дистанцию. Я сейчас живу в отдельной квартире, и мне дополнительная помощь от государства не нужна. Мне дают пособие, которого хватает на все необходимое. Работу сейчас, по моему мнению, найти нереально, но пока у меня нет такой необходимости. Не могу сказать, что я очень сильно переживаю из-за коронавируса. Меня больше волнуют угрозы, которые я получаю от организации “Пила”. Это гомофобное движение активизировалось с началом пандемии и угрожает моему 15-летнему брату, который остался в России. Члены "Пилы" почему-то решили, что я лучший друг активистки из Комсомольска-на-Амуре Юлии Цветковой. Я ее поддерживаю, но мы лично не знакомы. Гомофобы пишут, что я должен вернуться в Россию, иначе они навредят брату. В сообщении с требованием вернуться гомофобы прислали мне фотографию брата и его домашний адрес. Я стараюсь не паниковать, но не понимаю, как я могу защитить брата из эмиграции.