Мегаполис после пандемии

Алексей Новиков и Наталья Зубаревич: ждет ли нас исход из городов?

Сергей Медведев: Коронавирус нанес сильный удар по городам, по мегаполисам, по хабам глобальной сети. Нью-Йорк и Лондон, Париж и Москва стали центрами распространения эпидемии в своих странах. Как города переживут этот кризис? Не станет ли он началом дезурбанизации, перемещения людей из городов в сельскую местность? Начнется ли процесс исхода людей из больших городов?

Корреспондент: Коронавирус радикально изменил жизнь крупных мегаполисов, «заморозив» их на долгое время. Как кажется, проблема лежит в основном свойстве большого города – в плотности застройки, в плотности населения: как совместить это с требованием социального дистанцирования? Сложно представить себе город, где люди соблюдают социальную дистанцию. Рынки, торговые центры, общественный транспорт, шеринговые сервисы, общественные пространства и многое другое является рассадником инфекции.

Одно из решений – биг дата и системы цифрового наблюдения: к примеру, в Москве можно посмотреть, сколько людей болеет в вашем районе, а в Китае вовсю используется GPS-система слежения за больными и контактными людьми, и многие градостроительные решения будут приниматься на основе цифровой инфраструктуры. Еще одно решение – развитие частных способов передвижения: на фоне страха перед поездкой в метро набирают популярность велосипед и личный автомобиль.

Также замечено, что из-за карантина многие горожане стали обращать внимание на балкон: если в большинстве российских квартир там обычно хранился хлам, то теперь люди начали переосмыслять и вид с балкона, и его важность. Балконы начали превращаться в центры социальной активности и в какой-то степени заменили прогулки.

Вирус порождает новые пространства изоляции, коммуникации и формы общественной жизни. Но как он изменит сами мегаполисы? Будут ли их центры пустеть, а жизнь перемещаться на окраины? Станут ли люди покидать города, как во время средневековых эпидемий чумы, и селиться в деревне? Ждет ли нас децентрализация, расселение и закат городской культуры?

Сергей Медведев: У нас в гостях Алексей Новиков, урбанист, президент компании Habidatum.

Хотя программа у нас о будущем, хочу начать с прошлого. Готовясь к этому эфиру, я понял, что инфраструктура многих крупных мегаполисов во многом сформирована эпидемиями и санитарными требованиями. Османовская перестройка Парижа, например, связана с эпидемиями, которые вынудили снести "Чрево Парижа", построить бульвары. Эпидемия холеры создала Лондон с его системой водоснабжения, там снесли знаменитую водокачку в Сохо, которая всех отравляла. Как эта эпидемия изменит город?

Алексей Новиков: Вы абсолютно правы. Одним из любимых изречений основателя Высшей школы урбанистики Высшей школы экономики Александра Высоковского было именно это: современный город создали врачи в гораздо большей степени, чем архитекторы. Именно они, их знания об эпидемиях, о том, как распространяются болезни, были стимулом для архитекторов переосмыслить городское пространство.

Что касается этой эпидемии, то у меня на это немножко другой взгляд. Я думаю, она раскроет потенциал тех тенденций, которые уже накапливались к этому времени в больших городах, и даст им ход. Дело в том, что город – это пространственно-временная конструкция. У нас взгляд на город не может быть одномоментным, это длинная 50–100-летняя перспектива, если смотреть из сегодняшнего момента. Если брать человеческий капитал, то средняя продолжительность жизни 80 лет, если брать крупные инфраструктурные проекты, здания, то это 50–100 лет жизни. Любой городской планировщик смотрит на это именно в такой перспективе.

Мы будем ждать до изобретения вакцины три месяца или даже два года, но это все равно какое-то мгновенье. Эти крупные тенденции, которые уже встают в определенную колею, почти непоколебимы. Но есть некоторые, которые невероятно важны именно для таких ситуаций. Это, прежде всего, спрос на гибкость: на гибкость планировки, на гибкость строительства, на гибкость типологий застройки. Мы участвуем во многих конкурсах на мастер-планирование в разных странах мира, и уже в техническом задании на этот конкурс стоит требование создать гибкую типологию застройки, то есть если у вас застройка коммерческая, то чтобы она легко преобразовывалась в жилую или жилая легко преобразовывалась в отель. Это задачи для архитекторов ставятся так, чтобы создать амбивалентную среду для разных функций.

Сергей Медведев: Уже есть какие-то новые заказы на поствирусную эпоху, формируются какие-то новые строительные правила, новые санитарные нормы?

Алексей Новиков: Совершенно точно формируются новые санитарные нормы. Но строительные нормы и правила – это крайне инерционная история, поэтому пока есть только осознание того, что необходима гибкость.

Сергей Медведев: Какой еще тренд ускорит эпидемия?

Алексей Новиков: Гибкость бывает разного рода. Гибкость физического пространства – тоже достаточно интересная тенденция. Это спрос на реконфигурацию архитектурных решений. Это не просто амбивалентная типология, а возможность разобрать дом после того, как он был собран (дом в значительной степени становится оборудованием), пересобрать его в другом качестве и так далее. Это важнейшая тенденция, когда у вас гибкое планирование. До сих пор был сплошной треп на эту тему, а сейчас пошли достаточно интересные тенденции, и они явно будут укреплены этой эпидемией: скажем, так называемые земельные банки (банки не в финансовом смысле, а в смысле коллекций городских земель под будущее развитие). Город выкупает их, признавая, что есть неопределенность будущего развития, и дальше использует их в том случае, когда это будет необходимо. Знаменитый урбанист-социолог Бауман как-то сказал, что нам не нужно планирование, нам нужна система готовности. Эта система готовности в городском планировании становится доминирующим трендом.

Сергей Медведев: Интересно, насколько Москва готова к такого рода переменам? По-моему, этот вирус ударил под дых всей концепции нового московского урбанизма, которая была в том, чтобы выманить людей из нор, из изолированных районов, направить их в центр, создать там общественные пространства, театр городской жизни, где они будут гулять, наблюдать друг друга, заходить в магазины и рестораны. А сейчас выясняется, что вирус как раз подрывает всю эту концепцию общественных пространств, хипстерского урбанизма.

Алексей Новиков: Скорее даже не вирус, а локдаун. Идея была немножко другая. На самом деле главной проблемой Москвы является не центр, который даже без благоустройства был вполне нормальным общественным пространством, а именно спальные районы, где живет десять миллионов человек. Они выстроены в концепции свободной планировки Корбюзье, они распыляют поток, там невозможно сесть малому и среднему бизнесу, потому что не хватает потока, чтобы таким образом его собрать. Точки сборки – это только станции метро, а так вся эта жилая территория очень рыхлая. Москва – один из самых рыхлых городов мира, один из самых плотных по застройке, если считать на пятно застройки, то есть это многоэтажный город. Какой-нибудь Лос-Анджелес представляет собой территорию малоэтажной застройки, сотни квадратных километров, тот же Нью-Йорк за пределами Манхэттена – это все очень плоско, а Москва – многоэтажный мегаполис.

Сергей Медведев: По-моему, ваша же компания давала информацию о том, что очень много людей по питанию, по закупкам, по ретейлу перешло из центра в районы в эти месяцы эпидемии.

Алексей Новиков: В отсутствие возможности передвигаться вскрылась эта система, ткань этих советских магазинов, которые были распланированы в условиях государственной, а не рыночной экономики. На самом деле, как ни странно, плотность как таковая имеет огромные преимущества перед рыхлостью. Плотность дает вам возможность быстрого удовлетворения своих потребностей в пределах очень небольшой доступности. В центре, если вы не заказываете себе еду на дом, если вы ходите и покупаете что-то, то это можно сделать довольно быстро, минимизировав время пересечения людей друг с другом.

С помощью анализа мобильности людей мы начали измерять время их пребывания в том или ином месте. Грубо говоря, три человека два часа вместе – это хуже, чем шесть человек один час вместе, потому что важно количество человеко-часов, а не просто количество людей. Поэтому уличные контакты в этом смысле наименее опасны (впрочем, пока это еще гипотеза). В Соединенных Штатах сопоставляли как раз темпы заражения с временем пребывания. Статистикой, что в США, что у нас, практически невозможно пользоваться, поскольку она зависит от темпов тестирования, от его качества и так далее. Можно использовать только статистику по смертности, а с ней сложно сочетать время пребывания, потому что нет прямой связи с тем, где находился человек.

Сергей Медведев: Все же общий тренд – на децентрализацию, на распределение, то есть людей надо максимально рассредоточить по пространству города и желательно по улице?

Алексей Новиков: Если в момент эпидемии, то, скорее всего, так и есть. Наиболее эффективная концепция – не локдаун, а именно регламентация общественных пространств, акцент на санитарных нормах и так далее. Ведь само жилье в разных странах выглядит очень по-разному. У нас, например, на одного человека приходится, условно, полкомнаты, в Швеции или США – полторы или две. В зависимости от того, каков жилой фонд, развивается и тема распространения.

Сергей Медведев: Что будет с транспортом? Я вижу, например, как крупные европейские города заводят гигантские деньги в велосипедную инфраструктуру на месте больших магистралей. Скажем, в Париже полностью дублируют парижскую сеть метро большими велодорожками.

Алексей Новиков: В Париже эта идея родилась гораздо раньше, в связи, прежде всего, с частотой забастовок общественного транспорта. Они просто специально устроили по этому поводу кампанию по развитию велосипедов, по выделению велосипедных дорожек. Велосипед – это великолепное средство передвижения, но не для многих: есть люди с ограниченными возможностями и так далее, есть варианты, когда вы не сможете доехать куда-то на велосипеде. Мне кажется, это не пройдет как серьезная альтернатива, хотя она давно развивается. В каких-то городах велосипедная инфраструктура все-таки найдет свое место, но все равно, абсолютно бесспорно, общественный транспорт продолжит свое функционирование и развитие в прежнем виде.

Если вы вспомните, что происходило после взрывов в лондонском метро или после взрывов в московском метро, то увидите, что террористические атаки не меньше, чем вирус, влияют на людей, которые боятся пользоваться общественным транспортом: это все происходит и через какой-то момент возвращается. Какие-то фундаментальные тренды, мне кажется, вообще не заметит город как пространственная конструкция, нацеленная на 50–100 лет вперед.

Сергей Медведев: Рассуждает блогер Илья Варламов.

Илья Варламов: Есть глобальные тенденции, которые происходят во всем мире, а есть тенденции чисто российские, потому что Россия в плане городского устройства сильно отстала от западного мира. В Америке и Европе идет дискуссия об ускорении тех реформ, которые были в последнее время. Например, приоритет отдается велосипедам, в Нью-Йорке на Манхеттене закрыли часть улиц, чтобы людям было комфортнее гулять, чтобы они могли соблюдать необходимую социальную дистанцию. Люди увидели, насколько важны парки, зеленые зоны, пешеходные улицы.

Всюду распространяется инфекция. Понятно, что машины такси никто не дезинфицирует после каждого пассажира, в такси вы находитесь в одной зоне с таксистом, который потенциально может болеть, дышите с ним одним и тем же воздухом. В машине каршеринга вы точно находитесь один и заразиться можете, только если предыдущий пассажир потрогал зараженными руками руль или что-то еще, но это можно протереть, это решается довольно просто.

Важно, что многие люди оказались на несколько месяцев запертыми в своих домах. Коронавирус создал хорошую возможность переосмыслить ту территорию, которая находится в непосредственной близости от людей. Мы привыкли, что всегда можно куда-то уехать, если хочешь отдыхать: иди гуляй в парк, выезжай на природу или еще куда-то. А тут внезапно оказалось, что большинство людей не могут никуда поехать, парки закрыты, максимум можно дойти до магазина. Люди остались один на один с совершенно токсичной, некомфортной, негуманной средой.

На самом деле они оказались в роли тех жителей, которых раньше никто не замечал. Условная бабушка как раз не могла никуда ходить. Пенсионеры всю жизнь живут в квартире, они не могут никуда выйти, максимум спустятся во двор. Они живут той жизнью, в которой сейчас оказались принудительно на несколько месяцев заперты молодые, здоровые, амбициозные, талантливые, замечательные наши люди. Все ужаснулись: как так, у меня нет двора, мне негде гулять, как я без парка Горького, без шезлонга, без смузи, без пляжа, без заграничных поездок? Но так живет куча людей: когда у тебя маленький ребенок, ты тоже не можешь никуда пойти, ты привязан к дому.

Это хорошая возможность заново переосмыслить, каким все-таки должен быть двор, хороша возможность переосмыслить свой балкон. Многие люди воспринимали балкон как место, где можно складировать покрышки, мусор, велосипеды, застеклить его, чтобы было дополнительное место. Вся эта история с коронавирусом – это хорошая возможность научиться ценить свой город, по-другому на него посмотреть, наконец, обратить внимание на то, что мы все можем оказаться в той ситуации, когда ты не убежишь туда, где лучше, а будешь вынужден пользоваться теми сервисами, которые находятся вокруг тебя. И начинать нужно со своего дома, со своего подъезда, со своего балкона. Это все, конечно, должно находиться в другом состоянии.

Сергей Медведев: К нашему разговору присоединяется Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии МГУ.

Что будет происходить с экономикой города, что сейчас происходит с ней, с этим огромным слоем экономической жизни, в том числе и серой? Как по ней ударит вирус и нынешний локдаун?

Наталья Зубаревич: Уже очень сильно ударил, потому что самая тяжелая ситуация как раз в секторе рыночных услуг. Рыночные услуги концентрируются в крупных городах, где на них есть платежеспособный спрос. Длительный карантин лишил работы очень многих людей, они отправлены в неоплачиваемые отпуска или сидят на каком-то голом тарифе. По их семьям, по их доходам это ударило очень сильно.

Но это еще не конец. Выход, который начался, не будет быстрым. Далеко не все это переживут, разорение, особенно в среде малого и среднего бизнеса, будет обильным. Но как думает наше правительство: ну, одни помрут, придут другие (такой социальный дарвинизм). Но другие придут уже с худшими компетенциями, с меньшими навыками.

Конечно, для крупных городов это большая проблема. Если посмотреть виды деятельности, которые под риском, то мы их прекрасно знаем: это непродовольственная торговля, туризм, гостиницы, операции с недвижимостью, отели, рестораны, кафе. Если собрать всех людей, которые заняты в этих сферах, то вы получите от 10 до 15 миллионов человек. Большая их часть – это крупногородские работники. Поэтому ситуация очень тяжелая, зона риска огромная, а помощь минимальная. Это вам не металлургический завод. Государство не очень видит малый бизнес, поэтому будет сложно, и мы пока не знаем насколько.

Понятно, бюджетникам как платили зарплату, так и платят, работникам госпредприятий тоже. НДФЛ посыпался: в целом по стране на 18%, а в Москве где-то на 15–16%. Это такая гигантская недополученная заработная плата, с которой не был заплачен налог на доходы физических лиц. Именно этот кризис бьет сильнее всего по крупным и крупнейшим городам, по агломерациям с развитым сектором услуг.

Сергей Медведев: А внутри самого города произойдет какое-нибудь пространственное, географическое перераспределение? Сервисы переедут в районы, будет ретейл районного уровня?

Наталья Зубаревич: Походите пешком: ретейл везде. Более того, стрит-ретейл сейчас начинает уходить с топовых мест, зато все пространства кварталов забиты стрит-ретейлом: это и сервисы, и небольшая торговля. Если посмотреть аналитику по крупным торговым центрам, гипермаркетам, то там просадка началась до всякого коронавируса. В прошлом году у них уже были, мягко говоря, не сильно прибыльные ситуации, потому что народ стал больше покупать в магазинах у дома, их сеть резко выросла. И это не только что-то для богатых, типа "Азбуки вкуса": это и "Вкусвилл", который сейчас на каждом углу, и "Магнолия", и далее по списку. Местный стрит-ретейл уже был до всякого коронавируса, а сейчас, конечно, усилился.

Сергей Медведев: Учитывая те тенденции кризиса, о которых вы говорите, можно ли ожидать исхода населения из крупных городов? Собственно, исторически это происходило во все пандемии. Все эти старые римские виллы: когда были масштабные эпидемии чумы, люди уходили из больших городов, и развивалась жизнь на виллах. Сейчас мы видим огромный спрос на загородную недвижимость. Можно ли ожидать такого изменения региональной географии, будет развиваться субурбия, и, наоборот, будут загибаться центры и большие города?

Наталья Зубаревич: Спрос на загородную недвижимость по прошлому лету был никакой, продать ее было почти невозможно, очень много проблем. В этом году на аренду – да, повысился спрос, потому что вы не можете уехать ни за границу, никуда. Это временное решение. Удаленка немножко сподвигнет тех, у кого есть хотя бы всесезонный дом, скромненько, за сотню тысяч рублей провести выделенную линию со стабильным широкополосным интернетом.

Не стоит преувеличивать. Это пауза. Более того, по всей стране идет снижение ввода жилья: за январь-апрель минус десять с лишним процентов, а рост сохраняется в Москве, в основном на новых территориях, и в Санкт-Петербурге. Девелоперы продолжают вводить, понимая, что спрос будет. Как только "коронная" пауза пройдет, люди опять потянутся сюда, потому что здесь можно зарабатывать. И пока это так, миграции будут идти в сторону крупнейших агломераций. А уж как селятся внутри, это отдельный разговор.

Сергей Медведев: Алексей, предвидите ли вы какие-то тренды дезурбанизации или вы согласны с Натальей Васильевной, что это действительно постановка на паузу и будущее за мега- и гигаполисами, может быть, с некими новыми санитарными нормами?

Алексей Новиков: Абсолютно согласен с Натальей Васильевной. Это, бесспорно, пауза, никакой субурбанизации эпидемия не произведет. Она может произвести какой-то очень краткосрочный тренд, как сейчас в Нью-Йорке полтора миллиона человек выехали за пределы города. Он устроен так же, как Москва, там есть распределенный дом: у многих есть либо участок, либо дача. Но главное, что эти полтора миллиона человек временно выехали, и большинство компаний платит им за это, потому что работа из дома подразумевает, что фактически человек использует часть своего пространства, за которое он платит. Поэтому, скорее всего, нет: все равно произойдет концентрация людей в крупных мегаполисах. А та микрогеография, которая внутри, это будет действительно важно, она будет меняться.

Сергей Медведев: Пока зафиксируем этот момент: видимо, слухи о смерти городов оказались несколько преувеличенными, городская жизнь просто поставлена на паузу. Будем надеяться, что с появлением вакцины города снова вернутся к своей прежней жизни, к своему прежнему великолепию.