Кемеровский выпуск подкаста "Вавилон Москва" из цикла "Далеко от Москвы".
Борису Гребенщикову удалось создать универсальный миф о сибирском характере конца девяностых в песне "Человек из Кемерово". В мае 2002 года я еду на фестиваль в столицу Кузбасса, которая воплощала для всей страны шахтерский миф и советский индустриальный шик. Оказалось, что это университетский город авангардной музыки и поэзии, видеоперформанса и диджеинга. И город театра "Ложа".
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Человек из Кемерово. Далеко от Москвы. Подкаст эпохи перемен
Вилли Мельников, литератор, Москва:
Панорама Кемерово
Город в лучшем смысле этого слова сталкерский, по какой-то особой тяжеловесной брутальности, пользуясь словами моего друга, обидно погибшего в прошлом году, одного из организаторов фестиваля "Угол аттаки", поэта Игоря Давлетшина. Он говорил очень живописно: брутальный город. Всякие там Шеффилды просто отдыхают рядом с нашим Кемерово. Здесь сталинский, солидный стиль в каких-то отношениях напоминает идею идеального города Ле Корбюзье, но в то же время все это приправлено таким знаковым декором, от фриза до фундамента, что когда я попал сюда впервые, то понял, что нигде до сих пор не видел столь изощренной сталинской архитектуры. И вдруг обрыв, как будто лежала перед тобой книга, ее кто-то взял и, чтобы умерить свою накопившуюся энергию, разодрал на две части. Одна часть осталась лежать раскрытая – сам город Кемерово, а другая превратилась, проросла в тайгу, причем переплетом этих двух частей служит русло реки Томь.
Елена Фанайлова: Ранним утром самолет снижается над столицей Кузбасса – городом Кемерово. Сначала самолет поворачивает на восток, где уже совсем светло и по идее должен находиться рай. Потом – на запад, где собрались страшные тучи и дымят две огромные трубы, а город в той стороне мигает какими-то дрянными огоньками подземного мира. В аэропорту встречают гостей устроители фестиваля современной культуры “Угол аттаки”, историки, преподаватели Кемеровского университета Ольга и Вадим Горяевы.
Вадим Горяев, историк:
Трубы Кемерово
Ты летела и видела эти две трубы. Это не самые страшные трубы в Кемерово, они просто так выглядят. Одна труба ТЭЦ, а вторая труба сжигает технологические отходы газа, который эта ТЭЦ использует. Самое страшное – производства на "Азоте", "Химпроме", "Прогрессе". Была уже не одна и не две экологических катастрофы, в том числе на "Прогрессе" навернулась цистерна с хлором, и 36 тонн хлора поползло на город. Это еще было в 80-х годах, была объявлена общая эвакуация города. А заводы химической промышленности отравляют и воду, и воздух. Люди, которые приезжают в Кемерово откуда-то из более благополучных регионов, прежде всего теряют зубы. Все это связано с водой, которая, несмотря на то, что проходит очистку, все равно наполнена такой таблицей Менделеева, что мало не покажется. Тем не менее связано с этим кризисом общее улучшение экологического фона. В Томи появился хариус, а хариус живет только в чистой воде. Не знаю, надолго ли, но пока есть.
Елена Фанайлова: Мы в парке рядом с корпусами Кемеровского университета, где, собственно, и проходит фестиваль. Здание эпохи советских 70-х, того же времени садово-парковая скульптура. До набережной реки Томь рукой подать.
Вадим Горяев, историк:
Архив Вадима Горяева
Мы с Игорем Давлетшиным договорились, что у нас будет какая-то неточность в написании, и это продолжается с первого симпозиума, где через "Y" было написано "Сибирская культура" в 2000 году. Это "Угол аттаки". К тому же фильм “Гаттака” очень нравится. Название не говорит о том, что все коллективы и исполнители, видео, которое здесь показывается, будут что-то делать, связанное с углом атаки, кого-то атаковать или ставить паруса. А просто оно обозначает ту ситуацию, в которой в данный момент мы живем, пребываем, находимся вот здесь, в городе Кемерово.
Михаил Фаустов, основатель журнала "Мания": Кемеровская мания (ну, я очень скромный парень) – это я. Кемеровская фобия – это тоже я. Когда у меня эта дурацкая идея возникла, с журналом... есть человек, он там тоже тусуется, я подошел к нему, он один из местных медиамагнатов, он посмотрел на меня умными глазами: "Получится – тебе можно памятник будет поставить рядом с Лениным. А не получится – ну, молодец". Кемеровские люди все сумасшедшие. Мне кажется, только в Кемерово можно в храме науки пить водку и под запрещенную музыку танцевать запрещенные танцы. Это город, который я изначально ненавижу, в котором живу, но пытаюсь себе придумать праздник.
Поверни голову назад. Я в свое время, лет, наверное, восемь назад, хотел из этого здания сделать клуб: на первом этаже – дансинг, на втором этаже – кинотеатр. Нашел даже инвестора. Семиэтажное здание, площадь этажа, я думаю, метров под 500. Вот где написаны слова "Вход запрещен", ходил дизайнер и говорил: "А вот здесь вот вентилятор поставить, чтобы вот так..." А потом выяснилось, что это здание просто никому не принадлежит, а оно принадлежит Министерству науки и высшей школы, поэтому никто его достроить не может лет пятнадцать.
Кемерово, Томь
Сергей Самойленко, литератор, журналист: Культура у нас очень кондовая и консервативная. Я, например, давно предлагал поставить в Кемерово памятник молодому коногону, тому самому, с пробитой головой. Это единственная настоящая фольклорная песня про шахтеров без упоминания Донбасса. В любой день выйди, когда день народного гуляния, какого-нибудь праздника для шахтеров, 1 мая, эту песню будут петь непременно. Но у нас поставить такой памятник бесполезно даже и пытаться, официальная культура застегнута на все пуговицы.
Кемерово, советский барельеф
Шахтеры долго считали себя избранной кастой. Когда шахты стали убыточными, нерентабельными, когда они стали закрываться, с этого и начались рельсовые войны и стук касками, поскольку пережить это было невозможно: как это, они были наверху социальной пирамиды – и вдруг оказаться никому не нужными и выброшенными из жизни. Это были люди в самом расцвете сил, которые не понимали, почему они стали не нужны государству, которые не могли уже приспособиться ни к чему. Я знаю людей в Кемерово, которые бросались в коммерцию, разорялись, их ставили на счетчик, убивали, они уезжали, спивались. Сейчас этого мифа уже нет, этих людей нет. И даже если они живы, их никто уже не воспринимает как шахтеров – лучшую часть населения. Шахтер в прошлом – может дома за бутылкой вспомнить, как ему вручали Ордена Ленина, и Золотые звезды вешали на грудь. Я застал это еще тогда, когда начинал работать на шахте, под землю спускался с отцом. Ну, вот как бы увидели бардак в начале 80-х, всю эту бесхозяйственность. Этому было, конечно, далеко до нынешней разрухи, когда за кабелем спускаются, их постоянно убивает то током, то они травятся метаном. Но и тогда уже было видно, что это как-то все дышит на ладан. Все эти аварии, все тогда начиналось, всегда что-то взрывалось, всегда что-то рушилось, кого-то заваливало. И отец, когда работал горным мастером, начальником участка, всегда ходил под судом.
Яна Глембоцкая, историк, менеджер культуры:
Соцгород, Кемерово
Соцгород – это район, который примыкает к вокзалу. По моим наблюдениям, во многих городах есть район, который называется Соцгород. Это первое, что вырастало вокруг градообразующих предприятий. И Соцгород долгое время был районом криминальным, непрестижным, жилье там было дешевым. Но потом народ сообразил, что это все-таки почти центр, и квартиры это большие. Все друзья перебрались туда потихоньку из хрущевок, потому что в спальных районах как-то совсем уж скучно жить. А в Соцгороде гулять можно, там деревья старые встречаются, дворы закрытые. В Соцгороде еще довоенные постройки есть, двухэтажные дома с квартирами в двух уровнях. В каждую квартиру отдельный вход, к каждой квартире пригорожен небольшой садик. Вот это делали голландцы, инженеры, которые с большим энтузиазмом приехали сюда строить промышленность после революции. Даже есть где-то в Кировском районе улица Рутгерса – это как раз тот самый голландец, который приезжал сюда, у него были идеи какие-то, как здесь поднимать угольную и химическую промышленность. Они здесь и сгинули потом, уже в 30-е.
Елена Фанайлова: Один из лучших спектаклей знаменитого кемеровского театра "Ложа" называется "Угольный бассейн" и посвящается шахтерам. Создавали его коллективно, а источником вдохновения были рассказы родителей и личный опыт.
Евгений Сытый, актёр:
Театр "Ложа"
Шахтеры, они привыкают. Они уже не замечают, где опасно, где страшно. Я же учился на шахтера, и мне надо было отработать 6 месяцев. У меня отец шахтер, я сам из шахтерского маленького городка. Меня, конечно, поражало, что они так работают, я сам получил травму в шахте. Ну, просто я выбрал занятие театром и после окончания института решил дальше заниматься театром, на что отец со мной не разговаривал три года. А потом, когда началась перестройка, когда начали шахты взрываться, гласность пошла, и когда у нас на Первомайской шахте погибло 111, что ли, человек, после этого взрыва он сам из шахты ушел, и брат у меня ушел из шахты. Отец – человек из средней семьи. Он всю жизнь посвятил тому, чтобы я учился, покупал мне книги, чтобы я читал их, вырос и стал человеком. А у шахтеров, которые живут в маленьких городках, что такое человек? Это тот, кто имеет все: квартиру, машину, деньги. Он просто хотел, чтобы я был не рядовым шахтером. А тут я заканчиваю институт, прихожу, показываю диплом и говорю: "Я не хочу быть шахтером, я ухожу в театр". А его спрашиваю мужики: "Где твой сын-то? Закончил, не закончил?" – "Закончил". – "Ну и что, где? Не на шахте?" – "Нет, не на шахте". – "А где?" – "Ну, в городе". – "А значит, каким-то бизнесом занялся". – "Да нет, не бизнесом". – "А что делает-то вообще?" – "Да, клоун (...)".
Подписывайтесь на подкаст "Вавилон Москва":
в Spotify
Архив Вадима Горяева