В конце 1920 года в России, на территории, контролировавшейся большевиками, начался масштабный голод в регионах, которые всегда считались "всероссийскими житницами". Владимир Ленин обратился за помощью к Западу. Среди откликнувшихся была не только знаменитая Американская администрация помощи (ARA), но и несравненно меньшая по масштабу миссия квакеров. Вполне частная, негосударственная миссия спасла от голода сотни тысяч жителей Оренбургской и Самарской губерний.
Спустя 100 лет об этой невероятной истории поведал русский квакер, многолетний глава представительства международной правозащитной организации Amnesty International в России Сергей Никитин в книге "Как квакеры спасали Россию", выпущенной издательством "Новое литературное обозрение". Что мотивировало квакеров, как они сумели найти общий язык с Кремлём, как собрали помощь и не дали её расхитить? Об этом Сергей Никитин рассказал в интервью Радио Свобода:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– О квакерах рассказывает история христианства: они вовсе не "трясуны", как считается в России, а люди, которые тихо-мирно собираются и ждут, когда Дух Божий кому-то даст некоторое слово, вдохновение, совет. В России в 1921–1922 годах действовала не только квакерская помощь голодающим, но еще и американская, которая, насколько я понимаю, по масштабам была намного крупнее. Что вдохновило квакеров? Это действительно был такой голос Божий во время какого-то из собраний или какие-то менее религиозные соображения?
– Надо немножко отмотать назад во временной шкале, потому что квакеры впервые приехали с помощью не в 1921 году. Они были в России с двумя миссиями, если мы говорим о ХХ веке. Первая миссия была с 1916 по 1919 год. Тогда они работали (в общей сложности 40 человек, квакеры из Англии и США) в городе Бузулук Самарской губернии. Они помогали беженцам времён Первой мировой войны, которые покинули свои дома в нынешних Польше, Беларуси и оказались в Поволжье. Они их обеспечивали работой, здравоохранением, врачами, приезжали английские врачи. Также открывали приюты для детей, которые потеряли родителей.
Квакерам как-то очень близко к сердцу легла та простая народная жизнь, с которой они столкнулись в Бузулуке. И они очень хотели вернуться обратно. Покинули квакеры Россию в 1919 году не потому, что им надоело, а потому, что они оказались буквально в огне Гражданской войны. Практически сразу после отъезда они стали обращаться уже к советским властям с просьбой разрешить обратный въезд. Ими руководило сострадание и забота о тех невинных, которые недоедают и болеют – речь идет о детях.
Британские и американские квакеры просили, чтобы советские власти впустили в страну какое-то количество квакеров для того, чтобы обеспечивать гуманитарной помощью, детским питанием ребятишек в Москве. И это удалось. Первый квакер, который приехал во второй миссии ровно 100 лет назад, летом 1920 года, Артур Уоттс, англичанин. Он распределял гуманитарные грузы, поступавшие по железной дороге, а до этого морем, по детским учреждениям Наркомздрава и Наркомобразования.
В 1921 году начался голод. Большевики открыли двери всем, кто мог помочь. Среди тех, кто приехал помогать в 1921 году, были и квакеры, и представители многих других религиозных и нерелигиозных организаций. Представители двух десятков организаций работали в России, спасая наших соотечественников от голодной смерти.
– Двери, может быть, были открыты всем, но это как двери в магазин "Березка" – были открыты всем, у кого были специальные чеки? А вот Русской православной церкви, которая хотела помочь голодающим сама, добровольно, без понукания, в этом было отказано. Патриарха Тихона арестовали. Началась антицерковная кампания под вымышленным предлогом: церковники якобы отказываются сдавать ценности на продажу и покупку хлеба голодающим. Знали ли квакеры, что они, в сущности, оказываются заложниками ситуации?
"Доверяй, но проверяй" – квакеры всегда придерживались этого принципа
– Квакерам было известно о том, что церковь подвергается гонениям. Читая многочисленные документы, я выяснил: те, кто работали в России тогда, писали и в Лондон, и в Филадельфию о том, что церковь действительно подвергается гонениям. О том, что изымали церковные ценности, тоже было известно. Но я думаю, что квакеры не могли встать в позу и сказать: "Знаете, мы прекращаем кормить ваших крестьян, детишек, стариков и женщин, потому что вы очень нехорошо относитесь к Русской православной церкви".
Это действительно была большая трагедия. Мы прекрасно знаем, что советские власти на каком-то этапе в том же 1921 году обратились даже к сектантам: "Возвращайтесь назад, мы вам всем даем свободу вероисповедания, какую хотите". Это типичный образец того, когда враги моих врагов являются моими друзьями. Не секрет, что РПЦ была одним из объектов атак со стороны большевиков. Дальнейшая российская история (выхода всяких газет типа "Безбожник") тому подтверждение.
Квакеры знали об этом, да, но мне неизвестно о том, чтобы они общались с православными священнослужителями. Вполне возможно, что в Бузулуке, в Сорочинском или в Тоцком у них были такие контакты. Я даже находил в архивах фотографии: есть замечательная фотография попа в роскошной рясе в Сорочинском, сделанная квакерами. Но в основном квакеры общались с людьми, которые были более близки к ним по вере. Речь идет о толстовцах и других сектах, которые были пацифистами и сторонниками ненасилия.
– За последние 100 лет слова "сектанты" и "секта" приобрели в русском языке значение, как говорят специалисты, пейоративное, а попросту говоря – оскорбительное. Когда Владимир Бонч-Бруевич (я так понимаю, он автор этого воззвания) писал "Сектанты, придите!", он вряд ли хотел их оскорбить. Они не оскорблялись, но теперь это звучит не очень…
– Да, это действительно так. Коннотация у этого слова в современном русском языке отрицательная. Но сто лет назад она была другой, нейтральной.
– В вашей книге есть одна иллюстрация: карикатура в английском журнале, на которой изображен Ленин, обращающийся по-английски с призывом "У нас отчаянный голод. Мы несем свет социализма пролетариям". Ленину отвечает Европа: "Мы поможем, но не потому что вы совершили революцию, не потому что у вас руки в крови, а потому что мы человеколюбивы". Какой сегмент западного общества представляли квакеры – пролетариев, средний класс, элиту?
– Сегодня, на мой взгляд, квакеры – в значительной степени middle class, представители интеллигенции, социальные работники, учителя. Читая списки тех, кто работал в России (а я собрал список всех участников, всех сотрудников квакерских миссий), я обратил внимание на то, что среди сотрудников обеих миссий были не только квакеры. Они брали на работу и специалистов, скажем, медиков. В частности, английский врач Мелвилл Маккензи, который спас Бузулукский уезд от напастей типа тифа и холеры, не был квакером. Исходя из того, что я смог найти в архивах, можно сделать вывод: это были представители интеллигенции. Иногда здесь имелся отрицательный момент: люди стремились приехать по зову сердца, но от них требовались практические знания и умения.
– Может быть, было бы лучше, если бы квакеры отдали деньги большевикам или советским властям, не обременяя Россию своим присутствием?
Прямо-таки хором говорилось о том, что "большевики нас практически чуть не удушили своими продразверстками, а спасли нас (у них это так называлось) американцы"
– Такие предложения выдвигали отдельные представители кремлевской администрации. Но, нет, это было совершенно исключено. Деньги же собирались, а важная составляющая часть благотворительной работы – отчетность. Люди, которые в Англии и в США давали свой трудовой фунт или доллар на то, чтобы помочь простым людям в России, желали знать, как эти деньги будут израсходованы. Они желали быть уверенными в том, что ничего не украдено. Именно по этой причине квакерская отчетность была очень тщательной и детальной. Я читал многочисленные документы, в которых буквально до последнего килограмма расписывали: кто, куда, какие продукты были поставлены. Не настолько уж идеальными были взаимоотношения квакеров с местными властями. Случаи воровства случались, и это тоже описано как в документах, так и в литературе. Лично занимаясь распределением, квакеры, тем не менее, сталкивались с проблемами. "Доверяй, но проверяй" – они всегда придерживались этого принципа.
– А известен ли общий объем пожертвований и от кого они исходили? Действительно, по фунту и доллару или по тысячам, по десяткам тысяч? Большинство жертвователей – это низы или верхи?
– Там был самый широкий диапазон жертвователей. Отдельно шла работа по сбору средств, то, что называется сейчас фандрайзингом. В Британии те, кто уже отработали несколько месяцев в Бузулуке и вернулись, выступали в квакерских собраниях с рассказом о том, как в России обстоят дела. Обычно такие рассказы имели эффект, собирались деньги по квакерским собраниям. Кроме того, печатались как в общей прессе, так и в квакерских изданиях призывы жертвовать.
Благотворительность в Британии ведь не вчера родилась, это широко распространенное здесь явление: люди жертвуют. Я вижу своими глазами, как люди жертвуют на самые различные цели, и всегда речь идет о том, что отчетность должна быть совершенно прозрачной. Я допускаю, что какие-то финансисты также сдавали деньги на работу квакерских миссий. Причем иногда пожертвования поступали не в виде денег, а в виде натурального продукта, что называется. Допустим, какие-то промышленники могли обеспечить каким-то объемом муки, или бобовых, или носильных вещей, или медикаментов. Вот у меня перед глазами документ, в котором написано, что медикаментов на сумму 10 тысяч фунтов (тогдашние 10 тысяч фунтов это очень большие деньги в пересчете на сегодняшние цены), поставил Royal Army Medical Corps. Это военные, которые отдавали через квакеров лекарства, которые, видимо, им не пригодились во время войны.
Пик помощи пришелся на голод 1921–1922 годов. Есть хорошая книга манчестерского историка Люка Келли о британской благотворительности в России, в которой приводятся цифры, свидетельствующие: после окончания голода квакеры столкнулись с падением объёмов пожертвований. А мы знаем, что они оставались в России до 1931 года, то есть последние 5–6 лет средств у них особых не было.
– Вы работали только с западными архивами, документами, исследованиями или что-то удавалось изучать и в России?
– Конечно, я работал и в российских архивах, собственно, с них и начал. Первый раз я занялся исследованием этой темы в Бузулуке, если не ошибаюсь, в 1994 году, и тогда же я заехал в Самару. В Бузулуке я обнаружил совершенно уникальные материалы, отчёты, о которых по какой-то причине западным историкам не было известно. Статистика, которую я нашел в бузулукском архиве, показывает, что квакеры кормили практически 100 процентов населения, мы можем говорить приблизительно о 400 тысячах или полумиллионе наших сограждан, спасённых от голода.
– Вы встречали в ту пору кого-нибудь из современников квакерской эпопеи?
– Да. К счастью, в 1990-е ещё были живы люди, которые были спасены детьми. Я в Бузулуке вообще никого не знал, просто шёл на рынок, и если видел пожилого человека, солидного возраста, я подходил к этой бабушке или к этому дедушке и спрашивал: "А вы здесь жили во времена голода? Вы помните голод?" У них глаза загорались, и они говорили: "Да, конечно!" Прямо-таки хором говорили о том, что "большевики нас практически чуть не удушили своими продразверстками, а спасли нас (у них это так называлось) американцы". Интересно, что для населения что американцы, что англичане – для них всё едино: американцы. Так вот, они говорили: "Нас иностранцы спасли. Они нас кормили". Вот эти воспоминания, цитаты, которые я записал тогда в свой блокнот, я включил свою книгу.
Кроме того, у меня состоялась совершенно уникальная встреча со 100-летней Ребеккой Тимбаскларк в Америке. Она была в доме престарелых, была слепой, плохо слышала, но ей сказали, что едет русский, который занимается квакерами. Она работала с квакерами в миссии в селе Тоцкое Бузулукского уезда в 1922–1923 годах. Я просто был восхищен возможностью встретиться с человеком, который спасал моих соотечественников много лет назад. Уже на прощание я спросил, помнит ли она хоть какое-нибудь слово по-русски? Она сказала: "Yes! Теплушка!"
– В вашей книге есть как минимум один замечательный неологизм – "чекаобслуживание", он упоминается в документе, насколько я понимаю, исходящем лично от Феликса Дзержинского. Квакеры находились, видимо, под плотным наблюдением? Их "чекаобслуживали"?
– Их "чекаобслуживали" ещё даже до въезда в Россию. Вот тот же доктор Маккензи, о котором я упоминал. У меня есть его неизданная книга (его сын прислал мне рукопись), где он описывает свою работу в России. Так вот Мелвилл Маккензи был врачом учреждения, которое сейчас называется санэпидемстанция, в порту Ливерпуля. Когда он прочитал объявление квакеров о том, что требуются квалифицированные врачи для борьбы с тифом и холерой, то как специалист в этой области оставил свою замечательную работу и решил отправиться в Бузулук.
Несколько месяцев Маккензи провел в ожидании визы. Понятно, что дипломатических взаимоотношений между Советской Россией и Англией не было. Но, казалось бы, в лихую годину, когда голод свирепствует, когда есть люди, которые хотят помочь, отчего не пускать их в страну сразу?! Тем не менее, Маккензи очень долго проверяли. Потом он сказал, что эти самые "чекаобслуживатели" вышли на какого-то другого, тогда ведь компьютеров не было. Вот они узнали, что есть некий Маккензи, который каким-то образом связан с контрреволюционерами. Долго выяснялось – тот ли это Маккензи или это просто однофамилец. А когда выяснили, что однофамилец, ему дали зеленый свет, и он приехал.
Вторая история того же Маккензи. Он прекрасно осознавал, что любая переписка, даже на английском, даже частная (он писал своим матери и брату), просматривается. И вот он выехал из советской России в Финляндию, поскольку отвозил в Гельсингфорс заболевшего руководителя квакерской миссии Артура Уоттса. И вот из Гельсингфорса он написал довольно длинное письмо своей матушке, которое начиналось со слов "Ну, теперь-то я могу написать вам то, что было на самом деле". Дальше он рассказывает, как обстоят дела в советской России, и там есть, конечно, сильная критика. Маккензи пишет: "Это письмо я не буду подписывать. Всем известно, что чекисты свободно скачут по полям и весям Великобритании. Я совершенно не хочу, чтобы каким-то образом это письмо попало в руки "чекаобслуживателей". Вряд ли это паранойя. Я думаю, скорее это серьезное понимание того, как обстояли дела, насколько это широко практиковалось.
– Мне приходилось читать в историографической литературе, ведомственной, из недр правого крыла русского православия, что большевики хотели уничтожить православную церковь. И именно поэтому они, видимо, вдохновлялись баптистами и другими сектантами, часто действовали по указке сектантов, в том числе зарубежных, чтобы "сгнобить" православие. Как вы бы оценили такую версию? Почему квакеры и после окончания голода оставались в России?
– Да, действительно, на том этапе (речь идет о начале 1920-х годов) советская власть заигрывала с сектантами, и, как вы правильно сказали, Бонч-Бруевич был одним из главных лидеров в этом деле заигрывания. Однако мы помним, что Емельян Ярославский и вся его шатия довольно активно взялись за то, чтобы атаковать РПЦ: все эти газеты-журналы "Безбожник", "Безбожник у станка"… Но если вчитаться во все эти издания, то видишь: критике подвергается не только РПЦ, все верующие подвергались критике. Я наткнулся на антирелигиозный "Справочник красноармейца" издания 1930 года, когда квакеры ещё работали в России. Там костерят всех сектантов, особое внимание уделяется пацифистским сектам. Подчеркивается, что пацифистские секты – естественно, агенты Запада, потому что они хотят разложить Красную армию и подорвать обороноспособность нашей страны.
Получается, 100 лет назад – хлеб, а теперь права человека как хлеб
Атака шла на православие в значительной степени, на другие религиозные деноминации в меньшей степени, но тоже по нарастающей. Квакеры это прекрасно знали, и в их письмах, в их отчётах это прослеживается. Однако среди квакеров – как, впрочем, и вообще среди иностранцев – был какой-то определённый процент людей, которым всё происходившее в России представлялось в розовом свете, они были очарованы большевистскими идеями, закрывали глаза на негативные вещи, которых было очень много, всячески выпячивали позитивные перемены, которые случились в стране после Октябрьского переворота. Среди квакеров были люди разных политических взглядов, с разным политическим видением и пониманием. Известно, что из сотрудников квакерской миссии человек шесть, по-моему, осталось в Советском Союзе.
– А их дальнейшая судьба известна?
– Я практически о каждом написал. Один человек умер вроде бы своей смертью, один человек был расстрелян, его обвинили в троцкизме. Он единственный из всей квакерской когорты, который был расстрелян, Уильям Уилдон. Он сам не был квакером, он был пацифистом. Он женился на русской девушке из Бузулука Зинаиде Ивановой, работал переводчиком. В 1937 году его арестовали и довольно быстро расстреляли. Британским властям, кстати, сообщили об этом только в 1992 году.
Маргарет Барбер, медсестра, вышла замуж за русского, и следы её затерялись. Я не могу найти никаких следов, никаких документов, но вроде бы с ней самой ничего не случилось. А вот ее сын от русского мужа участвовал во Второй мировой войне, служил в Красной армии и погиб под Сталинградом. Она долгое время работала в каких-то черноморских здравницах. Был еще один человек, Артур Уоттс, который остался в Советском Союзе и жил под Москвой, в Новомосковске. Он умер своей смертью.
– В начале 1990-х годов, когда в Россию пошел мощный поток гуманитарной, в том числе продовольственной помощи из стран Запада (прежде всего из США, но и не только), квакеры тоже участвовали?
– Мне неизвестно о том, чтобы они оказывали какую-то материальную помощь. Однако я знаком с Питером Джарменом и Роситой Джармен, они были представителями Религиозного общества друзей в Москве с 1991 года как корреспонденты квакерского еженедельника The Friend, "Друг". Об этом я тоже пишу в своей книге: это не материальная помощь, а, наверное, духовная помощь, потому что они общались со многими людьми, которых интересовала суть квакерской веры.
– Вы много лет работали представителем Amnesty International в России, а сейчас, насколько мне известно, ведете вместе с англичанином Саймоном Кросгроу подкаст Simon and Sergey, посвященный правозащите в России. Причем в основном ваши собеседники – русские верующие, христиане, протестанты. Это часть вашей квакерской идентичности? Получается, 100 лет назад – хлеб, а теперь права человека как хлеб?
– Да, наверное, это часть моей идентичности. Я был главой представительства Amnesty International в России 14 лет, и после того как вышел на пенсию, стал активистом этой организации. Что касается подкаста – и это верно: каждую неделю мы общаемся с российскими правозащитниками. Права человека – это тот идеал, в который верит и Саймон, в который верю и я. И мы стараемся сделать то, что можем сделать для того, чтобы ситуация с правами человека не ухудшалась, чтобы мы могли каким-то образом поддерживать правозащитников в Российской Федерации.
Острая нехватка продовольствия в советской России в 1921-1922 годах известна в отечественной историографии как "голод в Поволжье", поскольку районы Южного Урала и Поволжья пострадали в наибольшей степени. Согласно некоторым данным, голод охватил 35 губерний с общим населением в 90 миллионов человек, из которых голодало не менее 40 миллионов. Число жертв голода составило около 5 миллионов человек. В ходе борьбы с голодом советское правительство, действия которого по противодействию несчастью большинство исследователей считает малоэффективными, впервые приняло помощь от капиталистических стран.