"По сути мы потерпели поражение, не начав войны, и теперь последствия этого поражения будут долго давать о себе знать... Всё былое равновесие сил в Европе оказалось непоправимо нарушено... Впрочем, не думайте, что это конец. Это лишь начальная точка отсчёта. Это первый шаг, первый глоток, первое ощущение горечи во рту от напитка в чаше, испить из которой нам придётся сполна, если только неимоверным усилием воли нам не удастся восстановить нравственное здоровье и боевой дух британского народа, чтобы вновь возродиться и встать на защиту своей свободы".
Так 5 октября 1938 года завершил свою речь в Палате общин британского парламента Уинстон Черчилль. На тот момент он был не более чем политиком с богатой, неоднозначной и оставшейся в прошлом карьерой. Черчилль считался возмутителем спокойствия, диссидентом в рядах правящей Консервативной партии: он годами призывал ее руководство во главе с премьер-министром Невиллом Чемберленом изменить внешнеполитический курс и не стремиться любой ценой добиться мира с нацистской Германией.
Сильное, мрачное и язвительное выступление Черчилля было развернутым критическим комментарием к соглашению, которое несколькими днями ранее, в ночь с 29 на 30 сентября, Чемберлен подписал в Мюнхене с Гитлером, Муссолини и французским премьером Даладье. Лидеры двух демократий и двух диктатур договорились отторгнуть от Чехословакии – чьи представители в конференции не участвовали, их лишь известили о ее итогах, – приграничные области, населенные преимущественно этническими немцами.
Европейской войны, которой грозил длившийся с весны чехословацкий кризис, удалось избежать. По возвращении в Лондон Невилл Чемберлен горделиво заявил, что привез британскому народу "мир для нашего времени" (peace in our time).
Историческая судьба Мюнхенского соглашения – или "сговора", как его называют любители более эмоциональных определений, – парадоксальна. С одной стороны, абсолютное большинство историков разных стран давно и однозначно оценивает Мюнхен примерно так же, как Черчилль в той своей речи по горячим следам: как страшное и позорное дипломатическое поражение Великобритании и Франции, которые, стремясь сохранить мир, пошли на поводу у нацистов и в итоге все равно получили войну – спустя всего лишь 11 месяцев, когда Германия напала на Польшу.
Чехословацкий кризис: путь нацистов и демократов к Мюнхену
1938
20 февраля – выступая в Рейхстаге, Гитлер заявил, что намерен "освободить 10 миллионов немцев", живущих за пределами Германии, – в том числе более трех миллионов судетских немцев. Правительство Чехословацкой республики (ЧСР) назвало речь Гитлера вмешательством во внутренние дела их страны.
Вступление нацистских войск в Вену 15 марта 1938 года
11 – 13 марта – присоединение (аншлюс) Австрии к Германии. Граница Германии и Чехословакии тем самым удлинилась с 1539 до 2117 км.
17 марта – нарком иностранных дел СССР Максим Литвинов в специальном заявлении предупредил о возникшей угрозе Чехословакии и предложил ведущим державам обсудить "практические меры по обеспечению коллективной безопасности".
24 марта – Британский премьер Невилл Чемберлен заявил, что "жизненные интересы Великобритании" несовместимы с войной на континенте.
28 марта – встреча Гитлера в Берлине с лидерами пронацистской Судетонемецкой партии (СНП) Генлейном и Франком. СНП приказано предъявлять Праге заведомо неприемлемые требования.
24 апреля – на съезде СНП в Карлсбаде (Карловых Варах) Генлейн выдвинул 8 требований к чехословацкому правительству, реализация которых привела бы к фактической самостоятельности Судетской области – при сугубо формальном сохранении ее принадлежности ЧСР.
7 мая – послы Великобритании и Франции в Праге заявили министру иностранных дел ЧСР Камилу Крофте, что Лондон и Париж настаивают на достижении договоренности между Прагой и судетскими немцами.
20 мая – получив (неподтвержденные) сведения о концентрации немецких войск на границе, правительство ЧСР провело частичную мобилизацию, в приграничные районы были введены войска.
26 апреля, 26 июля, 19 августа, 5 сентября – четыре плана автономизации Судетской области, предложенные Прагой СНП. Каждый из них предполагал всё бóльшие уступки, 4-й план практически принимал "карлсбадские требования" Генлейна. Тем не менее, все эти планы были отвергнуты лидерами СНП.
Президент ЧСР Эдвард Бенеш (справа) на переговорах с Иосифом Сталиным в Москве, 1935 год
12–13 сентября – после выступления Гитлера в Нюрнберге с нападками на ЧСР отряды судетонемецкого ополчения устроили столкновения в приграничных районах, с обеих сторон были убитые и раненые. Генлейн бежал в Германию.
15–18 сентября – после встречи Чемберлена и Гитлера в Берхтесгадене Британия, а затем Франция согласились с тем, что ЧСР должна уступить Германии районы с более чем 50-процентной долей немецкого населения.
20–22 сентября – чехословацкое правительство вначале отвергло предложение Франции и Британии согласиться с требованиями Гитлера, но затем под угрозой, что западные союзники откажут ЧСР в военной помощи в случае нападения Германии, приняло ультиматум и ушло в отставку.
23 сентября – Гитлер на второй встрече с Чемберленом неожиданно ужесточил требования к Чехословакии. Новое правительство ЧСР отвергло их и объявило всеобщую мобилизацию. Тогда же СССР предупредил Польшу о недопустимости вмешательства в дела Чехословакии.
24–25 сентября – Франция объявила частичную мобилизацию и заявила, что в случае нападения со стороны Германии окажет Чехословакии помощь, как и было предусмотрено договором между двумя странами, заключенным в 1935 году. Но на франко-британских переговорах в Лондоне французская делегация заняла куда менее воинственную позицию.
27 сентября – речь Гитлера во Дворце спорта в Берлине, фактический ультиматум Чехословакии.
28 сентября – Британия объявила мобилизацию флота. Одновременно Лондон и Париж обратились к Муссолини с предложением стать посредником в решении чехословацкого кризиса.
Чемберлен (слева) и Гитлер в Мюнхене, 29 сентября 1938 года
29–30 сентября – Мюнхенская конференция лидеров Великобритании, Германии, Италии и Франции приняла большую часть немецких требований к Чехословакии. Представители ЧСР в самой конференции не участвовали.
30 сентября – польский ультиматум Чехословакии с требованием уступить Тешинскую область, населенную преимущественно поляками.
1–10 октября – немецкие и польские войска занимают пограничные районы, отторгнутые от ЧСР по решению Мюнхенской конференции.
В то же время Мюнхенское соглашение – излюбленный предмет исторических и псевдоисторических интерпретаций, нередко продиктованных текущей политической ситуацией. В Чехии и – в меньшей мере – Словакии, наверное, еще очень долго не прекратится дискуссия о том, стоило ли президенту Эдварду Бенешу принимать условия "мюнхенского диктата" или же нужно было оказать Германии сопротивление несмотря ни на что. Но это скорее локальные споры, к тому же заведомо бесплодные: "переиграть" осень 1938-го, чтобы понять, как развивались бы события при ином поведении Бенеша, невозможно.
Более любопытно использование Мюнхена в качестве орудия политики памяти современной Россией. Лично Владимир Путин, активно выступающий в последнее время в роли историка-любителя, затронул эту тему в опубликованной несколько месяцев назад статье "75 лет Великой Победы: общая ответственность перед историей и будущим". В ней очень большое внимание – даже непомерно большое, учитывая, что речь шла об относительно второстепенном последствии мюнхенских договоренностей, – уделено участию Польши в переделе границ Чехословакии.
Польские танки въезжают в Тешин, октябрь 1938 года
"Сегодня европейские политики, прежде всего польские руководители, хотели бы "замолчать" Мюнхен", – пишет Путин, хотя вообще-то в польской историографии в целом по отношению к тем событиям точки над "i" давно расставлены. Так, еще в 1980 году польско-американский историк, один из крупнейших специалистов по новейшей истории Центральной Европы Петр Вандыч отмечал, что "польский ультиматум Чехословакии был встречен [на Западе] с осуждением и сильно повредил репутации Польши". (Wandycz, Piotr S. The United States and Poland. Harvard University Press, 1980. P. 226). С другой стороны, польские историки обращают внимание на то, что аннексия Тешинской области была не следствием каких-то "особых" отношений Польши с Германией, а результатом общего подхода великих держав к вопросу об этнических меньшинствах в Чехословакии. С этим подходом, в частности, Франция согласилась еще за несколько месяцев до Мюнхена – о чем говорят архивные документы.
Среди них – телеграмма №58, отосланная послом Польши во Франции Юлиушем Лукасевичем министру иностранных дел Юзефу Беку, 11 июля 1938 года: "Б. (министр иностранных дел Франции Жорж Бонне. – Прим. РС) попросил меня сообщить Господину Министру следующее: французское правительство целиком разделяет позицию польского правительства в вопросе о польском меньшинстве в Чехословакии; на следующий день после разговора со мной Б. поручил своему послу в Праге объявить их правительству, что польское меньшинство должно получить те же самые права, которые будут признаны за судетскими немцами, и что это должно быть сделано одновременно". (Источник: Monachium 1938. Polskie dokumenty dyplomatyczne, Wybór i opr. Zbigniew Landau i Jerzy Tomaszewski, dokument nr 99. Warszawa, PWN, 1985)
Советское правительство колеблется относительно того, чтобы вступить в конфликт без западных держав
Неоднозначен и вопрос о позиции Москвы в чехословацком кризисе (Путин: "В те драматичные дни 1938 года только СССР вступился за Чехословакию"). Действительно, устами наркома Литвинова и посла в Праге Александровского СССР выражал готовность поддержать Чехословакию – но лишь в случае, если так же поступит Франция (это условие содержалось в советско-чехословацком договоре 1935 года). Кроме того, физически Красная армия не смогла бы попасть на территорию Чехословакии, будучи отделена от нее тогда Польшей и Румынией. Обе эти страны отказывались пропустить советские войска через свою территорию, что в случае с Польшей во многом объяснялось памятью о недавней польско-советской войне 1920 года.
Более того, сомнения относительно помощи СССР были и у чехословацких руководителей. Накануне Мюнхена, 28 сентября 1938 года, посол ЧСР в Москве Зденек Фирлингер сообщал президенту Бенешу и министру Крофте: "Советское правительство колебалось и колеблется относительно того, чтобы вступить в конфликт без западных держав – чего мы, собственно, никогда и не требовали. Есть серьезное опасение, что из чехословацкого вопроса может в случае односторонней интервенции Советов вырасти такая же проблема, как в Испании, со всеми страшными политическими последствиями для всей Европы, но прежде всего для [самой] Чехословакии". (Источник: Kvaček, R. Poslední den: Mnichov – Praha 1938. Praha, 2018. S. 85)
Еще одна линия дискуссий, возникшая в последние годы, – упреки в адрес самой Чехословакии. Здесь российские историки, приверженные слегка модернизированной советской версии событий, неожиданно смыкаются с некоторыми либеральными западными авторами. Олег Айрапетов, автор недавно вышедшего фундаментального труда "Внешняя политика Советской России и СССР в 1920–1939 годах", пишет о Чехословакии, что "это создание Версаля было не национальным государством, а государством национальностей... Как только они пришли в действие, а французский покровитель Праги ослаб, ЧСР была обречена на уничтожение". (О. Айрапетов. Внешняя политика Советской России и СССР в 1920–1939 годах и истоки Второй мировой войны. М., 2020. С. 448)
Массовая патриотическая демонстрация в центре Праги 22 сентября 1938 года
Британская исследовательница Мэри Хайман и вовсе заявляет, что "отцы-основатели Чехословакии по экономическим и стратегическим причинам настояли на включении в границы страны областей, населенных крупными и враждебно настроенными немецким и венгерским меньшинствами. Потенциально дестабилизирующее присутствие этих меньшинств использовалось для оправдания жесткого централизма пражского правительства и чешского фаворитизма". (Heimann, M. Czechoslovakia: The State that Failed. London, 2011. P. 322) Хайман даже говорит о "терроризировании уязвимых меньшинств в конце 1930-х годов", вступая в противоречие с позицией большинства исследователей, которые подчеркивают, что, несмотря на межэтническую напряженность, ЧСР до самого Мюнхена оставалась единственной демократией в Центральной и Восточной Европе, и граждане всех национальностей пользовались там индивидуальными гражданскими правами и свободами.
Йохен Бёлер, заведующий кафедрой истории Восточной Европы в университете Йены (Германия), в интервью Радио Свобода отмечает, что, каковы бы ни были недостатки внутреннего устройства межвоенной Чехословакии или Польши, первичными факторами, приведшими к Мюнхену-1938 и через год – к мировой войне, стали не они, а агрессивность диктаторских режимов и политическая слабость демократических держав.
Йохен Бёлер
– Каковы были главные политические и психологические причины политики умиротворения агрессоров? Великобритания и Франция явно не были слабее в военном отношении, чем Германия. Однако создается впечатление, что политические элиты западных демократий просто боялись нацистов – с момента прихода Гитлера к власти в 1933 году вплоть до того дня, когда во главе правительства Британии стал Уинстон Черчилль. Почему?
– Действительно, в сугубо военном отношении Британия и особенно Франция никак не уступали Германии, до определенного времени даже наоборот, превосходили ее. Но люди всё еще очень хорошо помнили об ужасах Первой мировой войны. Я не думаю, что в 1930-е годы британцы или французы боялись нацистов. То, чего они действительно боялись, была новая мировая война. И они явно недооценили решимость Гитлера вести такую войну, если это окажется необходимым для достижения его целей.
– Классическая версия советской историографии, касающаяся событий конца 1930-х годов, сейчас в значительной мере возрождена в России. Одно из главных положений этой версии излагает в своей статье Владимир Путин, отмечая, что Британия и Франция хотели "направить устремления нацистов на восток с прицелом на то, чтобы Германия и Советский Союз неизбежно бы столкнулись и обескровили друг друга". По той же причине они не спешили заключить союз со Сталиным. Отсюда вывод: сталинский маневр 1939 года, когда он сделал выбор в пользу соглашения с нацистами, был логичным и фактически неизбежным. Это так?
– Я думаю, речь идет о серьезном искажении фактов. Конечно, в Мюнхене западным демократиям было нечего терять: речь не шла об их территории. На кону стояла судьба Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), поскольку именно там Гитлер начал реализовывать свои планы. Оккупация Австрии в марте 1938-го и ликвидация Чехословакии, начавшаяся Мюнхеном и завершенная вторжением в марте 1939 года, были первыми этапами этого пути. Для реализации своих территориальных амбиций Гитлер использовал проблему немецких этнических меньшинств за пределами Германии. Он намеренно делал это в ЦВЕ, а не на Западе – допустим, в Эльзасе, где тоже имелось немецкое меньшинство. Его расчет на то, что ради Чехословакии ее западные союзники не пойдут на большой риск, полностью оправдался. Но это не означает, что Британия и Франция намеренно направляли нацистскую экспансию на восток. Это была стратегия самого Гитлера, он вынашивал эти планы с 1920-х годов.
В 1938 году Польша не была союзницей Гитлера. Но ее можно назвать соучастницей Мюнхенского соглашения
– Польша и позднее Венгрия тоже приняли участие в разделе Чехословакии. Правомерно ли называть Польшу фактической союзницей Гитлера? Была ли аннексия Тешинской области роковой ошибкой во внешней политике Варшавы, или же с точки зрения поляков речь шла о восстановлении справедливости, в которой им было отказано в 1920 году, когда первый конфликт вокруг Тешина был разрешен западными державами в большей степени в пользу Чехословакии?
– В 1938 году Польша не была союзницей Гитлера. Но ее можно назвать соучастницей Мюнхенского соглашения, поскольку она аннексировала Тешинскую область. Этот регион был предметом спора между Польшей и Чехословакией с 1918 года. Отобрать его у соседней страны, воспользовавшись ситуацией, возникшей в результате мюнхенских решений и территориальных приобретений Германии, было огромной ошибкой польской стороны. Но о союзе с нацистами здесь говорить нельзя. С точки зрения Германии, Польша не была серьезным потенциальным союзником, а в 1939 году она отважно отвергла немецкое предложение – стать младшим партнером Германии в будущем наступлении на Советский Союз. Польша заплатила за это высокую цену. Если Путин обвиняет Польшу в том, что она сотрудничала с Гитлером перед войной, то он просто переворачивает историческую ситуацию с ног на голову. Факты таковы, что в 1939 году Советский Союз сотрудничал с Гитлером, ликвидируя Польшу и балтийские государства.
Карта территорий, на которые претендовала Германия, – вручена Гитлером Чемберлену 23 сентября 1938 года. Большую часть этих требований Мюнхенская конференция утвердила
– То есть вы находите разницу между Мюнхенским соглашением 1938-го и советско-германским пактом 1939 года? Разве между ними не больше общего, чем различного: оба – продукты грубой Realpolitik, в рамках которой малые и средние государства приносятся в жертву интересам великих держав?
– Политика умиротворения 1930-х годов была катастрофической ошибкой, а Мюнхенское соглашение – позором для Западной Европы. Чтобы удовлетворить Гитлера и избежать войны, в жертву принесли целую страну – Чехословакию. Но это не было разделом территории между Германией и западными державами – в отличие от советско-германского соглашения 1939 года, участники которого разделили восток Европы, от Балтики до Балкан, между собой. Запад в 1938 году был озабочен своей безопасностью, Германия и Советский Союз в августе 1939 года – прежде всего расширением сфер своей гегемонии. Это не делает более приглядной роль западных демократий в Мюнхене. Но это делает ее не сравнимой с советской ролью в пакте Молотова – Риббентропа.