Путин обнуляет международное право

• Суд в Страсбурге вынес несколько решений в пользу участников российских протестных акций разных лет.
• Следователи не отдают детей их кровным родителям и обвиняют врачей, юристов и суррогатных матерей в торговле людьми.
• Индекс свободы интернета в России впервые опустился ниже нуля, но это не предел.

ДОРОГОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ

За первые две недели октября Европейский суд по правам человека вынес сразу несколько решений в пользу российских заявителей – участников протестных акций разных лет. В сумме Россия должна выплатить им более 200 тысяч евро компенсаций. Налогоплательщики заплатят только по этим жалобам больше 200 тысяч евро за то, что вытворяли чиновники, когда отдавали распоряжения о разгоне и арестах участников мирных протестных акций, и полиция, когда применяла необоснованную силу к этим людям.

200 тысяч евро компенсации за протесты

Итого более 200 тысяч евро за, мягко говоря, "ошибки" чиновников и полиции. Впечатляет, не правда ли? Кстати, некоторые из этих жалоб, удовлетворенных на днях страсбургскими судьями, были поданы в рамках коалиционного проекта Правозащитного центра "Мемориал", Фонда "Общественный вердикт", некоммерческой организации "Юрикс" и "ОВД-Инфо". А о значении этих решений мы поговорим в студии Радио Свобода с юристом Правозащитного центра "Мемориал" Татьяной Глушковой.

^{Видеоверсия программы}

Татьяна, все эти решения Страсбурга объединяет то, что он признал Россию нарушившей право на мирные собрания граждан, когда-то еще речь шла о нарушении права на свободу мнений, справедливый суд и прочее. Что должны делать чиновники после всех этих решений?

Татьяна Глушкова: Чиновники должны что-то делать не после всех этих решений, а гораздо раньше. Еще несколько лет назад было вынесено постановление по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации" – фактически это энциклопедия нарушений прав на свободу собраний в стране. Там объединено много жалоб, в которых люди либо пытались согласовать публичные мероприятия, но им в этом было отказано, либо им предлагали провести публичные мероприятия где-то на окраине города, либо их задерживали во время проведения несогласованного публичного мероприятия. Действия властей во всех этих ситуациях очень подробно проанализированы. Большая часть постановлений, которые перечислены сейчас, вынесены по упрощенной процедуре, то есть не палатой из семи судей, а комитетом из трех судей, потому что все вопросы, которые в них поднимаются (в жалобе о задержаниях ЛГБТ-активистов, в жалобе о задержаниях протестовавших против приговора по "Болотному делу" и так далее), уже решены в "Лашманкине и других" и в иных постановлениях Европейского суда, вынесенных ранее. Еще 3 сентября этого года Комитет министров Совета Европы рассмотрел то, как исполняются эти постановления, в том числе "Лашманкин и другие". И он пришел к выводу, что Российская Федерация должна принять целый комплекс мер, которые могут включать в себя изменения в законодательстве и правоприменительной практике, чтобы глобально изменить ситуацию со свободой собраний.

Марьяна Торочешникова: Вот Россия и меняет законодательство и правоприменительную практику. И теперь оказывается, что можно штрафовать людей, даже сажать на 15 суток за то, что они вышли в одиночный пикет, – это уже считается нарушением закона. И еще куча всяких новшеств. Это вместо того чтобы исполнять решения Страсбурга. То есть России, получается, вообще нет до них дела?

Татьяна Глушкова: ЕСПЧ уже не первый год называют "органом, который в отношении России занимается взиманием налога на беззаконие". Это некое колесо: Россия нарушает Конвенцию, люди жалуются, Европейский суд выносит постановление, Россия платит за нарушение, но ничего не меняет в практике и в законодательстве или даже ужесточает. Вспомним, когда людей задерживали на Болотной, какие у нас были штрафы за нарушение порядка проведения уличных мероприятий – 500 рублей, 1 тысяча рублей. А сейчас 10 тысяч – это минимум, а максимум – 300 тысяч или 30 суток ареста (это в рамках КоАПа, а еще есть уголовная ответственность). То есть ситуация с тех пор не улучшилась.

Марьяна Торочешникова: И в этой ситуации страшно осознавать, что буквально в эти дни Государственная Дума РФ рассматривает законопроект о Конституционном суде Российской Федерации. В частности, там как раз и прописана процедура, при которой Конституционный суд будет решать – исполнять или не исполнять то или иное постановление ЕСПЧ. То есть получается, что россиян лишают последней надежды на Страсбург?

Татьяна Глушкова: Это не совсем так. Та часть поправок, которая касается возможности неисполнения постановлений Европейского суда, существует в федеральном конституционном законе о Конституционном суде еще с 2015 года. Фактически именно в этой части каких-то серьезных изменений не происходит, за исключением того, что меняется круг субъектов, которые могут обращаться в Конституционный суд с запросом о проверке возможности исполнения постановления ЕСПЧ. До сих пор это было только Министерство юстиции, сейчас к нему добавляются президент, правительство и Верховный суд. До сих пор эта процедура использовалась дважды: во-первых, в деле "Анчугов и Гладков против Российской Федерации" – это дело о праве заключенных голосовать, во-вторых, в деле ЮКОСА, в соответствии с которым Россия должна была выплатить примерно 1 миллиард 900 миллионов евро бывшим акционерам этой компании. С одной стороны, это положение есть, а с другой, используется оно достаточно редко. Пока мнение мое и моих коллег сводится к тому, что оно вряд ли будет использоваться более часто, чем сейчас, но возможность не исполнять всегда будет присутствовать.

Марьяна Торочешникова: Наверное, все будет зависеть от суммы компенсации или от того, насколько принципиальные решения для властей примет Страсбург?

Татьяна Глушкова

Татьяна Глушкова: Да. Когда мы говорим о присужденных суммах, для любого человека (за исключением олигархов) это крупные суммы. За последние недели я выиграла несколько дел и писала многим людям: "Здравствуйте! Вы сегодня выиграли пять тысяч евро в Европейском суде". Люди очень радуются. Но нужно понимать, что для Российской Федерации это копейки. В этом году Россия выделила изначально 600 миллионов рублей на компенсации, потом добавила еще, по-моему, 550 или 600, то есть всего примерно 1 миллиард 200 миллионов.

Марьяна Торочешникова: То есть они заранее готовятся отдавать эти деньги: беспредельничать, а потом платить. А ведь эти деньги вполне можно было бы направить на покупку специальных лекарств для людей с редкими заболеваниями или на лечение и профилактику COVID-19. Но получается, что налогоплательщики оплачивают отвратительные "косяки" полиции и чиновников. Почему эти деньги не взыскивают с тех, кто довел ситуацию до того, что ею был вынужден заниматься Европейский суд?

Татьяна Глушкова: В Российской Федерации отсутствуют соответствующие юридические механизмы: ни у кого нет такого права, даже у государства. Вернее, у государства теоретически есть такая возможность, но оно ею в принципе не пользуется.

Марьяна Торочешникова: И понятно, почему. Если они сейчас пойдут взыскивать в регрессном порядке эти деньги с тех же полицейских, в следующий раз полицейские не будут разгонять народ дубинками на площадях так же активно, соответственно, интересы государства будут нарушены.

Татьяна Глушкова: Полицейские, которые избивали людей на Болотной площади, получили премии или еще какое-то поощрение. Я точно знаю, что следователи, которые вели "Болотное дело", получили очень хорошие премии. И зачем государству, которое фактически сначала дало своим людям понять, что "вы делаете все правильно, мы вас за это поощряем", вдруг взыскивать с них какие-то деньги?..

Марьяна Торочешникова: Сколько еще подобных жалоб находится на очереди в ЕСПЧ? Сколько еще должен Страсбург их принять для того, чтобы Россия начала выполнять эти специальные меры, а не только выплачивать компенсации?

Татьяна Глушкова: У меня нет информации о том, сколько подобных жалоб находится в ЕСПЧ. Но в совместном проекте "Мемориала" и "ОВД-Инфо" по подаче жалоб в Европейский суд о задержанных на митингах жалобы уже давно пишутся не юристами, а с помощью электронного генератора жалоб, когда человек сам вводит фамилию, имя и прочие данные – и жалоба выходит.

Марьяна Торочешникова: А где найти этот генератор жалоб?

Татьяна Глушкова: Espch.ovdinfo.org. Но это не то что человек сам может ее отправить. Когда он все это заполняет, жалоба попадает к юристам "ОВД-Инфо", они ее проверяют. Человек может прийти в офис "ОВД-Инфо", подписать доверенность – и жалоба пойдет в Европейский суд.

Марьяна Торочешникова: То есть останется только сидеть и ждать своих пяти тысяч евро?

Татьяна Глушкова: Да. Но раньше суммы компенсаций были больше, около десяти тысяч евро. Мы не знаем, что будет еще через несколько лет, когда дойдет очередь до таких жалоб. Европейский суд может решить прекратить поток этих жалоб, например, с сильным снижением размера компенсации (я надеюсь, что этого не произойдет).

С момента запуска генератора, который состоялся чуть меньше года назад, мы подписали несколько сотен доверенностей. В основном это митинги. Сейчас уходят жалобы 2019 года.

Марьяна Торочешникова: И можно предположить, что лет через пять-шесть Европейский суд вынесет решение. Или раньше?

Татьяна Глушкова: По делам, которые поступают сейчас, я надеюсь, раньше, потому что они решаются по упрощенной процедуре. ЕСПЧ даже не просит стороны отвечать на вопросы после подачи жалобы. Он презюмирует, что нарушение было, и предлагает правительству сразу заплатить заявителю компенсацию по мировому соглашению. Проблема в том, что по этой категории дел правительство отказывается идти на мировое соглашение. Если бы оно согласилось, многие люди, особенно по жалобам 2017 года (массовые задержания на митингах, организованных Алексеем Навальным), могли бы уже получить какие-то компенсации. Пока этого не происходит. И сейчас вопрос в том, как быстро суд приступит к решению этих дел.

ДЕТИ ИЗ ПРОБИРКИ

Следственный комитет России уже больше полугода расследует дело о купле-продаже детей. Среди обвиняемых – юристы, врачи, суррогатные матери. Но со стороны все это выглядит как передел рынка искусственного оплодотворения в России.

Дети из пробирки

СО ДНА СТУЧАТ

Индекс свободы интернета в России опустился ниже нуля. За ним следят активисты Общества защиты интернета. По их наблюдениям, свобода в Сети систематически снижалась каждый месяц на протяжении пяти лет. О том, что стало с Рунетом, пока страна сидела на карантине, и как считают индекс свободы интернета, рассказывает Иван Воронин.

Со дна постучали

В студии Радио Свобода – глава юридической практики Роскомсвободы Саркис Дарбинян, адвокат волонтера Анны Кузнецовой, на видеосвязи – исполнительный директор Общества защиты интернета Михаил Климарев и адвокат Международной "Агоры", соавтор доклада о свободе Рунета Станислав Селезнев.

Саркис, с вашей точки зрения, почему авторы говорят о несвободе Рунета, но при этом приводят очень много информации, которая касается сохранности персональных данных? Наоборот, получается, что в Рунете настолько свободно, что можно найти и камеры слежения, и любые паспортные данные.

Саркис Дарбинян: Прежде всего, мы говорим о гражданских правах, а не о тех свободах и полномочиях, которые получают органы власти в связи с внедрением современных технологий. И, конечно, все к этому мало-помалу шло: от регулирования онлайн-среды до взятия под контроль инфраструктуры вместе с законом о суверенном интернете. Видимо, огромное количество современных цифровых технологий для слежки, для цензуры лежали под сукном и ждали шанса, а COVID как раз и дал эту возможность для того, чтобы вытащить их и начать эксперимент над людьми. Собственно, на наших глазах он сейчас и происходит. Все эти законопроекты и новые практики по цифровому регистру, единому цифровому профилю, цифровому голосованию были представлены в 2020 году, а он еще не закончился. Мы видим, что технологии пытаются разогнать на полную, а технологиям нужно больше данных, поэтому сейчас и происходит массовый сбор огромного массива данных, которые будут обрабатываться в дальнейшем.

Марьяна Торочешникова: И при этом все новые и новые средства тестируют на людях, как на подопытных кроликах. То в ночных клубах вводятся какие-то QR-коды и регистрация телефонов, то пропуска в Москве, то какие-то электронные кошельки... И, получается, что человек от этого никак не защищен.

Саркис Дарбинян

Саркис Дарбинян: И в этом главная проблема. Собирается огромное количество данных. Я думаю, все москвичи понимают, что их данные никто всерьез не собирается защищать. И по поводу того, что мы видели в случае с Анной Кузнецовой, с утечкой биометрических данных, московская мэрия тоже в тот момент говорила и продолжает утверждать, что "это никакие не биометрические данные человека, это просто технологии, просто камеры, которые работают ради вашей безопасности". Собственно, то же самое они сейчас говорят в связи с этим новым указом, по которому работодатели должны "сливать" информацию о работниках. Они говорят: "Эти данные не персональные, поэтому вы можете их "сливать". Ну, если власть изначально относится к данным, которые априори по всей своей правовой природе являются персональными, как к не персональным, то она и не будет предоставлять этим данным соответствующий уровень защиты. И это является наиболее угрожающим для каждого работодателя, для каждого москвича, который прекрасно понимает, что эти данные в результате все равно будут "слиты" на "черный" рынок.

Марьяна Торочешникова: Становится небезопасно жить. А если базы оказываются где-то в DarkNet, то это больше обзвонов из call-центров якобы разных банков, больше мошеннических схем.

Михаил, каковы наиболее серьезные тенденции, связанные с ограничением свободы в Рунете?

Михаил Климарев: Мы начали писать этот индекс как научный проект. Цель была – составить некую хронологию того, как закрывался интернет в России. В то же время мы хотели понять, как это все работает, и изобрести какие-то способы, чтобы прогнозировать, что дальше будут делать власти. Сейчас есть несколько трендов.

Михаил Климарев

Первый тренд – это наступление на свободу слова: если раньше это происходило путем посадок и криминализации слов в интернете, то теперь это больше удар с помощью экономических инструментов – штрафов. Причем штрафуются все подряд – как граждане, так и организации: такой террор, который все больше и больше наступает на пользователей интернета.

Второй тренд – это то, что государство пытается собрать как можно больше данных о гражданах, каким-то образом их агрегировать: это наблюдается в последние полгода. Кстати, этот тренд начался еще до COVID, вирус, наверное, его просто ускорил.

Третий тренд – это то, что государство пытается закрыть данные о себе: о затратах, о какой-то своей деятельности (в "медведевскую оттепель") был обратный тренд: появилась система госзакупок – 94-ФЗ.

Марьяна Торочешникова: То есть получается, что даже какую-то коррупционную деятельность чиновников теперь становится все сложнее и сложнее отслеживать, это практически невозможно в связи с этими трендами.

Станислав, а вы на что обращаете внимание? И что вы можете спрогнозировать на ближайшее время?

Станислав Селезнев: Авторы доклада правильно подмечают обстоятельства, но при этом хотелось бы отметить, что присутствуют и некоторые улучшения для интернета, но ухудшения для офлайна. В частности, они связаны с технической невозможностью исполнить желание властей по контролю интернет-пространства, и в связи с этим власти уходят в офлайн. Именно в этом году фактически закончилась битва за Telegram, которая послужила основанием для того, чтобы общество по защите интернета начало свое исследование. Власти фактически отказались от блокирования этого мессенджера, и в течение этого года были отменены все цифровые учения по закону о суверенном Рунете. Таким образом, технически ни одно из пожеланий властей в этом году не исполнилось, кроме офлайновых историй, связанных с наблюдением, штрафами, распознаванием лиц и так далее. Мы видим, что на сегодняшний день власти технически не готовы к исполнению всех своих пожеланий в рамках интернета, но зато в том, что касается правоохранительных функций с использованием новых технологий, атака на права и свободы граждан развивается пока наиболее сильно.

Марьяна Торочешникова: Международная "Агора" несколько месяцев назад опубликовала свой доклад о свободе Рунета. Станислав, вы были соавтором этого доклада?

Станислав Селезнев: Да.

Марьяна Торочешникова: Саркис, а чего теперь ждать? Индекс свободы Рунета опустился ниже нуля. Со дна стучат: есть еще куда двигаться дальше?

Саркис Дарбинян: Вероятно, постучат еще ниже. Ядумаю, коллеги будут продолжать изучать этот индекс, но будут измерять его уже в отрицательном значении. Надо же теперь измерить подводные впадины, и они скоро тоже будут видны. В этом году представили новые законы, которые мы перечислили, новые практики, связанные с цифровизацией населения, наверное, в следующем году будут делать какую-то работу над ошибками, и появится масса кейсов, связанных с применением этих технологий. Собственно, они уже появляются с теми же камерами распознавания лиц – это постоянные ошибки. Людей останавливают в метро, куда-то водят, с кем-то сличают. Я думаю, падение еще продолжится.

Марьяна Торочешникова: С другой стороны, Станислав обратил внимание на то, что технически обеспечить какой-то контроль над происходящим в интернете российские власти все-таки не могут. Они сдались и наконец плюнули на Telegram: я думаю, именно сдались, а не передумали. Сейчас они фактически сдаются с учениями по закрытию интернета. Так, может быть, пронесет, как говорится? Они просто не смогут довести до ума эти технологии.

Саркис Дарбинян: Станислав в этом плане оптимист. Я все-таки смотрю на вещи реально. С Telegram провалились, но это послужило уроком, и поэтому теперь появился закон об автономном интернете. Это непростой закон, он требует времени. В ближайшее время российские власти, видимо, собираются представить национальную доменную систему, зациклить российские сайты именно на ее работу. На этом фоне продолжаются эксперименты с оборудованием DPI, которое позволяет глубоко анализировать интернет-трафик. Собственно, отрасль обсуждала законопроект, связанный с возможностью запрещения целых протоколов шифрованной информации, которые не позволяют посмотреть, что внутри. И вроде как люди верят, что там, наверное, какие-то умные люди, и они не будут рубить сук, на котором сидят. Ведь очевидно, что скоро все такие крупные компании, как Google, Facebook, Twitter, будут переходить на эти протоколы, и блокирование их означает отрезание российского интернета от внешнего мира. Хотя я все-таки до сих пор считаю, что это достаточно реалистичный сценарий. Конечно, не будет так, что 100% населения лишатся возможности выхода во Всемирную сеть, но это станет намного сложнее, и большая часть населения, скорее всего, будет жить в этом "чебурнете", который всеми силами пытаются построить последние несколько лет.

Марьяна Торочешникова: Но сейчас речь идет о доступности персональных данных граждан, о возможности отслеживания их интернет-трафика, а это же нарушает неприкосновенность их частной жизни.

Саркис Дарбинян: Да, конечно.

Марьяна Торочешникова: Человек может куда-то пожаловаться и потребовать компенсацию? Пожаловаться на то, что нарушен федеральный закон о персональных данных, его конституционное право на неприкосновенность частной жизни, и добиться компенсации или отмены этих законов и распоряжений.

Саркис Дарбинян: Неизвестно, добьется ли он результата. Сегодня мы подали в Мосгорсуд иск против последнего указа Собянина.

Марьяна Торочешникова: Того указа, по которому работодатели должны сообщать данные о сотрудниках?

Саркис Дарбинян: Именно. И, будучи реалистами, мы понимаем, что в московских судах одолеть московскую администрацию вряд ли удастся. Тем не менее, это создает какую-то оживленность, дискуссию, и мы делаем это для адвокации именно вопросов, связанных с приватностью. Люди начали наконец чуть больше задумываться, и это хорошо. Ну, вы знаете, как люди в России относятся к приватности: "Мне нечего скрывать. Пусть за мной следят". И вот 2020 год, все эти штрафы за отсутствие цифровых пропусков, причем достаточно значительные, заставили наконец людей подумать о том, что у них есть права, и сколько эти права стоят.

Марьяна Торочешникова: И сколько стоят эти права?

Саркис Дарбинян: Недорого. В истории с Анной Кузнецовой это стоило около 15-16 тысяч рублей. И она смогла получить отчет о двух месяцах ее передвижения по городу. Наверное, несколько сотен камер фиксировали ее лицо, причем даже в масках. Маски уже давно не помогают.

Марьяна Торочешникова: Нарушители карантина в Москве, на всякий случай имейте это в виду!

Саркис Дарбинян: В отдельных случаях, конечно, удается чего-то добиться. По следам нашего расследования истории с Анной: надо отдать должное сотрудникам – они достаточно быстро поймали злодеев. Среди этих злодеев оказались один пэпээсник и один оперативник, которые этим промышляли: видимо, хотели собрать какую-то прибавку к пенсии. И даже Московская служба безопасности полиции пыталась отговорить нас от иска к мэрии, мол, это эксцесс исполнителя: "Видите, мы поймали злоумышленников". Но проблема кроется в том, что у всей этой системы слежки нет никакого надзора, никакого контроля.

Марьяна Торочешникова: И невероятное количество людей имеют доступ к этому.

Саркис Дарбинян: Естественно. И никто за этим не следит. Даже если выдается судебный ордер на перехват сообщений, суд теряет контроль после того, как он выдал этот ордер. Никто не знает, что происходит. В этой атмосфере безнаказанности, конечно, всегда будут происходить эксцессы. И мы с вами не можем быть уверенными в том, что наши данные кто-то действительно надежно охраняет.

Марьяна Торочешникова: Зато как они облегчили задачу киллерам! Раньше нужно было договариваться, устраивать какие-то "наружки"...

Саркис Дарбинян: Да, сейчас все проще.

Марьяна Торочешникова: Как может обычный человек противостоять происходящему?

Саркис Дарбинян: В плане онлайн-пространства все-таки есть VPN-провода, надежные средства шифрования, надежные мессенджеры, которые позволяют нам как-то охранять свою конфиденциальность, анонимность и приватность.

Марьяна Торочешникова: То есть вы рекомендуете все-таки пользоваться этим?

Саркис Дарбинян: Конечно. Причем всем уже надо переходить из 1-го класса цифровой грамотности во 2-й и осваивать возможности для защиты своих прав в Сети. Когда мы не можем надеяться на закон, мы надеемся на инженеров, которые придумывают какие-то инструменты. Но намного сложнее это становится делать в больших городах. И вот по результатам последней практики, связанной с нарушением режима самоизоляции, мы увидели, что московские власти достаточно успешно применяют различные источники, такие как геолокационные данные операторов, приложение "Соцмониторинг", огромное количество камер, которых с каждой неделей становится все больше в каждом вагоне, в каждом троллейбусе, на каждом столбе. И рано или поздно вся эта история начнет работать.

Марьяна Торочешникова: А как этому противостоять?

Саркис Дарбинян: Не жить в больших городах.

Марьяна Торочешникова: Либо готовиться к тому, что в любой момент кто угодно может влезть в твою частную жизнь.

Саркис Дарбинян: И все это закончится достаточно печальными последствиями.

Марьяна Торочешникова: Не очень приятные прогнозы, но надо учиться каким-то образом с этим жить.