"Он говорил, что хочет умереть на этом пути". Разговор с вдовой боевика

В начале сентября в новостях на госканале "Ингушетия" вышел сюжет, в котором молодой человек с закрытым лицом рассказывает о том, как помогал боевикам, а потом решил сотрудничать со следствием.

В ролике перечисляют многочисленные спецоперации на территории республики. Одна из них прошла в Ингушетии 6 августа, тогда были убиты двое предполагаемых боевиков. Как утверждается в сюжете, они относились к отряду полевого командира Аслана Бютукаева, который несколько лет назад присягнул лидеру экстремистской группировки "Исламское государство" Абу Бакру аль-Багдади.

Один из убитых, тридцатилетний Юсуп Бунгуев, в ответ на предложение сдаться привел в действие самодельное взрывное устройство и подорвался. Позже его и 32-летнего Хусейна Гадамаури опознали близкие.

ФСБ назвала Бунгуева главарем одной из бандгрупп, подчиненной Бютукаеву. Он находился в федеральном и международном розыске и обвинялся в вербовке членов в ряды запрещенной террористической организации "Имарат Кавказ".

Вдова Бунгуева Хеда в интервью редакции Кавказ.Реалии рассказала, как после его смерти осталась одна с тремя детьми на руках и была вынуждена покинуть Россию.

– Я чеченка, тейп Мелхи, наши предки жили в Грузии. Мы говорим, что мы чеченцы. Иногда нас узнают по некоторым словам. Мелхистинцы –маленькое племя. Мой покойный бывший муж Юсуп Бунгуев – тоже мелхи. Мои родители живут в Ингушетии, я там родилась. У папы был строительный бизнес, мама медик. Когда мне было пять, мы уехали в Павлодар (Казахстан), потом жили в Барнауле, в Кемерово. Вернулись домой в 2005 году.

– Как познакомились с мужем?

Хеда Бунгуева

– Мы жили по соседству в одном селе. Он на два года старше. Познакомились просто. Увидел меня на улице, узнал через общую дальнюю родню мой номер, стал писать. Поначалу не понравился. Я ему говорила: не пиши и не звони. Тем не менее, отвечала. Месяца три говорили вживую и по телефону. В кафе или кино, конечно, не выходили, это у нас не принято. А выйти из двора и поговорить – это нормально. Раза три или четыре всего виделись. Поженились в 2012 году, через несколько месяцев после знакомства.

– Можно ли друг друга узнать за несколько месяцев общения по телефону?

– Я расспрашивала о нем общих знакомых и родственников. Все говорили, что он хороший парень. С иманом (убежденность в истинности ислама. – Прим. ред.), без вредных привычек, работящий. Все отзывы были на пять плюсом.

– Вы с детства были религиозной?

– Нет, я даже не всегда делала намаз и не носила хиджаб. Ходила с распущенными волосами. Коран чтобы в руки взять почитать – и подавно не было. У нас не религиозная семья. Можно сказать, Аллах привел меня в религию через мужа.

– До свадьбы оговорили этот момент?

– Да, Юсуп подарил мне Коран в переводе Кулиева и другие книги. Он красиво преподносил мне это, объяснял, что в Коране предписано носить хиджаб. Юсуп не хотел, чтобы я выставляла себя напоказ. Папа не сразу согласился отдать меня замуж. Помогло то, что Юсуп однотейповец, есть общая родня. После свадьбы я переехала в отчий дом мужа. Впрочем, жили там недолго. Муж решил податься в Египет, в университет аль-Азхар.

Справка: в августе суд в Самаре признал экстремистским один из томов толкования Корана богослова Абдурахмана Ас-Саади в переводе азербайджанского религиоведа Эльмира Кулиева.

– Он изначально был в оппозиции к властям?

– Он шел к тому, чтобы именно так погибнуть. Не могу сказать, что он ужасный человек. Он людей не убивал. Но у него был свой взгляд на мир, он был религиозным и мечтал, чтобы в Чечне и Ингушетии не было российского режима. Чтобы там управляла не Конституция, а шариат, закон Аллаха.

Он говорил, что люди в Чечне рабы, что мы не видим, но на нас оковы. Говорил, что за критику властей сажают на кол, что сам пророк Мухаммад и его сподвижники выслушивали замечания людей, а наши власти не желают. Его возмущало неприятие критики кадыровцами.

Я с ним спорила, убеждала, что он один или даже десять человек ничего не решат. Я его до конца не понимала и не поддерживала. Его методы борьбы я не разделяла. Он мог спросить совета, но если ответ не устраивал, он всё равно делал, что хотел.

– Юсуп выбрал вооруженное сопротивление и вам не удалось его переубедить?

– Да, я так и говорила: войны-то нет! Если бы к нам пришли с оружием, атаковали, то мы должны защищаться. Но в нашей ситуации несколько людей не перекричат систему. Муж возражал, что хочет умереть на этом пути, а я его никогда не пойму.

– Его желание сбылось, а вы и дети остались без кормильца. Он должен был учитывать то, что он взял ответственность за семью.

– И об этом я говорила. Какое-то время мы жили хорошо, но в 2017-м произошел резкий скачок – он окончательно решил воевать. После свадьбы мы прожили дома только 4 месяца. В феврале 2012-го поженились, а в конце мая уехали в Египет. Юсуп захотел учиться религии. Я тоже мечтала о Каире, но когда прибыли, посмотрела вокруг. Грязь, мусор! Я расплакалась: не буду здесь жить! Спустя три дня Юсуп заявил, что я должна носить никаб (мусульманский женский головной убор, закрывающий лицо, с узкой прорезью для глаз. – Прим. ред.). Я воспротивилась, но он настоял.

– Но ведь ислам не обязывает носить никаб.

– Юсуп объяснил это моим же благом. Без никаба опасно, в Египте приставали к иностранкам. Случалось, что девушек на улице хватали и кидали в машину или нападали в подъезде, если кому-то понравилась. Было трудно. Мы жили на небольшую помощь от свекров. Я была тогда юная и не обращала внимания на нужду, хотя приходилось выживать. Поучиться мне не удалось, я начала было ходить на языковые курсы, но оказалось, что я уже в положении.

Через восемь месяцев мы покинули Египет. Мать Юсупа убедила нас переехать в Австрию. Мы уезжали в феврале 2013 года уже с младенцем.

– Почему именно в Австрию?

– Юсуп знал немецкий, имел диплом юриста, разбирался в технике. Он вырос в Германии, его семья искала там убежище. Возвращаться в эту страну ему было нельзя, и мы поехали в Австрию. В качестве причины бегства мы назвали незаконное преследование Юсупа на родине.

– Когда оно началось?

– Вскоре после свадьбы пришли из полиции и допрашивали Юсупа о брате. Тот помогал парням из подполья. Мы понимали, что пару раз они приходят поговорить, а на третий раз человек исчезает.

В Австрии нам довольно скоро дали статус беженцев. Юсуп быстро обзаводился связями, нужными знакомствами. Не успели мы приехать, как он купил машину. Ему многие шли навстречу, он всегда находил работу.

– В Европе вашу семью преследовали?

– Нас не выпускали из виду. Особенно после поездки в Египет. По австрийским законам мы не имели права выезжать без предупреждения. Но когда нам дали вид на жительство, Юсуп решил съездить отдохнуть на Красное море. Миграционной службе ничего не сказали. Поездка затянулась. Обратно летели через Будапешт. Там у нас забрали паспорта и вручили бумагу, что в Австрии нас тоже будет встречать полиция. Юсуп демонстративно порвал документ и бросил в полицейского. Мне было очень страшно, я боялась ареста.

По приезде в Австрию мы стали получать вызовы на интервью, угрозы депортации. Видимо, с этого момента австрийские силы безопасности начали расследование против Юсупа.

Как-то ему позвонил полицейский и говорит: верните жучок. Муж удивился, какой жучок. Тот отвечает: "Мы в вашу машину поставили жучок для прослушки. Это очень дорогая аппаратура". Юсуп закричал, мол, да как он смеет, мало того что прослушивает, так еще и требует вернуть.

Ту машину он давно продал румынам. Оказывается, вместе с жучком.

– У вас все относительно неплохо складывалось в Европе, откуда взялось стремление Юсупа воевать?

– Оно всегда было.

– Тогда логичнее было не покидать Кавказ.

– Долгое время он "воевал" только на словах. Никакой агрессии по отношению к нам у него не было, он был очень хорошим семьянином, братом, отцом, сыном и мужем.

– А потом?

– В 2017 году, после рождения третьего ребенка, он поставил меня перед фактом, что уезжает в Россию через Украину. В Австрии ему было небезопасно оставаться. Полиция допросила человека, который сдал Юсупа, рассказал о его связях с подпольем в Ингушетии и отправке денег "лесным братьям" (участникам вооружённого подполья. – Прим. ред.). Потом, как я поняла, тот же самый человек предупредил и Юсупа, мол, извини, брат, у австрийской полиции все равно была вся информация.

Муж сказал, что если останется, его депортируют в Россию. И уехал. В Украине он пробыл с 2017 по 2019 год, не имея законных оснований. Как оказалось, оставшись один, он решил взять вторую жену. Она чеченка, приехала к нему из Турции. О втором браке Юсупа я узнала последняя. Вся семья знала, но он велел им молчать. Возможно, надеялся, что я узнаю, когда он уже будет мертв.

– При этом по исламу необходимо ставить в известность первую жену о новом браке.

– Он знал, что я негативно отреагирую, не хотел беспокоить, не хотел скандала.

– Как это сочетается с тем, что Юсуп хороший семьянин?

– Когда он жил со мной, он был хороший семьянин. Не знаю, что потом на него повлияло.

– Вы поддерживаете отношения с этой женщиной?

– Нет, мне это не нужно.

– В Австрии вас допрашивали?

– После его отъезда ко мне зачастила полиция: "Коммен, битте, фрау". Допросы шли по 4–5 часов. Намекали, что депортируют, спрашивали, почему я вышла замуж за человека таких взглядов, интересовались моим мнением о взрывах против мирных граждан.

Однажды передо мной положили карту. Там была фотография Юсупа и красные точки – страны, где он был. Египет, Украина, Дубай, Чехия, Польша, Турция. Они пытались выяснить, где он. Я ничего не рассказала. Он был мой муж, я не могла его выдать.

– Даже несмотря на его тайный брак?

– О нем я тогда ничего не знала. Но он же не переступил все рамки ислама, он ничего греховного не совершил. И к тому же у него была причина скрывать. Он знал, что я попрошу у него развод, что я с ним поругаюсь. К тому же мы постоянно были с ним на связи вплоть до середины 2018 года. Больше я его не слышала и не видела. В Австрии меня преследовали до тех пор, пока я не уехала.

– Почему уехали?

– Юсуп надавил на меня, чтобы я приостановила беженство, хотел, чтобы дети росли среди родных. Переводчица, которая работала со мной, просила не уезжать, она верила, что наши дела уладятся, а по австрийским законам нас не имеют права депортировать, ведь двое моих детей рождены в Австрии.

В последний момент, когда я уже поставила "стоп", Юсуп сказал: "Ну ладно, оставайся". Но я уже была настроена уехать и весной 2018 года вернулась домой.

– Ваша семья знала, что Юсуп связан с боевиками?

– А что они могли сделать? Он даже своих родных не слушался. ИГИЛ он никогда не поддерживал, считал, что там смута, беспредел, он поддерживал своих домашних "лесных братьев", "Сунженский сектор" (незаконное вооруженное формирование территории Сунженского района Ингушетии. – Прим. ред.). Они были против местного режима, для него ислам и шариат был превыше всего.

– В Ингушетии вам было небезопасно?

– Конечно. Юсуп находился в розыске, а я была с ним на связи. В июне к моей родственнице, живущей в Чечне, нагрянули силовики. Заявили, что мой муж боевик, и требовали выдать его местонахождение. А вскоре меня навестили сотрудники ФСБ из Магаса. Очевидно, Юсуп был нужен и чеченским силовикам, и ФСБ.

– У вас был обыск?

– Я снимала дом в ингушской станице Слепцовская. Как-то в шесть часов утра я услышала шум. Смотрю, люди непонятные, у меня мутно в глазах. Со мной были младшие сёстры. Я за детей боялась и за них. Я открыла дверь, они навалились, "руки за голову" орут. Я стала на них в ответ орать: "Как вам не стыдно! Столько мужиков против одной женщины с детьми. Опустите оружие, у меня ничего нету". Они всё обыскали, Юсупа искали, говорили "передай привет".

Отобрали телефон и ноутбук забрали, обещали снова прийти в гости и скоро пришли во второй раз. Телефон, правда, вернули, просканировал его вдоль и поперёк.

– Муж знал, что происходит?

– Конечно. О том, что врывались ко мне, он уже знал со слов своей сестры. Через нее он передал, что переживает за нас. В то время он был в Украине с новой женой.

– На что вы жили в Ингушетии?

– Как-то перебивались. У сына была пенсия по инвалидности, родные помогали. Образования у меня нет, хотя я хотела бы учиться. У меня был небольшой бизнес, я покупала длинные платья, химары (удлиненный хиджаб. – Прим. ред.), перешивала и продавала.

– Почему в итоге покинули Ингушетию?

– Второй раз ФСБ ко мне явилась с обыском летом 2019 года. На следующий день пришла хозяйка квартиры. Она еще после первого обыска предупреждала, что если это повторится, то она меня выгонит. Ей такие проблемы не нужны. У нас так бывает: в спецоперациях дом гранатами закидывают. Жена боевика – это клеймо, меня заклеймили.

Покинув Россию, я надеялась, что Юсуп снова позвонит или напишет. И вскоре узнала про его вторую семью. Конечно, была в шоке.

– Что случилось потом?

– Он дал мне развод, оставил меня. Не сам. К нашему родственнику пришел отец Юсупа и передал эту новость. Его спросили о причинах, он сказал, что это из-за скандала, который я устроила, узнав о второй жене. Меня сделали ответственной.

Через полгода Юсупа не стало. Я прочитала об этом в новостях в инстаграме. Показывали кадры спецоперации, я узнала его австрийские документы.

– Что при этом почувствовали?

– Ничего. Было разочарование в человеке. Я столько из-за него вытерпела, я мать его детей. Когда он оставил нас в Австрии, старшая дочка долго ждала папу, плакала, скучала, младшие были совсем крошки, я была одна. Он мог бы поразмыслить и нормально воспринять мою бурную реакцию на измену. Он свою оплошность хотел моей прикрыть.

– Вы знаете, как его убили?

– Нет, даже не представляю. Я не хочу представлять. Думаю, он и правда подорвал себя, чтобы не попасть в тюрьму. Его дядя ходил на опознание, подробностей мне не рассказали.

***
Тело Юсупа до сих пор не выдано близким для похорон.

За август 2020 года в Ингушетии прошло больше спецопераций по поиску предполагаемых боевиков, чем за весь минувший год.

Руководитель ингушского отделения ПЦ "Мемориал" Тимур Акиев связывал активность силовиков с недавним убийством бойца Росгвардии Увайса Алиева, в котором подозревают группировку Бютукаева.