Иван Толстой: Андрей, хотя мы сидим с вами в разных столицах, вы – в Москве, я – в Праге, ситуация у нас сходна: в 2020 году все было в культуре не так, как хотелось бы. Все культурные события, которые можно было бы нормальным образом обсудить, теперь куда-то поплыли, стали размываться, расфокусироваться. Каждый раз, когда я бываю в Москве, одна из главных моих мотиваций к поездке – посещение роскошных московских книжных магазинов. У нас в Праге дикая провинция в этом плане, ничего нет, культурных и интеллектуальных книжек, сплошная чернуха и развлекуха. А каково, Андрей, вам, книжнику? Вы в этом году бывали в магазинах, вы насладились этим удовольствием?
Андрей Гаврилов: И да, и нет. Во-первых, часть этого года у меня вылетела из-за того, что я умудрился немножко поболеть, а во-вторых, да, я не могу себе отказать в удовольствии побывать в книжных магазинах, и нет – потому что, честно говоря, за исключением некоторых абсолютно всем известных магазинов, где всегда большой выбор литературы, некоторые более обычные магазины меня поразили тем, что там очень снизился ассортимент. Честно говоря, я даже не думал, что, зайдя в какой-нибудь магазин около моего дома и спросив книгу, которая отнюдь не редкость и бывает отнюдь не только в магазинах для узколобых типа "Фаланстера", бывшей "Гилеи" или в "Маршаке", а вот в самом обычном магазине самую обычную книгу я спрошу, а мне ответят, что нет, не приходила, и давно уже ничего нового не было.
Наверное, можно размышлять, почему такое произошло – падение предложения вслед за падением спроса, а падение спроса вызвано падением посещения этих магазинов со стороны массового читателя, – но все равно от этого не менее грустно. Да, конечно, есть пять-семь магазинов в Москве, объехав которые ты можешь получить 99 процентов тех книг, которые ты хотел бы получить. Но ценность книжной культуры, продажи и распространения книг – это не только точечные удары, а еще и массовая книжная торговля, и вот это для меня было очень неприятным сюрпризом.
Кроме того, я столкнулся с тем, что вдруг, и, по-моему, это впервые за последние годы, некоторые книги я вообще не мог найти ни в одном магазине, а только заказать по интернету. Слава богу, что их можно заказать, но это странно – уход книготорговли целиком в интернет. Это, может, логично и неизбежно, но ощущение того, что ты не можешь взять книгу, сначала полистать, уткнуться в нее носом, понюхать запах краски, запах клея, это то, что составляет для меня пусть, конечно, десятиэтапную, но тем не менее ценность издания. Вот то, что это было невозможно, это тоже меня несколько огорчило.
Иван Толстой: Знаете, какая ваша оговорка мне очень понравилась? Хотели про "Фаланстер" сказать, что это магазин для высоколобых, а случайно сказали что для "узколобых". Это гораздо более правильно, потому что наша эпоха становится в результате ковида узколобой.
Андрей Гаврилов: Оговоришься, и тут же тебя поймают!
Иван Толстой: Нет, и напророчишь. А что же вам удалось новенького прочитать в этом году? Хотя бы нас подразните.
Андрей Гаврилов: Ну, в этом году было прочитано много, все-таки 365 дней чтения так не расскажешь. Могу сказать о нескольких книгах, которые я ждал, зная, что они выйдут, или не знал и был удивлен, тем не менее, которые я хотел купить за последнее время. Прежде всего, я имею в виду третий том из нового семитомного издания романа Марселя Пруста, том "Сторона Германтов" в переводе Елены Баевской. Я ждал этот том, потому что первые два в меня вселили несказанную надежду, что, может быть, наконец-то Пруст дойдет до русскоязычного читателя так же, как он доходит до франкоязычного, что не только высоколобые любители интеллектуальной литературы будут продираться через не всегда понятные словесные построения русскоязычного текста, но и очень широкие слои читателей смогут оценить очарование этого романа.
Марсель Пруст
Потому что Елена Баевская – человек уникальный, она передаёт Пруста так, как никогда еще до нее к нему никто и не приближался. Естественно, каждый переводчик по-своему переводит иноязычный текст, но Елена Баевская, которая уже себя зарекомендовала после переводов Расина, Дюма, Готье, Бодлера, Аполлинера, Кокто, Ионеско, она делает из Марселя Пруста, помимо всего прочего, еще и явление русской культуры, русской литературы. Для меня это высшая похвала, когда переводчик совершает вот такой подвиг и делает совершенно непостижимым мистическим образом из произведения, написанного в другой стране, в другое время, на другом языке, явление русскоязычной культуры. Сейчас я открываю третий том и ловлю себя на том, что я просто улыбаюсь от удовольствия, читая этот текст. Нужно сказать, что этот том был издан издательством "Иностранка"-"Азбука-Аттикус" в 2020 году, переводчица Елена Баевская еще и написала предисловие к нему.
Хочу напомнить, что Елена Баевская еще и вернула нам фрагмент действительно русской культуры, когда заново перевела дневник Марии Башкирцевой. Она, работая в Национальной библиотеке Франции, восстановила купюры, которые были сделаны родственниками и публикаторами Башкирцевой, и донесла их до читателей так, как и нужно доносить эту интереснейшую книгу. Я могу очень долго говорить про Елену Баевскую, потому что испытываю искренний восторг перед ней и всячески готов ее хвалить. Кроме того, к сожалению, есть еще и грустный момент. Дело в том, что Елена Баевская была первой супругой моего друга Михаила Яснова, петербургского поэта, переводчика, который, к сожалению, в этом году нас покинул. Этот проклятый год с этой проклятой пандемией!
Иван Толстой: Да, и Михаил Яснов тоже был очень известным переводчиком, он участвовал во многих проектах, например в тех, в которые в свое время его, еще молодого человека, вовлек Ефим Григорьевич Эткинд, знаменитый просветитель, профессор, преподаватель русской и французской литературы и сам переводчик. И когда наступили свободные времена в годы перестройки, Яснов тоже участвовал в тех начинаниях, которые Ефим Григорьевич продвигал, и был одной из самых ярких фигур в созвездии, в свите Ефима Григорьевича Эткинда.
Михаил Яснов
Андрей Гаврилов: Елена Баевская тоже посещала лекции Ефима Григорьевича Эткинда, училась мастерству у Эльги Львовны Линецкой. Об этом можно говорить очень много, это совершенно отдельная страничка нашей культуры, которая мало, может быть, известна широкому читателю, потому что далеко не всегда читатель, когда читает иноязычный текст, обращает внимание на переводчика. Обычно – когда это слишком плохой перевод ("она опустила глаза в бокал с коктейлем") или когда, наоборот, настолько блистательный, что читатель может как-то отдалиться от текста на секунду, может быть, в ущерб тексту, и посмотреть, кто же ему дарит такое наслаждение. А чаще всего переводчики остаются немножечко за кадром. Может быть, когда-нибудь мы будем говорить о переводчиках, переводчицах и разных переводах, и тогда о Елене Баевской мы поговорим побольше, она того очень заслуживает. Я очень надеюсь, что это начинание, издание всех семи томов Пруста, она доведет до конца, не устанет, у нее хватит сил.
Очень надеюсь, что издание всех семи томов Пруста Елена Баевская доведет до конца
Иван Толстой: Хочу вам задать один вопрос, но прежде могу я вас попросить познакомить нас с той музыкой, которую вы приготовили для сегодняшней итоговой программы? 2020 год и музыка. Что здесь самое интересное вам показалось? Или какая-то мелодия, которую непременно стоило бы дать послушать и нашей сегодняшней аудитории?
Андрей Гаврилов: Как можно весь год свести к нескольким мелодиям? Но я постараюсь. Дело в том, что в этом году джазовая общественность нашей страны праздновала 85-летие Алексея Козлова. Алексей Козлов – уникальная личность в нашей культуре, в нашем джазе, проводник зачастую самых смелых и неожиданных идей своим творчеством, человек, который до последнего времени, до этой эпидемии, до режима самоизоляции каждую неделю давал концерты со своим ансамблем "Арсенал", и я уверен, что когда пройдет эта вирусная волна, он будет продолжать это делать. Так вот, к 85-летию Алексея Козлова фирма ArtBeat выпустила сразу несколько альбомов мэтра. Это и "Второе дыхание", и "Сделано в СССР", и "Своими руками", и просто альбом, который назывался "Арсенал" – это то, что в свое время выходило на пластинках, но в таком виде не переиздавалось. Сейчас идет работа над фильмом "Джазист", о нем как раз. Был выпущен специальный бумажный номер журнала "Джаз.Ру", который уже какое-то время существует только в интернете, и было выпущено два интереснейших альбома. Один альбом – это квартет: Алексей Круглов – саксофонист, Яак Соояэр – гитарист, Михкель Мялганд – бас-гитарист и Танел Рубен – барабанщик сыграли музыку Алексея Козлова. На саксофоне, естественно, играет Алексей Круглов, аранжировки квартета – это такой оммаж, дань уважения нашему замечательному мэтру. Я предлагаю послушать одну из пьес этого альбома.
Оммаж Алексею Козлову к 85-летию
(Пьеса "Ностальгия", Альбом "Арсенал")
Иван Толстой: И вот вопрос, который я вам хотел задать. Вы говорите, что мы, может быть, когда-нибудь вернемся и поговорим о переводах. А зачем откладывать в долгий ящик? Можно задать вам вопрос как профессиональному переводчику, причем переводчику не только устному, но и письменному, у вас такой багаж опыта за плечами. Навскидку, ваше ощущение: в 2020 году стали переводы лучше, легче, естественнее, стал ли язык переводов в целом более русским, более френдли?
Андрей Гаврилов: Это безумно сложный вопрос. Почему выделять 2020 год, когда эти процессы занимают годы, а иногда и десятилетия? Я не вижу ничего такого, что случилось бы в 2020 году, что позволило бы нам сказать: о, смотрите, вот с этой точки переводы стали лучше или хуже. Нет, это процесс очень неторопливый. Меняется русский язык, меняется наше восприятие различных слов, снижается немножечко уровень неприемлемости грубых выражений в русском языке, то, что раньше могло шокировать читателя или слушателя, сейчас зачастую воспринимается как пусть грубоватая, но норма. Все это меняется. Не думаю, что можно сказать, что стало что-то лучше или хуже. Другое дело, что интереснейший процесс наблюдается в последние годы, правда, он начался уже лет пятнадцать назад, если не больше, это то, что многие произведения иностранной литературы, которые переводились в советское время и были цензурованы Главлитом, сейчас выходят в новых и более полных переводах, но что огорчительно – зачастую эти более полные и более свободные переводы недотягивают до уровня тех порезанных, цензурованных переводов, которые были сделаны мастерами этого дела. И когда рекомендуешь кому-то книгу, потом человек тебе звонит из магазина и говорит: слушай, а какой перевод брать этот или этот? И надо бы сказать, что надо брать оба и каким-то образом их совмещать.
Зачастую эти более полные и более свободные переводы недотягивают до уровня тех порезанных, цензурованных переводов
Помните, было издание "Мастера и Маргариты" тамиздатовское, посевовское, что ли, где был дан текст журнала "Москва" и курсивом набран текст, который не вошел в журнальную публикацию? Примерно такая же история потом была с "Бабьим Яром" Кузнецова, когда был издан на Западе текст, изданный в СССР, и были выделены те вставочки, которые не вошли. Вот так иногда хочется взять классический перевод и каким-то образом туда вставить вставочки, которые дадут более полное представление о том, что писал автор текстуально, но этот перевод не заслуживает того, чтобы его рекомендовать, поскольку он не дает представления о том, что автор хотел сказать, помимо самого текста – интонационно, намеками, какими-то культурными и языковыми реалиями. Я не знаю, как решать эту проблему. Вот почему я в таком восторге от того, что Пруст переводится сейчас абсолютным мастером, переводится полностью и великолепно, но, боюсь, что это уникальный случай, уникальный эксперимент.
Иван Толстой: Я тоже, Андрей, хотел сказать немного о книжках, которые произвели на меня впечатление, книжках этого года. Кстати, не все из них я успел еще увидеть, я полюбил невесту по описанию, приятель рассказал, какая чудная девушка, я уже влюбился. И вот с этого как раз тогда и начну. Это разнообразные издания, посвященные Андрею Белому, знаменитому русскому символисту, поэту, прозаику и эссеисту. И этих изданий столько, и они такие привлекательные, и они такие занимательные и интересные! Это и берлинская редакция одного из томов воспоминаний Андрея Белого, это и том его статей, это и большой альбом биографических материалов, поскольку у Андрея Белого, как и у Блока, 140-летний юбилей в этом году. И, в общем, по части Белого тут все "доведено до белого каления", уже просто светится эта тема, эта линия, эта грядка для издательского засеивания. И даже Музей Андрея Белого устроил зум-конференцию под названием "Белый зум", такой каламбур. Моника Спивак, которая возглавляет музей его памяти в Москве на Арбате, очень много чего сделала в этом году, можно было с этим познакомиться и в интернете, и в разнообразных рецензиях. Жду, когда смогу попасть в Москву и обрести эти книги. Исключительно интересная тема.
Андрей Белый. История становления самосознающей души. М., 2020 ("Литературное наследство", т. 112, в двух книгах)
Другая книжка, тоже связанная с Серебряным веком, вернее, с эхом Серебряного века, но с той эпохой, это воспоминания Ирины Одоевцевой, точнее, один ее том "На берегах Сены", который выпущен с обширным комментарием литературоведа Олега Лекманова. Он внес массу исправлений в текст Ирины Одоевцевой, который вроде всем известен. Но Ирина Одоевцева печаталась в эмигрантских издательствах при отсутствующих редакторах, там институт редакторов в послевоенные годы был совершенно упразднен и потому, что не было этой издательской культуры, и потому, что вообще вопрос так не ставился, не было никаких денег для того, чтобы держать отдельно редактора. Уж если ты писатель, уж если ты мемуарист, а тем более если ты еще и ученый, филолог, литературовед, историк, ну уж постарайся сам вычитать свой текст или дай своим друзьям на прочтение, сам исправь и тогда приноси в редакцию, в издательство, мы напечатаем. Так вот, Олег Лекманов провел огромную работу по выявлению истинного текста Ирины Одоевцевой, по отшелушению от него всевозможных наслоений. Ирина Одоевцева, как известно, бахвалилась своей блестящей памятью, а Олег Лекманов изящно, не обидев память Ирины Одоевцевой, показал, где она провирается, где придумывает, где путает, где она приводит то в одной редакции, то в другой совершенно по-разному звучащую прямую речь, и так далее.
Ирина Одоевцева. Жизнь прошла. а молодость длится. М., АСТ, 2020
Эта книга и сама по себе увлекательная, она, конечно, гораздо более легковесная, если рядом положить книги о той же эпохе "Курсив мой" Нины Берберовой, не говоря уже о "Некрополе" Владислава Ходасевича, а более легкомысленная, можно даже сказать, но ничуть не менее увлекательная. Под редакцией Олега Лекманова эта книга становится почти литературным памятником, потому что комментарий к подобного рода изданиям абсолютно необходим, и Олег Лекманов положил несколько лет на этот почти соборный труд. Он много раз обращался к коллегам, к профессионалам по этой теме и к читателям фейсбука с просьбой присылать ему некоторые подсказки, ответы на те вопросы, которые он задавал. Я думаю, что эта книга будет очень важна и станет надолго настольной книгой для всех, кто интересуется Серебряным веком и его эхом.
Андрей Гаврилов: Я хочу добавить, что некоторая легковесность этого повествования, как мне всегда казалось, придает ему некоторое очарование. В отличие от более серьезных перечисленных вами томов, такое ощущение, что ты зашел на чай. Конечно, не к ровеснику, не к ровне, но зашел на чай к немолодой, увы, но очень добродушной хозяйке, которая тебе рассказывает байки. Не в том смысле, что все это придумано, а потому что по памяти. И мне всегда казалось, что этот текст именно вот этой легковесностью интересен, он меня всегда именно этим и привлекал. Я не читал именно это издание, а предыдущее, и понимал, что, судя по всему, там в некоторых случаях не совсем точно переданы те или иные события, но очарование рассказчицы всегда меня завораживало.
Иван Толстой: Андрей, послушаем музыку 2020 года?
Андрей Гаврилов: Давайте послушаем музыку 2020 года, тем более что можно-таки опять оглянуться в прошлое. Очень интересно, что иногда получается так, что в связи с отсутствием концертов, непонятной ситуацией на рынке грамзаписи, когда падают тиражи компакт-дисков, вроде бы растут тиражи виниловых пластинок, и все равно микроскопично, когда вдруг неожиданно откуда-то возникает интерес к кассетам и начинает продаваться музыка на кассетах, вот в этой несколько нервной обстановке крупные компании наконец-то решили порыться в архивах более активно, чем они это делали всегда, и в этих архивах иногда находятся совершенно потрясающие вещи.
В 1960 году Элла Фицджеральд дала концерт в Берлине, который был записан, правда, моно, и выпущен на пластинке, а потом и компакт-диске. Пластинка называлась "Mack the Knife. Элла в Берлине". Один из лучших концертов Эллы Фицджеральд, один из лучших концертов вокального джаза того времени, это просто жемчужина в мировой джазовой дискографии. Потом был концерт в 1961 году. Нельзя сказать, что он был хуже, потому что у Эллы Фицджеральд практически не было плохих концертов, но он был не такой энергичный, он не так захватывал.
Один из лучших концертов Эллы Фицджеральд, один из лучших концертов вокального джаза того времени, это просто жемчужина в мировой джазовой дискографии
А потом был концерт 1962 года, про который все знали, что он есть, но никто его не слышал, потому что не было записи. И вдруг выяснилось, что запись была сделана, более того, была сделана на стерео запись, что для того времени было определенным достижением. И все эти годы она пролежала в личном архиве Нормана Гранца, великого продюсера джазового. Когда вскрыли недавно эту коробку, выяснилось, что пленка заклеена скотчем, который ни разу никто не снимал за последние полвека. И вот сейчас вышел компакт-диск под названием "Элла Фицджеральд. Берлинский концерт. Потерянная пленка". Замечательный концерт, получается, что третий берлинский концерт, он очень хорош тем, что здесь играет тот же пианист Пол Смит, которого она очень любила и ценила. Кстати, его не было на записи 1961 года. И блистательная версия Mack the Knife, которую я и хочу вам предложить послушать.
(Музыка)
Иван Толстой: Подводя итоги уходящего года, мы естественным образом вспоминаем наши потери. Чудовищный урожай безвременных смертей отмечен всеми. Если говорить только о культуре, о тех, кто выступал в наших программах, я назову несколько имен, уход которых иначе как катастрофой не назовешь.
Историки литературы Николай Богомолов, Олег Коростелев, Лев Мнухин, писатель Аркадий Львов, музыкант и ветеран Радио Свобода Игорь Берукштис (он вел у нас программы под именем Павел Сергеев), журналист и правозащитник Аркадий Полищук, актер и наш диктор Эрнст Зорин, библиофил, коллекционер и историк книги Алексей Венгеров.
Имена этих людей были известны не только в профессиональном кругу, но и за его пределами – благодаря такому усилителю, как средства массовой информации.
Но сейчас я хотел бы сказать несколько слов памяти человека, который к СМИ отношения не имел, хотя люди СМИ знали о нем очень хорошо. Это очаровательная женщина, русская американка Жанна Магарам.
Есть такие люди, которые, имея дом, работу, семью, профессию, заработок, устроенные, что называется, в жизни, испытывают непрерывную жажду деятельности, потому что они фонтанируют созидательной энергией.
Жанна Магарам не была ни актрисой, ни литератором, ни режиссером, не занимала никаких административных постов, но в ней одной – кипучей и рыжеволосой – был запрятан целый завод с цехами, станками и прокатными станами. Сто лет назад ее назвали бы импрессарио, сегодня правильнее всего сказать: продюсер. Жанна была продюсером, то есть она видела, понимала, выстраивала концепцию и организовывала культурное пространство, вовлекая в него десятки и сотни людей каждый месяц, каждую неделю, чуть ли не каждый день.
Жанна Магарам. Фото Бориса Эрихмана
Ее и ее мужа Володи большой и гостеприимный дом на окраине Кливленда был центром, штабом этой деятельности. Это только кажется, что Кливленд – далеко и неудобно. Как только вы попадали в Жаннину орбиту, вы понимали, что вы в центре внимания и в центре мира.
Организовать перелет между пятью аэропортами двух континентов, с гостиницами и оптимальным расписанием – это Жанна. Переехать по дорогам из города в город с перехватом на самой удобной бензоколонке посередине пути и моментальной пересадкой из машины в машину – это Жанна. Собрать заинтересованную публику, которая не просто вяло послушает, но несколько часов будет после выступления задавать живые вопросы, – это Жанна.
И не только дома в Кливленде, но с турами и гастролями.
И при этом каждый раз отступая с авансцены, оставаясь скромно в тени.
Я знаю, что глупо сравнивать персонажей истории. Но Жанна Магарам была, на мой взгляд, современным Дягилевым – в других обстоятельствах места, времени и образа действия, без театра Шатле и гастролей в Мадриде, без Шаляпина, без Бенуа и без Стравинского, но с тем же жаром и социальным пониманием жизни культуры.
Врач по специальности, певица по своему хобби и бизнесвумен по роду ежедневных обязанностей, Жанна Магарам познакомила русскую Америку с самыми яркими именами России, Израиля и Европы. И самим выступавшим гастролерам дала возможность еще раз увидеться с благодарной аудиторией, казалось бы, навсегда растворившейся на просторах изгнания.
Винтик в ножницах. А выпадает такой винтик – и размыкается все, что еще вчера работало и радовало.
Человек деятельного добра
Умная, гостеприимная, умелая и незабываемая Жанна Магарам. Человек деятельного добра.
Андрей, что же, книги и музыка это не единственные два вида искусства, которые существуют, есть и какое-то кино, есть и что-то зрительное…
Андрей Гаврилов: Извините, я вас перебью. Есть то, что объединяет разные формы того, о чем мы с вами говорили. Я хочу остановиться еще на одной книге, в которой очень много говорится о кино и очень много говорится о музыке. Это книга Андрея Смирнова "В поисках потерянного звука. Экспериментальная звуковая культура России и СССР первой половины ХХ века", она была издана Музеем и Центром современного искусства "Гараж". В серии "ГАРАЖ.txt". Программа "ГАРАЖ.txt" была запущена четыре года назад, ее цель – поддержка авторов, которые пишут о современном искусстве и культуре. Андрей Смирнов – научный сотрудник Центра электроакустической музыки Московской государственной консерватории, руководитель лаборатории звука Московской школы фотографии и мультимедиа имени А. Родченко, основатель "Термен-центра", куратор многочисленных выставочных проектов.
Я помню, когда в Москве проходила очередная биеннале, огромным успехом пользовалась его выставка "Поколение Z", на которой были представлены прообразы синтезаторов, прообразы тех машин, которые издавали звуки. Звучит это очень технически и сухо, но можно я вам прочту малюсенький фрагмент из этой книги?
Андрей Смирнов. В поисках потерянного звука. Обложка
"Волна музыкального новаторства поднялась в России почти одновременно с зарождением новаторства живописного и поэтического. Музыкант, композитор Лурье перевел на язык музыки многие эксперименты своих друзей художников-футуристов, он один из первых создал атональные сочинения. Названия говорят сами за себя – "Синтезы", цикл "Формы в воздухе", "Звукопись Пабло Пикассо". Его современник Рославец создает в те годы "Новую систему организации звука". Чуть позже Глебов (Асафьев) в Петрограде пишет статьи "Ценность музыки" и "Процесс оформления звучащего вещества", где затрагивает темы о неизбежной эволюции музыки в сторону использования сложных тембровых комплексов".
Это – для затравки, чтобы понять сферу интересов Андрея Смирнова. А лучше всего просто прочесть содержание: "Вначале было слово", "Супрематизм и искусство звуковых масс", "Свободная музыка", "Дзига Вертов – лаборатория слухов", "Грядущая музыкальная наука", "Враг музыки и механический оркестр", "Общество имени Леонардо да Винчи", "Терменвокс", "Ритмикон", "Дальновидение", "Шпионаж и микроволновые атаки". Это я только прочел первые две главы. Книга читается абсолютно как детектив даже теми, кто далек от этой достаточно специфической темы, специфической формы звукоизвлечения. Неудивительно, что в конце концов Смирнов создал Термен-центр в Москве, именно руководствуясь инструментами и научными работами Льва Термена. Кому хоть немного это интересно, считаю, что ни в коем случае эту книгу пропустить нельзя. Это, с моей точки зрения, событие.
Иван, вы говорили о книгах, которые вам хочется подержать, взять в руки, но вы еще их не читали. У меня есть книга, которая похожа на одну из тех, потому что я долго ее пытался купить, почему-то она пропадала, это книга моего любимого писателя Мо Яня "Лягушки", вышедшая в издательстве "Эксмо", перевод Игоря Егорова. Я не знаю, как можно охарактеризовать Мо Яня, лауреата Нобелевской премии, и нужно ли его характеризовать, учитывая, что все его предыдущие романы, переведенные на русский язык, кстати, по-моему, тем же Игорем Егоровым, это абсолютно роскошное чтение, это когда ты наслаждаешься каждой строчкой, каждым абзацем, каждым поворотом сюжета. Но, повторяю, эту книгу я еще не прочел, это я говорю авансом.
А вот то, что я уже прочел, хотя это как раз была та книга, которую я смог купить только онлайн, я ни в одном магазине ее найти не мог, это новый последний роман Льва Гурского, который называется "Министерство справедливости", издательство "Время". Это безумно интересный роман, потому что я вдруг подумал, что о современной российской жизни, о том, что у нас сейчас происходит, практически романов я не встречал. Это или какая-то детективная чернуха, которую читать-то не очень хочется, или глубоко философские произведения на вечные темы, что отнюдь не снижает достоинства этих книг, а вот просто о жизни – нет. Это фантастический роман о том, что случилось в нашей стране, когда президент, который правил двадцать лет, по фамилии Дорогин, скончался от инфаркта и в стране начинаются новые перемены. Для тех, кто любит Стругацких, здесь довольно много намеков на Стругацких, например, здесь действует космонавт Иван Юржилин, который возвращается с орбиты потому, что "главное – на Земле". А у Стругацких был космонавт Жилин, который говорит, что "главное – на Земле", и так далее. Много намеков на современные реалии, чего стоит один бывший кремлевский повар Ерофей Ожогин, у которого есть головорезы из военной компании "Моцарт".
Лев Гурский. Министерство справедливости. М., Время, 2020
Это все шутки, а на самом деле это как бы сказка, которая напоминает нам, что ведь если на секундочку подумать, мы действительно рождены, чтобы сказку сделать былью, какой бы эта сказка ни была страшной, радостной, веселой. Все в наших руках. И вот если действительно все будет в наших руках, что мы будем делать? А кроме этого, есть еще один вопрос. У тех же Стругацких в одном из романов природа вмешивается в жизнь людей, потому что люди своими открытиями, своей деятельностью начинают нарушать закон увеличения энтропии, которую нарушить невозможно, и природа вмешивается потому, что она, как – гравитация, она не хорошая и не плохая, не злая и не добрая, это закон природы. И вот природа начинает вмешиваться. Здесь примерно то же самое – природа начинает вмешиваться, чтобы с помощью Министерства справедливости исправить несправедливости, которые есть в этом мире. Очень интересный подход, очень забавный, в чем-то читается на ура, как детектив. Кстати, как и предыдущая книга Льва Гурского "Корвус Коракс". Напомню, что под этим псевдонимом скрывается Роман Арбитман, саратовский писатель и литератор.
Иван Толстой: И здесь я должен вторгнуться и сказать, что мы с Андреем Гавриловым записывали эту программу буквально накануне печального известия о кончине Романа Арбитмана от коронавируса. Писатель умер в возрасте 58 лет.
Иван Толстой: Андрей, и в завершение нашей программы хотелось бы тоже послушать какое-то музыкальное произведение, вами экспертно отобранное для нас. 2020 год, что его выразит?
Андрей Гаврилов: Его выразит то, о чем я уже говорил. 85-летие Алексея Семеновича Козлова породило не только диск квартета, о котором мы говорили в начале часа, но и также пластинку, которая называется "Своими руками", так же, как называлась одна из пластинок "Арсенала". Исполнитель – ArtBeat Project. Это Антон Горбунов – бас-гитара, Петр Ившин – ударные, Иван Акатов – труба, Владимир Голоухов – вибрафон и автор замечательных аранжировок, Феликс Лахути – электроскрипка, Иван Смирнов-младший – гитара, Владимир Нестеренко, потрясающе сыгравший на органе Хэммонда, и Михаил Смирнов – аккордеон. Они записали пластинку целиком из произведений Алексея Козлова, но, в отличие от той, здесь нет саксофона и нет рояля, за который иногда маэстро садился на своих концертах. Ни саксофона, ни рояля, и все музыканты, за исключением трубача Ивана Акатова, прошли через "Арсенал" Алексея Козлова. Предлагаю послушать фрагмент пластинки программы "Своими руками" в исполнении ArtBeat Project. Не могу не сказать, что и тот, и другой диски были выпущены продюсером Николаем Богайчуком, который очень много делает для развития отечественного джаза.
(Музыка)