В разделе "Воспоминания" британский писатель Виталий Витальев рассказывает о своих встречах с классиком американской литературы ХХ века Джозефом Хеллером. Он родился в 1923 году в Нью-Йорке в семье еврейских эмигрантов из России. Автор романов "Уловка-22", 1961 (Catch-22),"Что-то случилось" (Something Happened, 1974), "Чистое золото" (Good as Gold, 1979), "Господу ведомо" (God Knows, 1984), и др. Умер в 1999 году. Виталий Витальев родился и вырос в Харькове, до 1990 года жил и работал в Москве. С 1990 года живёт в Лондоне. С тех пор пишет и издаётся по-английски.
Игорь Померанцев: Когда и где вы познакомились и почему вы подружились?
Виталий Витальев: Мы познакомились случайно. Дело в том, что его издатели и мои тогда были "Саймон и Шустер", у него американское их отделение, а у меня британское. Как-то раз "Саймон и Шустер" в Лондоне пригласили меня на встречу, на обед с Джозефом Хеллером. Он был одним из моих кумиров. Мы каким-то образом умудрялись доставать его книги в оригинале еще в Советском Союзе. На инязе они у нас ходили по рукам, мы хохотали.
Я помню, пошел на обед с Хеллером в ресторан, но пришел чуть-чуть раньше, присел на скамеечку в парке напротив и, думаю, выкурю сигарету. На скамейке напротив меня сидел человек с очень интересным лицом, такое утомленное лицо, немножко грузный пожилой человек, кудрявые седые волосы и какие-то удивительные глаза, такие пронзительные глаза, как пишут в плохих романах. Он на меня смотрел, я на него смотрел, какая-то возникла связь интересная. Потом я зашел в ресторан, в скором времени этот же человек туда тоже вошел, оказалось, что это и был Джозеф Хеллер. Я помню, что мы вышли вместе из этого ресторана, я его проводил до гостиницы, мы очень много говорили. Он очень интересовался моей жизнью в Советском Союзе. Может быть, отчасти потому, что его родители Лена и Исаак были эмигрантами из России, дореволюционной России еще. Его всё, связанное с той частью света, очень интересовало. Он мне рассказал немножко о своем детстве. Он говорит: "Кстати, меня пригласили выступить на фестивале литературном в Англии скоро, так что я, наверное, скоро вернусь". Я говорю: "Вот какое совпадение, я там тоже буду выступать. Мы там тогда встретимся в следующий раз". Это было буквально через несколько месяцев после первой встречи. Я помню, когда я выступал, я мог слышать приглушенные аплодисменты из зала напротив, где выступал Джозеф Хеллер.
Я ненавижу это занятие – подписывать книги, мне кажется, что-то в этом есть от проституции
А на следующее утро мы договорились позавтракать вместе. Сначала наши пиарщицы присоединились, потом мы остались сами. Он говорит: "Мне предстоит сейчас подписывать книги, я ненавижу это занятие, подписывать книги, мне кажется, что-то в этом есть от проституции почти". Я спросил: "А поему так?" Он говорит: "Да у меня был случай как-то в Соединенных Штатах, тоже меня попросили подписать какую-то книгу свою. В том же магазине рядом со мной подписывала книги автор-женщина, которая вертит колесо из "Колеса Фортуны", к ней стояла очередь в три километра, а у меня было два человека. Это было унизительно и оскорбительно. С тех пор я подписываю свои книги неохотно".
– Виталий, Хеллер еще в молодости написал короткую прозу об интервенции Советского Союза в Финляндии. Возникала в ваших разговорах русская тема, советская тема?
Джозеф Хеллер, 1986 год
– Да, конечно. Кстати, этот очерк о вторжении Советского Союза в Финляндию он написал еще в школе, это было школьное сочинение. Советский Союз, Россия его очень интересовали, потому что там были его корни. Он очень хотел туда поехать, может быть и поехал, если бы не сердечный приступ, который произошел в декабре 1999 года, от которого он скончался. Он упоминал нескольких писателей российских, русских, советских, которых он любил, среди них был Паустовский. Я не помню остальных, но Паустовского он любил и читал. Я прочитал книгу Хеллера о детстве и понял, что Паустовский тоже всегда был движим своей юностью в творчестве, своим детством, он говорил: "О чем бы вы ни писали, пишите только о себе". Он не имел в виду, что писатель должен быть мегаломаньяком, а просто должен использовать свои впечатления, о чем бы он ни писал. Сейчас опять же, посмотрев на все произведения Хеллера, видишь его неврозы, еврейский опыт так называемый.
– По-русски Хеллер – это Геллер. Если бы его родители не эмигрировали, то, возможно, в Советском Союзе был бы выдающийся писатель по имени Иосиф Геллер. Еврейская тема волновала писателя?
– Конечно, это просто была его, я бы сказал, основная тема. Он к ней подходил иронично. Я просто помню, как мы надрывали животики, читая его. Это все еврейские неврозы, комплексы, изобретательность какая-то, юмор почти одесский. Мне кажется, "Уловка-22" по своему замыслу в чем-то очень еврейская книга, в литературном смысле, конечно, не в этническом. Опять же, возвращаясь к его автобиографии, к тому, что произошло после его смерти, об этом я тоже хочу рассказать, потому что это история странная и удивительная. Эти корни американо-еврейские, конечно, были его движущей силой, на мой взгляд. А произошло следующее: после несколько таких встреч, а он очень много меня расспрашивал о моем детстве на Украине, в Харькове, – он мне как-то сказал: "Знаете, я бы очень хотел показать мой Кони-Айленд, о котором я пишу в книге. Если вы будете в Нью-Йорке, позвоните мне, я вас повожу по местам моего детства". Представляете, такое предложение. Я как раз в это время работал в газете "Дейли Телеграф" и вел переговоры о том, чтобы провести какое-то время в Соединенных Штатах, писать оттуда колонку, может быть, для себя собрать материал для очередной своей книжки. Я хотел пройти по стопам Ильфа и Петрова, но это отдельная история. Я пришел к редактору и говорю: "Меня Джозеф Хеллер пригласил посмотреть на его Кони-Айленд". Конечно, это было, как говорили мафиози, предложение, от которого нельзя отказаться. Мне заказали большой материал. Тут же я полетел в Америку, было это в начале декабря 1999 года. Я прилетел, позвонил Джозефу, мы договорились с ним встретиться через три дня на станции "Гранд Сентрал". Он звучал очень нездорово. Я говорю: "Послушайте, может мы отменим?" – "Да нет, нет, ничего, я сяду на поезд, приеду, мы походим".
Я открыл вечернюю газету, на первой странице увидел заголовок "Писатель умер"
На следующее утро я ехал в Нью-Йорке в вагоне метро и открыл вечернюю газету, по-моему "Нью-Йорк пост", и вдруг на первой странице увидел, я сначала на фотографию даже не посмотрел, увидел заголовок "Писатель умер". Я подумал тогда: чтобы в "Нью-Йорк пост" писатель был на первой странице – это должен быть либо нобелевский лауреат, либо действительно какой-то великий американский писатель. Потом я увидел фотографию Джозефа. Это был потрясающий удар для меня, потому что мы должны были с ним на следующее утро встретиться. Я поехал все-таки один на Кони-Айленд. Это было очень мощное впечатление, потому что мне пришлось многим его друзьям детства сообщать о том, что он скончался, они не знали. Его там, кстати, помнили, к моему удивлению, не так уж много людей. Он был очень обязательным человеком, он всегда, если что-то обещал, то делал вовремя. Он мне звонил, как выяснилось, в Лондон на мой домашний телефон и оставил сообщение о том, что он себя плохо чувствует и очевидно завтра прийти не сможет. Я это сообщение прочел примерно через неделю после его смерти, когда вернулся домой. Возможно, это был один из последних звонков в его жизни, потому что он умер неожиданно, скоропостижно, какие-то может быть минуты после того, как сделал этот звонок. Я хотел сохранить это сообщение, но по ошибке человек, который тогда со мной жил, она стерла это сообщение... Я могу немножко рассказать о том, как я поехал на Кони-Айленд и что я там увидел уже на следующий день после его смерти.
– Да, но прежде вот о чём спрошу. Сначала поделюсь с вами личным журналистским опытом. Я когда-то давным-давно брал интервью у швейцарского писателя Фридриха Дюрренматта, я спросил его, почему в его пьесе "Визит старой дамы" главная героиня армянка, у нее армянская фамилия. Он призадумался и ответил: "Вы знаете, я не знал тогда, что это армянская фамилия". Вы не спрашивали Хеллера, почему у его героя романа "Уловка-22" армянская фамилия, по крайней мере, она выглядит как армянская?
– Я не думаю, она звучит, как армянская фамилия, но я не думаю, что она таковой является. Мне кажется, Хеллер просто думал о каком-то имени, которое будет звучать необычно, немножко загадочно, мистически даже. Он был вообще очень литературным человеком, то есть чуть ли не в каждой его фразе был какой-то интересный литературный парадокс. Я считаю, что первая фраза из его книги Now and Then одна из лучших первых фраз, наверное, в мировой литературе: "Золотая полоска на карусели была сделана из меди". Я понял, уже когда был на Кони-Айленд, как это здорово. Потому что это действительно было место немножко грустное, как любой парк для развлечений после окончания сезона. Это был в довоенные годы такой американский Диснейленд. Хеллер там вырос. Парашютная вышка там торчала. Я почему-то сразу подумал об этой фразе, как он впрыгивал в повествование, и так же, наверное, долго смотрел на эту парашютную вышку.
Хеллер всегда мечтал сделать прыжок на парашюте, так его и не сделал
Он действительно смотрел, он пишет об этом в книге, всегда мечтал сделать прыжок на парашюте, так его и не сделал. И эти карусели, это ведь место, где впервые появился хот-дог: сосиска в булочке была изобретена буквально за углом его дома. Знаменитые нью-йоркские американо-еврейские книшес, картофельники, до сих пор это заведение открыто, я в нем перекусил. Конечно, это было очень болезненное впечатление. Я просто подумал, поскольку, естественно, наша встреча не могла уже состояться, я подумал: я пойду на эту встречу, как будто бы он живой. Я поехал в назначенное время к вокзалу "Гранд Сентрал", надеясь, что вдруг Джозеф появится все-таки. Мне казалось, даже несколько раз, что в толпе я могу разглядеть его фигуру, его седые волосы кучерявые. Я сел на сабвей, поехал на Кони-Айленд. Он как бы был со мной. Я помню, я нашел его школу, дом, где он жил. Там рядом была лавка мясника, я туда зашел, разговаривался с мясником, там еще была пара посетителей, я сказал: "Вы слышали, что Джозеф Хеллер умер?" Кто-то из них спросил: "А кто такой Джозеф Хеллер?" Другой покупатель говорит: "Господи, я с ним учился еще в школе, в одном классе". Он был очень огорчен. Я себя чувствовал в странной роли: я на родине Джозефа Хеллера, в его родных местах вестник беды, сообщаю о его кончине.
Кадр из фильма "Уловка-22", 1970 год
– В нашей передаче звучит музыка из сериала "Уловка-22". По книгам Хеллера было сделано несколько фильмов. Вы смотрели какие-то фильмы, может быть, или этот сериал?
– Если я не ошибаюсь, я смотрел американский фильм, сделанный довольно давно по "Уловке-22". Мне кажется, его книги – трудный кинематографический материал, поскольку там весь сюжет разворачивается внутри героев. Есть, конечно, очень смешные и трагические внешние проявления, но, мне кажется, это трудно для кинематографии. Что касается "Уловки-22", это просто замечательный материал. Многие говорят о трагедии Джозефа Хеллера, которая нередко случается среди писателей. Случается она тогда, когда их первая книга затмевает все последующие. И о нем многие критики писали, что это трагедия, первая книга куда лучше, чем все последующие, мол, бедный Хеллер. Я должен сказать, что он с этим был категорически не согласен. Когда у него спрашивали: почему же так получилось, что вы не написали за всю свою жизнь ничего лучшего, чем "Уловка-22", он отвечал: "А кто написал лучше, чем это?" То есть без ложной скромности. Под влиянием этой критики он пытался написать незадолго до своей кончины продолжение "Уловки", это была неудачная попытка, он об этом даже особо не хотел говорить. Его автобиографические книги последние, несколько книг, на мой взгляд, это другой жанр, но по своим литературным качествам они не уступали "Уловке-22", а может быть, даже превосходили.
Далее в программе:
Миша Майский (виолончелист).
"Для великой музыки нет никаких границ, и я сам лично космополит. Я родился в Латвии. Я учился в Петербурге и в Москве. Потом я эмигрировал в Израиль. Живу я в Европе. Я играю на итальянской виолончели. Пользуюсь французскими смычками и немецкими струнами. Моя жена была американка. Дочка родилась в Брюсселе, сын – в Брюсселе. Я езжу на японской машине. Ношу швейцарские часы и индийское ожерелье".
"Родной язык" с писателем Александром Мелиховым (Петербург).
"Красное сухое" с итальянской переводчицей Еленой Корти.