"Насилие — прерогатива государства"

• Что нужно знать о правосудии и правоприменительной практике в России. Дело Алексея Навального и суды онлайн.
• Депутаты не спешат принимать закон о профилактике семейно-бытового насилия и грозят лишением свободы тем, кто заявит о сексуальных домогательствах.

ПРЕЦЕДЕНТ НАВАЛЬНОГО

В понедельник Химкинский городской суд прямо в здании полиции провел выездное заседание и арестовал на 30 суток Алексея Навального, задержанного в аэропорту по возвращении в Россию. Что не так с этим судом и арестом? Почему многие уважаемые юристы назвали произошедшее беззаконием, произволом и правовой аномалией? И если так можно с Навальным, на что же рассчитывать обычным гражданам? Как вообще вся эта история отразится на правоприменительной практике в России?

^{Видеоверсия программы}

Предлагаю посмотреть небольшую справку, которую подготовил Иван Воронин. Он и встречал политика в аэропорту (правда, во Внуково, куда Навальный в итоге не прилетел), и дежурил у здания Химкинского отдела полиции, где проходил тот самый выездной суд.

Прецедент Навального

В студии Радио Свобода – Анастасия Саморукова, адвокат, сотрудничающий с проектом "ОВД-Инфо", на связи – адвокат Алексея Навального Ольга Михайлова.

Ольга, удалось ли вам пообщаться с Алексеем Навальным после того, как суд вынес решение о его аресте?

Ольга Михайлова: Да, я сегодня вечером общалась с Алексеем. Он всем передавал привет. Чувствует он себя нормально. Мы больше обсуждали некие бытовые проблемы, касающиеся его нахождения в новом месте.

Марьяна Торочешникова: А как вы оцениваете вот это решение Химкинского суда? Что это такое? Новая судебная практика – выездное заседание в отделе полиции, судя по всему, не уполномоченным на то судом?

Ольга Михайлова: Насколько мне известно, в отделе полиции судебное разбирательство было проведено впервые. Как говорят, такие разбирательства проводятся иногда в колониях, в СИЗО, скажем, если человек не может быть транспортирован в суд. Но это неправильно. Если это касается уголовного процесса, то никаких выездных судов быть не может. Суд может выехать из здания суда, рассматривая дело, в двух случаях: если нужно осмотреть вещественные доказательства, находящиеся в ином месте, и если надо сделать осмотр места происшествия. Никаких иных выездных заседаний Уголовно-процессуальный кодекс судам проводить не разрешает, тем более – в отделениях полиции.

Ольга Михайлова

Проведение такого заседания в отделении полиции говорит о том, что нарушены многочисленные принципы – и равенство сторон в процессе, и гласность, и разделение ветвей власти. Судебная власть здесь переплетается с исполнительной властью, что абсолютно недопустимо. В нашем случае суд приехал к инициатору заключения Алексея Навального под стражу, и в помещении этого инициатора проходило судебное разбирательство с многочисленными нарушениями права на защиту, права гласности, публичности. Тайна совещания судей также была нарушена: нам неизвестно, куда суд удалялся на совещание, где была эта совещательная комната. Разбирательство проходило в актовом зале в присутствии многочисленных сотрудников полиции.

Марьяна Торочешникова: Почему, на ваш взгляд, такой экстраординарный судебный процесс избрали для вашего подзащитного Алексея Навального?

Ольга Михайлова: Мы сегодня подали апелляционную жалобу на это постановление Химкинского городского суда, отразив там все нарушения, в том числе говорили о нарушении статей Конвенции: 5-й – незаконное задержание и содержание в условиях лишения свободы; 6-й – право на справедливое судебное разбирательство. Мы упоминали также о нарушении статьи 18-й, говорили о том, что все это было произведено не для целей правосудия, а для иных, политически мотивированных целей, исключительно для того, чтобы полностью изолировать Алексея от общества и исключить его из политической жизни страны.

Марьяна Торочешникова: Анастасия, если власти демонстрируют, что так можно поступать с Навальным, который у всех на виду, то чего же ждать обычным людям? Или обычные люди могут не беспокоиться? Если дело дойдет до задержания или ареста, будут соблюдены все нормы?

Анастасия Саморукова: Рассчитывать на то, что будут соблюдены все нормы, сейчас у нас не может никто. Но у меня складывается такое впечатление, что на политических процессах обкатываются какие-то нормы, проверяются пределы допустимого, прощупываются границы. Когда-то коллеги говорили мне: "Это политический процесс, там все понятно". И когда я отвечала: "Скоро будет то же самое в ваших обычных процессах", – сначала мне не верили, а потом говорили: "Да"…

Марьяна Торочешникова: Например?

Анастасия Саморукова: Мне всегда казалось, что принцип: "в любой непонятной ситуации проводить обыск" – это у нас только по делам с политическим уклоном.

Марьяна Торочешникова: Это скорее метод устрашения, давления.

Анастасия Саморукова

Анастасия Саморукова: УПК не предполагает обыска как метода давления. Это, видимо, какая-то попутная его функция. Есть совершенно абсурдные дела. Недавно мы обсуждали с коллегой дело то ли о ложном доносе, то ли о даче ложных показаний. Зачем там проводить обыск? Обкатывается какая-то фишечка, и теперь это можно делать как угодно. Например, по делу о ДТП, причем даже не со смертельным исходом, через полгода у обвиняемого провели обыск. Зачем по 264-й статье проводить обыск? Они сказали, что человек еще подозревается в хранении наркотиков. Допустим. Но ведь прошло полгода! Однако мы уже как-то привыкли. И когда консультируешь человека, сразу настраиваешь его на то, что может быть обыск. Вот зачем, например, проводить обыск по 318-й статье: "Применение насилия к полицейскому"?

Марьяна Торочешникова: Вдруг там список каких-то полицейских...

Анастасия Саморукова: Конечно, объяснить можно все, было бы желание. Но у меня складывается стойкое ощущение, что власть таким образом прощупывает пределы допустимого, понимая, что общество говорит: "Ну, это политический, а я же не политический, мне ничего такого не грозит". А потом оказывается, что и с тобой тоже так можно.

Марьяна Торочешникова: В этой истории обращает на себя внимание еще одно обстоятельство. Все, кто следил за нашей трансляцией из аэропорта Шереметьево, которую мы вели на ютьюбе Радио Свобода, были свидетелями того, как задерживали Алексея Навального в аэропорту, перед паспортным контролем. Адвокат Ольга Михайлова была рядом. И она, и Навальный требовали, чтобы ее пропустили вместе с ним туда, куда его уводят, но эти требования игнорировали. Навальному при этом пригрозили применением силы, если он добровольно не пойдет дальше. Так вот, по словам заместителя председателя Комиссии Совета Федеральной палаты адвокатов по защите прав адвокатов Вадима Клювганта, недопуск адвокатов к подзащитным в современной России стал обычной практикой.

Вадим Клювгант: Воспрепятствование профессиональной деятельности адвокатов – это уже тоже, к сожалению, притча во языцех. Адвокатское сообщество не первый год бьет в набат по этому поводу. Одной из форм такого воспрепятствования является недопуск адвоката к своему доверителю, который либо под стражей, либо задержан. Мы наблюдали это уже не единожды. Проблема в том, что за это не существует никакой ответственности. За воспрепятствование, например, профессиональной журналистской деятельности уголовная ответственность установлена. За воспрепятствование деятельности религиозных организаций есть уголовная ответственность, и как мы знаем, она применяется, теперь она есть даже за оскорбление чувств верующих. А вот за воспрепятствование адвокатской деятельности, которая заключается в обеспечении конституционных гарантий каждого на получение квалифицированной юридической помощи, нет никакой ответственности. И все попытки адвокатского сообщества поставить этот вопрос (проекты уже давно написаны и лежат на всех столах не первый год) натыкаются на мощный консолидированный саботаж.

Вадим Клювгант

И это проблема не адвокатского сообщества, а проблема каждого гражданина и каждого человека, находящегося на территории России, которого в любой момент могут за что-то задержать, и он не сможет получить профессиональную юридическую помощь. То есть в набат-то бьет адвокатское сообщество, а должно бы бить все общество.

Анастасия Саморукова: Недопуск адвоката – это очень серьезная проблема. Недавно был опубликован комментарий ФСИН о том, что деятельность адвоката вообще не направлена на осуществление правосудия. А на что она направлена!? Пока большие люди, у которых много власти и возможностей, сидят в Сенате, в Думе, во ФСИН или в СК (у нас теперь много людей из СК, которые знают, почем фунт лиха), они не допускают адвокатов, не принимают необходимые законы. А потом, когда их в одночасье перемещают в следственный изолятор, они говорят: "Боже мой, если бы я знал!..". Но даже их бывшие коллеги, которые все это видели, почему-то не делают для себя никаких выводов. Они продолжают принимать те же законы, а потом оказываются в тех же "приятных" местах и говорят: "Если бы мы знали!.."

Марьяна Торочешникова: 2020-й год с пандемией открыл новые возможности для судей и правоохранительных органов.

Анастасия Саморукова: Безграничные.

Марьяна Торочешникова: А ведь в прошлом году появились такие суды, которые даже не выездные, а, например, суды по переписке. По делам об административных правонарушениях были случаи, когда судья сидит у себя в суде и связывается по ватсапу с человеком, который находится в отделе полиции. Это какие-то особо изощренные формы правосудия!

Об этих новых практиках рассказывает юрист проекта "ОВД-Инфо" Денис Шедов.

Денис Шедов: Суды стали изобретать новые форматы, проводя судебные заседания по ватсапу, по скайпу и так далее. Например, в Казани был процесс, когда мужчину привлекали к ответственности за нарушение при организации и проведении публичного мероприятия (митинга). Судья находился в здании суда, он подключился посредством ватсапа, а привлекаемый к административной ответственности вместе со своим защитником были вызваны в отдел полиции, где их посадили перед экраном ноутбука. Вокруг находились полицейские, связь была не очень хорошая, никакой возможности конфиденциально посовещаться с защитником не было. Документы из суда привезли в отдел полиции, потом обратно в суд. Это явная самодеятельность без какого-либо законного подкрепления. В публичном пространстве было довольно много материалов о том, как проходили подобные суды. Например, в Свердловской области было судебное заседание, где к ответственности привлекали юридическое лицо – кафе, которое продолжало работать, несмотря на карантинные меры, и там тоже все проходило в ватсапе.

Денис Шедов

Какие есть юридические проблемы с судами онлайн? Прежде всего, они до сих пор не предусмотрены законом. Вторая проблема: технически незащищенные каналы связи не позволяют удостоверить личность участников процесса. Кроме того, очень сложно подавать ходатайство. Это такое наследие пандемии, которое российские суды и правительство сейчас пытаются как-то переосознать.

Я не считаю, что выездной процесс в отношении Навального напрямую связан именно с наследием пандемии. Но, вместе с тем, все вокруг приняли то, что суды на ходу придумывают какие-то новые правила, например, проводя судебное заседание в ватсапе или по скайпу, и это, безусловно, повлияло на возможность продолжения этой практики. Здесь мы имеем дело с неким делопроизводителем, который заинтересован в том, чтобы как можно быстрее пропускать больше дел. И в этом случае такие разнообразные инструменты (что-то можно провести онлайн, в ватсапе, в выездном формате в отделении полиции) довольно удобны. В ряде стран ближнего зарубежья также существует практика, когда людей, привлекаемых за участие в массовых протестах, осуждают сразу в отделениях полиции: например, подобная практика была во время массовых протестов в Казахстане. В принципе, можно предположить, что и в российских условиях в случае массового задержания для судей было бы вполне удобно приехать в отдел полиции, сразу же пропустить автозак и выдать всем решения.

Марьяна Торочешникова: Это навстречу 23 января, когда нам обещают протестные акции, задержания и прочее? Судьи могут дойти до этого? Обкатали на Навальном выездное заседание в отделе полиции – и начали делать так же сразу по всем задержанным на любых акциях: приехал суд и отштамповал.

Анастасия Саморукова: Может быть, так быстро они не сориентируются. С другой стороны: а что такого? Сработало же. В принципе, выездные судебные заседания – это не самая большая проблема, они могут быть, вопрос в том, для чего. У меня в практике были судебные заседания, когда мы просили выездное, потому что потерпевшие не могли дать показания, они были совсем старенькие, не могли передвигаться, но нам отказывали. А однажды зал судебного заседания был такой крошечный, что было просто невозможно реализовать право потерпевших на присутствие в судебном заседании, поэтому был арендован актовый зал администрации, и судебные заседания проходили там. Здесь понятна легитимная цель. А в случае с Навальным и в вашем предположении легитимная цель мне вообще непонятна.

Марьяна Торочешникова: С участниками акции – понятно: чтобы люди долго не томились в отделении полиции в ожидании, пока их отвезут в суды.

Анастасия Саморукова: Ну да, у нас больше всего о людях и "заботятся"…

Если между свободой и безопасностью ты выбираешь безопасность, то не получаешь ни того, ни другого. И сейчас "ради нашей безопасности" мы не имеем доступа в суды. У нас гласность в судах стала чем-то недостижимым: туда не пускают журналистов, родственников, слушателей. Вы не можете общаться со своим подзащитным, вас тащат в СИЗО, и вы общаетесь там с ним через стекло, никакого конфиденциального общения нет. Когда вы встречаетесь с ним в суде, вам говорят: "Здесь суд. А если вам нужно конфиденциальное общение, идите в СИЗО". Это тоже незаконно, но попробуйте это оспорить! Всю эту ковидную историю наше государство максимально использует для того, чтобы перекрыть еще оставшиеся глотки свободы и какие-то небольшие гражданские права. К сожалению, на всю катушку используется ковидная безопасность.

У вас есть уверенность в том, что когда этот COVID когда-нибудь уйдет, и все вернется на круги своя? У меня нет. Это же так удобно – не пускать в суд зрителей, жену, которая не может увидеть своего мужа, так как следователь не дает ей свидания, а в суд ее не пускают, потому что COVID: "мы беспокоимся о вашей безопасности". А она его не видит уже полтора года, потому что он под следствием: ни свиданий, ни звонков. И в каком он состоянии, если не может увидеть близких людей?

Марьяна Торочешникова: Безопасность победила свободу, при этом люди по большому счету никак не защищены.

Анастасия Саморукова: Да, а в смысле эпидемии лучше-то не стало. И я не знаю, уйдут все эти практики или нет. Ведь они слишком удобны для того, чтобы "закручивать гайки" и закреплять нарушения прав граждан "ради их же собственной пользы".

ОСТАТЬСЯ В ЖИВЫХ

На этой неделе в России состоялась масштабная онлайн-конференция, участники которой говорили о противодействии домашнему насилию. Инициатором обсуждения стал телеканал "Москва 24", и, пожалуй, впервые за последние годы так много участников с самыми разными точками зрения обсуждали проблему на площадке одного из официальных телеканалов.

Побои, которые остаются безнаказанными, убийства как результат бездействия правоохранительных органов… Что сегодня происходит с законом о домашнем насилии, и почему в тюрьму можно сесть за слова, но не за побои?

Остаться в живых

У нас в студии правозащитница Алена Попова.

Сегодняшняя новость. В Самарской области оштрафовали женщину, пострадавшую от семейного насилия, за то, что она громко кричала ночью и мешала соседям спать. Была семейная ссора, соседи вызвали полицию, полицейские приехали и оштрафовали избитую женщину за нарушение закона о тишине. А спустя месяц эта же женщина попала в больницу в крайнем истощении и с синяками по всему телу. Сейчас против ее мужа возбуждено уголовное дело. Но штраф на ней так и висит, в апелляции его не отменили. Это обычная практика, то есть полиция вот так защищает?

Алена Попова: Есть еще худшие прецеденты – например, Ира Живова, которую суд оштрафовал на десять тысяч рублей за то, что она публично сообщила о побоях, которые в отношении нее совершил ее муж. Она рассказала в посте, что подверглась побоям, уже имея на руках протоколы полиции. Это был Никулинский суд города Москвы. И этот "прекраснейший" закон, безусловно, навредит в первую очередь жертвам сексуального насилия, во вторую очередь – жертвам сексуального домогательства, в третью очередь – жертвам домашнего насилия.

Марьяна Торочешникова: Вы имеете в виду поправки к Уголовному кодексу и наказание за клевету?

Алена Попова: Да. Считается, что ты клевещешь по поводу сексуальных домогательств, сексуального насилия или домашнего насилия, пока нет решения суда. Даже если у тебя есть протоколы, есть уже все свидетельства изнасилования, но еще нет решения суда, ты якобы клевещешь. Для меня это вообще за гранью добра и зла, прежде всего потому, что вся законодательная база РФ обязывает людей сообщать о преступных деяниях: несообщение о преступлении есть укрывательство, то есть тоже преступление. Просто удивительно, что делают депутаты в Государственной Думе! Ни один российский закон нормально не соответствует другим законам, уже работающим в стране.

Что касается закона о домашнем насилии, спасибо, что вчера была такая большая дискуссия. Милонов, надо сказать, действительно прав, что полиция не работает. Спасибо Рите Грачевой, которой муж отрубил руки: она теперь ведущая и постоянно об этом говорит. Она тоже правильно сказала, что у полицейских, мало того, что они не хотят работать, еще и нет инструментов. У нас есть ряд полицейских, которые искренне считают, что побои и даже психологическое насилие – это уже за гранью. Они хотят что-то сделать, но имеют право только провести профилактическую беседу. А что сделает после этого конкретный гражданин? Он подойдет к своей будущей пострадавшей и скажет: "Еще пикнешь – перережу горло!" У нас много таких случаев, когда после отъезда полиции убивали.

Марьяна Торочешникова: Сегодня издание "Открытые медиа", изучив президентские гранты, которые раздавали в этом году некоммерческим организациям, подсчитало, что только одной из двенадцати НКО, помогающих жертвам домашнего насилия и подававших в этом году заявки, заявку удовлетворили (это один из кризисных центров на юге России). Все остальные завернули. Но зато, по данным Open Media, сразу несколько президентских грантов получили проекты, направленные на предотвращение разводов и использование православных традиций для укрепления семьи.

Алена Попова

Алена Попова: Мы никуда не уйдем от влияния Шевкунова на политику Путина. Что касается президентских грантов, то не Путин раздает их из своего кармана, а мы с вами, потому что мы платим налоги, и наша сырьевая база, которая тоже принадлежит народу, а не конкретно Путину, как он считает. Конечно, это просто беспредел! Что такое "предотвращение разводов"? Это то, о чем рассказывают женщины, убежавшие фактически из православного заключения, где их могли избивать. Есть прекрасный фильм Марфы, она недавно его презентовала, сбежав из этой ситуации. Дети и женщины рассказывали, как священники, которые считают себя безусловно защищенными системой, применяли различные изощренные виды насилия по отношению и к детям, и к женщинам, и к пенсионерам. И мы не избежим сейчас этой ситуации, потому что это скрепа, на которую опирается нынешняя власть. Но, объединившись и направляя свои ресурсы на помощь этим организациям, мы можем избежать такого беспредела. Например, вы можете перевести свои 100 рублей любому кризисному центру, любой организации. Особенно сейчас нуждается в помощи Кризисный центр "Насилию.нет", созданный нашей коллегой Аней Ривиной, которую в конце года признали "иностранным агентом".

Марьяна Торочешникова: Объявляя такие организации "иностранными агентами", людям как бы дают понять, что не надо с ними связываться, не надо их финансировать. Такое ощущение, что изначально идет установка делать все, чтобы эта тема уходила из повестки.

Алена Попова: Я тоже так думаю. А что касается "иностранных агентов", тут, конечно, удивителен генетический страх, который проявляется даже в нашем поколении. Я не знаю, откуда он взялся. Мы все-таки изучали правильную историю – ту, которая действительно имела место, касалась наших семей. В моей семье тоже были репрессированы родственники: деды, прадеды расстреляны, брошены в общую могилу.

Марьяна Торочешникова: А теперь "Росатом" планирует установить в Москве памятники Берии, потому что он помог развить отрасль.

Алена Попова: Моему ребенку в школе сказали, что если бы был Берия, у нас была бы сейчас более либеральная система.

Марьяна Торочешникова: О семейных ценностях очень много говорили, когда обсуждали дело сестер Хачатурян. Уже пятый раз суд переносит слушания по отбору коллегии – никак не могут отобрать присяжных, чтобы начать рассматривать дело по существу.

Дело сестёр Хачатурян

В сюжете сказано, что в деле сестер Хачатурян следствие и прокуратура упорствовали, никак не хотят признать их действия необходимой обороной или превышением пределов необходимой обороны.

Алена Попова: Нет, это не так. В конце прошлого года заместитель генерального прокурора господин Гринь отправил представление от Генеральной прокуратуры Следственному комитету, где сказал: в том, что сделали девочки, явно содержится состав, исключающий уголовное деяние, то есть необходимая оборона, а в действиях Хачатуряна как раз явно содержатся признаки преступления. Но потом генеральный прокурор сменился, и нынешний, господин Краснов – это выходец из Следственного комитета. Зная, как функционирует наша гнилая система, понимаешь: выходец из Следственного комитета, блюдя честь мундира, никаким образом не будет опровергать то, что сделал СК. Так и случилось. Здесь дело не в том, что они не хотят признать. Я уверена, следователи все прекрасно понимают. Они не могут, потому что система такая.

Марьяна Торочешникова: А почему такая система? Эту статью УК применяют, как правило, к жертвам домашнего насилия. Какая-то очередная домашняя разборка, муж бьет жену, она хватает то, что ближе всего лежало – нож для очистки яблок, сковородку, тяжелый предмет – отбивается и убивает агрессора. И ее же объявляют убийцей, никто не говорит, что она оборонялась.

Алена Попова: В основном это так. Единственное громкое дело, которое сам Бастрыкин переквалифицировал на "необходимую оборону", это было дело, когда к человеку с ограниченными возможностями в дом ворвалась группа грабителей, а он взял ружье и всех их положил. Но я ни разу не слышала, чтобы с такой легкостью Бастрыкин вышел и переквалифицировал дела по "необходимой обороне" в отношении жертв домашнего насилия. А мы знаем Галю Каторову. Это была не домашняя разборка: он – ее насильник, которому она причинила смерть. Наша коллега Лена Соловьева вела это дело. Он действительно пытался ее убить и еще угрожал убить дочь. И Галя начала обороняться. Она впала в состояние аффекта, вообще не помнит, что делала. Она убежала к подруге, забрала ребенка, сидела в коридоре, боялась, что он придет. Сказала подруге: "Пойди посмотри, собирается ли он нас убивать". Подруга пришла и увидела тело в крови. И Галю осудили прямо в зале суда. Ее арестовали на три года, не дали попрощаться с малолетней дочерью. А через полтора года выпустили, признав невиновной. То есть полтора года они уничтожали жизнь женщины, которая не дала себя убить насильнику, уничтожали жизнь ребенка, который не знал, где мама, и потом она оказывается невиновной! А Наташу Туникову ее гражданский муж пытался выкинуть с балкона за волосы, предварительно избив так, что у нее лицо было просто как большая черно-бурая картофелина.

Марьяна Торочешникова: Что с этим делать?

Алена Попова: Объединяться и не бояться, не прекращать бороться за законы, за инструменты защиты. Полицейский не принимает заявление? В Генеральную прокуратуру. У тебя не принимает? Пишешь в любые наши организации. Мы можем отправить тысячу обращений на один запрос (мы уже это доказали). Нужен этот закон, и Рита Грачева – тому подтверждение.