"Наследственный комитет" Лукашенко и Путина

Способен ли Николай Лукашенко остановить своего отца? Осознает ли он степень жестокости, с которой Александр Лукашенко воюет с белорусской молодежью, которая думает не так, как хотел бы Александр Григорьевич? Какой видит Колину роль в истории Владимир Путин, когда принимает на яхте вместе с папой? И как, в конце концов, спасать сверстников Коли, которые томятся по белорусским колониям и тюрьмам?

Обсуждают экс-главред "Газеты.ру" Михаил Котов, аналитик Фонда Карнеги Андрей Колесников, журналист из Минска Сергей Ваганов. Ведет программу "Лицом к событию" Елена Рыковцева.

Видеоверсия программы

Первое интервью Коли Лукашенко

Елена Рыковцева: День защиты детей сегодня. Дети – тема нашей программы, такие, например, как Николай Лукашенко. Вопрос: стоит ли его защищать от папы, защищать его детскую мечту стать врачом, от отца, который, может быть, видит Колино будущее как-то по-другому? С нами Михаил Котов, экс-главный редактор "Газеты.ру" и экс-главный редактор журнала "Форбс. Украина". Как вы считаете, этот Коля, можно считать его надеждой на то, что других детей получится спасти от его папы?

Михаил Котов: Мне кажется, непростой вопрос. Очень сложно сказать, удастся ли защитить Колю. Мне вообще кажется, что эта встреча между Путиным, Лукашенко, где присутствовал Коля, мы не можем быть уверены, что это Лукашенко-старший привел своего сына туда, мне кажется, что Коля пожаловался Владимиру Владимировичу, чтобы его защитили от папы. Мне кажется, папа в последнее время очень сильно распоясался, Коля чувствует, что это все может представлять ему серьезную угрозу. Вы видели выражение лиц на этой яхте? Вы вообще понимаете, почему они встретились в круглой ее части? Вы помните этот старый анекдот: "Почему ты построил круглый дом, Василий Иванович?" – "А это, Петька, чтобы меня из-за угла не убили". Напряжение в этой фотографии, мне кажется, передает то, насколько Коля опасается за свое будущее.

Елена Рыковцева: То есть папа своей жестокой репрессивной политикой подставляет его под ненависть?

Михаил Котов: Мне кажется, да.

Елена Рыковцева: С нами Андрей Колесников, аналитик Фонда Карнеги. Вы как считаете, Коля способен отстоять свою детскую мечту? Может быть, у него уже взрослая другая появилась, но не президентская, или он будет делать так, как захочет его папа?

Андрей Колесников: Это зависит, конечно, от позиции отца. Мы привыкли в ироническом ключе рассуждать о Коле, он уже стал персонажем немножко мультяшным. На самом деле это достаточно трагическая ситуация для юного человека, который полностью зависим от отца, отец его таскает везде за собой. Он как бы принц, он готовится на самом деле, это видно, принять власть. Он немножечко Хуан Карлос. Между прочим, если он действительно будет вести себя как Хуан Карлос, возможно, он получит немножко лучше образование, чем отец, насколько можно судить из тех разговоров, в которых он участвует, может быть, он действительно, получив Беларусь по наследству, что-то изменит.

Андрей Колесников

Но я боюсь, что не дождется он этого наследства, что какие-то события сломают любой сценарий наследственный, как это бывает в Центральной Азии, как мы знаем, там больше дочки, здесь сын. Ситуация будет развиваться несколько иначе, наследника Лукашенко будет искать лично Владимир Владимирович Путин, несмотря на то что на яхте они встречались втроем, принц был предъявлен демонстративно Путину и публике. Думаю, что у Путина пока нет варианта наследника Лукашенко, но думать об этом он, безусловно, вынужден, потому что поглощение Путиным Беларуси не за горами. Вряд ли он связывает будущее Белорусского федерального округа именно с Лукашенко. Другой разговор, что здесь вступает в дело еще одно измерение этой проблемы, я думаю, что гражданское общество и то, что условно называется народом Беларуси, никогда не примет человека, который придет из Кремля руководить страной, или федеральным округом, или новым российским краем.

Елена Рыковцева: Мы не будем говорить про выборы, про то, что по Конституции ему должно исполниться 35 лет. После тех выборов, которые случились, можно уже не закладываться на все эти соблюдения. Если взять тот беспредельный сценарий, который возможен, может Владимир Путин его назначить Рамзаном Кадыровым по-своему, который, может быть нехорошо так говорить, когда-нибудь в тренировочных штанах приедет к Владимиру Путину, будем надеяться, не по такому печальному поводу, по которому приехал Рамзан Кадыров? Может он сказать так: да, этот годится на роль преемника?

Андрей Колесников: Это очень хороший вопрос и хорошее сравнение с Кадыровым-младшим. Другой разговор, что Кадыров-младший – это инструмент, это способ решения проблемы Чечни, хотя бы временный способ. Задача была обеспечить Чечне имитацию мира или мир как таковой, с помощью Кадырова эта проблема решена, все остальное не волнует, Кадыров может вести себя так, как он хочет себя вести. Если Коля – это инструмент решения проблемы Беларуси, подчинения ее России, контакта с Россией, служба в качестве буфера по отношению к Западу, не уверен, что Коля способен выполнять такую роль. Я не уверен, что политической культурой, просто культурой национальной, если Кадыров подошел культурно к своей республике, то Коля, мне кажется, не очень подойдет Беларуси, которая действительно, как любят повторять белорусские чиновники, находится в середине Европы. Не говоря о том, что Владимиру Владимировичу нужно думать о своем каком-нибудь Коле или Диме, который примет бразды правления. Дима в широком смысле слова, не Медведев, допустим, а Дмитрий Патрушев, которого все время разные инсайдеры, знающие, что там происходит, прочат в русские начальники на будущее. У нас есть Следственный комитет, я думаю, пора Путину образовывать Наследственный комитет Российской Федерации, чтобы за несколько лет решить проблему Коли, Димы и кто там у них еще, у них много имен разнообразных.

Елена Рыковцева: Наследственный комитет союзного государства вы предлагаете создать. Я напомню, что 1 июня – День защиты детей. Но, конечно, все они уже не дети, и Коля не ребенок, и Роман Протасевич, которому 27 лет, он тоже давно не ребенок, но, тем не менее, для кого-то это дети. Я хочу выразить поддержку и сочувствие Геннадию Гудкову, сына которого Дмитрия Гудкова сегодня жестко обыскивали на даче. Я приношу слова сочувствия родителям Андрея Пивоварова. Андрей Пивоваров, как известно, директор "Открытой России", чрезвычайно последовательный, удивительно хороший человек, порядочный, который ничего не боится. Он сел в самолет не улетать в Польшу, эмигрировать, он сел в самолет, потому что ему нужно было поехать отдохнуть. Он когда приходит на эфир к нам в студию в Москве, я радуюсь, что он на свободе, потому что его берут по любому поводу, и он все равно не боится. Перед тем как представить нашего третьего гостя из Минска, мы покажем сюжет. Это дедушка того ребенка, который сейчас в колонии. Тоже не совсем ребенок, 27 лет – это взрослая женщина, но это, тем не менее, ребенок для своих родителей.

Дело Екатерины Андреевой

Елена Рыковцева: С нами на связи Сергей Ваганов, журналист из Минска. На что вы лично, как журналист, как гражданин и как дед Кати Андреевой, рассчитываете, что может ее спасти, что может ее вытащить из этой беспредельной совершенно истории с колонией и с арестом?

Сергей Ваганов: Уже прошло полгода, она находилась сначала в тюрьме, потом в колонии. Ее может спасти то, что у нее внутри. Мы сами не ожидали такой силы духа. И солидарность друзей, коллег. Я хочу немножко уточнить, чтобы люди знали: настоящая фамилия Кати – Бахвалова, Андреева – это ее псевдоним, который она взяла от имени своего отца Андрея. Она его очень любит. Спасти может только солидарность и ее собственное очень мужественное отношение к тому испытанию, которое выпало на ее долю.

Елена Рыковцева: Вы политический аналитик, вы много лет в политической журналистике Беларуси. Кстати, были времена, когда мы могли с вами совершенно свободно обсуждать темы в том числе политики Лукашенко, вроде бы даже за это не сажали, людей, которые протестовали на улицах Минска, не бросали в тюрьмы. Как вы думаете, жестокость Александра Григорьевича, понятно, что на мировую солидарность, о которой вы говорите, это на него не повлияет, но Коля, этот мальчик, этот его единственный свет в окне, он может повлиять?

Сергей Ваганов: Вы знаете, я не думал об этом. По-моему, эта вся история с Колей больше интересует наших коллег за пределами Беларуси. Я вообще думаю, связывать напрямую с какой-то политической составляющей, его будущим вроде как президента – это немножко не так. Хотя, наверное, Лукашенко какие-то планы на этот счет имеет, хоть и много раз говорил о том, что ничего подобного, никогда его дети президентами не будут. Коля же не один у него, есть еще два от первой жены сына, они тоже все приближены к власти, крутятся в одном семейном клане.

Елена Рыковцева: Но их с собой на яхты не возит и по церквям с Владимиром Путиным.

Сергей Ваганов: Вы правы. Мне кажется, что это больше инструмент влияния на электорат, очеловечивание собственного образа – сын, красивый молодой парень. Но при этом он ему вручает автомат, они целый спектакль устраивают, когда были протесты. Так что тут не все однозначно. Такое очеловечивание образа сейчас разрушено окончательно, хотя оно присутствовало, особенно у людей среднего возраста. Я встречал пенсионеров, которые очень осуждали Лукашенко за такой вариант семейных отношений.

Елена Рыковцева: Мы сейчас сюжет продемонстрируем, кто такой Коля, что о нем говорят.

Жизнь Коли Лукашенко

Елена Рыковцева: В российском телепространстве его практически нет. В самой Беларуси у Коли телевизионная подача присутствует, в отличие от дочерей Путина, которых в российском нет, они официально не представлены. Посмотрите, в какой стилистике его показывают.

Стишок в исполнении Коли Лукашенко

Елена Рыковцева: Как вы считаете, такие сюжеты – какое влияние они призваны оказать на аудиторию? Коля и коров доил, и с доярками общался, и он такой маленький президент в мире детей. Для чего все это? Может быть, мы похвалим Беларусь за то, что она показывает ребенка президента по телевизору, в отличие от Российской Федерации?

Михаил Котов: Мне кажется, все равно младший ребенок Лукашенко используется как пиар-картинка: несмотря на всю жесткость отца, присутствует такой принц, которого он лелеет, холит, всячески любит. Он самый человечный человек. То есть он очеловечивает свой образ через образ сына. Сын очень положительный, отличник, прекрасно выглядящий. Это, конечно, добавляет электоральные очки в том числе отцу. Что касается, похвалить ли его за это, я не знаю. Если он использует его как инструмент для своего пиара, я не уверен, что за это надо хвалить.

Елена Рыковцева: Скажем, Владимир Путин мог же посадить на ковер своих внуков, поиграть с ними в паровозик. Он этого не делает, а как это было бы мило.

Михаил Котов: Видимо, Путину не нужно что-то такое демонстрировать, он старается вобрать в себя все и человеческое, и нечеловеческое сразу. Он не хочет делиться не только реальной властью, но и властью своего образа, ни с детьми, ни с внуками и так далее. А тем более в прошлом силовик, который понимает эту ценность и опасность информации, которая может быть использована против него, она, видимо, заставляет его закрыться максимально от любых каких-то проявлений человечности и так далее.

Елена Рыковцева: Чтобы на детей не переносилось отношение к нему. А вот Лукашенко этого не боится, что отношение к нему сейчас, мягко скажем, нехорошее, негативное, перенесется на Колю.

Михаил Котов

Михаил Котов: Всячески закрыть, скрыть. Ведь недаром ходят слухи уже давно, что у него есть не только дочери, но и сын и так далее. Подтверждения пока этому нет, но рано или поздно мы все равно какую-то информацию, видимо, получим. В любом случае, я думаю, что Путин считает это место слабым и уязвимым – дети, внуки, семья. Во все годы президентства Путина он максимально дистанцировался от своих каких-то домашних дел, домашних проявлений.

Елена Рыковцева: Единственная была история с прививкой, что дочь сделала, у нее была температура, она доброволец, я тоже сделаю. Так он ввел семью в государственную тему важную и нужную.

Михаил Котов: Обратите внимание – это скорее использование дочери как инструмента в нужный момент. Когда прививочной кампании требовалась поддержка определенная, пожалуйста, есть такой инструмент, можно вывести и сказать: даже мои дочери и я, все мы вместе вакцинируемся.

Елена Рыковцева: То есть дочь появилась в важный для государства момент, но фоном, как Коля, ее нет. Александр Григорьевич все время отбивается от того, что Коля должен рассматриваться как наследник, он не хочет, чтобы его так рассматривали, он возит его с собой, всем показывает его в качестве преемника, но при этом вербально отбивается. Давайте посмотрим, как это происходит, например, на известной встрече с Сергеем Тихановским в тюрьме.

Тихановский и Лукашенко про будущее Коли

Елена Рыковцева: Возит на яхту, на эти переговоры важнейшие, от этих переговоров много чего ждали с учетом того, что он наворотил, и при этом все время подчеркивает: нет-нет, мальчик вне политики, это не то. А что это?

Андрей Колесников: Вне политики, вероятно, потому что он бережет его. Здесь уже включаются некие отцовские чувства, а не чувства политические. Возможно, он таскает его не как принца и наследника, хотя избавиться от этого впечатления очень сложно, но как лидеры катаются на всевозможные мероприятия международные с женами, жену предъявлять Лукашенко не хочет, может быть не может, зато партнер у него в данном случае сын. Он действительно тем самым утепляет свой образ достаточно жесткий, угловатый.

У Путина тоже нет женской половины, он женат на России, как мы знаем, он появляется с собаками обычно, с животными. Собаки у него дома, всякие тигры, орлы и куропатки, все, что по пьесе Чехова положено, это у него тоже, стерхи, с животным миром он больше общается. Но с животным не придешь на переговоры. Хотя Кони все время болтался под ногами, когда он вел переговоры в начале своей карьеры. Алексей Косыгин приезжал на разнообразные международные мероприятия иногда с дочерью, когда немножко состарилась жена. Все сильно по-разному. Пьер Трюдо, приехав в Москву в 1971 году, привез молодую жену, ему 52, а ей 22, был очень доволен, что продемонстрировал свои возможности разнообразные. У всех разные мотивации, но у всех вторая половина, этот партнер должен утеплять образ, а не только изображать наследника. То есть здесь может быть двоякая функция. По этой записи, которую вы показали, было видно, насколько разозлился Лукашенко на этот вопрос, это его задело за живое, а живое – твой собственный ребенок, правда, которого ты же эксплуатируешь в качестве такой куклы наследника Тутти.

Елена Рыковцева: И которого невозможно не воспринимать как наследника, потому что должен папа понимать, что если ты его возишь к папе римскому или к дяде Володе Путину, понятно, как это все рассматривается и как это расценивается. Он же понимает, что это расценивается в одном только ключе, что это преемник. Странно, что он от этого всячески пытается отпихнуться. С нами на связи слушатель.

Слушатель: Меня зовут Сергей, я отставной майор, живу в Липецкой области. Два варианта. Первое: вы рассматриваете Лукашенко как нормального человека, как отца, любящего ребенка. Я смотрю на этот вопрос немного в другом ракурсе. В случае отказа, если он на него сделает ставку, как на будущего президента, я не исключаю, что он его просто пришибет. Он неадекватен, он сумасшедший.

Елена Рыковцева: Есть ли у Коли возможность отказаться от того сценария, который ему пишет папа?

Слушатель: Нет. И второе: почему он его везде возит? Он прекрасно понимает, что с ним может случиться, если он в одиночестве. Рискнуть что-то с ним сделать, арестовать или теракт, он его возит как щит.

Елена Рыковцева: Это профессиональный подход, видимо, к делу.

Михаил Котов: Нам очень трудно залезть в головы тех, кто находится у власти, потому что у них по-особенному, видимо, устроены эти головы. Видимо, там много паранойи. Это настоящие политические животные, они уже на арене политического цирка не один десяток лет находятся. Конечно, это требует определенных усилий. В том числе, видимо, приходится опасаться за то, чтобы не только не случилось с ним без Коли, но также чтобы с Колей что-то не случилось без отца. Например, чтобы Коля не сговорился с кем-нибудь за спиной бати своего. Кроме того очень интересно, как мне кажется, то, в каком коконе живут дети политиков, дети власть предержащих. Потому что они могут по закону отрицания отрицания стать гробовщиками своих отцов.

Елена Рыковцева: Не Коля ли надежда детей, типа Романа Протасевича, его сверстник по сути? Чувствуете ли вы как аналитик из этих крох, которые мы получаем информационные, что, может быть, шарики в голове Коли крутятся не в том направлении, в котором их пытается заводить папа? Может быть, он на эту жестокость, которая сегодня происходит, ужас с этим самолетом, это пиратство, это хулиганство, он думает: ешкин кот, зачем же он это делает? Вы это чувствуете или пока нет проявлений такого рода?

Михаил Котов: Мне кажется, что все-таки да, это чувствуется в том, что прорывается, что он не хочет быть президентом, что у него какие-то другие интересы. Более реальное, как мне кажется, будущее может состоять в том, что Коля не будет никакой надеждой страны, а Коля уедет или сбежит куда-нибудь при первой возможности, как только откроются какие-то двери, через которые он сможет уйти от этого будущего, которое приготовил ему отец, он немедленно воспользуется этим и скроется так, чтобы его просто не нашли и больше не трогали никогда.

Елена Рыковцева: Сергей, согласны ли вы с таким прогнозом, что он хотел бы вырваться из того заточения, в котором он оказался сейчас?

Сергей Ваганов: Мне кажется, мы в прогнозах такого рода приписываем семье Лукашенко, Коле какие-то свои представления о благородстве, о правильном поведении. Это все прогнозы на грани конспирологии. Если бы Кате сказали, что надо надеяться на Колю, чтобы ее выпустили из колонии, вообще прекратили преследовать журналистов, вообще издевательства все, которые сейчас творятся, она бы очень долго смеялась, конечно. Никаких не видим мы тут, я, по крайней мере, нитей, которые связывали бы дальнейшее благородное поведение этого юноши.

Сергей Ваганов

Вы учтите, что еще два сына, непосредственно к власти они приближены куда больше, чем тот же самый Коля. Его старший сын Виктор помощник по национальной безопасности, все силовики в его руках. Отцы – дети. Сегодня на глазах отца в суде сын проткнул себе горло – вот о чем идет речь. Макей, министр иностранных дел, когда прошли первые события жесточайшие, когда просто мирных людей избивали на улицах как могли, ему поступают какие-то угрозы, его семье, ни один угрожающий человек не был выявлен и представлен публике. Он говорил: если моему 11-летнему сыну будут угрожать, я перегрызу горло любому. Кому я должен перегрызть горло за свою внучку? У нас картина не располагает к каким-то абстрактным довольно рассуждениям.

Елена Рыковцева: Это не абстрактные рассуждения. Вы говорите о том, что Катя бы смеялась, а вот мне совсем не смешно. Я вас спросила: на что вы рассчитываете? Вы говорите – международная солидарность. Вы отлично понимаете, что уже полгода международная солидарность не может вытащить Катю, не может вытащить Романа. Тотальный мировой бойкот объявлен Лукашенко. Вы думаете, выйдет из тюрьмы Роман, над которым наверняка издеваются, мы видели, как он выглядит? Мне не смешно, когда я думаю о том, что Коля будет как раз тем, что спасет и Катю, и Романа, я этого совершенно не могу исключать. Вы напрасно смеетесь.

Сергей Ваганов: Каким образом? Во-первых, я начал ответ на ваш вопрос, что спасет Катю то, что у нее внутри, ее собственная сила духа. Международная солидарность, солидарность коллег – это поддерживает эту силу. Выпустят ее раньше или позже, я не знаю, я только знаю одно, что пока существует этот режим у нас, до тех пор надеяться чисто практически на то, что уже было, начнется торговля политическими заключенными, начнут их выпускать. Но ведь это не решает проблемы.

Елена Рыковцева: Что делать, как спасать этих молодых людей? Смешно ли вам, если вам бы сказали, что Коля – это единственное, что могло бы воздействовать на папу? Если вам тоже смешно, а как же их вытаскивать, если даже мировая блокада, паралич фактически белорусской экономики и белорусского летного пространства не помогает Роману и его девушке, на что рассчитывать?

Андрей Колесников: Рассчитывать сложно на что-либо, потому что мы имеем дело в случае Беларуси – это уже диктаторский террористический режим, это очевидно. Тот масштаб репрессий, который есть, впрямую напоминает худшие образцы государственных террористических режимов. По стопам этого режима идет все более авторитарный режим Путина. Мы видим, сколько арестов происходит сейчас, даже сегодня. Пришли за всеми, за кем можно было прийти. При всем том, что есть некий момент ожидания того, что придут, есть и надежда на то, что, может быть, к Дмитрию Гудкову не придут, он все-таки не самый радикальный политик, он политик оппозиционный, но он не радикал. Так пришли и к нему и шьют какое-то дело не пойми о чем. Это говорит о том, что на режим не влияет международное давление совсем. Внутри страны некая инстанция, которая была бы спасительной, ее тоже нет. Не детский же омбудсмен, которая сама индоктринирована, если мы говорим о России, абсолютно имперской старомодной, обращенной к советским временам идеологией, никаким детям, которые арестованы, помощи не будет, зато будет наблюдение, как сегодня выяснилось. Пришла новость о том, что в школах будут устанавливать системы наблюдения за детьми. Понятно, что это не отметки по поведению, а это политическая слежка за детьми. Вот до чего доходят режимы такого сорта.

Я встречаюсь довольно много с иностранными дипломатами, иностранными политиками, их не очень это все интересует. Они не могут всерьез помочь. Их интересует Китай, их интересуют глобальные вопросы. Беларусь находится на периферии сознания. Конечно, когда самолет, летевший внутри Евросоюза, посадили в Минске – это их разозлило, этой темой они готовы заниматься. Но это не означает, что они готовы вытаскивать Протасевича. Давить нужно, конечно, на Путина и Лаврова, чтобы вытащили, например, Сапегу, подругу Протасевича, гражданку России. Ничего не делается для того, чтобы ее вытащить, уже понятно, что ее отдали Лукашенко просто на съеденье. Это фантастические вещи – солидарность этих двух, становящихся абсолютно людоедскими, режимов. Я здесь выступаю не в качестве аналитика, я, может быть, несколько эмоционально, но это уже переходит границы аналитики – то, что происходит сейчас.

Елена Рыковцева: Вы говорите, что они не делают, чтобы вытащить Романа. Это все сделано для того, чтобы вытащить Романа Протасевича. Вы же прекрасно понимаете, что вся эта реакция только из-за Романа Протасевича, только из-за того, что этих двоих сняли с самолета. Не по факту просто посадки по безумной высосанной причине, а по захвату людей. Как же это не считать мировой акцией солидарности и попытки вытащить Протасевича?

Андрей Колесников: Но не вытаскивается. Не идут на контакт наши замечательные диктаторы. Если возвращаться к теме наследников, наследниц, вспомним пример Гульнары Каримовой, которая вошла в клинч с папой, имела серьезные проблемы и заключение даже, не очень понятно, где она, какова ее судьба. Это к вопросу о вашем предположении о том, что с Колей может произойти что-то похожее. Почему бы и нет, все варианты возможны. Мы имеем дело с недемократическими диктаторскими режимами, где даже дети могут стать предметом конфликта серьезного. Иван Грозный убивает своего сына, такое тоже возможно.

Михаил Котов: Мне кажется, если посмотреть ретроспективно, то никакие санкции никогда не приводили к изменению сути режима. Ни против Саддама Хусейна, ни против Ирана, ни против Северной Кореи они суть режима не поменяли, не поменяли правила игры. Теоретически меняются правила игры только снизу, Октябрьский переворот, то, что происходило в Ливии, "арабская весна", либо при смене власти на более современную, постепенное изменение. То, что сейчас происходит в Беларуси и России – это фактически наблюдается некий тупик. Все время идет какое-то обострение, закручивание гаек, уже кажется, что вот-вот резьба, особенно в Беларуси, слетит с резьбы эта гайка, но пока это не приводит ни к одному сценарию, ни к другому. Приведет это к какому-то из этих двух сценариев, пока тоже непонятно. Я думаю, те часы переговоров, которые проводили Путин и Лукашенко, они были посвящены тому, чтобы найти какой-то возможный механизм изменения ситуации, при этом не меняя статус-кво. То есть оставить все как есть, но при этом что-то изменить. Казалось бы, неразрешаемая задача. Посмотрим, какие шаги предпримут один и второй в этой связи.

Елена Рыковцева: Эмиль из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Я вспоминаю, что в прошлом году в Иране казнили чемпиона греко-римской борьбы, весь мир ничего не мог сделать с этим, не смогли предотвратить эту ужасную казнь. По поводу Романа, я сочувствую прежде всего родителям. Ужасно, что творится. Все-таки я думаю, что подтолкнули Александра Лукашенко к этому, это ему не очень надо было.

Елена Рыковцева: Кто его подтолкнул, кто его на этот шаг сподвиг?

Слушатель: Его подтолкнули спецслужбы, кураторы из ФСБ России. Потому что мы видим, что мировая реакция, я думаю, что Роман не был той фигурой, за которую стоило Лукашенко пойти на такие жертвы.

Елена Рыковцева: А ФСБ России зачем подталкивать его к такому шагу, который обострит его отношения со всем миром?

Слушатель: Они изолировали. Три миллиарда пакет на время заблокировал Евросоюз, перестали летать самолеты, еще больше санкций свалили на Александра Лукашенко. Его вынудили пойти на еще большие уступки.

Елена Рыковцева: Чтобы привязать к себе?

Слушатель: Естественно. Один, кто выиграл в этой ситуации – это спецслужбы России, это Владимир Владимирович Путин. Лукашенко – инструмент, он даже не смог понять, не ожидал такой реакции.

Елена Рыковцева: Когда мы говорим о том, что есть надежда на международную солидарность, мы все еще думаем, что Беларусь – это другой режим.

Михаил Котов: Я соглашусь с Эмилем в том, что чем хуже внутри Беларуси у Лукашенко, тем лучше для Путина, для того чтобы прибрать наконец эту страну к рукам.

Елена Рыковцева: Но специально наворотить такую операцию?

Михаил Котов: Конечно, если выбирать между сложносочиненными какими-то вещами и глупостью, то скорее всего побеждает обычно глупость. Другое дело, как эту глупость потом использовать. Если говорить про какие-то загадочные вещи, то мы так и не получили ответа на вопрос, куда же делись три или четыре человека, кто это были.

Елена Рыковцева: Мы на этот вопрос получили ответ от белорусского телевидения, которое нам рассказало, что они все летели в Ригу с тем, чтобы вернуться в Минск другим рейсом. Их всех показали, они сказали: да, мы бегали по аэропорту и просили разрешения остаться в Минске. Давайте посмотрим опрос наших уважаемых московских прохожих об отношении Коли к политике его отца.

Как Коля Лукашенко относится к политике своего папы?

Елена Рыковцева: Посмотрите результаты нашего твиттер-опроса: как, с вашей точки зрения, Коля Лукашенко относится к папе? Мы предлагали свои варианты: солидарен с ним – 25%, притворяется, что солидарен, – 27%, хочет, чтобы папа ушел, – 10%, хочет сесть на его место – 38%. Андрей, что вы думаете о таких результатах опроса?

Андрей Колесников: Видите, люди всегда находят некую конспирологическую составляющую во всех процессах, ничего хорошего в замыслах людей в принципе не видят. Сесть на его место тоже можно по-разному, подсидеть, например, вытолкнуть из политики, попросить дядю Вову посадить на это самое место. А можно просто дождаться того, когда папа действительно передаст бразды правления. Опять же в случае с Гульнарой Каримовой, Даригой Назарбаевой много было разговоров о том, что они могут унаследовать страны у своих отцов. Целое поколение государственных олигархов из круга Путина пытаются передать страну в наследство своим в основном сыновьям, от Патрушева до Ковальчуков и так далее. Все они имеют огромные куски активов и пассивов разнообразных. Другой разговор, что страну целиком передать невозможно, можно потерять по дороге – это не частная собственность все-таки, а собственность, выданная на время.