Финал кампании регистрации кандидатов на выборы сопровождается скандалами. В массе не допускают сторонников Алексея Навального. ЦИКом с подачи Генпрокуратуры снят с регистрации третий номер списка КПРФ бывший кандидат в президенты РФ Павел Грудинин, грозят делом об экстремизме популярному блогеру коммунисту Николаю Бондаренко. Кажется, власть Путина всех противников растоптала: Алексей Навальный сидит в тюрьме, многие оппозиционеры уехали из России, против них возбуждаются сфабрикованные на живую нитку уголовные дела. От возможности баллотироваться отстранены многие популярные политики. Тем не менее, репрессии продолжаются, будет закрыта для народа видеотрансляция с избирательных участков. Чего же опасается администрация президента Путина, продолжая зачистку?
Ход кампании по выборам ГД РФ обсуждают политолог Александр Кынев и зампредседателя движения избирателей "Голос" Станислав Андрейчук.
Ведет передачу Михаил Соколов.
Видеоверсия программы
Михаил Соколов: Мы сегодня поговорим о сентябрьских выборах, о том, что происходит в финале этой избирательной кампании. Финал этот, последние месяцы сопровождаются разнообразными скандалами, в массе не допускают сторонников Алексея Навального, многим оппозиционерам срывают встречи. Ход кампании обсудят наши гости: в студии политолог Александр Кынев, с нами на связи из Сибири, из Томска активист движения "Голос" Станислав Андрейчук. Давайте начнем с сюжета Ивана Воронина из Мурманска. Бывшего координатора штаба Навального Виолетту Грудину насильно госпитализировали во время выборов.
Такая история в Мурманске, вроде выборы не самого высокого уровня, а скандал заметный. Почему власти не действуют знакомыми способами – принять подписи, потом объявить их недостоверными? Почему надо переходить к такому медицинскому терроризму?
Александр Кынев: Я думаю, что это связано, во-первых, с приказом из Москвы. Я абсолютно уверен, что это не в Мурманске решали, а это идет достаточно жесткая федеральная политика, в регионе просто исполнители.
Чего хотят в центре? Мне кажется, что у них две цели, которые во многом противоречат друг другу. Во-первых, очевидно, кампания на сушку явки, она видна невооруженным взглядом. "Голос" ведет мониторинг медиапространства – это очень хорошо видно. Выборов фактически мы не видим, их нет на экранах, их нет на улицах, их нет в почтовых ящиках, делается все, чтобы их не было. Мы видим, что и партии во многом подыгрывают, особенно тоже не изгаляясь какими-то креативными вещами.
Логика здесь простая: своих "избирателей" в административных регионах они либо приведут по приказу, либо просто нарисуют. В регионах, где есть конкуренция, где выборы проходят более-менее честно, делается все, чтобы люди просто о выборах не знали. Самый лучший способ сушки – это умолчание.
Эти цель сушки явки дополняется еще и второй стратегией: мало того, чтобы люди не знали, важно, чтобы те, кто действительно политически мотивирован, которых никак уже не заткнешь кампанией умолчания, их дополнительно демотивировать. Демотивировать можно двумя вещами – отвращением и ощущением безнадежности. То есть попытаться у людей создать ощущение того, что все пропало, все плохо, никакой надежды нет, ходи, не ходи и так далее.
Для этого с одной стороны ведется медийная кампания в социальных сетях. Зайдите на сайт "Эха Москвы" или дружественных сайтов, на сайты сторонников Алексея Навального, на сайт Радио Свобода, просто как под копирку несколько типов сообщений. Одни пишут, что все это бессмысленно, все партии одинаковые, все это из администрации президента, другие пишут, что все и так фальсифицируют и так далее, третьи призывают к гражданскому протесту. При этом авторы разные, но тексты дословно одинаковые. Подобные демонстративные вещи типа ареста фактически в больнице Виолетты Грудиной – это как раз элемент создания у людей чувства гражданского протеста, типа: какие они мерзавцы, накажите их, не ходите на выборы. А с другой стороны у других людей ощущение чувства подавленности, беспомощности, демотивации: сколько же можно, уже руки опускаются.
Михаил Соколов: То есть это нечто вроде устрашения все-таки?
Александр Кынев: Для одних это устрашение, а у других вроде бы как ощущение ложного протеста, который на самом деле не протест, а игра в поддавки. То есть это такая обманка, людям кажется, что они протестуют, на самом деле они подыгрывают. Вообще это классическая история. Еще один способ понижать явку – постоянно говорить про игру с шулерами. Хотя на самом деле это и есть игра с шулером, когда шулер делает так, что ты сам уходишь в кусты, у тебя полная иллюзия, что ты якобы принял собственное решение. Не принял ты собственного решения. Это ты повелся на игру в поддавки и уклонился от того, чтобы сделать ход и таким образом практически подарил победу тому, кто тебе эту игру навязал. В этом есть некий рациональный смысл.
Но проблема заключается в том, что эта вторая стратегия красиво звучит только на бумаге, на практике ее очень тяжело реализовать, потому что у нее нет никаких четких границ реализации. Это как с блюдом на вкус и цвет, где граница, что посолил или пересолил, только мастерством повара и больше ничем. Здесь то же самое. Переизбыток давления, особенно в условиях взвинченного общества, когда люди раздражены и недовольны, очень легко может привести к противоположному эффекту.
2019 год, Московская Городская Дума, эффект был практически тот же самый. Зачем снимали зачастую кандидатов, у которых не было никаких шансов? Многие, которых сняли в Москве, это были безнадежные кандидаты по округам. Их снимали демонстративно жестко, со скандалом, с нарушением процедур, с унижением часто и так далее. В Питере такое происходит на выборах постоянно. Для чего это делается – демотивация. Но в какой-то момент, если скандалов очень много, вместо демотивации происходит обратное – происходит поляризация и усиление протеста, когда возникает кумулятивный эффект. Это зависит, во-первых, от количества подобных скандалов, количество переходит в качество, если таких скандалов много. Второе – это в значительной степени зависит от лидеров протеста, играют ли они в поддавки сознательно или несознательно, готовы ли они играть в эту игру, которую им предлагают, кремлевскую, или же у них хватает мужества вести самостоятельную игру. В Москве хватило.
Как будет в этом году, пока сказать сложно, потому что здесь с одной стороны мы видим, что умные люди это понимают. Я смотрел абсолютно адекватный комментарий на эту тему Николая Бондаренко, который фактически прямо говорит другими словами то же, что говорю я, что это сознательная стратегия психологического давления, поддаваться нельзя. Примерно то же самое говорит Наталья Шавшукова, примерно то же самое говорит Леонид Волков. Это говорит в плюс того, что вроде бы как оппозиция разных видов не собирается идти на эти уловки. Но есть плохая новость, которая заключается в том, что в целом в условиях ареста самого Алексея Навального и в условиях очень массового наката на большое количество активистов на местах многие, независимо от позиции каких-то ньюсмейкеров, действительно деморализованы. Это невозможно не заметить – это хорошо видно и по поведению людей, и по тому, что они говорят.
Михаил Соколов: Станислав, как вы воспринимаете сейчас из сибирского далека эту кампанию запугивания, направленную прежде всего и на сторонников Алексея Навального, и на других сильных оппозиционных политиков? Не будем забывать, что ряд из них получили просто-напросто сфабрикованные уголовные дела, как это было с тем же Дмитрием Гудковым, например, которому пришлось уехать из России.
Станислав Андрейчук: Мне кажется, что Александр все самое главное сказал. Я бы тоже остановился на этой истории про попытку демотивации через отвращение и ощущение безнадеги. При этом мы понимаем, что на самом деле то, что происходит – это показатель обратного. Потому что когда был крымский консенсус, в 2016 году никакого ужаса на выборах в Госдуму не происходило. Более-менее всех допускали, провозглашалась Володиным история про то, что выборы должны быть конкурентными, открытыми, легитимными и так далее. Власть себя чувствовала уверенно, допускала до выборов всех, кого хотела.
Сейчас мы видим власть ровно в той ситуации, когда явно уверенности в себе нет, бьют прежде всего, конечно, по организационным структурам. Органы власти умеют работать с организациями. Поэтому этот весь ужас, который они пытаются посеять – это прежде всего те, кто включен в организационные структуры. Рассчитывают разрушить организацию в надежде, что не будет того самого центра, вокруг которого может консолидироваться стихийный протест, который, конечно, назревает у людей на фоне социально-экономических проблем, на фоне истерии эпидемиологической. Просто те, кто ездит в общественном транспорте, те видят, в каком напряжении происходит это постоянно. Те, кто ходит в магазины и так далее, любая встреча с полицейским, с кассиром по поводу масок и всего остального, она вызывает огромный уровень реакции у людей. Поэтому это все накапливается, может привести к какому-то взрыву протестному. Но власти рассчитывают на то, что некому будет консолидировать этот взрыв. В то же время понятно, что игроки политические действительно ведут себя достаточно пассивно из тех, кто допущен. Потому что агитации не видно.
Я сейчас в нескольких регионах сибирских был, в Красноярске агитацию видно, у них в региональный парламент еще идут, на том же Алтае, где выборы в региональный парламент и в Госдуму, там вообще ничего нет, ты ходишь по пустому городу. Мне кажется, что если что-то будет происходить, то это будет достаточно стихийная история. Партии действительно ведут себя достаточно сдержанно. Хотя те же коммунисты попытались Грудинина заявить, того же Бондаренко заявить, которого пытаются активно снять с выборов, Грудинина уже сняли. Бондаренко вызвали в полицию, экстремизм ему шьют за ролик Навального 2013 года, который он запостил. Партии однозначного сигнала не посылают, мне кажется, сами стараются в кустах отсидеться. При этом, я думаю, тем, кто чувствует себя демотивированным, надо понимать, что ситуация неоднозначная.
Лучший способ сейчас выразить какое-то свое протестное настроение – это идти на выборы. Митингов в ближайшее время пока не предвидится, а если и предвидится, то дубинкой по голове можно получить. На избирательных участках пока дубинкой все-таки по голове не дают.
Михаил Соколов: Это очень оптимистический взгляд, что на участках не бьют, хотя еще, как говорится, не вечер, не выборы. Возьмем, например, партию "Единая Россия", которая символизирует собой на этих выборах государственную власть, Владимира Путина. Кстати, Песков сегодня сказал, что Путин поддерживает партию, но в кампании напрямую участвовать пока не собирается. У нее падают рейтинги, недовольство этой партией стало заметным. Это вызвало паническую реакцию.
Александр Кынев: Рейтинги падают уже давно. Они на самом деле упали не сегодня, нервная реакция началась не сегодня. Началось все еще весной прошлого года. Поправки, которые начали новую волну ограничения избирательных прав – это апрель-май прошлого года, уже тогда было понятно, что ковидные ограничения вызовут однозначные негативные экономические последствия. Был потом отскок, но стало понятно, что он недолгий. Мы видим новые ограничения для участников "экстремистских организаций" и так далее.
Михаил Соколов: Разгром штабов Навального.
Александр Кынев: Абсолютно согласен со Станиславом, это как раз следствия того, что все плохо. Потому что когда все хорошо, вам это не нужно. Более того, этот маховик, который власть сама раскручивает, ей же его очень тяжело остановить. Потому что чем больше скандалов переходит с месяцев подготовки на фазу активной кампании, а август и сентябрь – это активная фаза кампании, чем они ближе к дню голосования, тем они бьют по стратегии низкой явки. Каждый новый скандал повышает информированность людей о том, что выборы идут, что они вообще существуют. Упомянули Николая Бондаренко.
Михаил Соколов: Это коммунист из Саратова.
Александр Кынев: Я думаю, слушатели его должны знать, потому что у него полтора миллиона подписчиков в YouTube, это очень яркий человек. До момента регистрации кандидатов из списков по разным придиркам к документам снимает сам Центризбирком, но после регистрации процедура совсем другая. После регистрации кандидаты снимаются либо сами добровольно, либо их снимает партия, либо их снимают через суд. Снятие через суд – это довольно долгая процедура, предполагающая апелляции. Соответственно, это всегда информационная кампания, некий шлейф, который может тянуться очень-очень долго. В прошлом году у нас был такой кандидат Постников в Костроме, его сняли в субботу накануне дня голосования. Чем дольше длится эта кампания, то она уже заходит на активную фазу выборов, мешает стратегии низкой явки, потому что скандалы повышают мотивированность, все эти усилия идут в корзину. Соответственно, снятие Бондаренко возможно только через суды. Здесь получится история, как со стрижкой свиньи – визгу много, а толку мало. Позиция Бондаренко абсолютно здравая, он как раз не из тех, кто складывает лапки, а прямо говорит, что "это попытка демотивации". Это было бы для власти неудобно, чтобы человек с такой позицией получал дополнительную аудиторию за счет этого скандала.
Кстати, скандалы всегда резко повышают и количество пользователей страниц тех политиков, которых снимают. Это было очень хорошо видно по Мосгордуме, когда резко повысилась известность, посещаемость у сайтов "Эхо Москвы", Радио Свобода, у остальных, кто об этом писал, был резкий скачок в июле-августе месяце. Поэтому в этом смысле маховик идет, остановить его уже тяжело, потому что процесс запущен – это чистая бюрократия. Дело возбудили, значит, по нему идут следственные действия, не могут о нем забыть до дня голосования. Это большая проблема наших управляющих выборами, что они запускать систему могут, а останавливать у них ее не получается. Я рискну предположить, что это затишье, которое сейчас – это такая хитрость, вызванная нашей жизнью. Политики наши, особенно системные партии, они умудренные опытом, они не первый год общаются с нашими чиновниками, они прекрасно знают и понимают, что есть некоторые дедлайны. Для них крайне важный дедлайн – это именно регистрация.
Михаил Соколов: То есть проскочить дату?
Александр Кынев: Да, конечно. Потому что после регистрации все понимают, что дальше только через суды. Суд – это долго, это скандалы, скандалы никому не нужны. Там уже выгодно затягивать, класть под сукно, чтобы скандала не было. Я думаю, резкая активизация начнется где-то после середины августа месяца. Я думаю, что мы увидим и более жесткие заявления и у коммунистов, и у ЛДПР, и у многих других. 2018 год, пенсионная реформа, кампания была абсолютно мертвой примерно до начала августа, хотя реформа пенсионная была анонсирована в середине июня. Полтора месяца было тишины, реально партии начали что-то делать всерьез только в середине августа месяца.
Михаил Соколов: Тогда были другие условия, эпидемии не было.
Александр Кынев: Эпидемии не было, но власть была та же самая. Все знают примерно, как эта власть действует. Например, Владимирская область, где тогда были выборы в Заксобрание, на акции протеста, которые проводили местные навальнисты, в июле 2018 года местные коммунисты не ходили. А вот уже в начале сентября месяца случайно оказывались там же в то же самое время.
Я думаю, что оппозиция системная понимает, что для нее крайне важно, чтобы явка росла, потому что это мандаты, это деньги спонсоров, это политическая капитализация и так далее. Здесь никто никого не любит, у всех абсолютно свои прагматические представления. Все эти разговоры о том, что наша оппозиция абсолютно под контролем – чушь собачья. Она не под контролем – она боится. Одно дело стол – предмет мебели, а другое дело – собака на поводке. Наша оппозиция – это не стол, это собака на поводке. Собака тоже умная, она знает и понимает, когда можно рыпнуться, а когда нельзя, какая длина поводка, сможет за тобой сейчас побежать хозяин или не сможет. Поэтому в этом смысле не надо все мерить черно-белой краской, не надо упрощать картину. Да, элементы договорняка и страха присутствуют, но они не являются всеобщими, они являются ситуативными так же, как наша жизнь.
Михаил Соколов: Станислав, вы видите кампанию "Единой России"? Позитив или борьба с оппонентами, что-то есть в информационном поле?
Станислав Андрейчук: Мы видим, что по телевизору, если кого-то и качают, то прежде всего "Единую Россию" и достаточно много. Особенно в последнюю неделю это появилось. Весь июль была тишина, тут буквально объем эфирного времени в два-три раза вырос за неделю у "Единой России". Действительно билборды какие-то висят, хотя в принципе могло бы быть больше. "Единая Россия" пытается на каком-то позитиве все эти истории с понижением цены на "борщевой набор" так называемый, которое "Единая Россия" себе сейчас приписывает, реально в региональных СМИ начали выходить публикации про то, что после заявления Турчака цены на овощи начали снижаться и все остальное не потому, что сезон сбора овощей подходит, а потому что "Единая Россия" включилась в эту историю. Мне кажется, что все-таки эти истории немножко вразрез с общественными настроениями пока идут. Пытаются по какой-то старой схеме ехать, не уверен, что это подействует. То, что дисбаланс в информационном пространстве колоссальный – это совершенно точно. Что мы ее увидели, что у нас в региональных СМИ достаточно много новых людей за последнее время. Тоже партия раскручивалась достаточно активно. Посмотрим. Ощущение по телеэфиру, что в последнюю неделю их схлопнули. То ли начал набирать проценты в опросах, никто не хочет их за 5% барьер пускать, решили притормозить, то ли просто какая-то была единомоментная вспышка их активности.
Михаил Соколов: Один "борщевой набор" и рассказы про то, что они цены будут регулировать, неужели им это как-то поможет исправить испорченную репутацию?
Александр Кынев: Им нужен позитив. Им нужно каким-то образом гасить хоть немножко негативные настроения. Хорошие новости – это то, что людей немножко успокаивает, поэтому им хорошие новости нужны кровь из носу. Кому-то пообещать "борщевой набор", кому-то восстановить рейсы в Египет, пускай они в начале сентября плещутся на Красном море вместо хождения на избирательные участки, кому-то что-то еще. Одновременно они скребут по сусекам, они понимают, что с рейтингами все плохо. Обратите внимание, что у нас принято решение очень важное, но в СМИ почти не замечено прошедшее о том, что у нас есть около 600 тысяч человек, которые получили российские паспорта в упрощенном порядке – это жители так называемых Луганской и Донецкой народных республик. Поскольку они находятся за пределами России, у нас избиратели, которые имеют российский паспорт, и в России не живут, голосуют в консульских учреждениях, но никаких консульских учреждений очевидно не может быть на территории двух данных образований без согласия Украины. И Россия не сможет этого сделать, потому что это сразу вызовет санкции.
Михаил Соколов: Можно участки где-нибудь рядом с границей расставить.
Александр Кынев: Раньше они пытались возить автобусами и так далее. 600 тысяч человек автобусами особо не навозишь – это дорого, неэффективно и тяжело. Объявлено, что эти товарищи смогут голосовать электронно с помощью системы Госуслуги. Для этого нужна прописка.
Михаил Соколов: А у них ничего нет такого.
Александр Кынев: У них только паспорт. Как это будет делаться – большой вопрос. Представим себе, что они этих людей будут обеспечивать кодами для голосования при отсутствии других атрибутов, кроме номеров паспортов. А как это все контролировать? А где гарантия, что будут голосовать живые люди, а не просто собранные кода, кто-то будет их пачками вводить и отдавать голоса? Это тоже не от хорошей жизни. Если мы увидим всплеск электронного голосования – это не сможет пройти незамеченным. Это будет скандал – это тоже надо прекрасно понимать. На мой взгляд, они идут по очень тонкому льду. Во-первых, те процедуры, которые они предлагают, они крайне уязвимы – это и трехдневное голосование, это и то, что они отказываются от публичной трансляции, трансляция будет, но закрытая, она будет только для самих комиссий, для политических партий, кандидатов, то есть тех, кто внутри.
Михаил Соколов: То есть можно посадить каких-то наблюдателей, которые будут следить за участком.
Александр Кынев: Закрытие открытого публичного доступа к трансляциям с участков, попытка дать возможность голосовать людям, получившим паспорта по неконтролируемой упрощенной процедуре, увеличивает ли это доверие к выборам? Конечно, нет. Это потенциально дико скандальная история. Они к этому готовятся, видимо, в этом ключе надо рассматривать заявление Памфиловой про то, что готовятся провокации, вокруг ходят какие-то злобные НКО с целью все дискредитировать, значит начинается вой, но вой превентивный. Потому что совершенно понятно, а что выть, если все хорошо. Потому и вой, что они понимают, что рейтинги падают. Официальная социология 27–28% у "Единой России". Понятно, что есть неопределившиеся. Но даже если будет 35% – это не 50%, не 54%, как было в 2016 году.
Михаил Соколов: То есть "Чечнёй" не накидаешь?
Александр Кынев: Я думаю, что их будет спасать явка. Но, опять же, явка будет в протоколах – это все будет видно.
Михаил Соколов: Мне кажется, что есть риск, когда явка принудительная, а есть недовольные, которые идут, они могут перебить.
Александр Кынев: Как показал прошлый год, даже трехдневное голосование не спасает. Люди приходят по приказу, голосуют назло. Если есть раздражение, человек приходит, голосует назло, ты ничего с этим уже не сделаешь. Хочу напомнить, на плебисците 1 июля наибольший процент голосующих против поправок был на закрытых участках – это военные гарнизоны, корабли дальнего плавания и так далее, где, казалось бы, абсолютно подконтрольные избиратели. Очень может быть, что будет что-то подобное. Возникает риск, у нас бюллетеней два, представьте себе ситуацию, что по первому бюллетеню "Единая Россия" получает пускай 35%, но оставшиеся 65% против. А при этом по одномандатным округам, округов 190.
Мы выпустим на следующей неделе доклад от "Либеральной миссии", посвященный "Единой России" и возможному составу следующей Думы, очень хорошо видно, что даже на этапе выдвижения кандидатов, скорее всего, она берет около 190, плюс-минус, округов. То есть уже этого достаточно, уже почти половина Думы. Может получиться так, что нам скажут, что у нас 30%, но у нас две трети голосов. Это будет просто плевок в глаза общественного мнения. Это в условиях взвинченности, в условиях реально низких рейтингов вещь, которая крайне рискованная.
Михаил Соколов: То есть сможет спровоцировать протесты?
Александр Кынев: Конечно, они ходят по крайне тонкому льду. В этом смысле по-хорошему им бы лучше дать более честный результат, на самом деле по округам не сильно перебарщивать, потому что жадность фраера сгубила, жадность рождает бедность. Вы можете себе накидать, сколько хочется, но если реально общественные настроения окажутся в диссонансе, то это тушить пожар керосином.
Михаил Соколов: Станислав, возможно ли в таких условиях какое-то наблюдение, когда видео будет отключено, когда есть регионы, которые рисуют столько, сколько хотят? Что может делать общество? Ваша организация долго этим занималась, а сейчас такое ощущение, что будет очень трудно.
Станислав Андрейчук: Я бы не стал драматизировать. На самом деле понятно, что видеонаблюдение сейчас пытаются вывести из возможности общественного наблюдения. В 2011 году Чечня, Татарстан, Тыва, Кузбасс – эти все прекрасные регионы всегда существовали, здесь ничего нового для нас нет. Проблема в том, что как раз в этих регионах, как правило, и наблюдения практически нет. Татарстан исключение, а в Чечне и Дагестане никого нет. В 2018 году мы видели, когда в ту же Чечню и Дагестан приезжают наблюдатели, то комиссии просто поднимают вверх лапки, не знают, что делать в этой ситуации. Оказывается, что за Собчак голосуют на президентских выборах, и за "Яблоко" немножечко, такое обычное для страны голосование, ничего сверхъестественного в Чечне и Дагестане не происходит. Гораздо большую проблему представляет трехдневка, потому что понятно, что три дня за этим наблюдать очень сложно, нужно большое количество наблюдателей, гораздо больше, чем было раньше. Опять вопрос в мотивации. По-хорошему, когда мы говорим, что надо 200-300 наблюдателей, чтобы закрыть все участки, звучит дико совершенно. Когда ты считаешь, то это два-три человека на квартал. Будет мотивация, будут наблюдатели, можно будет закрыть участки, наблюдение по-прежнему действует, никакая остановка видеотрансляции и всего остального не будет страшна. На самом деле надо понимать, что работать с видео очень сложно. Для того, чтобы нормально отсмотреть много часов с двух камер, нужно гигантское количество людей и огромное количество времени. Мы несколько сот участков с президентских выборов отсматривали год практически, и мы посмотрели только малую часть.
Михаил Соколов: Если людей заставляют электронно голосовать, потом демонстрируют, что они голосовали правильно, есть там возможность переголосования? То есть проголосовать, условно говоря, за "Единую Россию", а потом переголосовать за кого-то другого, начальству за "Единую Россию", а для собственной совести за того, за кого хотел?
Станислав Андрейчук: У нас две системы электронного голосования. В Москве точно такая возможность появилась, в остальных регионах я не уверен. За дистанционным голосованием надо, конечно, следить очень внимательно, потому что есть опасения, что в 2024 году оно у нас по всей стране будет, вот тогда мы с вами за голову схватимся. Пока это 6 регионов достаточно крупных. Если онлайн-голосование будут фальсифицировать, добавится 10 мандатов, условно говоря, "Единой России", не больше.
Михаил Соколов: Тактика Алексея Навального и его сторонников – это нанести удар "Единой России" именно в округах. "Умное голосование", голосование назло, голосование за тех кандидатов, которые проходят и опрокидывают кандидатов "Единой России". Что с этим сейчас происходит? Условно говоря, то же "Яблоко" призвало не голосовать сторонников Навального за себя, борется с "умным" голосованием, которое может ему же и помочь. Какая картина, на ваш взгляд, сейчас?
Александр Кынев: Полного списка пока кандидатов у нас нет, сейчас давать любые оценки по оппозиционерам по округам конкретным – это им же вредить, заведомо ставить мишень, чтобы человека сняли, не зарегистрировали. У нас 4 августа кончается сдача документов на регистрацию, и еще 10 дней дается избиркомам на то, чтобы кандидатов зарегистрировать. По-любому 14 августа список кандидатов будет закрыт. После 14 августа выбытие либо добровольное, либо по суду, никаких других вариантов больше не будет. Что касается судов, есть еще один дедлайн снятия: подать иск о снятии кандидата можно не позднее, чем за 8 дней до дня голосования, а само решение о снятии не позднее, чем за 5 дней.
Михаил Соколов: Я не понимаю, если есть такая технология, которая уже срабатывала, почему настолько много от "Единой России" вы видите возможности пройти, 180-190 человек из 225?
Александр Кынев: Во-первых, когда мы оцениваем ситуацию, мы исходим из общего расклада. Потому что кандидат от власти один почти всегда, а оппозиционеров много. Соответственно, есть регионы, где можно консолидировать протест. Например, в Москве возможности есть, но даже здесь мы видим, как то же "Яблоко" делает все, чтобы этой консолидации не было, выдвигает своих кандидатов там, где есть другие кандидаты в том числе, таким образом работает на раскол протестного электората. Допустим, есть Кунцевский округ, один из наиболее удачных для оппозиции в Москве, там от "Единой России" довольно слабый кандидат, там очень приличный кандидат от КПРФ, на самом деле абсолютно не ортодоксальный, преподаватель из МГУ, человек, который борется за права студентов, преподавателей Михаил Лобанов, против него активно ведет кампанию товарищ от "Яблока". Похожая история, когда сильный коммунист и "яблочник" мешают друг другу в округе, где идет Вассерман. Целый ряд округов, где взаимная борьба, она на руку абсолютно работает кандидатам от "Единой России". Во многих округах реально нет сильных оппонентов. "Умное голосование" работает, во-первых, там, где действительно много протестного электората, который готов ориентироваться на эту технологию, либо там, где есть лидер, который и так ведет хорошую кампанию, ему лишние несколько процентов могут помочь. Но если это округ, где большой популярности Навального на горизонте не было никогда, а сам кандидат от оппозиции слабый, а у "Единой России" в большинстве регионах, они же тоже не идиоты, они, как правило, выдвигают людей, у которых зачастую на местах есть какая-то популярность.
Михаил Соколов: И даже не членов своей партии.
Александр Кынев: В этом году очень много врачей, например. Если в 2016 году были разные бюджетники, в этом году новых представителей образования почти нет, но врачей всех видов огромное количество. По Центральному округу Москвы идет человек, который возглавляет "Лизу Алерт", он идет как независимый, но достаточно посмотреть количество этой агитации, чтобы всем было понятно, что это кандидат от мэрии Москвы.
Михаил Соколов: Там смешная ситуация: за Митрохина стал обиженный Гончар вступаться.
Александр Кынев: Не надо было обижать Николая Николаевича Гончара, хочется сказать "Единой России". Если внимательно смотреть, то получается, что в теории округов для оппозиции, казалось бы, должно быть больше, но на практике, к сожалению.
Михаил Соколов: То есть зачистка подействовала?
Александр Кынев: Это не столько зачистка, сколько сочетание зачистки с политическим эгоизмом.
Михаил Соколов: Я хотел еще спросить о партиях, хоть парламентских, но второго ряда – ЛДПР и "Справедливая Россия". Как у них дела? ЛДПР, Жириновского я вижу, а с эсерами, как-то один Прилепин носится по регионам, рассказывает про переименование Волгограда в Сталинград.
Александр Кынев: Во-первых, что касается по всем остальным партиям, Дума будет все равно более пестрая, чем сейчас. Потому что в нынешней Думе у нас было всего четыре партии, еще две – "Родина" и "Гражданская платформа", имели по одному одномандатнику. Следующая Дума точно будет более пестрой. Скорее всего "Партия Роста" получит хотя бы одного депутата, видимо, Оксану Дмитриеву в Петербурге, на этот раз у нее шансы должны быть пройти. Может быть еще кто-то из малых партий добавится в этот список. Я очень бы хотел, чтобы "Яблоко" получило один-два мандата. Сама "Единая Россия" внутри самой себя тоже будет, на мой взгляд, немножко не такой, как она была в этом созыве, в силу того, что там с одной стороны не будет тяжеловесов. Было например, около 30 бывших мэров, часть из них остается, но многие уже ушли, не баллотируются, потихонечку выдавили. Зато будет много молодых карьеристов, участники всевозможных конкурсов кремлевских.
Михаил Соколов: Какая разница, они же все дрессированные?
Александр Кынев: Молодые карьеристы – это такая специфическая категория политических субъектов, она довольно непредсказуемая, они как флюгеры, куда ветер подует, никто не знает, куда они пойдут дальше. Вообще игры в коллекционирование карьеристов очень опасны, это ящик Пандоры в каком-то смысле. Мне кажется, что кремлевские технологи очень сильно, сделав ставку на эту часть, рискуют с ней переборщить. Была история с "Нашими", потом "Молодая гвардия "Единой России", что-то из этого позитивного было? Ничего. Наоборот часть людей, которые пришли туда, в том числе на локальном уровне, потом пополнили оппозицию, в том числе несистемную. Мне кажется, Дума следующая, понятно, что она будет голосовать по приказу, понятно, что решения будут приниматься в администрации президента, но наличие людей, которые достаточно политически отвязанные, может создавать некий элемент непредсказуемости, они могут пойти завтра куда угодно.
Михаил Соколов: Грудинина зачем было сносить так грубо и бестолково?
Александр Кынев: Незачем, никакого смысла сносить Грудинина не было. Грудинин вполне себе системный игрок. Свою президентскую кампанию 2018 года он отыграл абсолютно в рамках договоренностей, за флажки не переходил, занимался самострелом, чтобы слишком много не набрать, поминал Сталина, к месту и не к месту распугивал умеренных избирателей и так далее. То есть Грудинин пострадал непонятно, за что. Это, видимо, история про личную обиду скорее всего, непонятно, чью, то есть, обжегшись на молоке, дует на воду. Мне кажется, следующая Дума будет более молодой. Кстати, это видно и по системным партиям, у тех же коммунистов, например. У них в этот созыв приходят из региональных парламентов в Госдуму ряд сильных региональных депутатов. Например, есть такой депутат в Татарстане Артем Прокофьев, он на проходном месте в списке. Я думаю, в следующем созыве Думы мы его увидим неоднократно. Есть другие люди, которые тоже станут депутатами Госдумы. В этом смысле смена политических поколений – это то, что будет происходить следующие пять лет. Мы не знаем, что будет с ЛДПР, потому что фактически последние 20 лет Жириновский был вице-спикером, а фракцией руководил его сын Игорь Лебедев.
Михаил Соколов: Его выгнали, явно администрация президента.
Александр Кынев: Его вообще в списке нет.
Михаил Соколов: За что?
Александр Кынев: Учитывая, что Владимиру Вольфовичу 75 лет, сразу возникают мысли, что, возможно, будет меняться хозяин печати. Кто там будет завтра, что это будут за люди, с каким политическим бэкграундом, мы не знаем. Если до этого было некоторое затишье, сейчас ситуация неизбежного переформатирования, в том числе возрастного.
Михаил Соколов: Станислав, что вы скажете о сибирских настроениях, они отличаются от центральной России? Могут ли там сработать механизмы, например, "умного голосования" или голосования за каких-то оппозиционных нынешней власти кандидатов?
Станислав Андрейчук: Мне кажется, что у нас всегда Сибирь, Дальний Восток, север европейской части голосовал более протестно, чем центральная Россия, Поволжье и юг. Мы видели, что в прошлом году и в Томске, и в Новосибирске кандидаты, поддержанные "умным голосованием", прежде всего представители штабов Навального, структур Навального разных, побеждали на выборах в городские советы. Конечно, в Сибири протестное голосование более сильно проявляется, чем где-нибудь в Рязани, в Белгороде. Тем более, что многие из регионов центральной России у нас на самом деле очень плохо подаются контролю. Что Белгород, что Пенза, что еще какие-то регионы, они недалеко ушли от традиционных электоральных султанатов, мне кажется.
Михаил Соколов: Я думаю, мы успеем как-то поговорить о региональных выборах в заксобрания и губернаторов, но одно место знаковое – это Хабаровский край, где господин Дегтярев, я так понимаю, выдвигается от власти, а про Фургала люди не забыли. Что там может случиться?
Александр Кынев: Я думаю, что власть в Хабаровске очень боится этих выборов. Там есть два конкурента, идет сбор подписей. Есть лидер местных коммунистов Петр Перевезенцев, есть кандидат от "Единой России" телеведущая Ким. Теоретически власть может пойти на то, чтобы вообще никого из ярких кандидатов не зарегистрировать. У нас есть история про Усть-Илимск, где выбрали домохозяйку, есть история про Костромскую область, где выбрали уборщицу. Совсем сжимать политическое поле до выбора между А и Б очень рискованно. Поэтому у них вариантов действительно хороших нет, это мы узнаем, когда они зарегистрируют кандидатов, там будет стратегия такая же, как в масштабе России, только сжатая до уровня края. Они будут валить явку в Хабаровске, потому что протест именно хабаровский, Комсомольск-на-Амуре второй город, пытаться обеспечить результат за счет максимизации голосования периферии, лесных районов. Дегтярев это все прекрасно понимал, технологи его понимали, поэтому почти весь этот год назначения н в основном занимался глухими углами, туда ездил, туда тратил все свои ресурсы и силы, и будет пытаться за счет них победить.
Михаил Соколов: Противостояние города и деревни.
Александр Кынев: В масштабе конкретных регионов это по сути дела такая матрешка по отношению к тому, как это в масштабе страны, за исключением Москвы и Петербурга, поскольку это мегаполисы. Кстати, Станислав упомянул такой регион, как Пенза, даже регионы, которые вроде бы аномальные, где тоже процент сверхвысокий, даже там города голосуют более-менее прилично. В Пензенской Городской Думе, например, выборы, которые прошли в 2019 году, в результате впервые за последние 20 лет сильная фракция КПРФ. Это говорит о том, что даже там не все задавлено, люди могут избираться, если действительно ведут нормальную кампанию, нормально контролируют участки. Если брать широкий список, совсем аномальные и близкие к аномальной зоне, 24 региона из 85 – это аномальные и полуаномальные, там избирателей 30 миллионов – это 27% от количества избирателей страны. Явка в этих регионах была 66%, от всех проголосовавших по России это было 38%, а голосов, поданных за "Единую Россию", там было 14 миллионов, то есть 49% от поданных на территории страны. По сути дела 24 региона дали половину всех голосов за "Единую Россию".
Михаил Соколов: Я забыл про "Справедливую Россию" от вас услышать ответ.
Александр Кынев: По поводу Прилепина. Сергей Михайлович Миронов никогда особенно не любил ездить по регионам. Последняя кампания, когда он лично возглавлял список "Справедливой России" – это была Ульяновская область в 2018 году. Это был единственный регион, где тогда "Справедливая Россия" вообще не взяла барьер.
Михаил Соколов: Они на грани 5% сейчас?
Александр Кынев: По данным ВЦИОМа они проходят, у них около 7%. Я думаю, что на фоне того, что им не мешают, мы видим довольно массовую агитацию, есть рекламные щиты по всей России, есть газеты. В газетах они сознательно обходят тему национализма, там социальная повестка. Их видно, они что-то получат. В этом смысле, если зона риска для них была, они эту зону риска миновали за счет того, что партии второго выбора, Партия пенсионеров, "Новые люди" активность резко снизили. Если вдруг за оставшиеся полтора месяца новые партии резко активизируются, я бы сюда добавил и партию Максима Шевченко "Свобода и справедливость", тогда они будут откусывать у всех. Потому что есть избиратели, которые в принципе устали от старых системных партий, они бы рады за кого-то новенького проголосовать, если они будут знать об этой партии, об этих кандидатах.
Михаил Соколов: Давайте мы дадим опрос, люди пойдут на выборы или нет.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Опрос прохожих в Москве
Михаил Соколов: Станислав, что бы вы людям посоветовали, тем, кто сомневается, как последний говоривший?
Станислав Андрейчук: Тем, кто сомневается, идти, сделать все-таки выбор, потому что никакой другой возможности у вас не будет. Если вы не идете на выборы – это тоже в каком-то смысле выбор, который вы делаете, вы делаете его, соответственно, в поддержку на самом деле существующего положения.
Михаил Соколов: Есть предположение нашего коллеги Константина Эггерта, что будущей Думе предстоит принять важнейшие решения, связанные с политическим будущим Владимира Путина, поэтому такое внимание этим выборам. Как вам такой прогноз?
Александр Кынев: Я думаю, что все решения на самом деле уже приняты. В реальности формат не имеет большого значения. Они просто очень боятся принципа домино. Главное, что система очень сильно зависит от прошлых показателей, она боится показать очень резкое падение результатов, которое может быть воспринято и внутри самой элиты, и снаружи, как ослабление Путина и его элитной группы – это приведет к обрушению. А то, что какие-то решения, я вас уверяю, что в рамках той системы, которая есть, любые решения будут проштампованы.
Михаил Соколов: А противостоять можно пытаться этой стратегии власти?
Александр Кынев: Чем больше людей придет голосовать в протестных регионах, тем меньше будет процент "Единой России", тем, соответственно, больше будет публичная демонстрация ее слабости. Именно этого она и боится больше всего. В данном случае, конечно, идти голосовать и уменьшать процент "Единой России", вести к тому, чтобы она выиграла поменьше округов – это как раз работать на ее символическое ослабление.
Михаил Соколов: То есть независимо, за какую партию, фактически?
Александр Кынев: Скажем так, по-хорошему надо голосовать за тех, кто будет брать барьер. Важно, чтобы эти голоса конвертировались в мандаты. Если вы голосуете за аутсайдеров или голосуете, унося бюллетень или делая его недействительным, вы вроде как проголосовали, но на расклад голосов в парламенте не влияете.