Монография Павла Седова «Закат Московского царства, царский двор конца ХVII века» опубликована Петербургским институтом истории и издательством «Дмитрий Буланин». Книга эта — своего рода энциклопедия русской монархии в последний допетровский период: в конце правления Алексея и при его сыне Фёдоре.
Собственно делу Феодосии Морозовой в 600-страничном томе посвящена одна глава, в название её вынесены слова царя Алексея: «Един кто от нас одолеет всяко». То есть, победит либо царь, либо строптивая боярыня. А книгу в целом один московский историк определил так: «энциклопедия русской монархии в последний допетровский период (в конце правления Алексея и при его сыне Фёдоре)». Вот некоторые главы, случайно выбранные: «Значение патриарха в дворцовой жизни», «Возницы», «Царь выбирает жену», «Опала боярина Матвеева», «Колдовской процесс», «Царица Агафья Симеоновна», «Первые дворянские гербы», «Влияние польской моды на женский гардероб». И так далее. А по поводу жанра я бы от себя добавил: Павел Владимирович Седов написал образцовую работу по политологии. Некоторые сомневаются, существует ли такая наука. Ведь в учебниках студентам преподносят идеальную схему, то есть рекламу. Автор книги «Закат Московского царства», напротив, старается распознать за официальным фасадом реальные механизмы «власти и управления». Как делалась политическая карьера? Разбираем два варианта. Через родство с царём: Дума «наводнена царской роднёй, которая была кровно заинтересована в поддержке трона». Напоминаю: тогда цари женились не на иностранных принцессах, а на подданных, возвышая тем самым то один, то другой род. Второй путь — через государеву «комнату», через оказание личных услуг, вплоть до выноса горшка. Государственное значение приобретали должности возницы, ухабничего — это тот, кто поддерживал государя «на ухабе» во время быстрого движения саней» или место «у крюка». То есть у двери в царскую комнату. «Эта должность становится своего рода трамплином для стремительного выдвижения…»
Конечно, царь сам подбирает окружение. Письмо Алексея Михайловича боярину Ромодановскому: «Вспомяни, окаянный, кем взыскан? От кого пожалован?». «Боярская Дума ХУ11 века состояла по большей части из царских родственников и потомственных комнатных людей царя». С другой стороны, «дела решались не столько самим царем, сколько его доверенными людьми <…> у царя не было иных источников информации <…>. Думные люди были единственными в стране носителями коллективного опыта высшего управления, передаваемого по наследству».
Тезис об укреплении самодержавия не отбрасывается, но уточняется: «При малолетних государях <…> бремя правления лежало на Боярской думе <…>. Усиление знати было важнейшей составной частью усиления самодержавной власти».
В отличие от господ политологов, автор книги рассматривает политику в неразрывной связи с экономикой, ссылается на работу Юрия Моисеевича Эскина, где была отмечена «прямая связь между родовыми землями московской знати и её местническим положением». Опять же, напоминаю, что местничество — это спор не о знатности рода вообще, а о должностях предков на службе у московского государя. Так вот, в ХVII веке «земельные богатства становились по преимуществу следствием положения при дворе», а утрата царской милости вела к разорению. С глаз долой — из имения вон.
Воцарение Романовых — результат общественного компромисса на выходе из Смуты, соответственно, первые Романовы вынуждены не только повелевать, но и «сотрудничать с важнейшими институтами центральной власти — Думой и патриархом». Становление «устойчивой царской власти» через такое сотрудничество не исключает, напротив, предполагает распри между придворными группировками.
Дело Морозовой — один из эпизодов. П.В. Седов предваряет рассказ о нём схемой родственных связей в клане Ртищевых — Морозовых — Милославских. Подход сегодня не в моде. Автора уже упрекали: мол, отвлекаться на землевладение — значит, принижать «духовный подвиг». Да, конечно, люди ХУ11 века (даже образованные) искренне верили в загробную жизнь, которая может самым фатальным образом зависеть от правильности совершения магических обрядов. Эта «духовная» сторона тоже отражена в книге. Но за идеалами автор различает интересы. Красноречивы свидетельства современников. «Алексей Михайлович просил покориться только для виду и в этом случае обещал вернуть имущество и прежнюю честь: «Дай мне такоевое приличие людей ради… не крестися треми персты, но точию руку показав…». А вот признание главного инквизитора архимандрита Иоакима (впоследствии патриарха): «…не знаю старыя веры, ни новыя, но что велят начальницы, то и готов творити и слушать их во всем». Религиозные споры могли расколоть аристократию — как в Англии и во Франции, где тоже трудно отделить искреннюю веру, за которую шли на смерть, от «служебных и имущественных отношений». Россия этого избежала. Как? Покровители старообрядчества могли сохранять своё высокое положение. Но при условии: не устраивать демонстраций, не посягать на царский авторитет. Условие, с которым не пожелала считаться Морозова.
Кстати, один из главных её гонителей, Артамон Матвеев, приобрёл влияние на царя во многом благодаря придворному театру. Так сказать, первый на Руси театральный продюсер, каковое «богохульное» заимствование с Запада будет поставлено ему в вину, когда его, в свою очередь, отправят из роскошных палат туда, куда он сам отправлял старообрядцев.
В рецензии я не могу охватить всё хитросплетение сюжетов. А о чём стоило бы пожалеть — что подобной книги не написано о современном государстве. Впрочем, если бы бояре — герои книги — были до сих пор живы, вряд ли они дали бы грант на такое — кстати, совсем не обидное и не разоблачительное, просто объективное — описание своей государственной службы.