Заложница Кадырова

• Gulagu.net опубликовал свидетельства карательной психиатрии в российской тюремной больнице.

• Что известно о гражданах Украины, захваченных на оккупированных Россией территориях.

• Прокуратура Грозного передала в суд дело Заремы Мусаевой, матери неугодных властям Чечни братьев Янгулбаевых.

Заложница Кадырова

^{Видеоверсия программы}

СВЯЗЫВАЛИ, КОЛОЛИ ПСИХОТРОПАМИ, УБИВАЛИ

На этой неделе Государственная дума приняла в третьем чтении поправки в Уголовный кодекс, которыми предлагается ужесточить ответственность за пытки. Как следует из публикации на сайте Думы, закон теперь дает детальное и четкое определение пытки, соответствующее Конвенции против пыток, и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. Теперь и в России пытками будут считаться не только насильственные действия должностных лиц, но и совершенные "по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия". Кроме того, к пыткам отнесено и запугивание – как способ контроля над личностью заключенного или принуждения другого лица к совершению каких-либо действий под страхом пытки.

О необходимости изменения российских законов в этой части правозащитники говорили не один десяток лет. Но услышали их только после того, как в октябре прошлого года проект Gulagu.net опубликовал шокирующие кадры пыток и изнасилований заключенных в Саратовской тюремной больнице, причем это видео собирала сама Служба исполнения наказаний.

В день, когда Дума приняла поправки к Уголовному кодексу, Gulagu.net выложил еще одно видео – полуторачасовое интервью с Артемом Печерским, бывшим санитаром тюремной больницы в Ростовской области (МОТБ-19 ГУФСИН России).

Артем Печерский: Мне показывали, учили, доверили ключи. И где-то через неделю уже я связывал. Нам звонили по телефону, говорили, что приедет такой-то, его нужно положить на вязки. Приходилось делать. Если сопротивлялись, приходилось силой уложить и привязывать. Ко всем привязанным применяли психотропные: уколы, капельницы с препаратами – Галоперидол, Аминазин, Амитриптилин. Каждый день ставили один-два укола, чтобы поддерживать невменяемое, неадекватное состояние, чтобы человек недопонимал, что происходит. Кормили раз в день, старались только жидким, чтобы меньше в туалет ходили, чтобы не пачкали матрасы, простыни. Отвязывали очень редко, когда нужно было в хирургическое отделение на перевязки, когда со временем появлялись пролежни – такие большие дырки: кровь, мясо.

И была такая 5-я палата, "резинка", в ней нет абсолютно ничего, кроме кроватей и резиновых стен. Там людей привязывали и оставляли. Человек мог находиться там один неделями. Могли зайти раз в два, три дня, покормить. Это было для профилактики буйных, то есть карательная. Попадали туда все – и блатные, и кто жалуется, и кто финансово пытался... валять дурака, чтобы меньше, наверное, получить срок, ну, чтобы актировки сделать.

В общем, за весь год около 40 человек. Скончалось примерно 9 человек. Мы писали объяснительные: я, такой-то, находился в таком-то учреждении, со мной в палате лежал этот пациент, ни с того ни с сего ему ночью стало плохо, и он скончался. И эти объяснения были однообразные что у меня, что у каждого санитара.

Марьяна Торочешникова: С нами основатель проекта Gulagu.net Владимир Осечкин.

В интервью вам Артем Печерский сообщил также об убийстве в тюремной психушке заключенного Романа Михайлова. Когда-то тот был агентом ФСИН, но в 2017 году отправил Gulagu.net сообщение о коррупции в Ростовском отделении ФСИН, и с тех пор сгинул. Одно из видеообращений даже размещено на вашем YouTube-канале Gulagu.net. Как выяснилось, сгинул он как раз в том самом психиатрическом отделении МОТБ-19. Как там работала система?

Владимир Осечкин: Это одно из самых эмоционально сложных для нас независимых расследований. Под контролем спецслужб, по заданию оперативников несчастных людей, абсолютно здоровых, которых не нужно было лечить, но они были неугодны администрации, отказывались сотрудничать с ФСБ и с ФСИН, и на уровне оперативников принималось решение этого человека умертвить, чтобы он своей смертью скрыл то, что ему известно, – вот таких людей привозили в Ростовскую МОТБ номер 19. Человека привозили туда, и он был уже обречен. Психотропные препараты применялись к людям незаконно, то есть на то не было ни судебного решения о принудительной психиатрической помощи, ни добровольного согласия этих лиц. И принимали решение не врачи, а именно оперативники, которые давали команду "капо-активистам" и санитарам, а те уже брали у медиков в неограниченных количествах нейролептические препараты и психотропные средства, вкалывали их, подавляли психику человека. Человек находился связанным 5, 10, 15, 20 дней.

Владимир Осечкин

Если по линии спецслужб ставилась команда, она поступала заместителю начальника МОТБ по безопасности и оперативной работе Александру Ляху, и он отдавал указание начальнику оперотдела, оперативникам, которые контролировали действия санитаров и медиков. Человеку, которого оперативники внесудебно приговорили к казни через умерщвление с помощью психотропных препаратов, их вкалывали в неограниченных количествах до наступления смерти. Наиболее сильные выдерживали по 40-50 суток. Но когда человек на протяжении месяца привязан, не может нормально отправлять свои нужды, пить и есть, организм обезвоживался. И человек, весивший более 100 килограммов, под конец мучительной пытки весил 50-60.

Марьяна Торочешникова: Вы фактически пересказываете историю Романа Михайлова.

Владимир Осечкин: Когда мы опубликовали первые видео с его рассказом о коррупции в ГУФСИН по Ростовской области, к сожалению, потом Михайлов подумал, что он может договориться со спецслужбами, и на какое-то время они действительно оставили его в покое, но потом отомстили. Через год его привезли в МОТБ номер 19 и умертвили, превратив в "овощ". Он там сгнил заживо. В судебно-медицинской экспертизе о смерти значится, что он погиб от сепсиса. Просто невозможно представить, насколько мучительна была его гибель…

И только за 2020 год как минимум 9 человек погибли в результате подобных пыток, а еще около 40 абсолютно здоровых заключенных подвергались этим пыткам, а потом были отвязаны и с подавленной волей возвращены в учреждения. Это факт пыточного конвейера, очевидное преступление против человечества и человечности.

Марьяна Торочешникова: Артем Печерский, видимо, понимает, что рассказывая об этом, он фактически сознается в соучастии в преступлении. Почему он вдруг решил заговорить?

Владимир Осечкин: Мы нашли Артема Печерского в так называемом "безопасном месте" – в колонии номер 14 ГУФСИН по Ростовской области. Узнав от него шокирующие подробности, мы поняли, что его в любой момент могут убить, и нам нельзя публиковать его показания до того момента, пока мы процессуально это не закрепим. Адвокат Снежана Мунтян выезжала из Саратова в Ростов, посетила его, и он дал показания уже под протокол опроса в порядке 86-й статьи УПК.

И он, и те, с кем вместе они были пособниками пыточного конвейера, понимали, что их дни сочтены, потому что за последние несколько месяцев по России прокатилась волна неожиданных смертей, якобы суицидов и смертей от сердечной недостаточности именно тех заключенных, которые работали в качестве внутрикамерных агентов, "капо" и пособников пыточного конвейера. Артем испугался за свою жизнь. Кроме того, он совестливый парень, и ему было тяжело жить с этим грузом на душе.

ПЛЕННЫЕ НЕ ТОЛЬКО ВОЕННЫЕ

В российских учреждениях ФСИН, в основном в Курской и Ростовской областях, сейчас удерживают более полутора тысяч мирных жителей Украины, захваченных на оккупированных Россией территориях. Такая информация прозвучала на этой неделе на брифинге министра по вопросам реинтеграции Украины Ирины Верещук. Россия говорила о шести с половиной тысячах украинских пленных, не уточняя при этом, сколько из них военных, а сколько гражданских, и это не считая людей, которых держат в колониях на территориях самопровозглашенных республик. Не называется и точное число плененных Украиной российских военнослужащих. Официальной информации о пленных, причем с обеих сторон, вообще крайне мало. Зато в интернете невероятное количество публикаций со ссылками на источники.

Что известно о пленных

У нас на связи журналистка, член Совета при президенте по правам человека и член Московской общественной наблюдательной комиссии Ева Меркачева.

Ева, кому-то из членов Общественных наблюдательных комиссий за все время с начала так называемой "спецоперации" удалось пообщаться с украинскими заключенными, оказавшимися на территории России?

Ева Меркачева: Я пока не знаю ни одного члена ОНК, который посетил бы таких людей. Их удалось посетить местным прокурорам и уполномоченным по правам человека. Они есть в ряде наших учреждений, их разместили, в том числе, в СИЗО. Есть информация, что они попали в Москву, в "Лефортово". Никто из правозащитников пока их там не видел. Знаю, что часть таких людей находится в СИЗО Таганрога и в других изоляторах. Те, кто их видел, говорят, что их не пытают, что с ними все в порядке.

Марьяна Торочешникова: Правда ли, что наблюдателям после 24 февраля ограничили доступ в "Лефортово", то есть вы сейчас не можете посещать никого из содержащихся там заключенных?

Ева Меркачева

Ева Меркачева: Не совсем так. Нам ограничили доступ из-за ковидных мероприятий. И несмотря на то, что ограничения и маски были давно сняты, ходить по камерам в московских изоляторах мы смогли только неделю или две назад. На наш взгляд, это нарушало закон. И вот нам с трудом, с боем все-таки удалось пробиться в московские СИЗО. Была конспирологическая версия, что, может быть, нас как раз до сих пор и не пускают туда именно потому, что там содержатся граждане, доставленные из Украины. Но в обычных московских изоляторах никого нет, есть только граждане Украины, которые содержатся там по уголовным преступлениям.

Марьяна Торочешникова: Слышали ли вы подтверждение из официальных источников того, что в "Лефортово" действительно держат какую-то часть украинских офицеров?

Ева Меркачева: Нет. Точно так же мы не можем понять, что происходит на территории Украины с российскими военнослужащими. Хотелось бы, конечно, чтобы обе стороны в данном случае договорились о максимальной открытости, ведь это те люди, на которых должна распространяться Женевская конвенция.

Марьяна Торочешникова: Действие Женевской конвенции распространяется на военнопленных и так называемых "комбатантов". Но вот большая чиновница из Украины заявляет, что в России находятся полторы тысячи мирных жителей, которые не участвовали в боевых действиях. Есть ли у вас какие-то официальные подтверждения этой информации с российской стороны?

Ева Меркачева: Официальной информации нет. Коллеги из Курской и Ростовской областей в курсе, что там содержатся военнослужащие. Информация об этом крайне закрытая, ее очень мало, и не факт, что она достоверна. Но если все собрать и проанализировать, то получается, что эти люди содержатся где-то в шести регионах, в том числе в Ростовской области.

ЗАЛОЖНИЦА КАДЫРОВА

Прокуратура Грозного 20 июня передала в суд дело Заремы Мусаевой, жены в недавнем прошлом федерального судьи и матери неугодных властям Чеченской Республики братьев Янгулбаевых. Ее обвиняют в мошенничестве и нападении на сотрудника полиции. В январе этого года сотрудники чеченского МВД похитили Мусаеву из ее квартиры в Нижнем Новгороде и увезли в Грозный. Адвокат по соглашению смогла попасть к своей подзащитной только спустя две недели. О том, как развивалась эта история, напомнит Анастасия Тищенко.

Дело Заремы Мусаевой передали в суд

Мы созвонились с одним из сыновей Заремы Мусаевой – правозащитником Абубакаром Янгулбаевым.

Абубакар Янгулбаев: Мама уже около пяти месяцев находится в СИЗО Грозного и ожидает суда. Ее физическое состояние ухудшается. Когда еще ей избирали меру пресечения, она довольно четко определила, что она там потихоньку умирает. Моральное состояние сильно влияет на физическое здоровье и усугубляет болезнь – сахарный диабет. Мы с ней переписываемся. Мне известно, что к ней хорошо относятся как сотрудники ФСИН, так и люди, которые содержатся с ней вместе, ей оказывают лечение в медсанчасти. Вся проблема в том, что она не понимает, как долго ей еще там находиться, хотя она не причастна ни к чему, что ей инкриминируют, она же не была ни оппозиционеркой, ни правозащитницей, ни журналисткой, а ее взяли и посадили. Ее сильно раздражает поведение сотрудников полиции, которые клевещут на нее, просто умышленно лжесвидетельствуют.

Все эти судьи, которые принимают решения о заключении ее под стражу, о продлении меры пресечения, не отменяют это во второй инстанции, бывали у нас в гостях, обнимались с моей матерью, ели из ее тарелок. Эта история доказывает, что сегодня в Чечне люди готовы продавать даже близких, лишь бы сохранить себя физически, но не морально.

Марьяна Торочешникова: С самого начала семья и правозащитники заявляли: Зарема – заложница, и в заложники ее взяли, чтобы вынудить братьев Янгулбаевых отказаться от правозащитной и оппозиционной деятельности, вернуться в Чечню и покаяться перед Рамзаном Кадыровым.

Абубакар Янгулбаев

Абубакар Янгулбаев: История начинается с 2015 года, когда за оппозиционную деятельность, за инакомыслие похитили меня, брата, отца. По их логике, сразу возникает вопрос к родственникам: почему вы его нам не сдали? А мы разделяли мысли о том, что в Чечне совершаются преступления, нарушаются права человека, и не скрывали этого. В итоге мой брат окончательно стал оппозиционером, а я – правозащитником. Этот дуэт жутко злит и раздражает Кадырова, так как это противоречит тому, какой он видит Чечню: Чечня должна быть полностью покорной. В итоге маму действительно взяли в заложники.

Я в первую очередь ожидал, что возьмут меня, задержат, запытают, убьют или посадят. Меня задержали, но почему-то отпустили. И сейчас я продолжаю получать сообщения с угрозами. В основном они носят издевательский характер: они кичатся тем, что произошло, что у них есть такая возможность – похищать людей, издеваться над ними. "Твою мать посадят, вы будете кормить червей, вас даже под землей никто не найдет" – такого рода комментарии идут. А чего хотят – я могу только гадать. Но общая цель – показать народу и Кремлю, что в Чечне каждая муха подконтрольна. Однако мы видим уже множество ситуаций, когда им много чего неподконтрольно, особенно сейчас, когда началась война в Украине.

Но я не вижу никакого смысла каяться в чем-то. Я даже не вижу, что я сделал противозаконного. Я, как и вся моя семья, всегда пытался помогать людям. Мы никого никогда не убивали, не пытали и не похищали. Этими преступлениями занимается власть в Чечне. Но все, что основывается на насилии, имеет обратный эффект и всегда заканчивается обратным насилием.

Марьяна Торочешникова: На днях дело Заремы Мусаевой передано в суд. Дата слушаний пока не называется, но уже известно, кому поручено разбираться с этим делом.

Абубакар Янгулбаев: Дело находится у судьи Ахмеда Башуева. Это судья со связями, напрямую из родового села Кадырова. Понятно, что либо на него будет давление, либо он сам заинтересован, потому что является частью кадыровской власти. Когда маму привезли и она была сутки без еды, без возможности поспать, в полусознательном состоянии, как раз он наказал ее на максимальные 15 суток, хотя можно было спокойно обойтись денежным штрафом.

Марьяна Торочешникова: То есть у вас нет надежды на правосудие?

Абубакар Янгулбаев: Нет, конечно. На глазах у всей страны, избивая правозащитников и адвокатов, в Нижнем Новгороде похищают человека. Обращение к первым лицам страны... Они это комментируют – "какая-то фантастика", как сказал Песков. Это одна из ключевых ситуаций, которая приводит к тому, что ветви власти в России не работают. А после начала войны в Украине – все, правозащитная деятельность просто похоронена, как и какие-либо намеки на гражданское общество, на плюрализм мнений. Я уже не верю в это, я верю только лишь в то, что они могут пожалеть человека, который на самом деле невиновен. Они сами это знают, говорили об этом даже на митингах, которые были против нас. Может быть, выпустят хотя бы с условным сроком. Они же продержали ее столько времени! А у нее ведь целый букет заболеваний.

Если бы не было общественного резонанса, если бы все российские СМИ не освещали эту тему с первых минут, могла бы произойти история, как, например, с Мовсаром Умаровым, которого в Чечне похитили только из-за того, что он просматривал ролики Тумсо Абдурахманова. После задержания власти Чечни сказали, что они его забирали на профилактическую беседу, потом отпустили и не знают, куда он делся. Они могли бы убить маму и сказать, что ничего не знают. Я хотел бы попросить СМИ и дальше сопровождать это дело, потому что оно прекрасно иллюстрирует происходящее сегодня в Чечне.