ФСБ и "колумбайнеры"

• В российских школах ввели новое патриотическое воспитание.
• Можно ли силовыми методами предотвратить вооруженные нападения в учебных заведениях?
• Массовые увольнения и скрытая безработица. Российский рынок труда во время войны с Украиной.

ФСБ и "колумбайнеры"

Видеоверсия программы

РАЗГОВОРЫ О ВАЖНОМ ИЛИ УРОКИ ПРОПАГАНДЫ?

Министерство просвещения России обновило методические пособия и материалы к уроку "Разговоры о важном", который должен пройти в понедельник, 12 сентября. Из плана занятий убрали все упоминания Украины и российского военного вторжения на ее территорию. Профсоюз "Альянс учителей", который считал "Разговоры о важном" уроками пропаганды и призывал педагогов и родителей бойкотировать их, назвал изменение плана внеурочных занятий "общей победой всех, кто не молчал".

Разговоры о важном или уроки пропаганды?

ТРАВЛЯ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Федеральная служба безопасности взялась за профилактику шутинга в российских школах. Спустя почти неделю после начала учебного года ФСБ заявила о проведении обысков у 187 россиян в 46 регионах страны. В ведомстве их назвали "сторонниками признанного в России террористическим движения "Колумбайн" и украинской радикальной группировки "Маньяки: культ убийств".

Обыски ФСБ как профилактика шутинга в школах

Психологи многократно заявляли, что вооруженные нападения в учебных учреждениях (или скулшутинг) – часто следствие травли, которой шутеры подвергались в школе при безразличии взрослых. Насколько опасна травля и ее последствия? И можно ли силовыми методами предотвратить вооруженные нападения в учебных заведениях? Спросим у основательницы программы "Травли Net" Ольги Журавской.

Ольга Журавская: По мировой практике, это не работает, потому что школьные шутеры – это не какая-то организованная ячейка, преступная группировка. Зачастую дети, подростки, которые решаются на это, действуют в одиночку, не будучи до конца уверенными в своих планах. Очень многое может поменяться, если какой-то взрослый сможет пробиться к ребенку, если школа будет работать со школьной травлей. Но я не видела ни одного случая в мировой практике, когда скулшутинг можно было предотвратить.

Марьяна Торочешникова: Верховный суд России официально признал движение "Колумбайн" террористическим, при том, что движения как такового не существует. А насколько справедливо замечание, что очень часто стрелки – это те дети, которые на протяжении многих лет часто подвергались школьной травле?

Ольга Журавская: Есть статистика. В 70% случаев школьная травля или была причиной, или точно добавила к основным причинам. В 30% это конфликт между учащимися, который тоже заканчивается шутингом в школе. В этом случае никто не пытается убить как можно больше людей, а сводят счеты друг с другом.

Марьяна Торочешникова: Насколько опасна школьная травля? И можно ли ее не заметить?

Ольга Журавская: Взрослые могут не замечать катастроф самого разного масштаба, если не хотят этого. Для того чтобы знать, как организовать превенцию травли, нужно совместно вырабатывать программу, внутреннюю документацию, работать с учителями и детьми.

Марьяна Торочешникова: Чем травля отличается от конфликта?

Ольга Журавская: Прежде всего, это много на одного, то есть в травле силы неравны. Исключение из правил – если травлю начинает учитель, у которого априори большая власть над детьми. Травля совершается ради травли, там нет никакого действия, которое мы могли бы совершить, чтобы положить этому конец, потому что никто не хочет это прекращать, кроме самой жертвы.

Ольга Журавская

Травля оставляет глубокий след абсолютно на всех детях – и на агрессоре, и на свидетелях, и, разумеется, на жертве. Есть много материалов на эту тему. Вышел фильм "Как меня травили", вышли документальные ролики про детей, столкнувшихся с травлей. Не хочу оправдывать шутеров, но психологически очень тяжело, когда тебя долго травят. В какой-то момент агрессия захватывает тебя – и тебе хочется показать всем, насколько ты можешь быть плохим, раз уж общество тебя изгоняет.

Марьяна Торочешникова: А правда ли, что травле может подвергнуться любой человек, независимо от того, насколько успешна его семья, насколько он сам миловиден, успешен в учебе, хорошо или плохо одет?

Ольга Журавская: Любой человек может стать жертвой травли. Как мы в проекте пришли к превенции травли? Мы готовили школу к инклюзии, открывали ресурсный класс, в котором должны были учиться наши дети с особенностями развития. Мы хотели минимизировать травлю, провели опрос детей и увидели, что каждый второй подвергался травле.

Марьяна Торочешникова: Некоторое время назад в российских школах ввели, по-моему, даже команду психологов.

Ольга Журавская: Школьная травля – это комплексная проблема, и для того, чтобы ее остановить, мало одного директора, родителя, учителя, психолога. В превенции травли должны быть задействованы все. Мы работаем вместе со школьными психологами, но они есть далеко не во всех школах: в основном в крупных городах.

Марьяна Торочешникова: Вы чувствуете поддержку чиновников? В последнее время очень многие программы, создаваемые на общественных началах (скажем, по инклюзии для детей с расстройством аутистического спектра или по профилактике насилия), сначала поддерживают, а потом они вызывают отторжение – сами вдруг организовались: кого-то "иностранными агентами" обзовут, кому-то полностью перепишут всю программу.

Ольга Журавская: Слава богу, мы пока не чувствуем большого интереса к нашей программе. А то, что вы перечислили, абсолютная правда. Конечно, мы этого боимся: что нас признают агентами и мы не сможем собирать деньги на профилактику школьной травли и суицидов вследствие кибербуллинга. Но недавно у нас было позитивное взаимодействие с чиновниками. Мы совместно с ними разрабатывали законы о кибербуллинге, и нам удалось внести туда все наши идеи. Рабочая группа была очень толковой.

Марьяна Торочешникова: Где найти информацию о том, как противостоять буллингу?

Ольга Журавская: Мы создали специальный портал Gnezdo.live. Там будет вся информация, все наши методички, вебинары для родителей и учителей. Многое там уже есть. Мы обучаем учителей, как они могут поменять групповую динамику в классе, а с детьми работаем через наши веселые ролики в TikTok.

СКРЫТАЯ БЕЗРАБОТИЦА

Такого низкого уровня безработицы, как сегодня, в России не было с 1991 года, утверждают Росстат и Минтруда: 3,9% зарегистрированных безработных от общего числа трудоспособного населения страны. Этот показатель достигнут в мае и пока остается неизменным. Вероятно, ключевые слова здесь – "зарегистрированные безработные", поскольку, по мнению руководителя правового департамента Конфедерации труда России Олега Бабича, растет скрытая безработица, а ситуация на рынке труда в России, мягко говоря, непростая.

Олег Бабич

Олег Бабич: Такой формально низкий уровень безработицы – это следствие сверхусилий со стороны правительства по вливанию значительных финансовых средств в наиболее пострадавшие отрасли. Это различные ограничения, которые вводятся на уровне функционирования бизнеса для сдерживания уровня безработицы, в том числе и негласные указания, данные контрольно-надзорным и судебным органам, о том, чтобы любыми способами сдерживать увольнение сотрудников, не давать работодателям необоснованно увольнять и сокращать.

Наиболее затронутые отрасли – это транспорт, транспортные перевозки, в частности, авиация, морской транспорт. Это отражается и на компаниях, которые занимаются логистикой, перевозками, фрахтом. Это все, что связано с автомобилестроением в самом широком смысле. Радиоэлектронная промышленность имеет проблемы из-за сбоев в логистике, лесная, деревообрабатывающая промышленность. Все это отражается и на рынке труда. В этих отраслях происходят процессы, не самые приятные для российской экономики и социально-экономической стабильности.

Марьяна Торочешникова: А люди охотно регистрируются как безработные и встают на биржу труда? Во время пандемии, например, сделать это было не так-то и просто.

Олег Бабич: Сейчас эти проблемы стали даже еще серьезней, ведь тога действовало специальное постановление правительства, позволявшее людям в упрощенном порядке вставать на учет. Но уже год как действует обычная схема, и людям, которые работали полулегально, просто нет смысла вставать на учет, они от этого ничего не получают.

Марьяна Торочешникова: Сотрудники российского банка "Тинькофф" с марта недополучают до 40% от привычной зарплаты. Речь о тех, кто доставляет клиентам банковские и SIM-карты, презентует банковские продукты. Весной у компании сменился владелец после того, как основатель банка – предприниматель Олег Тиньков – открыто выступил против войны с Украиной. Потерявшие часть дохода сотрудники банка объединились в инициативную группу и готовят коллективный иск в суд.

Минус 40% от зарплаты. Сотрудники Тинькофф-банка идут в суд

О наиболее частых запросах участников трудовых споров в текущей ситуации рассказывает адвокат, руководитель практики трудового права коллегии "Солдаткин, Зеленая и Партнеры" Ксения Михайличенко.

Ксения Михайличенко: Сейчас существуют две главные проблемы. Первая – в крупных компаниях, даже в бюджетном секторе большое количество невыплат зарплат и резкое сокращение премиальных выплат. Еще один наиболее популярный запрос (и мы можем это видеть по статистике Судебного департамента Верховного суда за 2021 год) – это увольнения. Тренд этого сезона, начиная с февраля – сокращения в компаниях, у которых есть деньги. Это большие международные компании, которые уходят с рынка. Они либо сокращают работников, либо договариваются и увольняют по соглашению сторон. Часто люди, подписавшие соглашение, приходят и говорят: "Давайте попытаемся оспорить. Я согласился на шесть зарплат, а моему коллеге заплатили десять". Официальных сокращений с так называемыми "несговорчивыми" работниками тоже довольно много.

Второе, с чем приходят люди, это разные дисциплинарные увольнения, когда работник не хочет договариваться. Это уже не про международные компании, а скорее про небольшие российские. Сфабрикованные прогулы, попытка увольнения по так называемой 74-й статье, когда работник отказывается работать в новых условиях. Работодатели уведомляют: через два месяца зарплата у вас будет не 100 тысяч рублей, а 20; не хотите дальше работать – будете уволены.

Вторая волна масштабных увольнений и нарушений в сфере оплаты началась с марта этого года, а первая была в пандемию, в 2020 году.

Марьяна Торочешникова: Есть ли смысл недовольным работникам обращаться в суд из-за споров с работодателем?

Ксения Михайличенко: Международные или даже российские компании, но с менеджментом не типично российского плана, боятся суда и всячески хотят договориться. А вот большинство российских компаний, особенно бюджетный сектор... Не так давно у меня была ситуация с театром Немировича-Данченко, где судья в Мосгорсуде прямо сказала нам: "Мы вынесем решение в пользу работника. У вас огромная задолженность перед ним, давайте договоримся". И мой доверитель был готов договариваться. Но, нет, у бюджетных учреждений очень строгая позиция: "Договариваться не будем. Вот будет решение суда, тогда мы полностью все заплатим".

В целом суды сильно поменяли свою практику в сторону работников, начиная с первой ковидной волны. У меня иногда есть ощущение, что мне даже уже делать ничего не надо, когда я представляю работников: кажется, что судья – адвокат работника, а не я. Работодателю сейчас крайне тяжело судиться.

Сильно изменилась практика по сокращению. Раньше суды проверяли только процедуру: "За два месяца уведомили, предложили все должности", – а экономическую обоснованность сокращения суд никогда не проверял. Все ссылались на определение Конституционного суда 2012 года, что работодатель – самостоятельный экономический субъект, и государство не может вмешиваться в целесообразность или нецелесообразность решения о сокращении. С этой весны судьи вдруг начали спрашивать: "А почему вы решили сократить весь отдел? Приносите нам экономическое обоснование, что случилось. Выручка не упала? Тогда, извините, восстанавливаем всех работников".

Ксения Михайличенко

Раньше увольнение по собственному желанию было практически невозможно оспорить, а теперь огромное количество такой практики, просто на основании того, что работник говорит: "Меня заставили написать". Есть сообщение в мессенджере, где руководитель пишет: "Когда ты идешь подписывать заявление?". И суд говорит: "На вас было давление, значит, увольнение незаконное". С одной стороны, это хорошо, потому что работник – уязвимая сторона в трудовых отношениях. С другой стороны, иногда я вижу перебор. Работодателю иногда действительно надо уволить отдел, потому что нет денег, а суд, который идет почти год, говорит: "Восстанавливаем работника, и ему еще нужно заплатить зарплату за весь этот год".

Марьяна Торочешникова: Так все-таки судиться или договариваться?

Ксения Михайличенко: Моя главная рекомендация – садиться и обсуждать. В любой ситуации можно договориться, и это всегда наиболее выгодный вариант для обеих сторон. Заключить соглашение на увольнение по соглашению сторон, предусмотреть выходное пособие или договориться на какие-то приемлемые условия и для работника, и для работодателя.

Суд для обеих сторон будет крайне негативным вариантом. Для работодателя – потому, что он, с очень большой вероятностью, этот суд проиграет, и это большие экономические затраты. Для работника суд – это тоже нервы и деньги на юриста, а также репутационные риски. Компании не хотят брать работников, которые судились со своим прошлым работодателем, а сейчас не составляет труда найти информацию о том, судился ли работник или нет.