Кто стоит за поджогами военкоматов

• Диверсанты, украинские спецслужбы, пранкеры – кто стоит за поджогами военкоматов в России?

• Госдума за полгода приняла 500 законов и ушла в отпуск до сентября.

• Россия вернулась в лидеры по количеству случаев торговли людьми.

Кто стоит за поджогами военкоматов

КТО ПОДЖИГАЕТ ВОЕНКОМАТЫ?

В России поджигают военкоматы: больше 20 случаев поджогов только за последнюю неделю. За поджог задерживают людей, от которых таких поступков обычно не ждешь: пенсионеров, молодую учительницу, 54-летнюю работницу завода. Почти все они на допросах утверждают, что получили указания от неизвестных людей, которые звонили им, представляясь сотрудниками ФСБ или правоохранительных органов, и требовали, чтобы люди шли и поджигали военкоматы. Власти называют эти поджоги "терактами", но не всем подозреваемым предъявляют обвинения в терроризме.

Поджоги военкоматов

С нами адвокат "Первого отдела" Евгений Смирнов. Почему здесь такой разброс в обвинениях: от "порчи имущества" и "вандализма" до "терроризма в составе преступной группы"?

Евгений Смирнов: Я бы здесь выделил группы людей по причинам, по которым они совершают эти действия. Таких групп можно выделить четыре. Первая – это люди, не согласные с войной: им не оставили никакого выбора высказать свою точку зрения. Митинги у нас фактически запрещены, писать в интернете нельзя, за все отправляют в тюрьму на срок до десяти лет. И люди таким способом выражают свой протест. Вторая группа активно появилась в сентябре-октябре прошлого года – это те, кто подлежал мобилизации. Они старались поджогами военкоматов избавить себя от участия в войне: жечь личные дела призывников, парализовать деятельность военных комиссариатов.

Третья группа – это те, кто ведется на телефонных мошенников, переводит деньги из-за звонков "службы безопасности Сбербанка". Сейчас такие люди, видимо, находятся в полной власти от звонков людей, связанных со спецслужбами Украины. И четвертая категория – это те, кого российские правоохранительные органы спровоцировали на совершение этих преступлений.

Марьяна Торочешникова: Для полицейской отчетности.

Евгений Смирнов: Да. Это как раз те, кого "совершенно случайно" за 100 метров от военкомата задерживают с сумкой, набитой бутылками с зажигательной смесью.

Марьяна Торочешникова: А почему люди ведутся на такие указания, соглашаются совершать явно противоправные действия? Мы созвонились с психологом, судебным экспертом Олегом Долгицким.

Олег Долгицкий: Первое, что происходит в этой ситуации, – человека запугивают. Ему представляются сотрудниками силовых органов, и это сразу меняет контекст. Наследие сталинских репрессий, карательной психиатрии все еще живо у населения. И у каждого человека существует установка, что он может быть в чем-то виноват. Потому что сейчас, в условиях динамически меняющегося общества, находящегося в кризисе, никто не понимает, что происходит, нет понимания о существовании какой-то нормы. Когда звонят "представители" каких-то "силовых органов" – бесконечные "полковники", "майоры" или "сотрудники Центробанка", первая мысль, которая возникает у человека, не имеющего опыта: все, приехали, началось. В общем, человека выводят из состояния спокойствия.

Олег Долгицкий

А так как все люди еще находятся в состоянии повышенной стрессонаполненности на фоне текущих боевых действий на наших границах, естественно, тревожность растет еще больше. И в этот момент, когда сознание человека перегружается, он буквально впадает в состояние транса и становится ведомым.

У человека угнетается функция сознания и включается бессознательное. А дальше субъектов ведут на протяжении долгого времени, то есть потихонечку готовят (обычно на это уходит один-два дня) и на второй день им уже дают задание, например, бросить "коктейль Молотова". Критики в этот момент нет, потому что человеком владеет страх. Он находится в некой фабуле. Обычно она такова: они все контролируют, и если человек будет что-то делать не так, сядет он, сядут его родственники, поэтому он должен слушать только голос. "Вокруг все враги. Поэтому делайте то, что я говорю. Если вы все сделаете, все будет хорошо и в конце никто не пострадает".

Марьяна Торочешникова: Если исходить из презумпции невиновности, следователи должны бы поверить вот этим "загипнотизированным" людям и искать тех, кто их таким образом обработал. Но судя по тем приговорам, которые уже выносили, вроде не появлялось никаких "голосов из телефона". Следователь должен был бы провести психолого-психиатрическую экспертизу, понять, что человек, наверное, был неадекватен в тот момент, зомбирован, что у него не было умысла на совершение преступных действий, и искать того, кто отправил этого человека поджигать.

Евгений Смирнов: Экспертизы часто проводят, особенно если это дело особо тяжкое. Напомню, что за поджоги военкоматов стали возбуждать дела о терроризме и даже о госизмене. Смею предположить, что экспертиза либо не находит никаких заболеваний... А я уверен, что у многих из этих людей заболеваний все-таки нет.

Марьяна Торочешникова: А в какой момент вместо статей о хулиганстве, вандализме, порче имущества начали подтягивать сюда "терроризм" и даже "госизмену"?

Евгений Смирнов: Все это началось примерно с осени прошлого года, когда во время мобилизации стали поджигать военкоматы. В принципе, по всем делам, так или иначе связанным с войной, наблюдается плавное ужесточение наказания. Например, за переводы денег в Украину раньше максимум выносили предостережение о недопустимости нарушения закона, а сейчас возбуждают дело о госизмене, что грозит пожизненным лишением свободы. То же самое с поджогами военкоматов.

Евгений Смирнов

Марьяна Торочешникова: Помимо военкоматов атакуют еще и объекты железных дорог. Буквально на днях в Красноярском крае за поджог на железной дороге ФСБ задержала троих подростков. Кстати, по подсчетам "Медиазоны", к середине апреля этого года российские власти сообщали о задержании не меньше 66 человек по делам о диверсиях на железных дорогах в более чем 20 регионах России. Треть из этих задержанных – несовершеннолетние. У вас есть объяснение происходящему? Они тоже пытаются наработать статистику или действительно какие-то злоумышленники вовлекают несовершеннолетних в эти диверсионные действия?

Евгений Смирнов: Я не удивляюсь, что граждане нашей страны, которые лишены какой-либо возможности влиять на свою судьбу, на жизнь государства, на то, что государство творит в мире, не видят других способов выразить свой протест, кроме как заложить взрывное устройство или поджечь военкомат.

Марьяна Торочешникова: В декабре 2022 года Дума приняла закон, который предусматривал наказание вплоть до пожизненного лишения свободы за "содействие диверсионной деятельности". Много ли вы знаете таких дел?

Евгений Смирнов: Пока не очень много. Но у нас есть определенный лаг между тем, как статья вводится в Уголовный кодекс, и тем, как она начинает активно применяться. В последнее время лаг – от трех до шести месяцев. Я думаю, в скором времени, когда пройдут первые пилотные дела, наработается методическая база, мы увидим всплеск дел по этой статье.

Марьяна Торочешникова: И, соответственно, уменьшится число дел о госизмене? Или они все равно будут нарастать?

Евгений Смирнов: Они стали возбуждать их парами. Они считают, что это идеальная совокупность преступлений: человек, поджигая военкомат или взрывая железную дорогу, совершает и террористический акт, и одновременно – государственную измену. Две статьи вместе вменяются ему за одно деяние.

Марьяна Торочешникова: И сроки, конечно, там заоблачные?

Евгений Смирнов: Да, сейчас – пожизненное лишение свободы.

ТЕПЕРЬ ЖИВИТЕ С ЭТИМ

500 новых законов – таков результат семи месяцев работы Госдумы России. 30 июля весенняя сессия закончилась, и депутаты ушли в отпуск до сентября. За минувшие семь месяцев они среди прочего ужесточили уголовное законодательство и законы, связанные с призывом и мобилизацией, запретили трансгендерный переход и разрешили убивать бездомных животных. В некоторых случаях авторы законопроектов в комментариях журналистам сами путались в деталях собственных инициатив.

500 новых законов

КУПИТЬ/ ПРОДАТЬ ЧЕЛОВЕКА

Россия впервые за несколько лет вернулась в антилидеры по количеству случаев торговли людьми. Один миллион 800 тысяч фактов купли или продажи в стране зафиксировали аналитики международной организации Global Slavery Index. По их данным, хуже дела обстоят только в Турции и Таджикистане. При этом судебная статистика в России не отражает даже малую долю всех случаев работорговли. Обществу становится известно о них крайне редко. В начале августа, например, полиция в Челябинской области арестовала мужчину, который похитил, а затем 14 лет удерживал в своем доме и насиловал женщину.

Торговля людьми в России

На видеосвязи с нами – сотрудница Центра защиты пострадавших от домашнего насилия Софья Русова и соосновательница Фонда "Безопасный дом", экспертка по проблеме торговли людьми Вероника Антимоник.

Насколько актуальна проблема торговли людьми и рабства в 2023 году, когда, казалось, об этом уже должны были все забыть как о страшном сне?

Вероника Антимоник: Это одна из самых актуальных проблем современности. И очень важно понимать, что современное рабство отличается от того рабства, о котором многим известно. Основное отличие в том, что торговля людьми – это самое прибыльное преступление, и именно из-за этого масштабы приобрели такой размах. Отличие и в том, что теперь это нелегально. Все-таки в большинстве стран мира, кроме Мавритании, раньше это было разрешено, было обыденностью, с которой сложно было бороться. А сейчас это признано преступлением, да и форм стало намного больше.

Марьяна Торочешникова: В 2022 году, по данным Международной организации труда при ООН, 28 миллионов человек были вовлечены в рабский труд, а еще 22 миллиона состояли в принудительных браках. Таким образом, принудительные браки приравнивали к рабству. Почему?

Вероника Антимоник: Принудительные браки действительно являются случаем современного рабства. В основном это происходит в мусульманских странах и сообществах.

Женщины передаются во владение мужчине, в другую семью, в которой они подвергаются сексуальной, трудовой и репродуктивной эксплуатации. По сути женщина в данном случае является товаром. И эта эксплуатация может быть каким-то образом монетизирована, то есть на этом можно получить какую-то преступную выгоду. Поэтому это является формой современного рабства. Это принуждение: женщина не может свободно дать согласие или отказаться от этого. Она вынуждена делать все то, что ее обязывают в рамках этого принудительного брака.

Вероника Антимоник

Марьяна Торочешникова: А какие еще разновидности рабства существуют в современном мире?

Вероника Антимоник: Наиболее распространенная форма – коммерческая сексуальная эксплуатация. В основном это то, что происходит в секс-индустрии. Ключевым показателем является именно принуждение: человек не может свободно, самостоятельно выйти или оказаться от этого.

Второй по распространенности формой является трудовая эксплуатация. Существуют также другие формы эксплуатации и принуждения: принудительное попрошайничество, эксплуатация в криминальной активности, коммерческая репродуктивная эксплуатация и торговля органами.

В России присутствуют все формы торговли людьми.

Марьяна Торочешникова: Какое влияние война, которую Россия ведет на территории Украины, оказывает на рынок торговли людьми?

Софья Русова: Мы понимаем на примере других стран, оказавшихся в зоне военного конфликта, что в связи с перемещенными лицами, с потоком беженцев ситуация становится опасной, и в первую очередь для уязвимых групп – это девочки и женщины. Многие страны научились как минимум говорить об этой проблеме и пытаться ее решать. А вот в России она практически не поднимается, было возбуждено очень небольшое количество дел.

Я не могу привести точные данные по России, потому что они разнятся. Даже в МВД на журналистские запросы иногда дают разные данные по поводу пропавших без вести. Если мы посмотрим комплексно, в том числе сколько людей пропадает без вести, то люди не находятся годами в розыске. Что с ними, куда они пропали? И это не всегда маргинальные, уязвимые группы. Только за прошлый месяц было несколько историй, которые стали публичными в разных регионах России. Они касались сексуальной и трудовой эксплуатации.

В частности, в Поволжье мужчину принуждали торговать мобильными телефонами. Кстати, он гражданин России.

Про мигрантов – вообще отдельная история, это боль многих правозащитников. Я напомню о деле в Гольянове, отдаленном районе Москвы. Оно было очень громкое, но по факту там никого не привлекли к ответственности: почти десятками лет в продуктовом магазине удерживались мигранты, в 2002 году хозяйка магазина очень жестоко избила работницу, не получилось замять и возбудили дело по поводу жестокого обращения. Шли годы, женщин продолжали бить. Они вербовали новых.

Софья Русова

Но вопрос вербовки в этих делах вообще никак не расследовался, как и вопрос бездействия полиции. Ведь в Гольянове даже жители это замечали, жаловались, обращались в полицию, в прокуратуру, но было полное игнорирование. Более того, сотрудники полиции, как известно уже из предварительного расследования, были в курсе, потому что возвращали тех, кто пытался сбежать из этого магазина. Но никто не привлечен к ответственности. По всем федеральным каналам показали – и ничего.

Марьяна Торочешникова: Насколько сложно человеку выбраться из ситуации рабства?

Вероника Антимоник: В современном рабстве и в торговле людьми людей удерживают в основном психологически, а не физически. Самые действенные способы – это угрозы и долговая кабала. Почти всем пострадавшим угрожают сделать что-то с ними и с их близкими. Преступники объясняют человеку, что он должен какие-то деньги за что-то. К сожалению, многие пострадавшие вообще не знают, что то, что происходит, – преступление. Соответственно, люди могут продолжать оставаться в этой ситуации. И чем дальше они там находятся, тем больше развиваются различные механизмы травматической привязанности. Такая ситуация постоянного принуждения и насилия очень сильно меняет отношение человека к себе и к этой ситуации: чем дольше, тем сложнее выйти. И все преступники это прекрасно знают.

Марьяна Торочешникова: А если человек обратится за помощью, скажем, в обычное отделение полиции, его выслушают, примут всерьез его рассказ?

Вероника Антимоник: В этом и состоит вторая часть проблемы. У нас в практике были случаи, когда люди находились в эксплуатации 20–26 лет. Во-первых, они не понимают, что это преступление, во-вторых, не знают, куда обратиться, а в-третьих, если даже они обращаются, то не всегда получают ту помощь, на которую они имеют право по международным стандартам.

К сожалению, если они пойдут в полицию, чаще всего у них как минимум не примут заявление, потому что для правоохранителей не всегда очевидно, как доказать наличие состава преступления. У них один из первых вопросов: "А ты могла свободно уйти?" – "Могла". – "И почему ты не ушла?" Как и с домашним насилием – тут очень похожая реакция.

А могут еще посмеяться или даже возбудить какое-то дело в отношении человека. Большой процент пострадавших – это мигранты, их могут обвинить, например, в нарушении миграционного законодательства, выдворить или депортировать. Во многих случаях преступники еще принуждают людей к совершению каких-то сопутствующих преступлений, соответственно, в этом их тоже могут обвинить, даже уголовное дело завести. Поэтому обращение в полицию в лучшем случае ни к чему не приведет, а в худшем может принести еще больше проблем. Самостоятельно идти туда не стоит, это ничего не даст.

К сожалению, в России нет никаких государственных программ, нет федерального закона против торговли людьми. Проблемой занимаются только некоммерческие организации. Ресурсы очень ограниченны, поэтому удается сделать не так много, как мы хотели бы.