Опасное "цветоложество"

• Где и как российские власти находят экстремизм?

• В России наказывают за возложение цветов к мемориалам.

Опасное "цветоложество"

"ВЕСНА" ВНЕ ЗАКОНА

Суд в Москве продлил арест участникам так называемого "дела "Весны": Анне Архиповой, Василию Неустроеву, Павлу Синельникову и Яну Ксенжепольскому. В тюрьме они останутся по меньшей мере до 6 июня, то есть до годовщины со дня их задержания. Всех четверых обвиняют в создании организации, посягающей на права граждан, и это только одна статья из шести, по которым ведется следствие. Свободы лишены еще два участника этого дела, а всего по нему проходит более двух десятков молодых людей.

Дело "Весны"

На видеосвязи с нами – адвокат, участник проекта "Первый отдел" Максим Оленичев и федеральный координатор "Весны" Богдан Литвин.

Богдан, в чем заключался "экстремизм" этого движения и его участников?

Богдан Литвин: Насколько я понимаю логику властей, их не устраивает наша антивоенная кампания, акции протеста, которые мы организовывали, и борьба против мобилизации, которая стала окончательным спусковым крючком для признания нас экстремистами. Все началось с дела об организации акции, якобы посягающей на права граждан. Это было после того, как мы объявили акцию на 9 Мая "Они воевали не за это", то есть взяли власть за одну из ее слабых точек – это то, что они пытаются использовать память о войне в своих пропагандистских целях. Мы говорили, что, наоборот, это повод никогда больше не воевать. И это их разозлило.

До этого мы были инициаторами антивоенных митингов в начале 2022 года. И вот в итоге против нас завели сначала первое уголовное дело, а потом мы были соорганизаторами, инициаторами акций против мобилизации, и нас признали экстремистами за совершенно легальную, конституционную политическую деятельность. Мы призывали исключительно к ненасильственным акциям протеста и действовали в соответствии с Конституцией. Но сейчас, в условиях военного режима все это недопустимо. Мы никогда не призывали к насилию, тем не менее нам пытаются это приписать на основании какого-то комментария непонятно где какого-то непонятного человека. Экстремистами мы, конечно же, не являемся, но властям необходимо как-то нас заклеймить и криминализировать нашу деятельность.

Богдан Литвин

Марьяна Торочешникова: Кроме этого, вы предлагали расклеивать какие-то антивоенные листовки и вести антивоенную пропаганду.

Богдан Литвин: Да. После начала полномасштабного вторжения мы организовывали митинги. Очень важно разговаривать с людьми вживую или вести агитацию на улице офлайн. И мы предлагали людям большое количество различных агитационных материалов. Потом появился проект "Видимый протест". Это две параллельные истории, одна из которых – про то, чтобы убедить как можно больше неопределившихся людей в том, что война им невыгодна ни в каком виде, а с другой стороны, показать тем, кто уже против войны, что их на самом деле много. Была такая зеленая лента – символ, который помогал людям понять, что они не одни. Мы запустили этот проект, он до сих пор действует, хотя сейчас приходится предлагать людям очень большое количество памяток по безопасности, потому что антивоенное, оппозиционное, продемократическое действие сейчас в России пытаются максимально криминализовать.

Марьяна Торочешникова: Чем вы объясняете давление на оставшихся в России участников различных негосударственных движений, которые пытались критически отнестись к действиям российских властей?

Богдан Литвин: Мне кажется, что война сама по себе, особенно в нынешней фазе, является точкой нестабильности для властей, когда все что угодно может пойти не так. Общественное мнение не консолидировано вокруг властей, а очень сильно фрагментировано. В этой ситуации любой оппозиционный голос может стать для них проблемой, и если его не подавлять, то через какое-то время от очевидных неуспехов и проблем, которые создает эта война, оппозиционные голоса могут стать очень популярными и создать большие проблемы для властей.

Поэтому власть с начала полномасштабного вторжения всячески выдавливала людей за границу. Я сидел в спецприемнике, некоторых коллег избивали, и много кому прямо говорили: "Уезжайте". Но сотни тысяч наших единомышленников все еще находятся в России, что-то делают. Очевидно, что перемены будут в первую очередь связаны с какой-то офлайн-активностью внутри, поэтому власти давят, чтобы запугать и выдавить из страны еще больше людей.

Марьяна Торочешникова: Максим, чем можно объяснить интенсивность репрессий против активистов, которые в разное время в России могли быть связаны с деятельностью организаций, вполне легально существовавших, но признанных теперь экстремистскими (таких как "Весна", Фонд борьбы с коррупцией)?

Максим Оленичев: Проблема в тех правовых инструментах, которые используют российские власти. Сам закон об экстремизме существует достаточно давно, и он всегда подвергался критике со стороны правозащитников и юристов, потому что имеет "резиновые" формулировки и дает возможность привлекать за те действия, которые были совершены до признания организации экстремистской. Суд, рассматривая конкретное дело, говорит о том, что организация является экстремистской или нет, по совокупности каких-то критериев. И если организация признана экстремистской, включена в перечень Минюста, а люди продолжают деятельность, то их могут привлекать уже за участие в деятельности экстремистской организации.

Если организация даже не признается экстремистской, по российскому Уголовному кодексу могут привлекать за участие в экстремистском сообществе. И последние полтора года больше уголовных дел стали возбуждать именно за это. Когда началась война России в Украине, в угоду политическим интересам стали привлекать людей за их ранее осуществленную легальную деятельность, которая соответствовала тогда закону, а сейчас российские власти посчитали, что эта деятельность была экстремистской, и люди тогда уже использовали противоправные цели для достижения результатов, которые сейчас оценивают как негативные. По сути, людей привлекают за их законную деятельность, потому что российским властям это достаточно просто.

Часто в основу уголовных дел ложатся справки оперативных сотрудников Центра по борьбе с экстремизмом. Этот Центр уже более десяти лет осуществляет негласное наблюдение и сбор информации о российских активистах. Эти оперативные справки становятся ключевыми доказательствами по уголовным делам. Людей привлекают на основании мнения оперативников по той информации, которую они собирали, о легальной деятельности этих людей ранее.

Марьяна Торочешникова: А как же невозможность применять закон с обратной силой?

Максим Оленичев: В государстве, где есть правовая система, верховенство права, доказать все это было бы практически невозможно. Но поскольку верховенства права в России нет, правоохранительные органы используют как раз те оперативные справки сотрудников, по которым и доказывают, что пять или десять лет назад организация была создана с противоправными целями. То есть фантазия оперативников становится тем материалом, вокруг которого суд рассматривает обвинение и выносит приговоры.

Максим Оленичев

Марьяна Торочешникова: Что, как правило, ложится в основу утверждений о том, что та или иная деятельность является экстремистской?

Максим Оленичев: Критика властей, особенно высказывания в отношении войны России в Украине, или деятельность по каким-то чувствительным для властей темам. Это могут быть демократические акции, как в движении "Весна", либо защита уязвимых групп, как случилось с ЛГБТ-инициативами, либо критика властей. Власти решили объявить войну всем инициативам, которые не согласны с их политикой, поэтому признают их экстремистскими. Еще несколько лет назад такие дела рассматривали в открытых судебных заседаниях, а сейчас они практически всегда идут в закрытых, чтобы общественность не узнала, какие материалы представлены, какие вопросы обсуждались.

За последние три месяца российские власти признали экстремистскими уже несколько организаций. Можно вспомнить "Международное общественное движение ЛГБТ" – решение от 30 ноября 2023 года. Не так давно другой суд рассмотрел дело о признании экстремистским движения в Хабаровске "Я/Мы Сергей Фургал". Примерно половина населения Хабаровска ходила на акции в защиту Фургала, и каждому можно предъявить теперь "участие в экстремистском сообществе". Эти инструменты власти используют потому, что им это удобно, не нужно соблюдать правовые стандарты.

Марьяна Торочешникова: Держать людей на крючке.

Максим Оленичев: Да. В 2024 году российские власти стали еще более широко применять антиэкстремистское законодательство. В 2021-м, когда мы с коллегами участвовали в защите ФБК и штабов Навального от признания экстремистскими, власти еще пытались сделать видимость соблюдения закона. Но война России в Украине все изменила. И сейчас мы видели, допустим, на акциях памяти Навального, что людей задерживали только за то, что они упоминали имя Алексея: человек в этом случае якобы тоже участвует в деятельности экстремистской организации. И это, конечно, никаким образом не укладывается ни в какие рамки права.

Когда стало известно об убийстве Алексея Навального, многие стали выходить на улицы, возлагать цветы. А один из моих доверителей, Артем Медведев, в Москве вышел к дому, где жил Навальный, с плакатом об убийстве политика. И его не задержали в этот момент, но через несколько часов, ночью к нему в квартиру стали ломиться полицейские. Он не открыл, но утром они все равно его задержали и отвезли в отдел полиции, где забрали у него телефон и выяснили, что у него в Instagram есть радужная символика, которую в ноябре признали экстремистской. Он двое суток находился в отделе в совершенно диких условиях: его не кормили, не поили, покормили только один раз за двое суток. И при этом суд, рассматривая дело через два дня, дал ему штраф за эту радужную символику.

Марьяна Торочешникова: Это давление будет нарастать?

Максим Оленичев: Думаю, да. Негативные тенденции нарастают в геометрической прогрессии. На фоне большой войны все это будет ускоряться. В России сейчас национализировали много предприятий, что раньше невозможно было представить. Конституция гарантирует право частной собственности, но все предприятия, которые так или иначе могут быть использованы в Военно-промышленном комплексе, национализируются. То есть у нас от Конституции осталась одна обложка, в стране установлен уже авторитарный или диктаторский режим. Дальше, конечно, будут еще больше ограничиваться права граждан.

Но при этом я верю, что те люди, которые останутся в стране и будут продолжать свою деятельность, выстроят сети помощи, будут помогать друг другу на частном уровне, и все-таки настоящее гражданское общество закалится и будет именно с этих позиций строиться дальше, когда наконец изменится ситуация в стране.

СТАТЬЯ ЗА "ЦВЕТОЛОЖЕСТВО"

Возложение цветов к фотографии Алексея Навального на памятнике жертвам политических репрессий обошлось жительнице Улан-Удэ Светлане Вачелановой в 25 тысяч рублей – такой штраф ей выписал местный суд по статье об организации публичного мероприятия без уведомления властей. В Сочи полицейские и вовсе пригрозили местной жительнице статьей о несоблюдении требований охраны окружающей среды, заявив, что цветы, принесенные к аналогичному мемориалу не в День памяти жертв репрессий, будут считаться бытовым мусором, выброшенным в неположенном месте. В других городах России сотрудники правоохранительных органов ходят по домам участников акций памяти Навального, вызывают их в отделы, проводят беседы.

Как в России наказывают за возложение цветов

На видеосвязи с нами – Дарья Короленко, аналитик "ОВД-Инфо". Насколько широк масштаб и география преследований?

Дарья Короленко: На сегодняшний момент было произведено 581 задержание, начиная со дня убийства Навального. Основная масса задержаний была в дни убийства, когда люди массово шли и возлагали цветы к мемориалам и их там массово задерживали. После этого к некоторым начали приходить домой и задерживать их повторно. Насколько мы знаем, в день похорон задержали всего двух человек в Москве и около 48 в других городах, однако сейчас мы видим, что к пяти людям тоже уже пришли. А по камерам – мы пока не знаем, насколько это тенденция.

Марьяна Торочешникова: В соцсетях ходят шутки о том, что скоро в российском Уголовном кодексе появится новая статья "За цветоложество". Разве это законно? Я могу прийти к любому памятнику и возложить цветы?

Дарья Короленко: Это максимально законно – и возлагать цветы, и участвовать в похоронах. Но в основном людям, которых задерживают, вменяют нарушение правил участия в публичной акции: это "митинговая" статья.

Марьяна Торочешникова: До гибели Алексея Навального были и другие случаи, когда людей задерживали за возложение цветов. После того как российские ракеты попадали в жилые дома на территории Украины, люди приходили и пытались возлагать цветы: в самом начале – под стены Кремля, где перечислены города-герои Советского Союза – Киев, Одесса. Где-то задерживали людей за возложение цветов к памятнику Лесе Украинке. А как все это вычисляют?

Дарья Короленко: В памятные дни, например 24 февраля, возле таких памятников обязательно дежурят один-два полицейских. Сейчас, после того, как люди стали стихийно нести цветы к мемориалам жертвам политических репрессий, возле них тоже стали дежурить силовики. В случае, когда силовики не успели оперативно приехать, поэтому они и отсматривали, возможно, потом камеры наблюдения, чтобы найти еще людей, которых можно привлечь к ответственности.

Дарья Короленко

Марьяна Торочешникова: А был хоть один судья, который сказал: "Я это не приму"?

Дарья Короленко: Мы пока такого не видели. В большинстве случаев наказание все-таки было назначено: большинству – штрафы, кому-то и аресты – посидеть несколько дней в спецприемнике за то, что ты возложил цветы. Или, например, за публичные призывы к экстремизму наказали девушку, которая на видео с похорон Навального сказала: "Слава Украине!" Я боюсь, что предела абсурду нет, потому что любые символы, которые можно считать оппозиционными, становятся поводом для преследования. Мы каждую неделю слышим подобные новости. Моя "любимая": газету "Сибирский хлебороб" оштрафовали за отсутствие маркировки "иностранного агента" в статье про хряка, которого зовут Максим Галкин.

Марьяна Торочешникова: Близится день выборов президента РФ. Было анонсировано самим Навальным в его соцсетях проведение акции "тихого" протеста в день голосования: прийти на участки и проголосовать в 12 часов, таким образом выразив свой протест. Насколько безопасно будет прийти людям в это время на свой избирательный участок и проголосовать?

Дарья Короленко: Законно приходить на избирательные участки в любой день и в любое время, когда они работают. Возможно, силовики попытаются воспрепятствовать массовому нахождению на участках в 12 дня, поставят какие-нибудь ограждения, создадут очереди и могут избирательно задерживать кого-то, если найдут повод.

Марьяна Торочешникова: И объявлять эти очереди массовым несогласованным протестом.

По вашим наблюдениям, в последние два года насколько заметно снизилась гражданская активность и увеличилась активность силовиков в их стремлении разогнать, подавить, задержать, посадить?

Дарья Короленко: Массовая гражданская активность на улицах, к которой мы привыкли в 2021–22 годах, за последние два года действительно стала меньше. В 24-м году после небольших протестов в Башкортостане случилось убийство Навального, и мы видели, наверное, самое массовое проявление публичной активности за последние два года именно в Москве. Вместе с тем мы видим, как неукоснительно растут политически мотивированные уголовные дела, видим каждый месяц рост на 30-40 новых людей в списках преследуемых. И кажется, что основная активность силовиков за неимением протестов как раз переключается на уголовные дела.