Мария Карп: Шекспира ставят на Британских островах четыреста с лишним лет – можно попытаться представить себе, какое количество Гамлетов, Отелло, Корделий и Мальволио выходило за эти столетия на сцену. Лишь 18 лет, с 1642-го по 1660-й, – в годы гражданской войны, революции, казни короля – когда пуританские власти вообще запретили театр, не играли и Шекспира. Зато как только началась реставрация, пошли пышные постановки c музыкой, танцами и даже фейерверками.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
В восемнадцатом веке упор переместился на актерскую игру, и сегодня не забыты имена Дэвида Гаррика, игравшего Гамлета и Ричарда Третьего, или Сары Сиддонс, прославившейся в роли леди Макбет. Понятие Shakespearean actor – актер, играющий Шекспира, – оставалось живо и в 19-м, и в 20-м, и даже в 21-м веке. Менялись костюмы: при Шекспире актеры выходили на сцену в своем обычном платье, в 17-м и 18-м просто одевались по моде своего времени и только в 19-м надели условные "елизаветинские" наряды. С ними покончил 20-й век, а в 21-м отыскать в Великобритании актеров, играющих Шекспира в костюмах 16-го века, – задача практически невыполнимая.
Сегодня действие свободно переносится в любую историческую эпоху
Сегодня действие шекспировских трагедий и комедий свободно переносится в любую историческую эпоху, и спектакли, помимо Королевского шекспировского театра в Стратфорде-на-Эйвоне, идут по всей стране, а в Лондоне – и в великолепных театральных залах Вест-Энда, и в шекспировском "Глобусе", восстановленном в самом конце 20-го века, и в сараях, и в парках, и где угодно. В любой момент в столице можно насчитать больше полудюжины шекспировских спектаклей. В этой передаче речь пойдет всего о трех, показанных в последние месяцы.
Is this a dagger which I see before me,
The handle toward my hand?
Come, let me clutch thee…
Откуда ты, кинжал,
Возникший в воздухе передо мною?
Ты рукояткой обращен ко мне,
Чтоб легче было ухватить.
(Пер. Б. Пастернака)
Макбета в спектакле, поставленном худруком вашингтонского Шекспировского театра Саймоном Годвиным, играет Рэйф Файнс, актер, как будто специально для этой роли созданный – очень сильный, но как будто лишенный внешнего актерского обаяния.
Много лет назад я видела его на сцене в роли ибсеновского Брандта – это сочетание работало и там. В России Файнса знают как поклонника русской культуры (даже немного говорящего по-русски!), который сыграл в кино Онегина, а в фильме "Белая ворона" о Рудольфе Нурееве – его преподавателя в хореографическом училище Александра Ивановича Пушкина. Но Рэйф Файнс и настоящий шекспировский актер – он участвовал в постановках почти двадцати шекспировских пьес и играл Гамлета, Ричарда Второго, Кориолана, Троила, Марка Антония в "Антонии и Клеопатре" – и вот Макбета.
Здесь он выделяется тем, как отчетливо, внятно и возвышенно декламирует шекспировские стихи:
Life’s but a walking shadow, a poor player
That struts and frets his hour upon the stage
And then is heard no more…
Файнс задает тот высокий поэтический и драматический тон, без которого "Макбет" попросту невозможен. Это, наверное, самая страшная пьеса Шекспира, недаром существует старинное театральное суеверие, согласно которому ее название ни в коем случае нельзя произносить вслух – иначе случится несчастье. Следует говорить: a Scottish play – "шотландская пьеса".
"Макбет" – это пьеса о злодействе и страхе – естественно, о злодействе, порождающем страх, но и о страхе, порождающем злодейство. Я смотрела ее в феврале – через десять дней после гибели Алексея Навального, – и было очевидно, что именно страх потерять власть, толкающий Макбета на одно убийство за другим, неизбежно приводит его к собственной гибели. Покуда Макбет убежден, что Бирнамский лес двинуться не может и он "защищен проклятьем от любого, кто женщиной рожден", он неуязвим. Известие же о том, что лес двинулся, а Макдуф "до срока из утробы материнской был вырезан, а не рожден", лишает его мужества и способности сопротивляться. Это в некотором смысле спектакль не только о безудержных амбициях и аморальности Макбета, но и о его трусости.
Леди Макбет, которую в этом спектакле играет актриса Индира Варма, явно превосходит мужа смелостью и решительностью и не столько подогревает его тщеславие, сколько попрекает его излишней боязливостью, умело манипулируя его психологическим состоянием.
Glamis though art, and Cawdor; and shalt be
What thou art promised.
Да, ты гламисский и кавдорский тан
И будешь тем, что рок сулил, но слишком
Пропитан молоком сердечных чувств,
Чтоб действовать.
Ты полон честолюбья.
Но ты б хотел, не замаравши рук,
Возвыситься и согрешить безгрешно.
Мошенничать не станешь ты в игре,
Но выигрыш бесчестный ты присвоишь.
И ты колеблешься не потому,
Что ты противник зла, а потому, что
Боишься сделать зло своей рукой.
И Макбет с готовностью вторит ей:
Ведь вся моя тоска –
Неопытность и робость новичка.
Привычки нет к решительным поступкам.
(Пер. Б. Пастернака)
Смотри также Травма стала самоценнойВ сцене ужина, где Макбету видится призрак только что зарезанного по его приказу Банко, леди Макбет и умело отвлекает внимание гостей от странного поведения плохо владеющего собой супруга, и продолжает привычно вслушиваться и всматриваться в него, чтобы направить его настроение в нужное русло. Это одна из лучших сцен спектакля, ею заканчивается первый акт. Но странное дело – второй акт на этой высоте не удерживается. Уходит масштаб событий, заданный, между прочим, даже до начала спектакля, вне сцены.
Дело в том, что "Макбет" в Лондоне шел не в плюшевом уюте вестэндовских театров, а в огромном – на 900 мест – зале, устроенном в бывшем промышленном складе под названием DOCK X. Этот "Док Икс" стоит прямо на берегу озера Canada Water, по которому назван и район вокруг, и станция метро. В зал зрители попадали, проходя – уже внутри громадного темного помещения – мимо обгоревшего искореженного автомобиля, тлеющего мусора, свалок и других примет привычного теперь пейзажа уничтоженной мирной жизни. Война как будто еще шла или только что закончилась, и солдаты на сцене одновременно вскидывали головы, провожая взглядом проносящиеся над ними бомбардировщики.
Все они, включая Макбета и его окружение, были в камуфляже
Все они, включая Макбета и его окружение, были в камуфляже, поскольку, как и у Шекспира, только-только покинули поле боя. Не оставалось никакого сомнения, что действие происходит в наши дни. Ощущение это только подчеркивалось тем, что ведьмы, предсказывающие судьбу Макбета, напоминали разбитных вульгарных бомжих. И весь этот современный зачин как будто забывался по ходу спектакля, не имея никакого продолжения. Ведущая театрального блога под ником RightRevStan описывает это так:
RightRevStan: Начало шло немножко вяло, но, когда леди Макбет и Макбет встретились, меня просто захватили их отношения и особенно то, как то один из них главенствует, то другой. Но, когда Макбетов на сцене нет, темп и напор спадают. Остальные актеры – за исключением ведьм – как-то уходят на задний план. И жалко, что обещанная в начале атмосфера не выдерживается до конца.
Мария Карп: Еще один критик считает, что остальные актеры просто сильно уступают Файнсу и Варма.
Критик: Как некогда бывало в бродячих театрах, перед нами смесь актеров самого разного уровня таланта и опыта.
Мария Карп: Почетный профессор лондонского Кингс-колледжа Гай Кук, много занимавшийся проблемами языка и коммуникации, тоже был спектаклем разочарован.
Гай Кук: Я шел на "Макбета" с Рэйфом Файнсом с надеждой, что это будет замечательно, потому что он замечательный актер – в некоторых ролях. Но по мере движения спектакля я понял, что постепенно все как-то меркнет... Не то что мне вообще не понравилось, но, конечно, впечатление было совсем не то. И причин этому несколько.
Мария Карп: Современным британцам, убежден Гай Кук, понять шекспировский текст без специальной подготовки трудно – правда, это относится больше к комедиям, чем к трагедиям, и отчасти именно это и толкает режиссеров на купюры, на сокращения Шекспира.
Гай Кук: А когда они сокращают, им кажется, что они вырезают какие-то неважные куски, а на самом деле эти детали безумно важны. В "Макбете" обычно вырезают то, что не влияет на развитие сюжета, и при этом неизбежно теряют образность и символику. В этой трагедии очень много того, что в шекспировские времена казалось абсолютно противоестественным: убивают короля, хозяин убивает гостя – "Макбет" набит образами противоестественного поведения. Даже животные ведут себя противоестественно: "вразрез с природой", например, говорится, что "сова заклевала сокола", буря вырвала дерево с корнями и так далее, ну, и люди тем более, знаменитое место, когда леди Макбет говорит мужу, что она кормила младенца грудью и знает,
"что за счастье держать в руках сосущее дитя.
Но если б я дала такое слово,
Как ты, – клянусь, я вырвала б сосок
Из мягких десен и нашла бы силы
Я, мать, ребенку череп размозжить!”
(Пер. Б. Пастернака)
И они это вырезали! Невероятно!
И это такая комическая передышка после всей этой кровищи
Или сразу после убийства короля Макдуф, которого Дункан попросил прийти пораньше, начинает колотить в ворота, и следует комическая сцена с пьяненьким привратником, который недоволен тем, что его будят среди ночи. "Только знай отпирай!" Эта сцена очень трудная по языку для современной аудитории, потому что там много сексуальных намеков, сегодня совершенно непонятных, но она чрезвычайно важна, потому что после совершенного Макбетом злодейства это как бы возвращение сил добра – мы слышим речь простого человека. И это такая комическая передышка после всей этой кровищи. Так они и это вырезали!!!
Мария Карп: Справедливости ради следует сказать, что тексты Шекспира сокращали всегда – даже в его время, когда они, казалось бы, должны были быть понятны. Он и сам был театральный человек и понимал, что сцена и конкретный спектакль требуют определенной адаптации текста. Где-то я читала, что ни с чем не сообразное замечание в Гамлете, что принцу датскому тридцать лет, могло быть вызвано тем, что актер, его игравший, выглядел никак не на двадцать...
Вольности, которые позволяют себе театры сегодня, конечно, никак не ограничиваются сокращениями:
"If you prick us, do we not bleed? If you tickle us, do we not laugh? If you poison us, do we not die? And if you wrong us, shall we not revenge? If we are like you in the rest, we will resemble you in that".
"Если нас уколоть – разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать – разве мы не смеемся? Если нас отравить – разве мы не умираем? А если нас оскорбляют – разве мы не должны мстить? Если мы во всем похожи на вас, то мы хотим походить и в этом". (Пер. Т. Щепкиной-Куперник)
Мария Карп: Этот знаменитый монолог Шейлока из "Венецианского купца", где он сравнивает евреев, к которым принадлежит, с христианами, произносит явно женский голос. Вы не ошиблись – это актриса Трейси-Энн Оберман.
Женщина, исполняющая роль мужчины, в британском театре не редкость, но Шейлока женщины до сих пор не играли. И может быть, смириться с этой вольностью было бы и не так трудно (хотя, например, отношения Шейлока-отца с дочерью Джессикой, несомненно, другие, чем отношения Шейлока-матери), если бы в этом спектакле не было бы и еще одного, куда более серьезного ухода от шекспировского сюжета и замысла – действие этого "Венецианского купца" происходит “не в какой-то далекой Венеции”, как написал один критик, а в Лондоне, и не просто в Лондоне, а в районе Cable Street в Ист-Энде, где в 1936 году произошло серьезное столкновение британских фашистов с евреями и вступившимися за них другими жителями этого района. Вот тут уже пора сказать, что и называется этот "Венецианский купец" – "Венецианский купец в 1936 году".
Это ведь еще и история моей собственной семьи
Трейси-Энн Оберман: Для меня это очень личный проект. Помимо того, что мне хотелось бы, чтобы он внес свой вклад в понимание того, что такое антисемитизм и расизм и что такое сплоченность национальных меньшинств, это ведь еще и история моей собственной семьи. Моя прабабушка Энни приехала сюда подростком.
Мария Карп: Прабабушка Трейси-Энн Оберман, которую она называет "баба Аня" бежала в Англию из Российской империи. В Беларуси, откуда она была родом, ей и ее родителям пришлось пережить несколько еврейских погромов. По дороге она познакомилась с парнем из соседней деревни, за которого вышла замуж, у них родилось трое детей. Бабушка актрисы и братья бабушки выросли в лондонском Ист-Энде и сохранили смутные воспоминания о том дне 4 октября 1936 года, когда призрак погромов, от которых бежали их родители, возник в Лондоне.
Чернорубашечники Мосли постоянно наведывались в их район
Трейси-Энн Оберман: С детства я слышала рассказы о Схватке на Кейбл-стрит, где прабабушка лицом к лицу столкнулась с Союзом британских фашистов, возглавляемым Освальдом Мосли. Чернорубашечники Мосли постоянно наведывались в их район. И в тот день, когда они маршем пошли на Кейбл стрит, прабабушка, другие евреи и антифашисты думали, что перед лицом этой опасности они одни. Но что было очень трогательно и совершенно невероятно – это что и другие рабочие люди, которые жили там, поднялись на защиту евреев и сказали: "Мы будем сражаться рядом с вами".
Мне рассказывали истории о соседях-ирландцах, о чернокожих выходцах с карибских островов, о том, как английские рабочие: докеры, члены профсоюзов и просто героические обыкновенные люди – выходили на улицу и брались за руки или стояли в окнах и опрокидывали мусорные ведра на головы фашистов; переворачивали фургончики, в которых развозят молоко, и говорили: они не пройдут. Это была самая настоящая борьба за гражданские права, но мы об этом эпизоде как-то забыли. А на самом деле им следует гордиться.
Это моя семейная история, это и история этого района, а в истории Великобритании это пример подлинной солидарности. И забывать об этой солидарности нельзя, потому что она необходима и сегодня. Мы живем в трудные времена.
Мария Карп: Нет никакого сомнения, что Трейси Энн Оберман говорит искренне и что режиссер спектакля Бриджид Лармур, которую актриса вдохновила своей идеей, до глубины души ею прониклась. В результате шекспировский "Венецианский купец" – пьеса, как аккуратно пишут английские критики, проблематичная, которую ставить можно очень по-разному (что английские театры обычно и делают), – превращается в спектакль об антисемитизме и сопротивляющейся ему самостоятельной, стойкой и гордой еврейке по имени Шейлок. В кратком содержании пьесы на сайте Королевского шекспировского театра Шейлок описывается так:
"Вдова, мать-одиночка, бежавшая из России от погромов, занимается небольшим бизнесом у себя дома на Кейбл-стрит".
Смотри также Авангард в кривом зеркалеМария Карп: Бизнес, естественно, не называется, но, в общем, может быть, иммигрантка из России и могла держать небольшой ломбард в Истенде. Более того, венецианский купец Антонио, который берет у Шейлока деньги взаймы и обязуется в случае неуплаты долга в срок расплатиться фунтом собственного мяса, – английский аристократ, а симпатии английской аристократии к фашизму в предвоенное время хорошо известны. Лидер британских фашистов Освальд Мосли был аристократических кровей, как и его жена леди Диана Митфорд. Свадьба их состоялась в доме Геббельса, нацистского министра пропаганды, а в качестве почетного гостя на нее был приглашен сам Гитлер.
В спектакле Антонио является на суд в черной рубашке и с красной повязкой на рукаве, на которой изображена свастика
В спектакле Бриджид Лармур и Трейси-Энн Оберман Антонио является на суд в черной рубашке и с красной повязкой на рукаве, на которой изображена свастика. И хотя стекла в Ист-Энде в 1936 году вряд ли били аристократы, с известной натяжкой в это противостояние еще как-то можно поверить, но во всем остальном концы с концами не очень сходятся и сойтись, по правде говоря, не могут, поэтому Шекспира опять пришлось нещадно резать. Спектакль, который длится всего час сорок минут, тем не менее имеет успех. Достигают ли его создатели тех целей, которые себе ставят, сказать трудно. Когда после 7 октября 2023 года в социальных сетях появились фотографии ликующих и размахивающих палестинскими флагами лондонцев, Трейси-Энн Оберман обратилась в сети Х (бывшем твиттере) к мэру столицы Садику Хану.
Трейси-Энн Оберман: Лондон в 2023 году празднует убийства и похищения евреев террористами. Я просто в ужасе. Садик Хан, покажите, что вы контролируете ситуацию в городе.
Мария Карп: Пожалуй, самым заметным поступком мэра в ответ на этот призыв стало то, что 8 ноября он пришел на лондонскую премьеру "Венецианского купца" и сфотографировался с труппой.
На сайте Королевского Шекспировского театра при первом же упоминании имени Трейси Энн Оберман в скобках указаны названия телевизионных сериалов и ситкомов, в которых она снималась: “Истэндеры”, “Доктор Ху”, “Ужин в пятницу”. Для Гая Кука это признание, что телевидение или кино как бы важнее, значительнее и, разумеется, популярнее театра, тоже один из недостатков современных постановок, особенно Шекспира.
Тебя непременно зазывают на какую-нибудь телезвезду, это уже портит спектакль
Гай Кук: В лондонских театрах – да сейчас, наверное, и во всех британских театрах – установилась такая атмосфера, что тебя непременно зазывают на какую-нибудь телевизионную звезду или кинозвезду, и для меня это уже портит спектакль. Я, кстати, не скажу этого про Рэйфа Файнса, хотя он, конечно, звезда – он много играет в кино, даже фильмах про Джеймса Бонда. Но мне не нравится, когда так рекламируют Шекспира, хотя, конечно, многие телеактеры играют замечательно.
Мария Карп: Если уж говорить о звездах, то настоящая звезда английского театра – это Иэн Маккеллен, который прямо сейчас и до 22 июня играет Фальстафа в спектакле с несколько странным названием Player Kings. Так режиссер Роберт Ик назвал свою постановку, в которой объединил обе части шекспировского "Генриха Четвертого". В мае Иэну Маккеллену должно исполниться 85 лет. Впервые он вышел на сцену вестэндовского театра в 65 году – почти 60 лет тому назад. В 91-м королева Елизавета II присвоила ему рыцарское звание. Но длинный творческий путь имеет и свои проблемы. Рассказывает Гай Кук.
Гай Кук: У него была блистательная карьера – это он сейчас сдал, честно говоря. Он сыграл все крупные роли – Гамлета, Макбета, Лира... В Королевском Шекспировском театре... да повсюду. Я подростком видел его в Ноттингеме, когда он играл Ричарда Второго, и мы с друзьями после спектакля даже зашли к нему – это было потрясающе, мне казалось, что он совершенно великолепен. Но теперь... мне кажется, он делает глупости. Ему сейчас 84 года, и вот он только что сыграл Гамлета – это, по-моему, какой-то эгоцентризм.
Мария Карп: Гамлета – не в первый раз, разумеется, Иэн Маккеллен сыграл в 2021 году, то есть в 81. А еще – помимо уже названных ролей – он был и Ромео, и Леонтом в "Зимней сказке", и Просперо в "Буре", и Кориоланом, и Ричардом Третьим. Как же так получилось, что он до сих пор не был Фальстафом?
Рискну предположить, что произошло это, потому что у Шекспира Фальстаф – толстяк, а Иэн Маккеллен до сих пор высок и строен. Но как он изображает толстяка! Точно схватывая мельчайшие детали – немножко раскачивается перед тем, как встать со стула, помогает себе палкой, поднимаясь на ступеньку. Зал смеется, восхищаясь точностью движений. Но, увы, Фальстаф Маккеллена не обаятелен – он эгоистичен и корыстен, а постановка Роберта Ика выстроена так, чтобы Маккеллен неизменно оставался в центре внимания. Ни Генрих Четвертый, слабеющий и в конце концов умирающий король, встревоженный тем, какой беспутный образ жизни ведет его сын Гарри, ни сам Гарри – будущий король Генрих Пятый – как бы даже и не претендуют на зрителя, уступая дорогу Фальстафу. Вот что говорит театральный блогер Райт Рев Стэн.
Райт Рев Стэн: Иан Маккелан – не могу сказать, что он мой любимый Фальстаф. Вообще у меня было впечатление, что вся постановка – только средство, чтобы Иэн Маккеллен мог показать себя. И большая часть зрителей с восторгом попалась на этот крючок. В других постановках этой хроники Фальстаф как бы заменяет отца Гарри. Его настоящий отец, Генрих Четвертый, все время что-то требует, он не одобряет поведения Гарри, он им расстроен. А Фальстаф – это почти товарищ: отец, но он же приятель. У Макккеллена же получается, что Фальстаф – это просто охотник выпить и закусить на чужой счет, и все! И даже непонятно, почему Гарри с ним водится – никакой особой любви или дружбы между ними не ощущается. Поэтому, когда Гарри в конце отвергает Фальстафа, просто испытываешь облегчение, думаешь: и слава богу, зачем тебе этот приживал?
Мария Карп: Тем не менее билеты на спектакли с Иэном Маккелленом почти распроданы, даже те, что стоят по 170 фунтов. Сколько еще можно будет видеть на сцене живую легенду английского театра! А тем, кто его никогда не видел, всегда можно будет сказать: “Это же волшебник Гэндальф из "Властелина колец!"