В Риге умер Василий Кононов. Человек из поколения, которое пережил – и потому обрел славу, о какой за двадцать лет до кончины не мог и мечтать. Какая слава? Обычное дело – героическая партизанская биография, встречи ветеранов и выступления перед школьниками на 9 мая, очереди в поликлиниках и обыкновенная стариковская жизнь. И никакой славы. С чего вдруг – слава?
Потом для одних он станет символом борьбы против фашизма, для других военным преступником, для третьих политзаключенным, для четвертых – просто несчастным стариком, перемолотым шестеренками слепой истории. Четвертые, кстати, ошибаются. Жизнь он, как и многие из его поколения, прожил ясную и избавленную от сомнений, но дело не в четвертых, и даже не в Кононове. Дело в тех самых двадцати годах, которые Кононов в зените славы прожил после 91-го – до своих 89-ти.
Кого до 91-го интересовали детали? Партизан – и партизан, и победитель, и кому – кроме, конечно, тех, кто все знал, но молчал – было дело до того, про что не снимали в кино о партизанских подвигах. В 40-м Кононов рукоплещет пролетарскому братству, приехавшему с востока в Латвию на танках с красными звездами, через два года его мобилизуют в Красную армию, еще через два он уже командир партизанского отряда. Потом, когда его будут судить и придет слава, он не станет отпираться и уверять, что он не расстреливал и не сжигал крестьян из села Малые Баты. Да, расстреливал, в том числе и женщин, в том числе, и беременных, да сжигал – но ведь они выдали фашистам 12 партизан, а в домах у них нашли немецкие винтовки, что не так?
20 месяцев, уже проведенные в предварительном заключении в 1998-2000-х годах, заменили собой год и восемь месяцев, к которым был приговорен человек, которого так легко было принять за несчастного старика. Который уже стал символом, так распорядилась судьба. Эта судьба отправила его воевать в Латвии, а не в соседней хотя бы Белоруссии, где все было так же, потому что другой партизанщины, без потери человеческого облика, не бывает. Но его бы никто не осудил и не прославил. Дело ведь не в Кононове, ему уже было за 80, а во времени и в тех, кто, защищая Кононова, призывал не содрогаться от его подвига; и понять, что такое уж было это кононовское время. Не говоря этого вслух, между строк отмечая, что не такое уж и плохое было это время...
Обвинения в его адрес, утверждал Кононов в своем заявлении в Страсбургский суд, базируются на ложной посылке, что он действовал в составе оккупационных войск и что Латвия была оккупирована. Эта позиция в Латвии сегодня называется антифашизмом, а в марте по Риге маршируют другие старики, – те, кто воевал в Ваффен СС, и у них тоже ни в чем нет сомнений. И потому так легко запутался в 2008 году Страсбургский суд, четырьмя голосами против трех оправдавший Кононова. И точно также спустя два года, разделившись почти пополам, четыре против трех, поддержал апелляцию Латвии. Так, по сути, и не поставив ни для кого в этом деле точку. Кононов оставался символом: для одних – героизма и величия рухнувшей державы, для других – варварства и угрозы молодой независимости.
Теперь точка поставлена. Безо всякого суда. И это, наверное, последняя слава партизана Василия Кононова.
Потом для одних он станет символом борьбы против фашизма, для других военным преступником, для третьих политзаключенным, для четвертых – просто несчастным стариком, перемолотым шестеренками слепой истории. Четвертые, кстати, ошибаются. Жизнь он, как и многие из его поколения, прожил ясную и избавленную от сомнений, но дело не в четвертых, и даже не в Кононове. Дело в тех самых двадцати годах, которые Кононов в зените славы прожил после 91-го – до своих 89-ти.
Кого до 91-го интересовали детали? Партизан – и партизан, и победитель, и кому – кроме, конечно, тех, кто все знал, но молчал – было дело до того, про что не снимали в кино о партизанских подвигах. В 40-м Кононов рукоплещет пролетарскому братству, приехавшему с востока в Латвию на танках с красными звездами, через два года его мобилизуют в Красную армию, еще через два он уже командир партизанского отряда. Потом, когда его будут судить и придет слава, он не станет отпираться и уверять, что он не расстреливал и не сжигал крестьян из села Малые Баты. Да, расстреливал, в том числе и женщин, в том числе, и беременных, да сжигал – но ведь они выдали фашистам 12 партизан, а в домах у них нашли немецкие винтовки, что не так?
20 месяцев, уже проведенные в предварительном заключении в 1998-2000-х годах, заменили собой год и восемь месяцев, к которым был приговорен человек, которого так легко было принять за несчастного старика. Который уже стал символом, так распорядилась судьба. Эта судьба отправила его воевать в Латвии, а не в соседней хотя бы Белоруссии, где все было так же, потому что другой партизанщины, без потери человеческого облика, не бывает. Но его бы никто не осудил и не прославил. Дело ведь не в Кононове, ему уже было за 80, а во времени и в тех, кто, защищая Кононова, призывал не содрогаться от его подвига; и понять, что такое уж было это кононовское время. Не говоря этого вслух, между строк отмечая, что не такое уж и плохое было это время...
Обвинения в его адрес, утверждал Кононов в своем заявлении в Страсбургский суд, базируются на ложной посылке, что он действовал в составе оккупационных войск и что Латвия была оккупирована. Эта позиция в Латвии сегодня называется антифашизмом, а в марте по Риге маршируют другие старики, – те, кто воевал в Ваффен СС, и у них тоже ни в чем нет сомнений. И потому так легко запутался в 2008 году Страсбургский суд, четырьмя голосами против трех оправдавший Кононова. И точно также спустя два года, разделившись почти пополам, четыре против трех, поддержал апелляцию Латвии. Так, по сути, и не поставив ни для кого в этом деле точку. Кононов оставался символом: для одних – героизма и величия рухнувшей державы, для других – варварства и угрозы молодой независимости.
Теперь точка поставлена. Безо всякого суда. И это, наверное, последняя слава партизана Василия Кононова.