Вероника Боде: Сегодня мы будем обсуждать исследование Левада-Центра, который подвел итоги трехлетнего пребывания Дмитрия Медведева на посту президента России. Что изменилось в стране за эти годы, по мнению граждан и по мнению экспертов?
Со мной в студии - социолог Борис Дубин, заведующий отделом социально-политических исследований Центра, Николай Петров, эксперт Московского центра Карнеги, и политолог, доктор философии, заведующий отделом Института философии РАН Алексей Кара-Мурза.
Я слушателям на нашем форуме в Интернете задала вопрос: «Что изменилось в России за последние три года?».
Вот что пишет слушатель, который подписывается «Sintesmysl из России»: «За последние три года построено много новых медицинских центров и больниц. В рамках нацпроекта «Здоровье» продолжается переоснащение клиник новой медтехникой. Стали делать высокотехнологичные операции простым людям, имеющим инвалидность, совершенно бесплатно. За последние 2-3 года впервые рост рождаемости в России превысил смертность. Это связано с новой социальной политикой по поддержке материнства. Значительно увеличены пенсии и социальные выплаты населению. Построено много жилья для военнослужащих. Проблем, конечно, еще много, но все же тенденция положительная».
Альбер Комб пишет: «Ничего не изменилось. Стало еще хуже».
Иван: «Деньги тратятся большие на медицинское оборудование, дороги стали лучше строить и содержать, в школы пошла поставка современного визуального оборудования. Даже село начало оживать за счет увеличившегося спроса. Это объективная реальность. Поэтому нельзя сказать, что государство совсем ничего не делает. Есть и неудачи на этом пути, в первую очередь, из-за низкой квалификации чиновников».
Валентин из Иваново: «Цены выросли вдвое, а в отдельных случаях и вчетверо. Картошка и крупы стали деликатесом. Коррупция достигла абсолютного рекорда. Что еще? Да, вот президент новенький появился. Говорит правильные слова, но дела в стране от них совершенно не зависят. Президент на одной планете, а мы на другой. Чуть не забыл: закрылись последние независимые СМИ».
Фиона: «Чисто визуально: как никто не улыбался - так и не улыбается. Как было обслуживание на уровне «вас много, а я одна», так и осталось».
Владимир Кириллов из Москвы: «И все же нельзя не признать, что тандем у власти - это лучше, чем было. Не правда ли? У меня есть одна мысль, и я ее все время думаю: как этот дуумвират превратить в нормальную двухпартийную систему правления?».
Вот такие мнения. Борис Владимирович, прокомментируйте, пожалуйста.
Борис Дубин: Понятно, что момент организации высказываний так построен, что говорят или хорошее, или что ничего не меняется. Что в исследованиях. Тональность, скорее, такая же: что-то делается, правда, больше говорится, чем делается, - это подчеркивается и в образе Медведева, и в образе Путина. Но в целом оценки населения довольно скверные. То есть падает доверие к первым лицам – и к Медведеву, и к Путину особенно, даже за последний год, падает поддержка и того, и другого, а особенно Путина, за последний год. Мне кажется, что люди не видят осмысленной перспективы и системных изменений, и прежде всего, не видят их в сферах, которые их ближе всего затрагивают, то есть – цены, уровень благосостояния семьи, возможности бесплатного лечения, образования и так далее. И в этом смысле надежды, которые были на Медведева, у среднего россиянина, как и вообще у среднего россиянина на каждого нового правителя, когда сразу выдается большой кредит доверия и огромные надежды, в общем, за три года практически ничего не оправдалось. Единственная сфера, в которой положительные оценки нынешние выше, чем ожидания в 2008 году, - это международная политика и место России на международной арене. Но это во многом, как мне представляется, некоторая инерция уже путинского поведения и путинских стремлений представить Россию большой, сильной державой, одной из крупнейших и равноправных держав мира.
Вероника Боде: Николай, как бы вы прокомментировали данные социологов? И о чем они, на ваш взгляд, говорят?
Николай Петров: Мне кажется, что совершенно справедливо было сказано о том, что люди не видят осмысленной перспективы и системных изменений. И на мой взгляд, главная проблема системная, с которой мы сталкиваемся, - это очень короткий горизонт планирования. И сама идея тандема такова, что планировать вдлинную никто в системе не может. И мы в очередной раз сейчас, придвигаясь к 2012 году, находимся в ситуации проблемы 2008 года, когда опять не ясно, как будет выглядеть конфигурация власти, и когда никто, никакой чиновник, никакой бизнесмен не может рационально действовать в расчете на длинную перспективу. И то, что мы видим, это некие ситуативные, короткоперспективные улучшения, это то, что можно купить за деньги. Если мы не можем подготовить нормальных спортсменов для того, чтобы на нашей Олимпиаде 2014 года победить, мы просто за деньги можем купить спортсменов в других постсоветских странах, у которых с деньгами хуже, с тем, чтобы эту проблему вот таким образом решить. И мне кажется, люди очень хорошо чувствуют и реагируют на отсутствие реальной перспективы.
Вероника Боде: Алексей Алексеевич, как вы думаете, что стоит за такими оценками россиян? И каковы, по вашим наблюдениям, особенности восприятия высшей государственной власти в последние годы?
Алексей Кара-Мурза: Я бы обратил внимание на такой поворот сюжета опросов и то, что сделал Левада-Центр, а именно, люди мучаются вопросом: можно ли верить словам Медведева? Многие констатировали, что слова появились совсем другие, хорошие. И с каким остервенением, я бы сказал, в 2007 году, всего четыре года назад, мы топтали островок собственной свободы – Февральскую революцию. Буквально фобия того, что это призрак «оранжевой» угрозы и так далее. В это втянулись десятки обществоведов, которые на разных каналах, за исключением очень малого количества СМИ, вытаптывали эту поляну, свобода считалась чуть ли не ругательным словом. За три года все-таки Медведев приучил россиян к тому, что свобода – это великое слово, и для России в том числе. Когда он еще только шел на выборы в феврале 2008 года в качестве кандидата, будучи вице-премьером, на Красноярском экономическом форуме – первый месседж, первый посыл о том, что свобода лучше, чем несвобода. И надо сказать, что на протяжении трех лет он все-таки эту идею активно продвигает. И сейчас важная инновация уже на конференции, посвященной великим реформам, 150-летию отмены крепостного права, в Санкт-Петербурге идея и главный тезис: свобода, но для всех, - то есть демократизация свободы. Я думаю, что люди с благодарностью и надеждой воспринимают этот посыл. Но насколько можно ему верить, пока не знают. Тем более что это слабо подтверждается какой-то экономической, финансовой политикой, успехом борьбы с коррупцией и так далее. Основная развилка, мне кажется, здесь.
Вероника Боде: Что касается успехов. Борис Владимирович, успехи видят, прежде всего, на международной арене. А насколько адекватны эти оценки, на ваш взгляд?
Борис Дубин: Что такое - положение страны на международной арене? Это возможность влиять на события, это здравая, осмысленная и предъявленная политическая линия и политическая программа. На мой взгляд, ни того, ни другого у России сегодня нет, или почти нет. Поэтому так называемое место на международной арене и место в мире, если говорить об оценках наших опрошенных, - это, скорее, совпадение типа власти и типа поведения на международной арене с их ожиданиями. «Вот мы им показали мускулы! Мы не дали им победить!», - скорее, эти ожидания. И подтверждение их: «Оказывается, нас слушаются, нас уважают и побаиваются». Потому что сегодня процент в России тех, кто считает, что хорошо было бы жить в великой державе, которую уважают и побаиваются, угрожающе большой – от 60 до 70%, с некоторыми колебаниями. По сезонам и по политическим событиям, в общем, это великовато. И я подозреваю, что слово «побаиваются» значимо в этой формулировке, и его россияне ценят, с пониманием к нему относятся. А слово «уважают», скорее, в российском смысле «ты меня уважаешь», где надо понимать, что «ты меня недоуважаешь». И это довольно сильно ощущение россиян. На уровне 60% считают, что у страны не то место, которого она заслуживает на международной арене: вроде бы, успехи есть, а место все по-прежнему не то.
Вероника Боде: То есть это имиджевые вещи, да?
Борис Дубин: Конечно. В основном показательно-показушные, я бы сказал.
Вероника Боде: Николай, ваше мнение по этому поводу. И что изменилось за три года, на ваш взгляд?
Николай Петров: Я бы применительно к положению России в мире подчеркнул две вещи. Первая – это эффект низкой базы. В 2008 году мы вошли в стопор, у нас резко ужесточились отношения с Европой, с Евросоюзом, с Соединенными Штатами, и возникло ощущение, что мы идем на жесткую конфронтацию. И как после кризиса любые улучшения на этом фоне, а они, безусловно, были, они воспринимаются достаточно позитивно. И вторая важная вещь. Мне кажется, очень интересно посмотреть на эффект тандема в разных сферах. Во внутренней политике тандем оказал и оказывает парализующее действие. То есть в ситуации, когда формальные и реальные лидеры – это разные лица, никакие политические изменения с благословления реального лидера невозможны, потому что это грозит ему ухудшением его положения, и мы видим заморозку. В экономике мы, наоборот, получили позитивный эффект. И очень важно, кстати, говоря об отношении людей, иметь в виду, что все-таки мы за три года прошли через кризис, мы из него окончательно не вышли, но это очень серьезное потрясение, которое люди пока не прочувствовали, в том числе и в силу политики властей, но которая, естественно, сказывается на их ощущении экономической действительности. В экономике получилось наоборот: раздвоение лидеров в экономике привело к одноцентровой модели, и вместо правительства президента и правительства премьера, как это было раньше, мы получили руководимое из одного центра - премьером - правительство. И в этом отчасти секрет относительных успехов и относительной быстроты принимавшихся решений.
А во внешней политике, мне кажется, прошлый год принес целый ряд действительно реальных, серьезных успехов. Это и отношение с Польшей и Евросоюзом в целом, и решение длинного, долгого спора с Норвегией, и пересмотр целого ряда позиций в сторону большего прагматизма, и это люди замечают. Если оценивать три сферы, то мне кажется, что как раз международные отношения – это сфера, где наиболее серьезным образом мы пересмотрели наши позиции и достигли целого ряда реальных успехов.
Вероника Боде: Алексей Алексеевич, что, на ваш взгляд, изменилось в стране за три года?
Алексей Кара-Мурза: Если продолжать международную тему, здесь подвижки достаточно серьезные. Я думаю, состояние общественного сознания достаточно противоречивое. С одной стороны, у нас люди любят, чтобы их уважали и даже чуть-чуть побаивались. С другой стороны, быть среди мировых изгоев опасных, бедных, репрессивных тоже никому не хочется. Хочется, чтобы тебя уважали за степени свободы, а не за степени своей агрессивности и страшности. Вот здесь и происходит некоторое противоречие: хочется быть великим в ряду богатых и здоровых, а не опасным в ряду бедных и больных. И даже последние события, связанные с ливийскими резолюциями, показывают, что людям, конечно, хочется быть в хорошей компании, но очень не хочется быть в этой компании на посылках. И как тандем разыграл это действо, с одной стороны, вето не наложили, а с другой стороны, появились некоторые обвинения, не пойдем ли мы в очередной раз пристяжными у тех, кто правит миром, - вот это, конечно, создает некоторое противоречие и внутри правящей элиты, как мы уже знаем, и некоторое напряжение в состоянии общественного сознания.
Вероника Боде: Борис Владимирович, насколько я понимаю, был у вас опрос и по поводу того, как воспринимается образ Дмитрия Медведева населением. Расскажите, пожалуйста, об этом. Какое впечатление он производит? Поддерживают ли его действия на посту президента?
Борис Дубин: Ситуация такая: большой кредит доверия, большая симпатия с самого начала, хотя, как и в случае Путина, не понятно, подо что кредиты выдаются. Потому что люди без политической биографии, с точки зрения населения. Этих людей не знают как политиков, за ними нет длинной политической биографии, за ними нет серьезных поступков и так далее. Но был выдан такой кредит. Во многом он сохранился, несмотря на все, что происходит, на некоторое снижение и доверия, и одобрение того, как Медведев ведет себя на своем месте, тем не менее, свыше 60% в целом относятся к нему с симпатией. Правда, симпатия эта связана с некоторыми общечеловеческими характеристиками: он деликатный, симпатичный, хорошо говорит, молодой. Это не характеристики политика, политического деятеля. А если говорить о нем как о политике, то, скорее, люди отмечают некоторую вяловатость его и не всего самостоятельность в решениях. Сознание, что он, может быть, только некоторая тень более крупной персоны, оно сохраняется до нынешнего дня. Но опять-таки очень противоречивый фон. Мне кажется, что эта противоречивость связана с общей неопределенностью положения и с общей неопределенностью линий, перспектив, оценок и так далее. Вот это интересное для аналитика, но крайне неприятное для политика состояние.
Вероника Боде: Николай, чем вы объясняете достаточно высокий уровень доверия президенту, притом, что реальных достижений люди за ним, прямо скажем, мало числят?
Николай Петров: Я объясняю это тем, что реальный рейтинг в системе только один – это рейтинг доверия Владимиру Путину. Все, что касается Дмитрия Анатольевича Медведева, партии «Единая Россия» и всего остального, - это отражение базового рейтинга. И это для политической ситуации очень серьезный дефект. Он означает, что стоит главному рейтингу, на Солнце появится пятнам – и вниз пойдет вся система. То есть у нас абсолютно нет независимых центров влияния и нет независимых рейтингов. И абсолютно правильно подчеркивалось, что идет вниз рейтинг, они идут синхронно, между ними зазор может меняться, но это всегда рейтинг Путина, который самый высокий, и все остальные рейтинги, которые, синхронно опускаясь, являются, тем не менее, зависимыми, производными от него, и в этом смысле не дают системе дополнительной устойчивости.
Вероника Боде: Алексей Алексеевич, ваш взгляд на эту проблему – высокие рейтинги, притом, что достижений не так много.
Алексей Кара-Мурза: Я согласен, что рейтинги синхронизированы всех ответвлений власти, но в данном случае у Медведева есть запас рейтинга надежды. Мне кажется, что Путин выработал ресурс надежды. Он, конечно, может попытаться взломать эту ситуацию, попытаться каким-то способом восстановить рейтинги, но людям бы не хотелось силовых вещей. Они почувствовали некоторую инерцию выхода более-менее успешного из кризиса, нормализацию во внешней политике. Все-таки правильные слова о том, что свобода – это высшая ценность, и Россия должна быть достойным партнером стран с институционализированной свободой. В этом смысле, конечно, у очень многих слоев интеллигенции, бизнеса, достаточно многих представителей чиновничества честного, не коррумпированного, есть высокие надежды на продолжение политики именно Медведева. И мне кажется, ресурс надежды на него сохраняется.
Вероника Боде: Первую часть нашей программы завершает рубрика «Система понятий». О том, что такое «легальность» и «легитимность», рассказывает социолог Леонид Седов.
Леонид Седов: В системе социологических или даже, скорее, политологических понятий большое место занимают такие понятия, как «легальность» и «легитимность», и часто они смешиваются между собой. Дело в том, что и то, и другое понятие относится к сфере поддержки и узаконивания власти.
Легальность подразумевает юридическую сторону этого дела, то есть приход к власти или осуществление власти в рамках неких конституционных, законных установлений. Что же касается легитимности, то это больше относится к социологическому представлению об основах власти, то есть о наличии определенной массовой поддержки, которая может быть не обязательно в рамках закона, а выявляется с помощью опросов, выборов, и вообще, это состояние, что ли, умов, состояние общественного сознания. Если какой-то лидер считается легитимным, то это означает, что он располагает массовой поддержкой населения, народа. И эта поддержка, конечно же, часто выявляется легальными средствами, то есть посредством выборов, проводимых по определенным правилам и честно, а может эта легитимность выражаться и другими средствами, а именно - революционными. Лидеры могут приходить к власти, располагая большой легитимностью, не законными способами, а способами, нарушающими законное течение событий. Посредством этих понятий определяется и описывается механизм осуществления власти в стране и ее формирования.
Вероника Боде: А сейчас нас ждет рубрика «Новые исследования» - короткий рассказ о результатах свежих опросов.
Диктор: Социологическая компания «Башкирова и партнеры» изучила отношение москвичей к проблеме терроризма. Как выяснилось, около трети респондентов полагают, что основная его причина – это стремление навязать свои взгляды, идеологию, образ жизни. Примерно четверть опрошенных видят причину в борьбе за экономические ресурсы, десятая их часть уверены, что в его основе лежит борьба за жизненное пространство. Если говорить о целях терроризма, то, по мнению москвичей, основная его задача – посеять страх (так считают 44% граждан), другая цель – посеять хаос (37%), и третья – подрыв авторитета власти (28%). А как повлияли последние теракты в Москве на образ жизни ее жителей? Оказывается, треть респондентов прислушалась к призывам правоохранительных органов и теперь обращает внимание на подозрительные предметы и подозрительных лиц. 12% стараются реже использовать общественный транспорт, 10% - поменьше бывать в общественных местах. 4% теперь имеют при себе номера телефонов экстренных служб, а 3% даже планируют уехать из Москвы, и еще столько же граждан хотели бы вообще уехать из страны в связи с терактами.
Вероника Боде: Действительно, это актуальная тема, потому что на минувшей неделе исполнился год со времени терактов в московском метро. Борис Владимирович, насколько я знаю, у вас тоже было исследование по этому поводу. По вашим данным, люди меняют свое поведение в связи с угрозой террора? Что думают о его целях?
Борис Дубин: Я не слишком замечаю какие-то реальные изменения в их поведении. Дело в том, что существование в горизонте страха, опасности стало привычным для большинства россиян. Свыше 80% наших опрошенных считают, что практика заложничества в крупных городах есть и будет продолжаться. Порядка трех четвертей (75-77%) считают, что они или их близкие в любой день могут стать жертвами террористов. Это, с одной стороны, привычное существование, которое дает некоторый всплеск внимания, тревожности в связи с каким-то конкретным актом, особенно если он с большим количеством жертв. Но поскольку люди привыкли к этому, достаточно быстро этот всплеск уравнивается, и люди продолжают жить примерно так, как жили, но страх не проходит. И соединение привычности и страха - довольно опасный и малоприятный для экономики, для политики, для социальной, повседневной жизни фон.
Вероника Боде: Николай, ваше отношение к проблеме терроризма. Разрешима ли она в современной России?
Николай Петров: Мне кажется, и меня это очень удручает, что реакция не столько даже общества, сколько экспертного сообщества практически отсутствует. Я ожидал, что после теракта в «Домодедово» люди начнут, наконец, активно обсуждать, что же мы делаем не так на Кавказе, каким образом нужно пересматривать нашу позицию, стратегию там для того, чтобы избежать того, с чем мы сталкиваемся, и для того, чтобы безопасность не мнимая, а реальная пришла бы, в том числе, и на улицы столицы. Этого, к сожалению, не произошло. Мне понятна реакция власти, для которой теракт – это крайне неудобное напоминание о том, что все то, с чем Путин пришел к власти 12 лет назад, оказалось не совсем так, как тогда декларировалось, и безопасности больше не стало. Но мне не понятна страусиная позиция активной части общества, которая не хочет думать, почему у нас есть то, что есть, и спокойно воспринимает те смешные, если бы это было не так трагично, попытки власти предохранить людей от теракта, не решив проблему, а каким-то образом поставив дополнительные рамки на вокзалах. И мы видим, что сегодня это метро, завтра это аэропорт, а послезавтра это будет какое-то другое массовое скопление людей, которых в столице, естественно, очень много. И каждый раз реактивные действия власти психологически людям дают некую надежду на то, что в будущем будет лучше. Но и психологически срабатывает механизм, когда человек предпочитает не задумываться об этом, а немножко, как в «русской рулетке», понимает, что жизнь в Москве сопряжена с какими-то рисками, и один из них – это риск терактов.
Вероника Боде: Алексей Алексеевич, ваш взгляд на проблему терроризма.
Алексей Кара-Мурза: С терроризмом трудно бороться, даже если борьба с террором построена образцово. А уж если на него не обращают внимания, тем более трудно, если не сказать, что невозможно. Я бы обратил внимание на интересный момент в предъявленном нам исследовании. Там сказано, что меньше 30% людей считают, что теракты направлены против существующей власти, а главное, собирающее наибольшее количество голосов людей, что это попытка дестабилизировать, внести хаос и так далее. Мне кажется, это подспудное, на уровне подсознания признание и даже уверенность, в которой люди себе не отдают отчета, боятся об этом говорить, тем не менее, чувствуют, что с огромной традицией печальной государственного террора страна обречена на повторение некоторых силовых, взрывных террористических актов еще и потому, что люди подозревают, что какие-то элитные группы в стране могут быть заинтересованы в дестабилизации. То есть элементы власти. Как у нас есть полное убеждение, что власть у нас тесным образом сращена с криминалом и бороться с криминалом бесполезно, потому что за криминалом стоят определенные опять-таки элитные группы. Как далеко они уходят наверх, об этом существуют совершенно разные позиции. Тем не менее, фатальная обреченность, которая парализует общественную активность, заключается в том, что у нас не совсем очевидно, кто же стоит за террористическими акциями. Я думаю, что только полное и тщательное расследование, отсутствие мутной воды, где кто-то может ловить эту рыбку, то есть демократизация общественной жизни, может существенно нас приблизить хотя бы к постановке проблемы общественной, гражданской борьбы с терроризмом.
Вероника Боде: Юрий из Прокопьевска, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я хотел бы высказать свою точку зрения. Мне, как простому гражданину, все равно, сколько медалей заслужила Россия на Олимпиадах, сколько у нас Нобелевских лауреатов и так далее. Меня больше всего волнует деградация нашей России, ее разворовывание. Все ресурсы растранжирили уже. Чего они хотят? Я сравниваю с раковой опухолью нынешнюю элиту.
Вероника Боде: Борис Владимирович, насколько типичен взгляд слушателя?
Борис Дубин: Взгляд, конечно, тяжелый, но, с точки зрения массы населения, близкий к адекватному. Чрезвычайно опасный признак, когда преобладающая часть населения (может быть, даже все население), с одной стороны, не уверено в том, что власть может справиться с ситуацией любой, от экономической до террористической. С другой стороны, когда люди не верят тем, кто выдвинут вперед и наверх. Тотальный кризис доверия и, соответственно, отсутствие какого бы то ни было расчета на имеющиеся элитные группы, органы власти в том числе, людей в форме, людей без формы и так далее – вот это чрезвычайно опасное последствие. В том числе и последствие привыкания к нынешней ситуации. С одной стороны, от нас ничего не зависит, как говорят люди, а с другой стороны, нас никто не может защитить. И существование между двумя этими крайностями создает чрезвычайно неблагоприятный климат для социальной жизни вообще, для изменений политических и экономических – тем более. И это парализует всех сверху донизу. Власть понимает, что население настроено таким образом, население не верит властям, за исключением демонстративного одобрения первых фигур. Это очень неприятная обстановка, и это ситуация, в которой Россия живет год за годом.
Вероника Боде: Любовь из Курска, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Я оцениваю три года правления Медведева как потерянные для России, как упущенный исторический шанс. Но я считаю, что наше обсуждение может быть бесплодным, поскольку мы должны, наверное, выяснить прежде, какими механизмами обладает наша власть, чтобы обеспечить наши права и улучшить жизнь людей в стране. В одном из первых своих Посланий Федеральному собранию Путин обратил внимание на наш суд и назвал его нескорым, неправым и несправедливым. Я очень была рада этому обстоятельству, потому что за судом наблюдаю уже много лет. У меня в это время был иск в суде, и я процитировала там президента. На меня там дико посмотрели, потому что судьи, видимо, изначально знали, что это только слова. Поэтому словам Медведева не стоит уделять большого внимания. А следует уделить внимание такому обстоятельству: почему до сих пор суд у нас является нескорым, неправым и несправедливым, и какие есть механизмы у власти, чтобы хотя бы на этом участке нашей жизни привести его в соответствие Конституции. Есть ли у нашего президента какие-то механизмы, чтобы гарантировать нам права, которые записаны в Конституции?
Николай Петров: Мне кажется, что единственный, самый простой и понятный механизм – это разделение властей. А когда разделения властей нет, когда судебная власть подчинена исполнительной, то та динамика, которую мы видим, - это выведение судов из-под контроля региональных властей под полный контроль властей федеральных. И в этом смысле изменений к лучшему не будет до тех пор, пока не появится разделения властей. То есть рецепт, с одной стороны, простой, а с другой стороны, он меняет суть режима. И я могу согласиться отчасти с тем, что последние три года – это потерянное время, но опять же подчеркну, что мы за это время прошли через большой кризис. И предъявляя претензии к власти, надо понимать, что время было очень и очень непростое.
Вероника Боде: Владимир Петрович из Чувашии, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. У меня постоянно возникает мысль, когда идут разборки нашей жизни, правления того или иного правителя нашего. Ведь все это обеспечиваем мы с вами. У нас на выборы ходят 30% тех, кто живет ни шатко, ни валко, и которые хорошо живут. А остальные, которые сами угнетенные и обиженные, просиживают дома. И это идет из-за нашей уродливой выборной системы уже 20 лет, то есть 20 лет наш народ наступает на одни и те же грабли. Невольно возникает вопрос: то ли черенок у граблей кривой, то ли лоб у мужика тупой?
Вероника Боде: Борис Владимирович, прав ли слушатель, говоря о том, кто ходит на выборы?
Борис Дубин: На выборы все-таки ходит немножко побольше народа и все-таки из разных слоев населения. Конечно, преобладают те, кто победнее и кто приходит дисциплинированно, кто приходит проголосовать за то, что уже есть. Особенность наших выборов – это всегда голосование за тех, кто уже есть. Или даже если это новые люди, то это новые люди, которые как бы «подарены» теми людьми, которые были прежде. В этом смысле это не выбор. Ситуация такая, что две трети населения не видят, чтобы были какие-то попытки протеста вокруг них в той или другой форме, три четверти сами признаются, что если такие попытки будут, они не будут в них участвовать. Меньше 20%, и это только на словах, говорят о том, что они бы, например, участвовали в движениях с политическими требованиями или с экономическими требованиями. Протесты, которые есть, - это протесты по конкретному случаю, по экономическим признакам, и в них участвует малейшая доля населения, только те, кто затронут непосредственно. Это и есть одно из выражений разрыва между обществом и властью, между людьми и механизмами воздействия на ситуацию.
Вероника Боде: Геннадий из Ленинградской области, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Меня беспокоит то, что нынешняя власть не желает реального развития гражданского общества. Есть Общественная палата, но у нее полномочия слишком ограничены: она не имеет права расследовать ту или иную конкретную ситуацию, выходить с законодательной инициативой. То есть номинальный орган при президенте или при правительстве, я уж не знаю. Почему я, отдельно взятый гражданин, не имею реальной возможности наказать того или иного нерадивца рублем? И рубль этот пойдет в нашу пользу.
Алексей Кара-Мурза: Это уже не первое выступление наших слушателей с претензией к нынешней власти. Действительно, нет обратной связи между властью и людьми. И тут замкнутый круг: чем больше нам говорят, что выборы будут нечестными, тем меньше люди ходят, и их голоса перераспределяются иногда административным образом. Этот порочный круг каким-то образом надо разорвать, причем я думаю, что если гражданское общество претендует здесь на какие-то достижения, то именно оно должно начать каким-то образом самоорганизовываться. Я тоже не очень верю в некоторые костыли - общественные комиссии, палаты. Вся суть в народном представительстве, мне кажется. Поэтому когда явка 35% и непонятным образом потом распределяются места, то получается, как в нашей родной Москве - огромный мегаполис, а парламент двухпартийный, причем с креном на одну, «медвежью», сторону, и три коммуниста сидят, а все остальные никак не представлены. Приходит новый мэр, но сохраняется старая Дума, и обратной связи он совершенно не чувствует, а отсюда многочисленные попытки каких-то общественных слушаний, комиссий и так далее. Думаю, надо решать вопрос с демократизацией нашего представительства. И тогда появится обратная связь, ответственность чиновников, наверное, появится когда-нибудь парламентское расследование, которое будут проводить люди, которые имеют полномочия непосредственно от гражданского общества. Этот путь испробован многократно неглупыми людьми. И глупо нам здесь наступать на те грабли, о которых говорят радиослушатели.
Вероника Боде: Владимир из Новороссийска, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Народ России спрашивает: как остановить «маниловщину»? Каждый день с самой высокой трибуны звучат только пожелания. И у нас президента так и называют «человек пожеланий». «Сколково» - сколько болтовни!.. А вчера показывали: дорогу, которую построили, разворовали так, что она разваливается. В 15 раз дороже, чем в Китае. И так кругом, куда ни кинь. Просто какой-то строй разворовывания, разграбления страны.
Николай Петров: Я выступлю в непривычной для себя роли с поддержкой власти. Во-первых, мне кажется, что очень важная вещь – это смена риторики и то, что нам кажется, что за словами не следуют дела, это важно, но то, что слова уже три года произносятся, и очень позитивные, это меняет обстановку, и этого не следует недооценивать. И во-вторых, на прошлой неделе как раз был сделан очень серьезный шаг, и президент, выступая в Магнитогорске со своими 10 пунктами, выдвинул очень четкие, очень конкретные, в том числе и по срокам, предложения и наказы относительно того, как улучшать ситуацию в экономике. И я думаю, что мы находимся на переломе. С одной стороны, это кризис патерналистской модели, о котором свидетельствуют практически все звонки, и который не может продолжаться не только потому, что люди устали в Кузбассе за 15 лет, но и потому, что власть уже не в состоянии платить за пассивность граждан, а ей граждане очень скоро нужны будут как активная сила поддерживающая. С другой стороны, это превращение Дмитрия Анатольевича Медведева из «президента слов» в президента, который готов свои слова подкреплять конкретными шагами.
Вероника Боде: Зинаида Николаевна из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Меня больше всего угнетает в управлении Путина и Медведева, по-моему, неумение и незнание, как строить капиталистическую экономику и как ею управлять. И они оба трусы, и Медведев, и Путин. Они боятся тронуть олигархов. Путин боится тронуть свое правительство, насквозь воровское. А Медведев боится тронуть свое окружение, насквозь воровское. И вот они отделываются какими-то мелкими уступками, какими-то законами. Думают, что мы идиоты и ничего не понимаем.
Борис Дубин: Соображение о том, что мы не идиоты и кое-что понимаем, дорогого стоит. Все-таки расчет на большинство людей во власти и многих подчиняющихся или подыгрывающих им людей в средствах медиа – дурной расчет, и он не всех людей обманывает. Люди много чего видят. Другое дело, что они мало что могут, и проблема-то состоит в этом. Понятно, что ни Медведев, ни Путин очень резких шагов сейчас делать не будут и не могут, поскольку ситуация 2011-2012 годов не очень этому благоприятствует. С другой стороны, им совсем молчать тоже не годится, поскольку выборы все-таки грядут, значит, надо делать какие-то заявления и подкреплять их какими-то действиями. Я думаю, что ситуация нынешнего дня и ближайшего прошлого, о которой напомнил Николай Петров, будет более-менее характерна для ближайшего времени. Другое дело, что из этого воспоследует потом. Ведь всегда важно не то, что предшествует выборам, а то, что следует за ними, а отсюда всегдашний интерес к 100 дням и так далее. В этом смысле полезно перебрать, проверить, поднять и осмыслить опыт того, что было после предыдущих выборов, и может быть, это немножко сократит надежды народа. Но, с другой стороны, может быть, люди начнут обращать внимание на то, что некоторые реальные дела тоже происходят. Скажем, как ни относись к устройству власти и социума в России, действительно, Россия легче вышла из кризиса, чем первоначально считали даже российские эксперты и мировые в том числе. И тут есть над чем подумать.
Вероника Боде: Алексей Алексеевич, какими вам видятся основные тенденции политического развития страны сейчас?
Алексей Кара-Мурза: Тут прозвучала мысль, что три года потеряны, в том смысле, что у нас 4-летний срок был нынешнего президентства, и Медведев, и Путин должны переходить в режим подготовки к новым выборам в той конфигурации, которую они предполагают. Но, на мой взгляд, вместо рассуждений о том, что во власти нам готовят, могла бы быть в общественном сознании и более серьезная тенденция: а что мы можем сделать, чтобы склонить чашу весов на сторону какой-то тенденции, которая нам кажется все-таки более позитивной. А вот этого, к сожалению, у нас крайне мало, может быть, потому, что каналов самовыражения у российского гражданского общества крайне мало. Мне вспоминается сейчас фраза нашего замечательного журналиста и политика, которому сейчас 100 лет со дня кончины, Михаила Матвеевича Стасюлевича, который очень давно сказал фразу, которая чрезвычайно, на мой взгляд, актуальна. Он сказал, что «разговоры о том, кто у нас будет начальником через некоторое время, - это холопские рассуждения, какого бурмистра нам пришлют». Вместо рассуждения, что за нас решат, надо попытаться расширить сейчас степени собственного корпоративного участия, то есть в некоторой самоорганизации, в определении тенденций. Мне кажется, что те посылы, которые идут от власти, о том, что все-таки в России должна доминировать свобода во всех отношениях, но свобода демократическая, то есть для всех, что она не просто лучше, чем несвобода, а в том, что ее нельзя откладывать, что ее надо брать уже сейчас, - это посыл, который гражданское общество может устроить. При всем неверии иногда в разговоры власти. Поэтому мне кажется, что многое сейчас решит самоорганизация людей снизу.