Историки и фольклористы, изучающие мифы народов мира, давно заметили, что сходные мифологические сюжеты встречаются у далеких друг от друга народов в разных частях света. Причины этого сходства долгое время были предметом ожесточенных споров. Одни считали, что сходные сюжеты возникают независимо у разных народов в силу каких-то врожденных общих свойств человеческой психики. Другие полагали, что мифы распространяются путем заимствования. Наконец, третьи считали, что мифы распространяются в основном в результате переселений народов. Только в последние годы появилась возможность получить более обоснованные ответы на эти вопросы. О современных методах анализа мифологических сюжетов рассказывает доктор исторических наук Юрий Березкин.
— Юрий Евгеньевич, расскажите, пожалуйста, каким образом изучение мифологии может помочь в понимании древнейших событий человеческой истории?
— Миф — слово, которое имеет много значений. Я занимаюсь исследованием сюжетообразующих мотивов. У любого повествовательного текста есть какой-то сюжет, причем в разных вариантах текста этот сюжет немножко меняется. Но у этого сюжета, вернее, у всех вариантов, есть некая общая структура, общие элементы. Иногда это очень простенькая структура, скажем, Солнце и Месяц подрались, и отсюда — почему подрались, как подрались и прочее. Любые, соответственно, тексты на эту тему будут чем-то похожи. В других отношениях могут быть различны, а вот этим они будут похожи. Но это простой мотив. А может быть мотив более сложный. Скажем, Солнце или Месяц или Луна, у них у каждого было много детей. Соответственно, дети Луны — это звезды, а дети Солнца — это какие-то маленькие солнышки. И это грозило большими неприятностями, потому что если много маленьких солнышек, все горит. Соответственно, Луна сделала вид, что она съела своих детей, а на самом деле она их спрятала. А Солнце действительно поверило и действительно съело своих детей. Это может быть и мужчина, и женщина — это не очень важно. И когда Луна на следующий день выпустила на небо звезды, Солнце оказалось одно и до сих пор гоняется за этими звездами. Дальше могут быть разные поэтические варианты. Это довольно сложное повествование. И вот такого рода сюжетообразующие мотивы очень специфичны. Никогда нет стопроцентной уверенности, что это не могло возникнуть параллельно. Стопроцентной уверенности в истории вообще не бывает. Но все-таки маловероятно, что это могло возникнуть параллельно. И когда мы видим подобного рода мифы, основанные на этом сюжетообразующем мотиве, расположенные цепочкой от Африки через Индию в Юго-Восточную Азию, в Индонезию и дальше в Австралию, у меня нет другого объяснения, как то, что все эти случаи исторически связаны.
— То есть миграция, по-видимому.
— Строго говоря, это, конечно, миграция. Я всегда более осторожно пишу — миграция или культурные контакты. В древности, три-пять тысяч лет назад, что довольно недавно, коллективы людей были невелики. Разнообразие языков велико. И кажется более вероятным, что эти самые элементы культуры в основном передавались по вертикали, то есть по поколениям. Никто не исключает обмена и влияния, разумеется, такое было, но скорее всего перенос мифов по вертикали, то есть по времени, от одного поколения к другому был гораздо более эффективным, чем перенос по горизонтали. Просто эти межплеменные контакты были слабенькие. А то, что это именно так, в пользу этого говорит разнообразие мифологии. Потому что если бы уже в глубокой древности легко заимствовались все наборы мотивов, то у нас была бы восторжествовала энтропия. Вся мировая мифология была бы одинаковая или, по крайней мере, она была бы одинаковая, скажем, в пределах Северной Америки. Все друг с другом контактировали так или иначе и, тем не менее, разнообразие североамериканских мифологий очень велико. Я думаю, что разнообразие одних лишь калифорнийских мифологий можно сопоставить с разнообразием мифологий по всей Сибири.
— Это говорит о том, что культурные связи были слабее.
— Да. Я не говорю, что их не было, они всегда были, но они были относительно слабыми. Другое дело, когда увеличивается плотность населения, усложняется общественная организация и возникают интенсивные трансконтинентальные связи, а такое в основном происходит, видимо, довольно поздно, есть понятие мирсистемы, то есть образование сложных развитых обществ от Средиземноморья до Тихого и Индийского океана где-то с середины первого тысячелетия до нашей эры, после этого, по-видимому, в пределах Евразии начинается интенсивный обмен по горизонтали, то есть между разными культурами. Но это никаким образом не касается Африки, Америки, Австралии, они совершенно вне этого процесса.
— То есть ваш метод исследования основан на выявлении одинаковых мотивов в разных районах мира и таким образом как-то можно проследить перемещение каких-то народов, каких-то популяций, переселение?
— Да, это именно так. Но тут следует отметить, что действительно, вы сказали, что этим занимались очень давно. Почему я сейчас решился этим заниматься? Во-первых, для любого исследования, подобного глобального исследования нужна глобальная база данных. Потому что если образованный человек что-то знает из мифологии Европы, Азии, Америки, он всегда найдет в этой совокупности какие-то факты, которые ему понравятся или не понравятся. То есть смысл в том, чтобы включить в базу данных все, все в пределах того, что человек может, мир неисчерпаем, но, по крайней мере, сделать это систематическим. То есть, если у меня создана была база данных сперва только для Южной Америки, поскольку я начинал как американист, то, соответственно, база данных для Северной Америки, она должна быть как минимум столь же подробна, как и для Южной Америки, дальше для Евразии, для Африки, для всего мира. Степень знакомства с всеми традициями должна быть одинаковая, тогда минимизируется возможность субъективного выхватывания из чего-то.
Если позволите, я расскажу, что дает глобальная база данных. Результат довольно простой на самом деле. Выявляется два основных комплекса мотивов, один из которых можно назвать континентально-евразийским и который характерен для северных, центральных, западных областей Евразии. И другой, который можно назвать индо-тихоокеанским, который характер для Индии, но не аравийской Индии, а восточно-племенной Индии, и дальше Юго-Восточная Азия, Тихоокеанский пояс Азии, фронт Японии, Айну и особенно для Австралии, Океании и Америки. Причем ядро этой составляет Меланезия и восточный район Южной Америки. Почему ядро? Потому что скорее всего там сохранились наиболее незатронутые более поздними влияниями, архаичные. Я не говорю, что они архаичные в том смысле, что в них есть что-то допотопное, просто ранние, скажем так. Тогда как для Северной Америки или Юго-Восточной Азии существенно позднее влияние евразийского комплекса.
— А Африка?
А вот с Африкой самое интересное. Африка, я имею в виду, южнее Сахары, потому что Северная Африка, она просто примыкает Евразии во всех отношениях. С Африкой южнее Сахары что получилось: она оказалась нейтральной. Причем это совершенно неожиданно. Предполагалось, что Африка будет больше похожа на вот этот индо-тихоокеанский мир. Потому что там сразу же обнаружились мифы о происхождении смерти довольно специфические. Скажем, люди смертны, потому что они утратили или не получили способность менять кожу. А змеи меняют кожу, поэтому они бессмертны. Или люди смертны, потому что они противопоставлены Луне. Луна умирает каждый месяц, но оживает, а люди умирают и не оживают. Есть еще другие, я не буду все перечислять, примерно восемь таких мотивов. Они встречаются в Африке южнее Сахары, они встречаются индо-тихоокеанском мире и в Америке. И соответственно, предполагалось, что и другие мотивы теологические будут похожи. Так вот, оказалось — нет. Для комплекса мотивов континентального евразийского очень характерны развитые представления о небесной сфере, о звездном мире, детальные, там очень сложно, много созвездий, там сложные истории про это. Эти сложные истории одинаковые в Сибири или в Центральной Азии, в Северной Америке на уровне мелких подробностей. Но, скажем, представление о Большой Медведице, где четыре звезды ковша — это зверь, которого преследуют три охотника. Эти три охотника — это ручка ковша. Вторая звезда — это звезда Мицар, двойная система, рядом с ней маленькая звездочка Алькор, ее плохо видно и ее открыли довольно поздно, где-то в конце верхнего палеолита, я думаю. И вот эта звездочка Алькор — это котелок, в котором второй охотник собирается варить медведя или лося, которого они убьют. Такое независимо возникнуть не могло — это точно. С котелком — точно, это слишком специфические вещи. И когда мы находим у западных эвенков, селькупов, хантов и находим это у ирокезов, на востоке Соединенных Штатов, штат Нью-Йорк, Новая Англия.
— То есть получается, что миф возник чуть ли не до переселения.
— Он совершенно точно возник до переселения. Вот этого в Африке нет, в Африке очень слабо развита звездная мифология. Причем многие этнографы, которые вели там работы или миссионеры, которые изучали, они на это обращали внимание. А есть другой комплекс, который объединяет Южную Америку, Меланезию, Индонезию, Австралию, там звездная мифология есть, но она не очень развитая. А там очень развиты представления о человеческом теле, антропогенезе, о том, как появились биологические особенности человека, физиология, анатомия. А вот в Африке нет ни этих анатомически-физиологических мотивов, ни звездной мифологии, она нейтральна, там есть миф о происхождении смерти. И как это можно интерпретировать? То, что лежит на поверхности, напрашивается — это гипотеза выхода из Африки. Если мифология зародилась до выхода из Африки, выход из Африки — это 50-70 тысяч лет назад, то логично допустить, что культура была достаточно простой. Если мифология была, она была еще не развитой. И первая мифологическая тема, что волновало людей — смертность, конечно. А что еще могло волновать? Поэтому довольно логично, что сюжеты там впервые сформировались и дальше они были привнесены.