Великий князь Михаил и графиня Брасова



Владимир Тольц: Сегодня мы - в который раз уже - поговорим о любви. О довольно экстравагантной, драматичной, даже авантюрной истории любви, которая тесно переплетается с историей государства Российского. Великий князь Михаил Александрович, брат Николая II , и Наталия Сергеевна Шереметевская-Вульферт, впоследствии - графиня Брасова.



Ольга Эдельман: Это, между прочим, еще не все фамилии этой дамы. Она еще успела побывать Мамонтовой.



Владимир Тольц: Давайте, Оля, разберемся с ее фамилиями. Она же ведь не по подложным документам жила, как какая-нибудь революционерка.



Ольга Эдельман: Наталия Сергеевна была урожденная Шереметевская, ее отец был преуспевающим адвокатом, очень интеллигентная семья, дочь получила отличное образование. Вышла замуж за Сергея Мамонтова, музыканта, отпрыска знаменитой фамилии московских купцов-меценатов. Потом развелась (что по тем временам было нечастым) и вышла за гвардейского кирасирского офицера Вульферта.



Владимир Тольц: Так вот, Вульферт поначалу даже не представлял, наверное, как ему не повезло с красивой и умной женой. Их полк стоял в Гатчине, шефом полка была вдовствующая императрица Мария Федоровна, а эскадроном их командовал великий князь Михаил Александрович. И довольно скоро на полковом празднике ему среди прочих офицерских жен представили Наталию Сергеевну.



Ольга Эдельман: Это было в 1908 году, ей было 28 лет, ему 30. Он к тому времени не только не был женат, но и помолвлен не был. Числился за ним роман с фрейлиной сестры, которой он вроде бы обещал жениться, но семейство, разумеется, устроило скандал и пресекло это безобразие. Родственники считали Михаила человеком легкомысленным и бесхарактерным. Мария Федоровна его очень любила.



Владимир Тольц: Тут важны не только эмоциональные отношения, но и династическая ситуация. До рождения в 1904 году у Николая II и Александры Федоровны сына Алексея Михаил Александрович был наследником престола, да и в дальнейшем был, так сказать, первым в очереди на корону. Тем более что Алексей, как известно, был болен гемофилией. Таким образом, на Михаила могла лечь ответственность за империю. - Это был не какой-нибудь двоюродный племянник царствующего императора. Именно поэтому именно отношения Михаила с дамой его сердца особенно всполошили родню, хотя вообще-то к тому времени любовных интрижек и даже морганатических браков среди Романовых случилось уже немало.



Ольга Эдельман: Роман Михаила с Наталией Вульферт начался очень быстро после их знакомства. Она добилась от Вульферта развода, а в 1910 году родила сына Георгия - от Михаила. Тут надо сказать, что разрешение на развод должен был дать император, и Михаил упросил Николая подписать, дав обещание, что на Наталье Сергеевне не женится. Михаил убеждал брата: дело не в том, что он планирует жениться на этой женщине, а в том, что не хочет, чтобы его ребенок носил фамилию Вульферт. Ребенку дали отчество Михайлович и фамилию Брасов, по названию имения Михаила Александровича. Влюбленные постоянно находились под надзором, и, поскольку роман затянулся, царственные родственники стали принимать свои меры: Михаила отправили командовать полком в Орел, чтобы разлучить любовников. Но они проявили не только большое упорство, но и изобретательность, и осенью 1912 года ухитрились, обманув всех, тайно обвенчаться заграницей.



Михаил - Николаю, 1 ноября 1912, Hotel du Parc , Cannes


Дорогой Ники,


Я знаю, что мое письмо принесет тебе большое горе, и я прошу тебя заранее, выслушай и пойми меня, как твоего брата. Мне тем более тяжело огорчать тебя теперь, когда ты и без того так озабочен болезнью Алексея, но именно это последнее обстоятельство и мысль, что меня могут разлучить с Наталией Сергеевной Брасовой, заставили меня обвенчаться с ней. Прошло уже пять лет, что я ее люблю, и теперь уже не могут сказать, что с моей стороны это было простое увлечение. Наоборот, с каждым годом я привязываюсь к ней все сильнее и мысль, что я могу лишиться ее и нашего ребенка - мне слишком невыносима. Первое время я не думал о возможности брака с нею, но эти пять лет, и в особенности последний год в Петербурге, изменили мои намерения. Ты знаешь, что несмотря даже на тяжелую двухлетнюю жизнь врозь (когда я был в Орле), у нас всегда была своя семья, я всегда смотрел на Наталию С<ергеевну> как на свою жену и всегда уважал ее, поэтому мне были страшно тяжелы те унижения и оскорбления, которые неизбежно при ее положении приходилось ей переносить в Петербурге. Я тебе даю мое слово, что я не действовал ни под чьим давлением. Наталия С<ергеевна> никогда со мной об этом не говорила и этого не требовала, я сам пришел к сознанию, что иначе жить нечестно и надо выйти из этого ложного положения. Не скрою от тебя, что командовать кавалергардами мне было очень трудно и тяжело. Я чувствовал все время, что по своим привычкам, вкусам и стремлениям я совершенно не подхожу к ним, не говоря уже о том, что я не привык к городской жизни без воздуха и движения, благодаря чему я всю зиму хворал. Если б ты мне пошел на встречу некоторым моим желаниям, то ты во многом облегчил бы мне мое тяжелое положение. Я так просил мне не давать полка в СПб, зная заранее, что во время пребывания там Мама моя личная жизнь уже не может существовать. Все это взятое вместе заставило меня решиться на этот шаг и обвенчаться с Наталией Сергеевной. Наше венчание состоялось в Сербской церкви Св.Саввы в Вене 16/20 октября. Я знаю, что меня ждет наказание за мой поступок и заранее готов перенести его, только одно прошу тебя, прости меня, как Государь, перед которым я нарушил формальный закон, и пойми меня как брат, которого я горячо люблю всем своим сердцем. Твой Миша.


P . S . Я одновременно написал письмо Мама.



Владимир Тольц: Я думаю, Оля, на авантюрной стороне этого события стоит остановиться. За любовниками следили, еще за год до того, когда оба отправились за границу. Так вот, еще тогда жандармский генерал Герасимов получил спецпоручение: любой ценой воспрепятствовать их возможному браку. И вот теперь чинам полиции пришлось оправдываться. Ведь и в самом деле, прохлопали. Михаил Александрович и Наталия Сергеевна провели их очень ловко, нашли прорехи в тайном наблюдении. Дело в том, что в этой поездке генерал Герасимов отменил сопровождение повсюду их агентами на автомобилях. Агенты были среди чинов свиты великого князя, и он это, видимо, учел. Дело было так. В октябре 1912 года Наталья Сергеевна лечилась в Киссингене, Михаил с сопровождающими прибыл туда и объявил, что они решили ехать в Канн, заказал железнодорожные билеты, а на следующий день объявил своим спутникам, что сам поедет в Канн с Натальей Сергеевной на автомобиле, через Швейцарию и Италию, а поездом через Париж отправятся дети и свита. Любовники в тот же день выехали из Киссингена на автомобиле, но доехали только до Вюрцбурга и там сели в поезд на Вену, приехав туда, в тот же день обвенчались в православной церкви и назавтра выехали поездом в Канн, автомобиль и шофер великого князя были доставлены в Канн тоже поездом, и вся поездка в Вену осталась неизвестна свите Михаила. Ну, а значит и агентуре.



Ольга Эдельман: Михаил надеялся видимо, что родные его все-таки простят. Но после его письма к Николаю, которое мы только что прочли, Николай обменялся с матерью возмущенными посланиями.



Николай II - матери Марии Федоровне, 7 ноября 1912 г.


Моя милая, дорогая Мама.


Я ... собирался написать тебе по поводу нового горя, случившегося в нашей семье, и вот ты уже узнала об этой отвратительной новости. ...


К несчастью, между мною и им сейчас все кончено, потому что он нарушил свое слово. Сколько раз он сам мне говорил, не я его просил, а он сам давал слово, что на ней не женится. И я ему безгранично верил! Что меня особенно возмущает — это его ссылка на болезнь бедного Алексея, которая его заставила поторопиться с этим безрассудным шагом! Ему дела нет ни до твоего горя, ни до нашего горя, ни до скандала, кот[орый] это событие произведет в России.


И в такое время, когда все говорят о войне, за несколько месяцев до юбилея Дома Романовых!!


Стыдно становится и тяжело. ...



Ольга Эдельман: Сегодня мы вам рассказываем о романе великого князя Михаила Александровича и Натальи Сергеевны Вульферт, ставшей в октябре 1912 года его морганатической женой. Николай II предъявил Михаилу ультиматум: немедленный развод, или запрещение въезда в Россию, опека над его имуществом и т.д. Михаил развестись отказался. Обиду Николая можно понять. Михаил, действительно, не очень красиво поступил, сославшись на болезнь Алексея. Мальчик был в тяжелом состоянии, из-за небольшого ушиба при его-то гемофилии. Николай и Александра страшно переживали. А тут такое заявление. С другой стороны, и родня с Михаилом вела игру нечестную. Михаил, по их мнению, должен был входить в их положение - но ему-то они отказывали в понимании. Родственники были убеждены, что он, бесхарактерный, оказался под влиянием хитрой, расчетливой и злой женщины. Что она не только читает его переписку, но даже снимает копии и хранит в банковской ячейке. И намеренно извещает обо всем происходящем свою московскую родню, чтобы ее отношения с великим князем, их брак нельзя было замолчать. Я хочу спросить нашего гостя, директора Государственного архива Российской Федерации Сергея Владимировича Мироненко, тщательно изучавшего архивы царской семьи: что бы Вы сказали об этом романе, во-первых, о том, как он протекал, его внешняя канва, перипетии, действующие лица?



Сергей Мироненко: Я не больший биограф Великого князя Михаила Александровича и тем более Натальи Вульферт. Есть замечательная книга одного английского автора, которая так и называется «Миша и Наташа», где, возможно, полная сторона жизни воспроизведена. Что касается меня, меня здесь интересовало другое в этой истории. Всегда как-то считалось, что Михаил в тени своих родственников Романовых человек такой почти никудышный, никчемный, ни к чему, собственно говоря, не приспособленный. И в 17 году, когда брат отрекся за себя и за своего сына наследника царевича Алексея в пользу Михаила, Михаил тоже под влиянием кадетов и людей, которые находились у него в квартире, написал такое странное даже не отречение, потому что отрекаться не от чего было, а такую бумагу о непринятии трона и оставление этого вопроса на решение Учредительного собрания.


Вот история с Брасовой, Вульферт, а потом Брасовой – это история совершенно удивительная. Удивительная с точки зрения борьбы за личность. Известно, что в императорской семье, в семье Романовых не приветствовались морганатические браки. Николай, зная о различного рода адюльтерных историях своих родственников, старался быть очень крепким и запрещал Михаилу выбрать даму по своему желанию, даму сердца, то есть жениться. А Михаил здесь проявил невероятную твердость и, что видно из его писем, - это была борьба за его личность, за свободу его выбора, борьба против этих удивительных пережитков, которые существовали в семье. Он ни на что не претендовал, но он боролся за себя. Да, Наталья Сергеевна была удивительная красавица, но она была разведена – это вообще было невероятно. Да, по свидетельству современников, когда она входила в магазин, люди на какое-то время останавливались. Заходит в магазин, кто-то ее увидел и немая сцена – такая была красавица. Но я думаю, здесь было дело даже не в ее красоте. Он ее полюбил всем своим сердцем, и чем больше Николай запрещал, тем сильнее Михаил добивался. И в конце концов, обманув императора, венчался с Натальей Сергеевной в Вене, найдя священника, избегнув наблюдения тайной полиции.


Николай сделал совершенно невероятную вещь – он запретил Михаилу въезд в Россию, он наложил арест на его имущество. Александр Александрович Северцев был управляющий делами Михаила, Михаилу было назначено единовременное содержание в год. Совершенно невозможно! Михаил это все вынес абсолютно легко. Но это была какая-то борьба за самого себя. Он был прощен только с началом Первой Мировой войны, а так он был готов расстаться со своими имениями, со своими богатствами. Ради чего? Ради женщины? Да, ради женщины, конечно. Но только ради ее, а ради себя как личности. Ощущение Михаила, что он и только он может распоряжаться своей личностью, вот это меня, когда я стал задумываться об этом сюжете, просто очень подкупило в нем. И хотя мать императрица Мария Федоровна посчитала, что Миша, как Ники, ее старший сын, человек слабовольный, вот здесь я вижу, что у него было достаточно воли для того, чтобы бороться за себя, за свои чувства, за право поступать так, как он решил, а не так, как ему диктует старший брат.


Надо сказать, что и во время войны Михаил вел себя чрезвычайно достойно. В отличие от своего старшего брата он вовсе не стал верховным главнокомандующим и не претендовал на то, чтобы принимать участие в стратегических вопросах. Но он стал командиром «дикой дивизии», принимал участие в боях. Надо сказать, командиром дивизии, судя по всему, был просто отличным и отлично воевал. Так что мои симпатии к этому члену дома Романовых росли, росли и до такого уважения дошли.



Михаил - Наталье, 11 апреля 1912 г., из Англии


Моя дорогая Наташа,


... У меня на душе более чем беспокойное чувство. Это происходит от двух причин: от того, что мы так плохо простились, а вторая, что я далеко нахожусь от тебя. Я ужасно нервничаю. Слава Богу, что завтра утром уезжаю. Нет, я не могут жить без тебя и далеко от тебя. По этому поводу я хотел бы так много написать, но воздержусь от этого, т.к. есть возможность, что это письмо будет кем-нибудь прочтено, т.е. попадет в чужие руки. Мне так хочется тебя уверить и успокоить в моей огромной любви, привязанности и преданности к тебе, т.к. ты постоянно в этом сомневаешься и меня глубоко этим обижаешь и оскорбляешь. Хотя в глубине души ты все-таки, мне кажется, не можешь сомневаться в моей готовности все сделать для тебя. Да, мой Ангел Наташечка, вот ты убедишься в искренности моих слов. Я хотел написать длинное письмо, но времени у меня немного, а кроме того, рука что-то очень плохо повинуется и мне просто трудно писать. Как время провожу, это передам, Бог даст, на словах через несколько дней. Очень надеюсь, что лечишь свой нос; неужели в самом деле тебе придется сделать операцию, меня эта мысль пугает. Я очень рад, что Беби и Тата здоровы и что на днях они будут дышать свежим и здоровым воздухом. Здесь многие находят, что я очень бледен и имею нехороший вид - я объясняю это жизнью в городе, где полное отсутствие какого-либо спорта. ... Завтра утром я уезжаю и значит в понедельник утром буду в СПб. Я буду очень и очень этому счастлив. Теперь кончу. Да хранит тебя Бог. Будь здорова, моя Наташечка. Крепко обнимаю тебя и горячо и с любовью целую тебя всю. Весь и на всю жизнь твой мальчик Миша.



Ольга Эдельман: В Государственном архиве Российской Федерации хранится часть переписки Михаила и Натальи Вульферт. Из нее видно, что отношения их были яркие, но сложные. Ее упреки, его оправдания. Занятно, что ее и его письма сохранились за разное время, невозможно собрать воедино письмо и ответ на него. Но даже взятые почти наугад, за разные годы, их письма выглядят как все тот же, длящийся диалог.



Наталья Вульферт - Михаилу, 21 января 1911 г., Москва.


Дорогой Миша, мне было очень грустно читать твое письмо и я хочу немного на него ответить. Напрасно ты на все, что я тебе говорю, смотришь как на укоры. Я часто говорю тебе правду или по крайней мере то, что я действительно чувствую. Последний раз, в моторе, ты меня спросил, во имя чего я порчу наши отношения, на что я тебе скажу, что может быть я выбрала не тот путь (но другого у меня нет). Но вместе с тем то, за что я борюсь, для меня слишком свято и дорого, чтоб я могла равнодушно смотреть, как гибнет наша жизнь и любовь и как ты создал себе свою собственную, отдельную жизнь и отдельные интересы. Вспомни, еще в прошлом году, чуть ли не с первых дней как мы сошлись, ты уже начал скрывать и обманывать меня, теперь фотографии, которые ты передал для Соколова, служили для меня отличными иллюстрациями к твой жизни и к тому, как ты веселишься с дамами в Орле.


Ты все забываешь, что жизнь проходит и с ней молодость и пылкая любовь и первые два или еще не знаю сколько лет ты заставляешь меня жить отдельно от себя и мириться с тем, и равнодушно смотреть, как сам ты живешь отдельной полной жизнью и как приносишь в жертву неизвестно чему всю нашу любовь, все, чем я жила все эти последние годы и в Гатчине и здесь. Ведь ты себе устроил в Орле такую же жизнь, как и в Гатчине, те же скачки, пикники, охота, только все это с другими женщинами, а я должна сидеть здесь, слышать об этом со всех сторон, и ты еще требуешь, чтоб я никогда не протестовала и мирилась бы как с неизбежным. Ты пишешь, что во всем, что с нами случается, я виню тебя, но в этом ты все-таки не прав. Я всегда сумею разобраться в этом и знаю, что от многого, многого ты мог бы избавить меня, но по бесхарактерности и лени тебе не хочется, и виню тебя только в том, что действительно зависело от тебя. Ты захотел избавить меня от лишнего огорчения. Ведь действительно смешно, стоит только кому-нибудь сделать мне больно, как ты сейчас же этого человека приближаешь к себе и награждаешь. Неужели ты думаешь, что этого не учитывают!


Ах, не укоряю тебя, неправильно ты думаешь, но все-таки еще пробую бороться за то, что считаю для себя жизнью и правдой, но уже многое ты убил в моей душе и на многое меня перестало к жизни привязывать.


Не думай так, что я сержусь на тебя за письмо, ведь я и в прошлом году много таких получала и знаю им цену. Теперь я должна кончить, потому что скоро 2 и я не успею послать заказным. ... Теперь целую тебя крепко и жду послезавтра. Не сердись также на письмо, а ведь пишу все, что думаю и чувствую. Наташа.



Михаил - Брасовой, бивак под Ропшей, 20 июня 1912 г.


Моя родная и ненаглядная Наташечка, я знаю, что ты на меня сердишься, что я с тобой так неразговорчив, но это происходит по той причине, что ты на меня так сердишься, и тогда я теряю всякую способность говорить, а совсем не потому, что я не хочу с тобой разговаривать. Я сам страшно тоскую и страдаю тем, что приходится мне разлучаться так часто, но ты не должна на меня сердиться, душка моя, дорогая, нежная. Я весь полон тобой одной, люблю тебя всем моим существом, как только можно сильно любить. Если б это не было так, то зачем бы мне врать. Верь мне, Наташа моя. Я сам знаю, что теперь нехорошее время, но умоляю тебя потерпеть до нашего отъезда за границу. Если ты меня любишь, то помоги мне в этом; мне так тяжело и трудно жить. Да хранит тебя Бог. Твой мальчик М.



Ольга Эдельман: Михаил был уверен в бескорыстной любви Натальи Сергеевны. Его родственники, напротив, считали, что он нарвался на расчетливую особу, взявшую его в свои руки. А скажите, Сергей Владимирович, вот у Вас какое впечатление, что это был за роман, что за отношения?



Сергей Мироненко: Чужая душа – потемки. И знаете, я еще раз хочу сказать – я не настолько глубоко изучал их отношения. Мне кажется, что это была любовь совершенно очевидная со стороны Михаила. Что было со стороны Брасовой графини, мне сказать трудно. Но она ведь сохранила верность ему до конца жизни. Она продолжала попытки его освободить, она сумела спасти его дневники. Государственный архив Российской Федерации несколько лет назад приобрел дневники Великого князя Михаила, которые были спасены Брасовой и были проданы на аукционе после ее смерти. И в частности, его дневник за 1917 год. Известно, что после корниловского мятежа 1 сентября 1917 года Керенский, не дожидаясь решения Учредительного собрания, объявил Россию республикой. Михаил записал в своем дневнике поразительные, как мне кажется, строки, очень важные для понимания этого человека. Точные слова, боюсь, я не вспомню, но за смысл ручаюсь: «1 сентября. Утром проснулись в республике. А впрочем, какое дело до формы правления, лишь бы Россия была спокойной и счастливой». Дорогого стоит такая запись. Николай был совсем другой человек.



Ольга Эдельман: Вот на мой, женский, взгляд, некие основания для мнения царственной родни были, судя по переписке Михаила и Натальи Сергеевны. Да, она не требовала, чтобы он женился. Она поступала тоньше: описывала свои переживания, упрекала, напоминала, что любит его и страдает из-за него. Она была действительно очень неглупа. И в трудные минуты ее ум, некоторая хитрость и энергия проявлялись очень кстати. Она в 1918 году сумела вывезти детей из большевистской России и спасла их, пыталась устроить побег Михаила.



Владимир Тольц: Оля, мы не сказали еще нашим слушателям, каким образом они оба оказались снова в России. Михаил получил разрешение вернуться, когда началась Первая Мировая война, воевал, и неплохо командовал Дикой Дивизией. Ну и после большевистского переворота, как и все Романовы, они оказались под арестом. Михаила увезли в Пермь. Брасова хотела ехать с ним, но он настоял, чтобы она осталась с детьми. В мае 18 года она к нему все-таки в Пермь приехала, погостила. Буквально через несколько дней после ее отъезда Михаила расстреляли. Брасовой удалось бежать из Москвы, она добралась до Турции, затем уехала в Европу. Растила детей, сначала жила довольно шикарно. Точные сведения о гибели мужа получила только в 30-е годы. Сын, не дожив нескольких дней до совершеннолетия, погиб в автокатастрофе. Дочь вышла замуж в Англию, там сейчас живут ее потомки. А Наталья Сергеевна Брасова умерла в 52 году в Париже, практически в нищете.