Ефим Фиштейн: «Эта загадочная японская душа»

Из крупных народных душ нет в мире души загадочней, чем японская! Я, разумеется, имею в виду не мелкие фольклорные отличия, вроде того, что сморкаться в носовой платок на людях считается дикарством, а вот часто шмыгать носом, напротив, признак воспитанности. И даже не удивительный факт, что японский язык не знает бранных слов, не говоря уже о высоком мате. Я имею в виду черты ментальности, которыми эти островитяне разнятся даже от ближайших соседей.


Японское сознание – крайне коллективистское и иерархическое. Объясняется это якобы спецификой рисового земледелия. Воспринимая себя частью целого, японец, как муравей, никогда не знал таких понятий, как свобода или народовластие. Слова эти были придуманы лишь в конце XIX века. Семья здесь не является «ячейкой общества», как повсюду: социализация осуществляется в школе, на работе, в государстве. Мужчина приходит домой только, чтобы переночевать. Ослабленные семьи легко распадаются, особенно в позднем возрасте, после выхода мужей на пенсию, когда исчерпывает себя их функция кормильца.


Не каждому удается, как автору этой колонки, сфотографировать во дворце императорское семейство с расстояния нескольких метров.
Высокое положение в общественной иерархии отнюдь не равнозначно власти. Скажем, вести дела с президентами японских компаний бесполезно – они ровным счетом ничего не решают, получая начальственные должности за выслугу лет. Все решает среднее звено управления, но коллективно, без личной ответственности. Авторитет признается безоговорочно, хотя и абсолютно добровольно. Провинциальные самураи, вступая в удел, отправлялись ко двору в Киото, чтобы снискать благословение императора, хотя могли бы этого и не делать, так как никакими средствами принуждения он не располагал. Да и империя ли Япония вообще? Нет у нее ни метрополии, ни инородных провинций – самое что ни на есть национальное государство! Древнейшая «правящая» династия в мире лишена всех гражданских прав: ее члены не могут участвовать в выборах, не имеют права на работу, у них нет паспортов, и свобода их передвижения строго ограничена. Заглянув на днях в императорский дворец, могу сказать: скромная обитель воображения не поражает – это вам не дворцы на Рублевском шоссе!


Религиозность японцев тоже особенная – она позволяет им верить во всех богов сразу. В переписях населения верующих оказывается вдвое больше, чем самих японцев – просто многие ставят галочки против нескольких вероучений. Японское сознание не делит свет на «этот» и «тот» – и мертвые, и живые пребывают в едином нераздельном пространстве. Японец живет вне истории, так как прошлое не связано с настоящим. Течение жизни он рассматривает так, как читает свиток – видна только та часть, которая развернута, прошлое уже замотано в рулон, будущее еще не раскрыто. Кстати, японские глаголы не имеют будущего времени – «сегодня я делаю и завтра я делаю». Такой подход в философии именуется «презентизмом».


Всё у них не как у людей: не обращаются друг к другу по именам, не употребляют фамилий, о собеседнике говорят в третьем лице. Они лишены способности к импровизации – любое отклонение от рутины становится неразрешимой проблемой. Они закомплексованы, не уверены ни в оригинальности своей культуры, ни в своей расовой чистоте. Но вот фокус – при всей ограниченности ресурсов Япония с полвека назад совершила невиданный прорыв и вышла на второе место в мире по объему экономики. Японский городовой! Да как же так? А вот так – вместо того, чтобы любой ценой укреплять свою самость и лелеять загадочность своей души, они построили счастье на одной особенности национального сознания – на терпимости, открытости, умении заимствовать лучшее. Все, что они потеряли на этом пути, так разве что комплекс неполноценности. А вы говорите: умом не понять, аршином не измерить…