Оппозиционная коалиция «Другая Россия» вряд ли станет серьезной политической силой, полагают эксперты. Но почему тогда власть опасается подобных объединений? Московский политолог Сергей Черняховский объясняет этот парадокс в интервью Радо Свобода.
- Существуют ли реальные перспективы у такого объединения, как «Другая Россия», где сошлись и крайне левые, и правые? И почему власти так боятся такого объединения?
- У объединения подобного состава шансы есть. У «Другой России» их нет. Почему? Само по себе объединение и правых, и левых (на самом деле это в данном случае не точное определение, потому что либералы объективно это не правое течение, а почти левое) - это вещь естественная, когда идет речь о противостоянии, скажем мягко, определенного рода бюрократическому авторитаризму ; это нормально. Бюрократический авторитаризм или монопольное положение «Единой России» - это значительно более правая точка, чем позиция либералов или, скажем, такого «либерала», как Ирины Хакамады, которая вообще уже неизвестно к кому ближе - к либералам или коммунистам. Само по себе такое объединение нормально, перспективно и с точки зрения соединяющихся точек политического спектра, и с той точки зрения, что это есть объединение сил гражданского общества против бюрократического государственного диктата.
- Но конкретно «Другая Россия»... В чем ее главный минус? Это собрание тех сколов политической элиты, которые мне не представляются особо дееспособными. То есть конкретно они не смогут сделать то, что потенциально может сделать такое объединение. Я, честно говоря, не верю в перспективность такого лидера, как [ Михаил ] Касьянов. Я не верю в его способность мобилизовать общество, не верю в то, что кто-то может за ним пойти. Дело не в том, что он плохой или хороший, общество вокруг него просто не объединится.
- Вы говорили, что подобное объединение могло бы чего-то добиться. Чего именно?
- В принципе подобное объединение левых и правых могло бы стать неким костяком единения всех сил гражданского общества, особенно в условиях, когда через год у нас будет некий разрыв основного гаранта существования этой политической системы (Владимира Путина – РС) и самой этой системы, когда будет увеличиваться недовольство данной системностью, - и объединить широкий политический спектр, как это бывало в ряде стран, как было, например, в феврале 1917 года, как раз мы отмечаем его 90-летие.
- Кроме того, теоретически подобное объединение могло бы овладеть антисистемными характеристиками, которые наиболее опасны для власти. При достижении определенного числа членов, определенным образом организованного, политическая организация становится эффективной просто по политтехнологическим характеристикам, но вместе с тем не получает права на регистрацию для участия в выборах. И получается, что для того, чтобы участвовать в выборах, она должна реально стать такой силой, когда ей уже участие в выборах не нужно.
- По поводу опасений власти... Действительно, подобного типа объединений власть опасается именно потому, что это может стать прообразом достаточно широкого противостояния. Это объективный момент. А второй момент, уже более субъективный - власть не любит Касьянова, на самом высшем уровне не любят. Тут уже будет он представлять или не будет представлять опасность, неприятие носит выходящий за рациональные рамки характер.
- Что у коммунистов, что у либералов сейчас нет навыка и готовности к антисистемной деятельности. У коммунистов она несколько побольше, чем у либералов, но ее тоже не хватает. Поэтому именно это объединение в нынешним его формате... я не думаю, чтобы у него что-то получилось. Но объединение такого рода в принципе может быть очень перспективным.
- Тогда зачем проводить подобные мероприятия под названием «Марш несогласных»?
- Сами-то они считают, что у них что-то получится. Во-вторых, если уже ты вступил на это поле, то тут есть такой принцип: действуй до конца. Как в той притче, когда мышь или лягушка вместе барахтались в молоке. Одна перестала и утонула, а другая взбила масло и выбралась. Если ты принципиально с властью не согласен, ты должен делать даже то, что может показаться бессмысленным, потому что иногда из этой бессмысленности опосредованным образом что-то рождается.