27 марта исполнилось 80 лет Мстиславу Ростроповичу. Накануне в его честь в Большом зале московской Консерватории был дан вечер с участием оркестра имени Светланова, «Солистов Москвы» под руководством Юрия Башмета, квартета имени Бородина, виолончелистов: Наталии Гутман, Ивана Монигетти, Давида Герингаса, скрипачей Виктора Третьякова и Максима Венгерова, а также оркестра Musica Viva.
С его руководителем виолончелистом и дирижером Александром Рудиным мы и поговорим о юбиляре.
— Он был одним из первых моих музыкальных впечатлений. Я очень хорошо помню записи Ростроповича, на маленьких пластинках, и пьесы, которые он играл на этих записях. Это виолончельные пьесы Глазунова, музыка Баха… Я с удовольствием слушал эти записи. Я, собственно, вместе с ним начал играть на виолончели, еще до того, как начал этим профессионально заниматься. Я думаю, что не преувеличу, если скажу, что Ростропович — великий музыкант. Он и как дирижер себя очень ярко проявляет. Мне кажется, дирижер это человек, у которого есть свое видение в музыке, какие-то идеи, яркие чувства, которые он хочет этой музыкой передать. Все это есть у Ростроповича, поэтому он, безусловно, является также и очень большим дирижером. Кроме того, это человек, который всех нас удивляет своей энергией. Я желаю всем жить так же активно и до такого же замечательного юбилея продолжать заниматься делом, которым мы все занимаемся. Это человек, который совершенно удивительно одарен в смысле физиологическом, это и заслуга его родителей, но это совершенно уникальный человек. Необыкновенно светлый ум, удивительные руки, пальцы, невероятная открытость, необыкновенная творческая и человеческая активность, все это вместе делает его одним из ярчайших музыкантов ушедшего уже века и начала ХХI-го. Великий исполнитель, музыкант, виолончелист, дирижер. Это мы не можем от него отнять, это то, с чем все соглашаются, и что действительно является истиной.
— Вы наверняка слушали много раз разные сочинения в исполнении Мстислава Леопольдовича. Я понимаю, что виолончельный репертуар, с одной стороны, достаточно обширен, с другой стороны, каждый виолончелист какие-то основные наименования повторяет. Помните ли вы какую-то особенно удивительную для вас интерпретацию Ростроповича или какую-то особенность, которая выдает его звук, скажем так?
— Практически все интерпретации Ростроповича поражают меня одними и теми же качествам и чертами. Это какая-то необыкновенная убедительность, легкость подачи любого по сложности материала. Меня это не поражает, меня это просто радует. Большая легкость. Хотя многие считают, что он играет несколько перегружено и агрессивно. Я лично этого не чувствую. Я не так много его слышал живьем. Он уехал в 1974-м году. Я его слышал до этого два-три раза, а потом долгие годы можно было слушать только записи. Но то, что я слушал и то, что у меня было в записи, все-таки, мне кажется, дает какое-то представление о его интерпретации. Это легкость, это охват, вообще, формы. То есть произведение, которое исполняет Ростропович, всегда кажется чуть короче, чем оно есть. А есть исполнители, которые играют пьесу на пять минут, а кажется, что это удовольствие длится полчаса. Это очень ценное качество. Время в его исполнении сжимается. Произведение искусства, которое он интерпретирует, становится шедевром независимо о того, является ли оно им изначально. Это необыкновенное качество и, я думаю, что многим, в частности, молодым исполнителям, стоит об этом подумать. В принципе, я считаю, что его исполнение никогда не должно устареть. Это в хорошем смысле эталонное исполнение, не отягощенное инструментализмом. Понимаете, есть люди, которые играют, записывают что-то, и слышно, как они борются с этим процессом. Я лично этого просто не перевариваю. Что касается Ростроповича, то этой борьбы не слышно и, по-видимому, ее не было, и нет. Он играет очень легко, ему, в общем, ничего не стоило учить эти десятки и сотни сочинений, и это меня в нем, безусловно, привлекает.
— Вы сказали, что у него необыкновенные руки. Что это значит в вашей профессии, в чем их необыкновенность?
— У него интересные руки. Если посмотреть на них, то не скажешь, что это руки виолончелиста. Обычно виолончельные руки связаны с представлением об очень широкой кисти, с не очень длинными и очень мясистыми пальцами. У него очень длинные пальцы, удивительно, как это не соответствует нашим представлениям о том, какие должны быть руки у виолончелиста. Очень подвижные руки, очень подвижные пальцы. Я несколько лет назад ему аккомпанировал, как дирижер, и я видел вблизи, как он играет. Это руки совершенно молодого человека. Они узловатые, не жилистые, очень молодые, эластичные руки. Я давно не видел его в действии, но надеюсь, что они не утратили свою гибкость. Он играл два концерта, кстати, в один вечер. Он играл «Вариации на тему рококо» и концерт Сен-Санса. Удивительно живо, гибко и ловко не только для своих лет, я думаю, что ему могли бы позавидовать многие исполнители гораздо более молодого возраста.
— У Мстислава Леопольдовича порой складываются достаточно сложные отношения с каким-то коллективом. Я понимаю, что человек он упрямый, что он при работе настаивает на своей правоте, что он вполне решительно себя ведет в некоторых ситуациях, когда что-то складывается не так, как ему нужно. Я имею в виду не его капризы, я имею в виду его представления, в первую очередь, о профессии. Когда вы с ним работали, какое у вас сложилось впечатление в общении, в репетициях?
— Он очень легкий человек, как мне показалось. Он не создает дискомфортной ситуации. Очень доброжелательно относится к музыкантам, которые рядом с ним работают, к оркестру. Что касается его неудачного опыта с Большим театром, это отдельная история и это связано с нашей действительностью, с Большим театром, с теми проблемами, которые там есть. Я, в принципе, понимаю обе стороны. В общении он очень приятен, очень легок. Он очень компанейский человек и рядом с ним себя не чувствуешь несвободно.