Анна Качкаева: «Телевизионные заморозки»

Двадцать один год назад, в марте 1986 года, в эфир ЦТ СССР ворвалась «лестница». «Газетная революция» эпохи гласности в тот год начала перетекать на телевидение. Именно со словом «лестница», которая стала действующим лицом программы, в телевизионной истории связана слава передачи «12 этаж» (на этом этаже тогда располагалась редакция программ для молодежи). Знаменитые «Взгляд» и «До и после полуночи» появятся на экране через год. «Лестница» «12 этажа» – это действительно черная лестница, на которой собирались подростки и молодые люди. «Лестница» скандалила и вела себя вызывающе. Молодежь задавала неудобные вопросы взрослым чиновникам. Телевидение связало лестницу и студию телемостом: взрослые ежились, раздражались, но чаще терялись и даже оправдывались – такими не похожими на своих родителей оказались дети. Прямой и непричесанный эфир становился символом времени.


Двадцать один год спустя, в апреле 2007 на канале ТВЦ закрыли ток-шоу «Бойцовский клуб» – записанную, подогнанную под телевидение версию политических дебатов, которые проходят в клубе «Билингва» уже пару лет. «Бойцовский клуб» даже рассмотреть-то толком не успели – в эфир вышли два выпуска: про бедность и богатство, и про москвичей и немосквичей. Причем создатели, учитывая нынешние телевизионные заморозки, программу монтировали и вообще были готовы к соблюдению правил.


«Клубы» – это «лестницы» нового времени, которые попытались выпустить на экран, выпустили и… испугались. «Отправлена на доработку», «несоответствует формату канала», «состав участников маргинален». Стандартные объяснения привычных отлучений от эфира. Вот и Александр Пономарев, который в 1987-м сменил работу инструктора ЦК комсомола на место заместителя главного редактора знаменитой перестроечной молодежки, в 2007-м говорит: «Бойцовский клуб» не закрыт, а приостановлен. Мы будем искать адекватную телевизионную форму, и еще до конца сезона зритель увидит обновленный «Бойцовский клуб». Я не сомневаюсь, что будут предположения по поводу вмешательства свыше, – подчеркивает Пономарев, – но они относятся к жанру политических фантазий».


Как опытный телевизионный руководитель, переживший не одни телевизионные заморозки, Пономарев все берет на себя. Так же, как не менее опытный менеджер Александр Роднянский, объявив в начале сезоне программу с Сорокиной и Венедиктовым неформатной, страстно настаивал, что закрытие программы не связано с верховным неодобрением. В конце концов, у них мало выбора – у этих опытных телевизионных начальников. За ними – бизнес, акционеры, учредители. Это не так страшно, как партийный выговор или волчий билет в советские времена. Но зачем дразнить гусей. Они вроде попробовали, и, может быть, даже согласовали. Но видать, время еще не пришло.


Ледниковый период советского телевидения отменялся и сверху: российско-американские телемосты были одобрены Михаилом Горбачевым и Александром Яковлевым, ночные и утренние разговорные программы на партийном телевидении появились, главным образом, потому, что были отключены «глушилки» западных голосов. Умные идеологи понимали: информационные форточки необходимы. Правда, потом этот «лестничный» сквознячок превратились в фактор социальной детонации – сначала «лестница» обозначила вектор несогласия, потом основы ниспровергали молодые «взглядовцы» и «полуночники». Затем «свободные микрофоны» и звонки телезрителей повсеместно раскрепощали народную энергию, трехчасовые бдения ленинградской программы «Общественное мнение» воспитывали гражданскую активность, а прямые трансляции съездов народных депутатов предъявили стране новых национальных героев. Телевидение стало частью перестройки общества и страны.


Никто ничего, конечно, не забыл. Ни на телевидении, ни в Кремле. Перемены часто начинаются на «лестницах». Даже если их обитателей не впускают в гостиные.