Мужчина и женщина. Традиции Китая

Тамара Ляленкова: В сегодняшней передаче речь пойдет о традиционном Китае, стране, чей устоявшийся за тысячелетия уклад повлиял на культуру соседних народов и продолжает свою экспансию теперь уже на европейской территории. Возможно, секрет этой притягательности, помимо обыкновенного любопытства ко всему непонятному, иному, заключается также в отношениях, которые сложились в традиционном китайском обществе.


О том, каким образом строились и регулировались эти отношения, я попросила рассказать профессора Тамкангского университета на Тайване Владимира Малявина и автора недавно вышедшего детективного романа «Любимая мартышка дома Тан» Мастера Ченя. Дело в том, что события в этом отчасти историческом романе разворачиваются в самые отдаленные времена в Китае.



Мастер Чень: Это 756-57 годы, ключевые времена. Это был век, который изменил мир полностью, то есть Рима не было уже, а как таковая Европа возникла около 1000 года. Но были мощнейшие цивилизации с древними традициями. Была иранская, только что завоеванная арабами. Китайская уже была дико древней, безумно интересной и очень самостоятельной, но это был другой Китай. Это был Китай, который удивил бы сегодняшних китайцев, то был Китай среднеазиатский, Китай, где все ездили на лошадях. Женщины – точно так же. Я видел прекрасные китайские картины, «Прогулка придворной дамы на лошадях», - и они себя чувствуют прекрасно, причем сидят обеими ногами на лошадях, естественно, как мужчины.


Это было время абсолютной свободы и наслаждения жизнью. Более того, это время, когда халифат был в арабском мире, но не было такого традиционного ничего. Закрывали лица в Византии, а в этих мирах ничего строгого не было. Были нормальные отношения людей, женщины были совершенно равны мужчинам во многих отношениях, и воевали, и играли свою, ту или иную роль не только при дворе. Это роль тех, кто поддерживал изящное в жизни.



Тамара Ляленкова: У вас в романе есть женщина-воин.



Мастер Чень: Дело в том, что женщины-воины были у арабов. Были очень интересные женщины – не просто женщина-воин, а женщина-насильник, которая насилует падших воинов, полупадших, а потом добивает кинжалом. Это все тоже, в принципе, было.



Тамара Ляленкова: Можно судить, какой идеал был для мужчины и для женщины, по литературе?



Мастер Чень: Для мужчины идеал был, по нынешним понятиям, совершенно не мужественный. То есть воины в Китае не ценились никогда. Ценились люди просвещенные, утонченные, была эпоха литературы и изящества, которое выражалось в слове прежде всего. Они ходили в свободных одеждах, которые мели пыль. Ездили на таких повозочках, на осликах, это все было нормально. И если при этом живот даже, ну, не совсем традиционный у китайского мужчины, -то это особенность танской династии. Только-только они стали строить нормальное государство – и стало модным объедаться и быть толстым. Кроме того, громадные животы были наследственной чертой императоров из дома Тан, и, естественно, все остальные за ними последовали и стали такие животы отращивать.



Тамара Ляленкова: А про женщин что можно сказать?



Мастер Чень: Тоже были в моде толстые. Наверное, это было символом процветания – обжорство этой эпохи. И женщина была в большей степени символом образованности, тонкости, чем мужчина. Во-первых, мужчины хоть и писали стихи, но не шили. Китайские шелка знаменитые, как их выбрать, купить и что с ними сделать – это уже, конечно, работа женщины. Довольно свободные женщины. Хотя в столетии предыдущем один из императоров – основателей Танской династии развлекался в своем гареме грубым образом: он катался на тачке, запряженной овцами (это факт) между павильончиками, где жили его девушки, и позволял овцам самим решить, куда повернуть. Но уже в VIII веке это казалось грубостью, это было очень плохо. В Китае вообще к сексу отношение было, как, впрочем, и во всех других культурах, кроме христианской, довольно свободное и спокойное. Потому что китайцам не объяснили, что это первородный грех. Это не грех.



Тамара Ляленкова: Любить женщину, любить жену было неприличным, это означало неуважение к семье, к матери.



Мастер Чень: Дело было не в том, что любить нельзя. Идет речь о внешних проявлениях – что можно показывать на публике. Это и сегодня в Китае, только сейчас у них начинается сексуальная революция, когда можно на публике ходить, обнимаясь. Даже когда многое меняется, внешние очертания этой традиционности остаются. Конечно, женщина приходила в дом мужчины, и нужно было слушаться дедушку, свекровь и так далее. Хотя никто не запрещал отделиться и завести свой дом.


Вот город Чинани – там это было очень занятно, потому что там толклась толпа студентов, которые хотели сдать императорский экзамен и стать чиновниками. За ними гонялись девушки, какая-нибудь пятая дочь могла уйти из семьи, могла продать себя в гетеры, и это была очень уважаемая профессия. Могла стать на время женой за деньги такого студента, из него деньги все выкачать – и об том танских сказок написано страшное количество. Потом вернуться и завести свое дело где-нибудь в столице, открыть дом удовольствий. Это было среднее между литературным салоном и публичным домом, секс там как бы не обязательно полагался и возможно даже, что и не бывал. То есть были девочки просто для секса, а были гетеры для изящной беседы. Причем сам заказчик с деньгами мог быть совершенным хамом, грубияном, но он страшно уважал и ценил возможность поговорить с образованным человеком, женщиной.


Еще там были в семье очень забавные проблемы с сыновьями. Потому что первый сын был наследником, уважаемым человеком, а вот уже пятые, шестые, седьмыми – им могло не достаться денег на то, чтобы поехать в столицу, сдать экзамен, и они готовились к путешествию. Тогда было модно ехать в путешествие и смотреть на страну. Мог стать поэтом, чиновником. Но чем больше порядковый номер сына или дочери, тем более свободная жизнь, скорее всего, его ожидала.



Тамара Ляленкова: Несмотря на все внешние изменения, особенность китайской традиции заключается именно в ее необычайной долговечности. Свой следующий вопрос я задала профессору Тамкангского университета на Тайване Владимиру Малявину.


Каков идеальный образ в китайской традиции?



Владимир Малявин: Для начала, наверное, надо определиться, каким образом вообще оценивалась женщина. Вот эти критерии, они важны. Что казалось китайцам наиболее важным в отношениях между полами и в женщине. Во-первых, эстетическое созерцание не имело большого значения или статический образ. Когда мы говорим об идеале, то этот идеал как раз не представляет собой чего-то цельного и, так сказать, пластически законченного. Китайцев интересовали отношения между людьми в первую очередь. Это, может быть, несколько упрощенное, но, в принципе, нужное уточнение.


Их интересовали не женщины и мужчины сами по себе, и вообще не человек, а то, как люди относятся друг к другу. Поэтому их интересовали только те чувства и те состояния, которые они переживали в их взаимной соотнесенности. Это очень важный момент, потому что женщина не была объектом отвлеченного созерцания или культа, как могла быть дама сердца для европейского рыцаря. Поэтому к женщине относились, как к своего рода инструменту, если угодно. Конечно, он мог быть и профанным, например, инструмент рождения потомства, допустим, или орудие получения удовольствия, но также – и способом, инструментом культивирования чувств, то есть духовного совершенствования. Чувства оценивались только ситуативно, по отношению к другому, поэтому у китайца чувства должны были быть соотнесены с ситуацией, со временем года, вообще с обстоятельствами, в которых они протекают. Сами по себе они тоже никак не оценивались.


Это довольно странно для нас. Это означает, между прочим, что мужчины и женщины в каком-то отношении составляли нечто целое и вообще были неотделимы друг от друга. В известном смысле, можно сказать, перетекали друг в друга. Потому в китайской культуре и даже китайской жизни различия между мужчинами и женщинами не так заметны, и не так индивидуально вообще восприятие женщины как таковой. Здесь важен скорее ее физиологический, если угодно, функционально-социальный образ. Вот так можно сказать. А ее личность не столь важна. Личность выражает какие-то родовые отношения – это очень важно. В древнем Китае, например, одежда и обувь мужчин и женщин почти не различались, поэтому гости, уходя от хозяина, могли перепутать мужскую обувь с женской. И в сегодняшнем Китае ведь тоже до недавнего времени женственность как таковая практически не культивировалась, тем более в публичном смысле. Женщины носили, да и носят сейчас штаны или ватники, одежда их довольно-таки примитивная. Манеры тоже довольно простые среди простонародья, я бы даже сказал, вульгарные в нашем понимании. То есть не существовало культа женственности как таковой. Любопытная вещь.


Что из этого следует? Когда описывается красавица, то обязательно упоминаются природные стихии. Мы встречаем вот такие вещи, например (я процитирую): «Красавица рождается из тончайших испарений неба и земли». Далеко берут, я бы сказал. «Из яшмовой росы, скапливающейся на бронзовом диске на пагоде. Такая женщина подобна видению древности, которое открывается разве что во сне. Она как сладкое пение лютни, способное растрогать даже бездушное железо. Она как полет дракона, пронзающего облака». И так далее. То есть, собственно, женственное здесь растворяется в космическом, мировом, это стихия некоторая, лишенная индивидуальности, и в нашем смысле – даже человечности как, собственно, гуманитарного аспекта бытия. Вот какие особенности интересные.


Отсюда следует, что женщина может рассматриваться вообще как проявление физиологии человеческой. Существовали техники, практики, инструкции по сексуальной практике, смысл которых заключался не в том даже, чтобы получить больше удовольствия, а в том, чтобы посредством интимных отношений с женщиной увеличивать и укреплять свою жизненную энергию. То есть чисто медицинская такая вещь, наверное, для европейца во многом оскорбительная, для европейской женщины в особенности. Но это было нормально в Китае, потому что зачем же разрушать свое здоровье на этой почве? Ну, и были, конечно, эстетические моменты, но в этих случаях женщина выступала зеркальным отражением мужчины, она была образом мужской культивированности духа, и в этом смысле вела себя как мужчина тоже. Поэтому в Японии, например, знаменитых самураев изображали в образе женщин, существовала такая традиция. Женщина, короче говоря, есть зеркало благородного мужа, в которое он смотрится. Благодаря возвышенным манерам его спутницы становилась видной духовная культивированность мужчины, потому что настоящий мужчина не должен был проявлять себя. Истинная власть себя не показывает, согласитесь.



Тамара Ляленкова: Это было мнение профессора Тамкангского университета Владимира Малявина.