Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Анна Качкаева.
Андрей Шарый: В России и некоторых других республиках бывшего Советского Союза сегодня прошли праздничные мероприятия, посвященные 62-ой годовщине победы в Великой Отечественной войне. Стилистику Дня Победы в его политическом и социальном контексте я обсуждал с телекритиком Свободы Анной Качкаевой и московским политологом Марком Урновым.
Анна, какие чувства вызвал у вас сегодняшний парад Победы?
Анна Качкаева: Ну, как всегда, это странное щемящее чувство, потому что у этого ритуала есть история и, конечно же, какая-то такая высокая нота. Но с точки зрения исполнения мне сегодня он показался чрезвычайно затянутым в портупею, таким прохладно-холодным, очень официальным. Не было никаких включений, не было комментария. Сегодня впервые диктор комментировал парад и на площадь тоже, что создавало, конечно, такую державно-официальную обстановку. Говорят, что по просьбам ветеранов, которые хотели бы слышать этот комментарий на площади. Не было ни традиционно дикторов, ни каких-то деталей человеческих, что, например, министр обороны гражданский проезжает, подъезжает, первые 20 минут вообще никаких слов не было. Это создавало немножко отстраненно-холодное ощущение от того, что мы видели, ритуализированное и выстроенное очень. Очень любопытные были, конечно, сегодня мизансцены с ньюсмейкерами нашими. Такое было ощущение, что отчего-то то ли нервничал, то ли волновался президент Путин, потому что его крупные планы показывали, что он покусывал губы, он сегодня несколько раз ошибался, когда читал речь. Рядом с ним стояли только два человека – Фрадков и Сердюков потом. И дальше это все на таких больших общих планах, такой народ, армия.
Андрей Шарый: Это просто, скажем так, капризы или творческая идея режиссуры парада? Либо в этом есть какой-то концептуальный смысл, как вам кажется, телевизионный концептуальный смысл?
Анна Качкаева: Конечно, не обошлось без уточнениями организаторами парада, потому что телевизионные трансляции редко чего в этом смысле меняют. Не очень хорошо себя чувствуют старые дикторы – Шатилова, Кириллов, и вообще, есть в этом некоторая проблема, потому что нет молодых, которые могут заменить их на такого рода мероприятиях. Раньше кто не боялся выпускать кого-нибудь типа Сергея Брилева или Кати Андреевой, но сегодня даже этих молодых голосов не было. Такое ощущение, что максимальная такая подсушенность и отсутствие разных. Вольностей чтобы больше не было.
Андрей Шарый: Политолог Марк Урнов, на ваш взгляд, есть какой-то политический месседж в этом событии, обращенный к россиянам? И если он есть, как бы вы его расшифровали?
Марк Урнов: Да месседж-то всегда есть. И я думаю, что он прочитывается не только в контексте самого праздника, эта стилистика задана, мне кажется, общим состоянием, общей атмосферой, которая сейчас в нашей политической системе есть, - это пафос четкой, жесткой государственной машины, которая справляет военный праздник. Вот я тоже всегда, когда смотрю на парад, у меня сердце сжимается, потому что я воспитан на воспоминаниях отца о войне, о воспоминаниях матери об отъезде в эвакуацию, в общем, все это я живо переживаю. Но просто то, что было сегодня, так можно было формализовывать праздники еще 40 лет назад. Но вот прошли 62 года, пришло новое поколение. Этот праздник мог бы вполне стать не просто демонстрацией нашей военной победы, но демонстрацией единства нас с Европой в ниспровержении фашистского тоталитаризма и в освобождении нас самих от сталинского тоталитаризма. Вот такой вот праздник большой свободы. К сожалению, этого нет, а есть очень засушенная, очень заформализованная ритуалистика, направленная не демонстрацию порядка, жесткости, военной выправки. Как будто мы одни изолированно празднуем свой день, и больше никто на нем не присутствует.
Андрей Шарый: Если я предположу, что в последнее время в режиссуре парадов Победы и вообще того, как подаются официальные кремлевские мероприятия для народа, уходит ощущение скорби, уходит ощущение горечи от военных потерь, того, что уходят последние ветераны, которые еще остались в живых, вот в пользу этого большого праздника славы российского оружия, скажем так, вы согласитесь со мной?
Анна Качкаева: Я, пожалуй, соглашусь. Вообще уходит вот эта человеческая нота, нота боли, страдания, радости, слез, энергии, когда молодых к этому надо как-то приобщать. Во всем этом очень мало человеческого. В этом много управленческого, уж я даже не говорю военной машины, а вот именно какого-то такого механистического. То, что из этого уходят люди, это даже не удивительно, потому что они же перестали даже в этом смысле говорить. Вокруг парада есть, конечно, и ветераны, и люди, которые вспоминают, и документальные фильмы, которые как-то про все это рассказывают, но главным стержнем программирования все равно остается тот десяток великих советских фильмов о войне, которые и были-то ценны тем, что они говорили о человеческой драме, о ее преодолении, о величии этого подвига. И это все поэтому входит в какой-то диссонанс с нынешними такими картонными и очень правильными новостями, короткими включениями и очень технологическим режимом вообще показа праздника.
Марк Урнов: Здесь имеется такая вот демонстрация нынешнего стиля управления, такого абсолютно формализованного, абсолютно засушенного, очень некомфортно себя чувствующего в любых человеческих проявлениях, такая вот напряженно-надсадная демонстрация, что мы сильные, мы великие, мы мощные. При этом губы сжаты, лица напряжены, и никакой практически человеческой компоненты, которая, кстати сказать, даже в советские годы была, может быть, за счет того, что советские лидеры чувствовали себя более уверенно. Если угодно, это ощущение неуверенности в себе, которое просто передается даже на военном параде.
Андрей Шарый: Анна, скажите, как сверстана сегодняшняя телевизионная праздничная программа?
Анна Качкаева: Ну, безусловно, минута молчания – такой традиционный и тоже, в общем, по-своему вполне великий ритуал. Конечно же, концерты, и это тоже традиционно для этого дня. Очень немного современных фильмов о войне – это тоже показатель того, что очень трудно проговаривать на нынешнем этапе это время, потому что либо режиссеров не хватает, либо идей не хватает, как это делать. Каналы такого не общего профиля, ну, они живут в своем режиме, я имею в виду какое-нибудь ТНТ или DTV .
Андрей Шарый: Праздник всегда показывать трудно, хотя бы потому, что он показывается ежегодно. Ваш огромный опыт телевизионного аналитика что говорит, как верно найти эту концепцию? Возможно ли это при нынешнем телевидении? Можно ли красиво, хорошо, по-человечески рассказывать о празднике?
Анна Качкаева: Ну, во всяком случае, попытки у нас были раньше, и пытались делать и прямые эфиры, и включения с того же парада, и обсуждения, и гостей в студию приглашать, и «Голубые огоньки» делать. То есть не вот пафосные громадные концерты, хотя это тоже неплохо, но где-нибудь, может быть, можно было сделать и что-то камерное. Были прекрасные моменты такого межпрограммного оформления каналов – «Звезды» или сегодня, например, на ТВЦ поминали внуки своих стариков, своих дедов, как они воевали. Или поздравление людей просто на улицах давали. Вообще, раньше было больше воздуха в эфире разных каналов, было больше включений, больше вот этих вот людских разговоров.
Андрей Шарый: Марк Урнов, вы начали говорить о видимой неуверенности власти, о поведении политиков не слишком уверенном, формализованном. В чем здесь причина? Вот я сегодня читал о том, что Борис Грызлов поет там какие-то военные песни, вот они как-то хотят все-таки выглядеть по-человечески.
Марк Урнов: Они, безусловно, хотят. Они очень хотели бы выглядеть уверенно, очень хотели бы выглядеть раскованно, но такая вот культура политическая, которая у нас сейчас доминирует, она вся построена на ощущении, что вот мы как-то… да, действительно, мы вроде у власти, но, боже мой, такое вот ощущение собственной внутренней, глубинной нелегитимности. Отсюда напряженность, отсюда резкие, плохо прочитываемые и в рациональных терминах плохо объяснимые, жесткие нападения на мирные демонстрации, разгоны. Ведь это же все одно и то же. Когда ощущает себя власть абсолютно легитимной, абсолютно уверенной в себе, когда она не боится того, что на нее не так посмотрят, она ведет себя раскованно, она ведет себя тепло. Вот это замечательная история про Николая Первого, которому Третье отделение передало, что какой-то мелкий чиновник Пупкин сказал в кабаке, что «он плевал на Ваше величество». Вот реакция Николая: «Передайте Пупкину, что я тоже на него плевал». И все!
А здесь – иное: вот мы сидим, но, с другой стороны, может быть, это и не наше место. И поэтому надо заткнуть рот оппозиции, и поэтому не дай бог кто что скажет. И поэтому такая вот абсолютно монологовая, жесткая, лишенная каких бы то ни было внутренних эмоциональных зарядов символика праздника. Уверенная в себе власть могла бы пропитать этот праздник теплыми человеческими эмоциями, а она вся застегнута, как человек в футляре. Плохо это, обидно это.
Андрей Шарый: Конечно, обращу внимание слушателей на то, что с болью сегодняшние эксперты говорят в день праздника о том, как выглядит российская власть, которая, собственно, это праздник организует. Марк сказал о рождении и формировании новой политической культуры. Эта политическая культура, на ваш взгляд, закреплена уже на телевизионном экране? Или она и рождается на телевидении, как вы считаете?
Анна Качкаева: Я считаю, что она рождается и закрепляется. Мы будем свидетелями того, как она такой железной поступью утвердится в этом году, я думаю. И отчасти парад – это, может быть, такое начало. Хотя, конечно, перед этим много чего еще было. Это еще такая стерилизация пространства, максимальные рамки, и они все более и более ощущаются в эфире.