Владимир Тольц: Сегодняшний выпуск нашей программы состоит из 2 частей и посвящен легендам советского прошлого. В первой - известный питерский историк профессор Евгений Анисимов расскажет об «Энциклопедии банальностей», выпущенной недавно его другим историком из Питера Натальей Лебиной. А затем, используя неизвестные широкой публике документы Политбюро, мы отметим недавний юбилей одной из легенд, упомянутых Евгением Анисимовым, - 20-летие полета Матиаса Руста.
Итак, включаем Питер. Слово Евгению Викторовичу Анисимову.
Евгений Анисимов: Как-то недавно я ехал в автобусе с молодыми людьми (теперь большая часть населения для меня молодые) и рассказывал что-то из недавней истории, из советской истории. И я сказал, что это, де, было до полета Руста. Молчание, которое после этих слов повисло в автобусе, говорило, что они не знают, кто такой Матиас Руст и что он, проломив всю российскую систему ПВО, сел возле Кремля на Васильевском спуске, месте, облюбованном ныне прокремлевской молодежной организацией «Наши». И я стал рассказывать всю эту историю. И чем больше я говорил, тем больше понимал, что выступаю в роли Баяна, летописца. И вдруг страшная ответственность легла на мои плечи: нужно было все-таки дать какую-то объективную, как мне казалось, картину происшествия. По крайней мере, не соврать. И все меньше и меньше красок и разнообразия было в моей речи.
Советское прошлое действительно стало легендой, историей. Когда профессор в вузе рассказывал студентам о том, что дома хранить Солженицына было опасно, что у людей вскрывали полы, их могли посадить, то студенты спрашивают: почему вы не читали эти книжки в библиотеке или в интернете? Молодые люди не возьмут в толк, почему для поездки за границу нужно было получить бумагу, подписанную неким «треугольником» и зачем нужно было иметь знакомого мясника, чтобы к празднику сварить студень.
Это все я рассказываю к тому, что недавно вышла замечательная книжка Натальи Борисовны Лебиной «Энциклопедия банальностей. Советская повседневность, контуры, символы, знаки». Именно в этой книжке предпринята попытка сохранить уходящую советскую эпоху. Это не филологическая работа, не словарь в традиционном смысле этого слова, а сочинение историка. И в этом есть ценность книги. Потому что там, в отличие от словаря, вовсю стоит проблема семиотической реконструкции советской повседневности - одна из интереснейших тем современной науки.
К примеру: «выпивончик» - так ласково называли в середине 70-х годов небольшие спонтанные застолья с ограниченным количеством выпивки и без тяжелой закуски. В художественной литературе и публицистике 70-х существительное «выпивончик» часто сопрягалось с прилагательным «легкий». Дело в том, что после постановления ЦК «О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма» 72-го года в стране была ограничена продажа спиртных напитков крепостью 30 градусов и выше. Одновременно промышленность нарастила производство 28-градусных напитков, виноградных и плодово-ягодных вин, которые употреблялись прямо на рабочем месте. Современник вспоминает: «Повсеместно была распространена традиция празднования дней рождений в коллективах, такой «междусобойчик», «выпивончик», что обеспечивало для всех семейное железное алиби на весь вечер». Появление данной практики вовсе не свидетельствует о беспробудном пьянстве советского человека на работе, скорее это свидетельство роста корпоративных связей, которые не вписываются в универсальную модель служебных отношений. А к концу 80-х ласковый термин «выпивончик» стал дополняться нежным понятием «бухарик», то есть легкий алкоголик.
Или, например, такой термин как «Голубой Дунай». После войны, Великой Отечественной воны в народе так назывались многочисленные пивные. В маленьком городе Шуя славилась пивная, расположенная над чайной. Современник вспоминает, что в «Голубом Дунае» подавали водку, пиво и закуску. Можно было выпить «под крестик», то есть в долг. Это так напоминало дореволюционную историю жизни.
«Козел» – так именовали в 60 годы игру в домино, весьма распространенное времяпрепровождение в часы досуга и обеда. Внешне лишенная азарта процедура забивания «козла» не была гонима властями, в отличие от зловредных карточных игр. В домино играли в обеденные перерывы на предприятиях, зажав в согнутые ладони костяшки, с треском выкладывали их. От названия игры появилось слово «козлятники». Пристрастие к домино, как виду досуга, развилось в 60-е годы и запечатлел советский кинематограф. В комедии Гайдая «Кавказская пленница» есть эпизод, в котором Балбес виртуозно проводит одновременный сеанс игры в домино.
«Лапша» – такое бакалейно-гастрономическое наименование получила модная в 70-х годы машинная вязка трикотажных изделий. «Лапшой» называли сами изделия, чаще свитера, джемпера в мелкую резинку. Они легко растягивались по фигуре и одновременно не теряли формы.
А вот другой термин – «манная каша». Это словосочетание никакого отношения не имеет к питанию. Так в быту в 50-е годы называли толстую микропористую каучуковую подошву светлого цвета. Европа ведь уже отказалась от ношения галош, в холодную сырую погоду европейцы предпочитали надевать теплую обувь на непромокаемой подошве. А в середине 50-х в СССР выпуск подобной продукции только налаживался. Поэтому в ботинках на толстой микропоре советские карикатуристы изображали стиляг. Но люди умели как-то к обычной обуви наваривать каучуковую «манную кашу». Майским пленумом ЦК 58-го года было принято решение увеличить производство обуви на так критиковавшейся микропористой подошве в сорок раз.
«Раскидайчик» – одна из немногочисленных базарных игрушек эпохи НЭПа, которая дожила до перестройки. Это был небольшой с детский кулачок мячик из бумаги, набитый опилками, стянутый меридианами ниток на длинной и тонкой резинке, брошенный, он возвращался к владельцу. Продавали их только почему-то цыгане и в основном в праздничные дни – 1 мая и 7 ноября. Компанию «раскидайчикам» составляли карамельные петушки на палочке, имевшие особый вкус подожженного сахара и воздушные шарики. И все это было важной частью атрибутики публичных празднеств послевоенных времен.
Русское чудо. В 63 году два кинематографиста из ГДР создали фильм «Русское чудо». Он рассказывал о грандиозных переменах в жизни советских людей. Фильм с успехом многократно демонстрировался в СССР. А в быту в этот год «русским чудом» прозвали появившийся батон за 13 копеек с добавкой гороховой и кукурузной муки. К производству белого хлеба по этой рецептуре правительство было вынуждено прибегнуть из-за экономических трудностей 62 года.
Или, наконец, «цыпленок табака» – самое шикарное из доступных ресторанных блюд 60-х годов. В условиях нарастающего дефицита мясных продуктов, связанных с хрущевскими экспериментами на куриное мясо, позволяло решить проблему общественного и домашнего питания. Высоцкий писал: «Сидели, ели мы «цыпленка табака», а в это время нас попутало ЧК. В зэка Петрова, Васильева в зэка». В начале 70-х годов по мере возведения мощных птицефабрик советские хозяйки стали осваивать приготовление «табака» в домашних условиях, а промышленность тут же подсуетилась и наладила выпуск специальных сковородок, они имели крышку с прессом для расплющивания синюшных куриц, стоимостью рубль 75 за килограмм. Буханка хлеба тогда стоила 12 копеек.
Автор предисловия пишет: «Пройдет какое-то время и новому поколению придется долго и подробно объяснять законы функционирования общества, в котором существует всего одна политическая партия, а выборы безальтернативны и всегда со стопроцентным положительным голосованием при полной явке избирателей. В удивительное время живем мы». Вот это автор писал в прошлом году, а уже сейчас мы можем сказать, что в общем-то люди привыкают к тому, что может быть одна политическая партия, что выборы безальтернативные, почти всегда стопроцентным результатом. Потому что ничего не бывает просто так и прошлое, оно всегда возвращается, а советское в особенности. Потому что такое количество людей страдает от свободы, которая им не нужна. Оно как-то не думает о том, что вместе с этими безальтернативными выборами и со стопроцентным положительным результатом вернется и «выпивончик», и «козел», и «русское чудо», и «раскидайчик».
Владимир Тольц: Это был питерский историк Евгений Анисимов
Напомню: в эфире Радио Свобода программа «Разница во времени». Выпуск, посвященный легендам советского прошлого. Одна из них, упомянутая в начале передачи профессором Анисимовым, полет Матиаса Руста, 20-летнюю годовщину которого в России и за рубежом недавно отметили.
Об этом деле и его последствиях много уже сказано и написано. Много противоречащего одно другому. К этому мы добавим сегодня недоступные многим материалы Политбюро ЦК КПСС.
Полет 19-летнего немца инспирировал чистку в войсках (точнее в ПВО и МО), по объему вполне сопоставимую с предвоенной сталинской чисткой высшего эшелона ВВС и послевоенным «делом авиаторов». Сам Горбачев утверждал, что из армии уволено полторы сотни генералов и офицеров. Уже 30 мая состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС, которое закончилось освобождением от должности министра обороны маршала Советского Союза Сергея Соколова. Были отправлены в отставку Главнокомандующий войсками ПВО главный маршал авиации Александр Колдунов и главком ВВС Александр Ефимов.
Позднее генерал-полковник авиации в отставке Вольтер Красковский и эксперт по расследованию «дела Руста» полковник запаса Олег Гапотченко поведали, что уже к 10 июня 1987 года в войсках ПВО было привлечено к ответственности 34 офицера и генерала. Многих снимали с занимаемых должностей, исключали из КПСС, увольняли из Вооруженных сил, иных отдали под суд. «Фактически, - писали Красковский и Гапотченко, - было заменено все руководство Министерства обороны до командующих военными округами включительно». Известны утверждения, что комиссия по делу Руста «“ушла” в отставку еще 9 генералов и 298 офицеров».
Еще в «эпоху гласности» в прессе высказывались предположения, что полет Руста оказался для Горбачева лишь поводом к избавлению от ряда военачальников, не поддерживавших его политическую линию. Ставшие в последнее время доступными мне некоторые документы Политбюро указывают на то, что, по крайней мере, в ряде случаев эти предположения были не безосновательными. Так еще за три недели до полета Руста, на заседании политбюро 7 мая 87 года отмечено острое столкновение 75-летнего министра обороны маршала Сергея Соколова по вопросу соотношения Вооруженных Сил в Европе. Запись заседания зафиксировала:
Шеварднадзе.
Вопрос обороны. Нужно, чтобы товарищи, которые за нее отвечают, внимательно изучили проблему дисбаланса вооружений в Европе. Говорили одно. А на деле было другое. И все это знали. Три месяца обсуждали. И теперь некоторые шушукаются: Шеварднадзе, мол, защищает интересы Запада.
Мы в глупом положении по объявленному военному бюджету. На фоне демократизации будут дискуссии на эту тему... Надо считать каждую копейку. У нас была монополия военных на решение этого вопроса.
Такое положение уже не совмещается с тем обликом, который складывался о нас.
Соколов говорит о координации между Министерством обороны и МИДом... Некоторые важные документы для Политбюро готовим в пожарном порядке.
Горбачев. Заделы надо иметь.
Соколов. Я должен заявить товарищу Шеварднадзе: нет у нас превосходства в вооруженных силах в Европе от Атлантики до Урала. Превосходство есть только на узком участке: ПНР, ГДР, ЧССР... и всего на 175.000 личного состава.
Владимир Тольц: Очевидец свидетельствует: « Говорил все это маршал гневно, с вызовом ». Горбачев обещал «завтра этот вопрос рассмотреть». «Завтра» для Соколова наступило 30 мая, когда его отправили в отставку...
Но вернемся двумя днями раньше. 28 мая из Гамбурга вХельсинки вылетел лёгкий 4-местный самолёт «Сессна-172Б Скайхоук» (Cessna 172B Skyhawk), управляемый 19-летним пилотом Матиасом Рустом. Его отец торговал самолетами «Сессна», и молодой человек имел к тому времени весьма приличный опыт полетов. В Хельсинки самолет дозаправился, и пилот сообщил диспетчерской службе, что далее летит в Стокгольм. Далее процитируем его интервью итальянской газете «Реппублика», опубликованное в мае 2007 года. (Оно было воспроизведено и в некоторых российских СМИ):
Я взлетел в Хельсинки и направился на Запад. Летел на средней высоте 600 метров, а когда оказался над морем, поменял курс. Я направился на юго-восток. Через час полета я увидел побережье Эстонии. Я испытал смешанное чувство напряжения и облегчения. Я был счастлив: я летел к цели. И с каждой минутой все отчетливее понимал, что уже нельзя передумать, повернуть назад. От Москвы меня отделяли почти пять часов полета. Когда я прилетел, у меня оставалось горючего еще на два часа.
Владимир Тольц: Откуда же у 19-летнего парня из Гамбурга взялась такая цель? В России не раз высказывались смутные предположения, что за полетом Руста стояли какие-то темные силы, и все это было специально задуманной ими «тонкой провокацией». Сам Руст и на следствии, и позднее показывал следующее:
Размышляя сегодня над этим поступком, я ощущаю свободу. Тогда в душе бродили другие чувства. Саммит Рейгана и Горбачева в Рейкьявике провалился, с одной и с другой стороны опасались нового похолодания. Я подумал о символическом жесте. Полет как идеальный мост. Чтобы сказать лидерам обоих блоков, что народ с обеих сторон железного занавеса всего лишь хочет жить в мире. Вы помните песню Стинга «Russians»? Ее дух был именно таким: русские тоже любят своих детей, пел он. Я в это верил.
Владимир Тольц: О том, как благородное дитя благополучно пролетело 1130 км по заранее спланированному им маршруту и приземлилось возле Кремля, написаны десятки книг и сотни статей. Финские диспетчеры потеряли его над морем, и решили, что самолет утонул. Советские ПВО засекли его уже над Эстонией, три дежурных зенитных ракетных дивизиона были приведены в боевую готовность, наблюдали цель, но команды на уничтожение не получили, - в армии помнили историю со сбитым южнокорейским пассажирским «Боингом», и повторить «подвиг» в день пограничника (а 28-го был именно этот праздник) никто не решился. По ориентирам Чудское озеро - озеро Ильмень - озеро Селигер - железнодорожный путь Ржев-Москва Руст добрался до белокаменной и, вычислив такты переключения светофора на мосту возле Васильевского спуска, приземлился на красный и, вырулив мимо Василия Блаженного и Минина с Пожарским, остановился возле Спасской башни. Когда Руст вылез, собравшиеся поинтересовались, не из ГДР ли «товарищ» прилетел (на самолете нарисован германский флаг), а узнав, что он «с миссией мира», вручили ему хлеб-соль. Миссию мира обсуждали на Политбюро многократно.
Громыко. Надо сбивать нарушителей, а в данном случае привлечь его к самому суровому наказанию.
Лигачев. Полет Руста посеял сомнение в нашей обороноспособности. Нанесен огромный политическим ущерб, подорван авторитет армии. Этот случай свидетельствует о распаде системы управления. Надо укрепить руководство вооруженными силами.
Соломенцев. Обстоятельства этого дела говорят о том, что нет должного спроса в армии за выполнение служебного долга. Высказался за укрепление руководства Министерства обороны.
Зайков. Техники необходимой вполне достаточно, но ею надо как следует владеть.
Чебриков. То, что случилось, объяснить народу невозможно. Надо еще разобраться во всей этой истории. Как самолет попадал и исчезал с экранов наблюдения? Каковы схемы согласования действий и подчиненности? Кто виновен?
Шеварднадзе. Факт с Рустом не является случайным, а отражает общую ситуацию в вооруженных силах. На месте министра обороны я сам бы подал в отставку.
Владимир Тольц: Это – 30 мая. Соколов подал. 4 июня – снова о Русте:
Горбачев. Опозорили страну, унизили народ. Такого еще вообще не бывало. В 1941 году ВНОС (выдвинутое наружное обнаружение самолетов) и то лучше работало. Главный наш вывод: в армии порядок должен быть и все надо расследовать по закону. Все, кого это касается, должны отвечать перед судом. Политбюро ждет предложений по всем проблемам от всех видов вооруженных сил. Язову и Зайкову внести предложения на Совет обороны.
Владимир Тольц: 9 июля – опять. Из дневника помощника Горбачева Анатолия Черняева
Докладывал Чебриков. Процитировал заявление [Руста] на следствии: хотел, мол, увидеться с Горбачевым, потому что с Рейганом – пустое дело. А экстравагантный способ выбрал потому, что иначе не привлечешь должного внимания.
Чебриков предложил: отпустить его Гамбургскому суду, который возбудил дело. Добавил, что его ребята пошуровали среди народа, и общественное мнение, оказывается, того же мнения.
Признано, что Руст – не совсем нормален, со сдвигом. Но если мы его пошлем на экспертизу – весь мир закричит о «психушке», в которой, мол, русские большие мастера. И получится, что прилетел нормальным, а выпустили – сумасшедшим.
Обсуждения не было. Только Зайков задал вопрос: представьте себе, что наш парень сел в Вашингтоне. Что бы они с ним сделали?
Чебриков: Ну, прежде всего, они бы его сбили еще на подлете… (смех). И тут же сообщил, что наши зенитчики 10 раз брали Руста на мушку и делали фотовыстрел. 100 % попадание все десять раз. Но команды на настоящий выстрел они не имели, потому что главнокомандующий ПВО узнал о Русте, когда тот подрулил к Спасской башне.
Владимир Тольц: Руста не сбили. Через 20 лет он скажет в интервью словами из песни Эдит Пиаф: «Я ни о чем не сожалею».
Это было легкомысленное приключение? - Возможно, но я настаиваю: иногда и юношеская безрассудность является частью мира. Полет, отмеченный страхами, переживаниями о том, что совершил ошибку, что слишком поздно возвращаться назад? - Да. И все же я поступил правильно, осуществив свою мечту.