Виктор Резунков: Сегодня у нас в гостях член партии «Яблоко», правозащитник Юлий Рыбаков.
Завтра, 21 июня, заканчивается регистрация кандидатов на пост уполномоченного по правам человека в Петербурге. Для Петербурга, города, в котором уже более 9 лет по тем или иным причинам уполномоченный по правам человека, или, как его называют, омбудсмен, отсутствует, эти выборы – событие знаковое. Накануне было известно, что на этот пост претендуют «единоросс», советник губернатора Петербурга Игорь Михайлов и член партии «Яблоко», советник спикера Совета Федерации Наталья Евдокимова. Однако буквально три дня назад губернатор Петербурга Валентина Матвиенко заявила, что будет выдвигать на этот пост известного правозащитника, сопредседателя правозащитной фракции партии «Яблоко» Юлия Рыбакова. Мы и пригласили его к нам студию, для того чтобы попробовать разобраться, как уполномоченный по правам человека сможет, и может ли вообще, помочь гражданам решить то громадное количество проблем, которые накопились в сегодняшнем Петербурге. Как вообще можно сотрудничать, и можно ли сотрудничать с властью, которая уже давно игнорирует мнение простых горожан по самым разным вопросам, будь то уплотнительная застройка, малый бизнес или, например, строительство Охта-центра (список, в принципе, можно продолжить)?
Юлий Андреевич, я хотел бы начать нашу беседу с главного события, трагического события, о котором стало известно вчера, 19 июня. В этот день было совершено нападение на старшего научного сотрудника Кунсткамеры, известного эксперта по делам об экстремизме Валентину Узунову. Как вы можете прокомментировать это событие?
Юлий Рыбаков: Для того чтобы правильно оценить случившееся, нужно напомнить радиослушателям о том, что вчера была годовщина смерти Николая Гиренко, того эксперта по делам о национализме, который работал до госпожи Узуновой и который был расстрелян на пороге своего собственного дома четыре года назад за ту деятельность, которую он вел по предотвращению разрастания национализма и нацизма в нашем городе, помогая прокуратуре и суду разобраться в том, где на самом деле есть призывы к разжиганию национальной розни, а где их нет. Это был очень объективный, сильный, умный человек, я его знал хорошо, и он погиб.
Госпожа Узунова взяла на себя эту тяжелую работу, несмотря на всю опасность, которая с ней сопряжена. Она неоднократно получала угрозы в свой адрес, в частности, в последние дни – в связи с тем, что сегодня она должна была выступать в городском суде по делу, где один из известных в нашем городе националистов обвиняется в разжигании национальной розни и идеологии национальной исключительности, по тем документам, автором которых он является. Ей, насколько я знаю, угрожали и требовали, чтобы она не принимала участие в судебном процессе, чтобы она не предъявляла тех экспертных заключений, которые у нее уже были. Она обратилась в правоохранительные органы, в прокуратуру, в ФСБ за защитой. И делала она это и раньше. Но, увы, у наших правоохранительных органов хватает сил и мощи для того, чтобы разгонять митинги «несогласных», для того чтобы со всей страны сводить ОМОН, который наотмашь, направо и налево лупил на моих глазах уже неоднократно людей на улицах нашего города только за то, что те пытались выйти даже на разрешенные митинги; но у наших правоохранительных органов не хватает силы воли, возможностей, а скорее всего, желания бороться с нацизмом.
И это страшно, потому что эта зараза, эта инфекция распространяется по всей стране, она заразила уже и те силовые структуры, те спецслужбы и те органы правосудия, которые должны были бы защищать нас от фашизма, и результатом этого является безнаказанность огромного числа преступных группировок, которые существуют по всей стране, и в нашем городе тоже. Десятки людей в городе пострадали от нападения фашистов, многие из них погибли при этом. Я знаю конкретных людей, ставших жертвами таких нападений. В частности, это молодые антифашисты, которые выступали против нацизма, которые выходили на улицы города с акциями, так сказать, уничтожения нацистских надписей и эмблем, которые выходили с гуманитарными целями, для того чтобы накормить бездомных. Но за ними охотились фашисты, и несколько ребят получили по десятку, а то и по два ножевых ранений.
Вы знаете, дело в том, что есть, к сожалению, основания говорить еще и о том, что наша городская прокуратура не только бездействует в поисках таких преступников, например, тех, кто нападал на молодых антифашистов, но, увы, в следственных органах городской прокуратуры есть люди, которые, не стесняясь, демонстрируют свою неприязнь к антифашистам и, по сути дела, высказывают свою симпатию фашизму. Вот это чудовищно! Практически все пострадавшие, которые сейчас проходят по делам о нападениях на них фашистов, вынуждены писать жалобы в вышестоящие структуры, городскую и федеральную прокуратуру о том, что они сталкиваются с цинизмом и враждебным отношением со стороны следователей прокуратуры.
Виктор Резунков: По вашему мнению, то, что власти представили это нападение на Валентину Узунову как попытку ограбления, этим можно объяснить?
Юлий Рыбаков: Да, увы, это обычная практика. Она, так сказать, опирается на объективную данность того, что, конечно, следствие должно всегда, в любом случае при совершении преступления рассмотреть все варианты мотивов совершенного. Но что-то слишком часто наши правоохранительные органы, в первую очередь милиция, готовы называть даже очевидные вещи, так сказать, теми именами, которые для них более удобны. Да, безусловно, у госпожи Узуновой исчезла сумка, и надо сказать, что в этой сумке были как раз те самые документы, которые она должна была сегодня предъявить на суде. Да, наверное, еще мобильный телефон, как это бывает, возможно, что-то еще другое. Но почему мы не можем допустить, и я думаю, что это вполне вероятно, что нападавшие хотели представить это преступление как обычное ограбление. Слишком много совпадений. Эксперт по национализму, человек, которому уже неоднократно сыпались угрозы за ее гражданскую позицию, человек, который участвует в суде, который не может в результате участвовать в суде – все это говорит о том, что, на мой взгляд, здесь очевидна необходимость рассмотрения и особого, пристального внимания к националистическим мотивам этого преступления.
Виктор Резунков: Юлий Андреевич, у Смольного же есть программа борьбы с проявлениями экстремизма по громким названием «Толерантность». Как вы считаете, достаточны ли те меры, которые принимает власть в Петербурге для борьбы с этим явлением?
Юлий Рыбаков: Ну, судя по тому, что происходит, по тому, что сегодня человек с антифашистскими взглядами уже оглядывается, выходя на улицу, недостаточно. Хотя надо признать, что городские власти тратят немалые деньги на эту программу и вообще на все то, что, так или иначе, должно было бы двигать наше общество к пониманию необходимости поисков национального согласия. К сожалению, это ни к чему не приводит. Я могу, например, назвать, что в бюджете города на 2007 год на Дом дружбы народов (сейчас он называется как-то чуть-чуть по-другому, но все мы знаем его именно как Дом дружбы народов) выделено 10 миллионов рублей. На деятельность Общественного совета, в который входят представители разных общественных движений, в том числе и национальных движений, - 3 миллиона рублей. И, наконец, на саму эту программу гармонизации национальных, межэтнических отношений – 2 миллиона 200 тысяч рублей. В общем, достаточно большие деньги, а КПД, извините, нулевое! 3 миллиона – на Общественный совет, который, по сути дела, ничего не делает. Несмотря на огромные полномочия, которые прописаны в его уставе, в его положении, несмотря на немаленькие, в общем-то, деньги, непонятно куда идущие.
Виктор Резунков: Ну, они памятниками занимаются. Я имею в виду новые памятники кошечке и собачке, которые появляются на улицах Петербурга, утверждаются, насколько я знаю, на Общественном совете.
Юлий Рыбаков: Совершенно верно. А памятник жертвам политических репрессий на Троицкой площади в очередной раз разрисован эсэсовскими лозунгами. Вот на это, на охрану, на реальные вещи, которые необходимы, допустим, на ту же самую охрану иностранных студентов вот этих вот миллионов вполне хватило бы, но нет, они распылаются по чиновникам, которые протирают свои стулья вокруг большого круглого стола под названием Общественный совет, сочиняют бумажки по гармонизации, которые, на самом деле, реализации никакой не имеют.
Виктор Резунков: Кстати, по поводу надписей на стенах, свастик и так далее. Недавно молодежное «Яблоко» в Петербурге начало кампанию «Питер без расистских надписей». Они отправили запрос в адрес петербургской прокуратуры Центрального района относительно надписей, которые появляются на стенах, и им пришел такой ответ (цитирую): «Изображение свастики является элементом орнамента и древним символом многих народов, в частности, полностью идентично изображению символа тибетских монахов «бонкпо». И объективных данных, свидетельствующих о том, что указанные символы нанесены были в целях оскорбления общественной нравственности, в ходе проверки не получено». Как вам нравятся подобного рода ответы?
Юлий Рыбаков: Ситуация анекдотическая, и она была бы очень смешной, если бы не было так горько. Потому что она просто еще раз подчеркивает внутреннюю логику работников прокуратуры. Ведь они обратились с запросом по обращению молодежного «Яблока» Питера в тот самый Институт этнографии, где работает госпожа Узунова, где работал до своей гибели Николай Гиренко. Но с каким запросом они обратились туда? Во-первых, запрос попал не к Узуновой, а к человеку, который занимается сугубо научной работой, и ему был задан вопрос: «Что такое свастика?» Не «что такое свастика на улицах нашего города», а «что такое свастика». И он добросовестно, как ученый, ответил: «Да, это те самые монахи «бонкпо». Хотя не обязательно было запрашивать Музей этнографии, для того чтобы догадаться, что монахов «бонкпо» в нашем городе нет. А вот фашисты в нашем городе, увы, есть. И вот в результате они получают подобный ответ, задав соответствующим образом вопрос, в результате умывают руки и отвечают «Яблоку», что, в общем, нам делать тут нечего. Мне кажется, что комментарии здесь даже не нужны, понимаете, явное совершенно нежелание бороться с нацизмом.
Виктор Резунков: А как вы расцениваете выборочность отношений власти Петербурга к проведению различных пикетов и демонстраций? Завтра, насколько мне известно, Движение против нелегальной эмиграции в Петербурге выставляет пикет, посвященный событиям на Ставрополье. Будет он разогнан, по вашему мнению, или нет?
Юлий Рыбаков: Я не знаю, получили ли они разрешение на это. Я вполне допускаю, что они могли получить на это разрешение, несмотря на то, что в Кондопоге они, по мнению той же самой прокуратуры, очевидно, способствовали тем событиям, которые там были, несмотря на то, что их руководитель, так сказать, его деятельность сейчас тоже пристально рассматривается Генеральной прокуратурой. Вполне возможно, что здесь они получат разрешение. В отличие, например, от молодых ребят из того же самого молодежного «Яблока», которые два часа тому назад выставляли пикет около Университета, причем одиночный пикет, что разрешено законом без получения на то согласования или разрешения. Каждый человек в одиночку, согласно закону, имеет право выйти с плакатом, куда он считает нужным, и там продемонстрировать свою позицию. Никто не имеет права в данном случае его задерживать, если, конечно, на этом плакате нет свастики или призывов к насильственному свержению государственной власти.
В данном случае речь шла о том, что руководство Университета незаконно в шесть раз превысило стоимость оплаты жизни студента в общежитии. Причем то, что это незаконно, было признано судом, и в суд обратился последний депутат «Яблока», который еще остался у нас в Государственной Думе, Сергей Попов, и суд опротестовал это решение администрации Санкт-Петербургского университета. Но администрация, отменив ранее действовавшее постановление о тарифах на проживание в студенческих общежитиях, тем не менее, сократив основную часть этот тарифа, ввело новую норму – оплату пользования душем, туалетом или еще чем-то, в результате восстановив опять ту же самую непомерную для студента, составляющую не 6 процентов, как это по закону, от студенческой стипендии, а 20-кратную долю от студенческой стипендии в оплату общежития. Так вот, ребята из молодежного «Яблока» выставили пикет в защиту студенческих интересов, одиночный пикет. И тут же приехала милиция, этого самого одинокого молодого человека с плакатиком, который там стоял, скрутили и отвезли в 16-е отделение милиции Васильевского острова. Мне об этом сообщили, я звоню начальнику отделения, его нет, нахожу его заместителя, объясняю ему, что они не правы, что это незаконно, что одиночное пикетирование разрешено без всякого согласования. И в конечном счете через полчаса этого молодого человека выпускают. Но не успел он выйти из отделения милиции, как другой молодой человек, который ожидал его, при входе был схвачен и задержан вместо него. Вот сейчас надо пытаться выцарапывать уже этого.
Но здесь речь идет о социальной защите, о демократических ценностях, о свободе и правах человека. Это же не нацисты, это не ПНИ, которым все можно. Здесь нельзя ничего. И вот поэтому необходимо существование в нашем городе тех структур, которые оперативно могли бы защищать права человека. Но, увы, этого у нас пока нет.
Виктор Резунков: Давайте перейдем как раз к возникновению, созданию этих структур. Мне, и не только мне, очень многим в Петербурге было трудно представить, что вас, жесткого критика действующей власти, эта власть в лице губернатора Валентины Матвиенко выдвинула на пост уполномоченного по правам человека. Для вас самого это было неожиданностью?
Юлий Рыбаков: Честно говоря, да. Я не думал, что Валентина Ивановна Матвиенко решится на столь радикальный и серьезный шаг. Но, судя по всему, из того разговора, который у меня с ней произошел две недели тому назад, в общем, ее, что называется, достали те проблемы, которые, по сути дела, сваливаются на ее голову очень часто неожиданно, и судя по всему, он чувствует потребность в той структуре, которая могла бы оперативно реагировать или хотя бы доносить до нее те самые болевые, самые, так сказать, острые ситуации, с которыми людям до нее в данном случае не достучаться. А ведь она отвечает, по сути дела, за все, хотела бы она этого или нет. А дело было очень простым. Я встретился с ней по совершенно другому вопросу, мы обсуждали необходимость создания в городе музея современного искусства. Дело в том, что, кроме своей правозащитной деятельности, которой я отдал 30 лет своей жизни, я всю свою жизнь отдал еще и искусству, я художник, живописец, и для меня проблема отсутствия в нашем городе музея современного искусства – это достаточно понятная проблема. Я хотел выяснить позицию губернатора и попробовать помочь в решении этой проблемы, насколько смог бы. По этому поводу мы с ней встретились, и, в общем, я услышал понимание. Наверное, все-таки такой музей будет создан, может быть, не сразу такой большой, как нам бы хотелось, но поэтапно, наверное, мы все-таки этого добьемся.
А попутно я как правозащитник не утерпел и сказал: «Как же так, сколько же можно? Почему мы, оказавшиеся в свое время, в 1991 году, пионерами, первопроходцами в создании легальных государственных структур, защищающих права человека, сегодня, по прошествии этого времени, оказались в хвосте этого процесса?» По сути дела, почти во всех субъектах Российской Федерации есть структуры уполномоченного по правам человека, есть люди, к которым можно прийти, пожаловаться и получить помощь. Этого нет в Петербурге! В 1991 году, будучи депутатом Ленсовета, я с трибуны того самого Ленсовета, который сегодня называется Законодательным собранием, обратился к своим коллегам-депутатам и убедил их, доказал им, что необходимо создание государственной комиссии, депутатской комиссии по правам человека. Мы ее, слава богу, создали, и потом уже по нашим стопам пошел Верховный совет, создавший Комитет по правам человека.
Виктор Резунков: Юлий Андреевич, а какая цель ставилась тогда, в 1991 году, когда вы создавали первую в СССР Комиссию по правам человека при Ленсовете? Как-то изменились сегодня те задачи, которые ставились, и что сейчас необходимо решать?
Юлий Рыбаков: Вы знаете, когда мы говорили о необходимости уполномоченного в городе с Валентиной Ивановной Матвиенко, я предупредил ее сразу же о том, что если бы я стал уполномоченным (я сказал: что у меня нет никаких шансов, депутаты меня, конечно, не выберут), то я был бы очень неудобным уполномоченным для чиновников из ее аппарата. Поэтому я и думал, что вряд ли она будет меня выдвигать. Так вот, понимаете, какая ситуация, по сути дела, как в 90-х годах, так и сегодня главным «врагом человечества», что называется, уж простите за высокий слог, является чиновник. Что тогда, что сейчас – чиновник, притом, как правило, чиновник низшего и среднего звена. Чем выше чиновник поднимается по иерархии, тем шире у него кругозор, а может быть, что-то в нем меняется, хотя тоже не часто. Но что же касается низшего чиновничьего звена – это просто враги человечества, простите меня. Ну, я не знаю, что происходит с людьми, у которых появляется какой-то маленький, микроскопический, в лупу не различимый, но хоть какой-то маленький стол, вот занял стало он столоначальником – и все, мир вокруг него замкнулся, он субъект мира, а все остальное существует для него. Любая бабушка, дедушка, студент или работяга – это тот, кому он делает одолжение, если хочет. Это, на самом деле, осталось нам в наследство от советских времен.
Но, с другой стороны, давайте будем объективными, по сути дела, те, кого чиновники называют народонаселением, они не только объекты правонарушений, они еще и сами, мы все сами – субъекты самых подчас грубых правонарушений в области уважения прав другого человека. Когда на трибуне Ленсовета в 1991 году я убеждал своих коллег в необходимости такой комиссии, кто-то из депутатов задал мне вопрос: «Скажи, пожалуйста, а где, собственно говоря, начинаются права человека и где они кончаются?» На это есть ответ, который тогда прозвучал: «Мои права кончаются там, где начинаются права другого человека». Но это мало знать, эту формулу мало произносить, ее нужно впитать, что называется, в вплоть и кровь свою, с тем чтобы жить с пониманием этого, с тем чтобы кричать не только тогда, когда тебе на ногу наступили, но кричать, когда наступили на ногу твоему соседу. И уж тем более не делать этого самому. Но мы, увы, очень часто готовы возмущаться нарушением собственных прав, но до сих пор не научились уважать права других людей. И вот это две тяжелейших проблемы, понимаете: самим стать людьми и заставить чиновников оставаться людьми.
Виктор Резунков: Михаил Борисович, Петербург, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Господин Рыбаков, в последние годы в России очевидным образом набирает силу нацизм, нацистские настроения. Вопрос такой у меня к вам: видите ли вы какие-то реально существующие, серьезные социальные силы, которые могли бы противодействовать этому процессу? Если вы их видите, то просьба тогда рассказать о них поподробнее.
Юлий Рыбаков: Пожалуй, с этим вопросом у нас туго. Я не вижу сегодня общественных структур, которые мобилизованы, которые уже отмобилизованы для борьбы с этим злом. Во многом это и от того равнодушия и такого циничного прагматизма людей, которые, насмотревшись на все, что произошло за последние 15-17 лет, замкнулись в себе, ни во что уже не верят и озабочены только тем, как бы им вырастить своих детей или прокормиться самим, потеряли уважение и надежду на те политические силы, которые обещали многое, но, увы, немногое сделали – это с одной стороны. С другой стороны, отсутствие политической воли у государства, у которого есть ресурсы для такой борьбы, но оно не пользуется этими ресурсами. И, конечно, третье обстоятельство – это та социально-экономическая обстановка, которая плодит невостребованную, раздраженную с отсутствием карьерной и прочей перспективы молодежь, ищущую замещение своим комплексам, замещение своим невостребованным силам в поисках врага, для того чтобы понять, что их беспросветное существование – не их собственная вина или беда, а чьи-то злые козни. Ведь так легче.
Виктор Резунков: Людмила, Калининград, пожалуйста.
Слушатель: Я хочу задать вопросы Юлию Андреевичу. Не кажется ли вам, что вас хотят использовать для того, чтобы обвинить, что вы, в частности, как член партии «Яблоко», ничего не делаете для защиты прав человека? Ведь Владимир Лукин, как и остальные, кого там пытается привечать власть, поставлены в такую ситуацию, когда проблемы существуют с правами человека, но простые люди считают, что виноваты в этом именно правозащитники, которые находятся даже не на службе у государства, а просто по духу своему являются правозащитниками. И их обвинять в том, что они что-то сделали или не сделали реально – отстояли чьи-то именно права, их нельзя обвинять, но их обвиняют. А уж если вы будете именно состоять, так сказать, при вашем губернаторе (как и Лукин), вас в канун выборов и обвинят в том, что вы ничего не сделали, что во всем виноваты вы.
Юлий Рыбаков: Да, я понимаю ваш вопрос, тем более что я уже слышал такую точку зрения, даже в своей собственной семьей, которая сильно сомневается в том, что мне надо работать уполномоченным в такой вот обстановке, в такой ситуации. Мне, действительно, говорят и спрашивают: «Зачем ты идешь на эту работу? Не дай бог, тебя выберут – и что ты сможешь сделать?» Да, закон прописывает, что уполномоченный по правам человека в Санкт-Петербурге независим и неподотчетен ни губернатору, ни Законодательному собранию, если он избран на тот срок, который ему положено, на 5 лет. «Но ведь у тебя, - говорят мне мои близкие, - не будет никаких полномочий. У тебя нет ни танков, ни пушек, ни права судебного решения, ни отстранения чиновника от работы. Все, что ты можешь…» И действительно так, все, что уполномоченный может, - это бить в набат, бить в рельсу всякий раз, когда речь идет о чьей-то человеческой беде. Вы знаете, на самом деле, это, конечно, очень мало. Но, с другой стороны, это и очень много, потому что все меньше возможностей говорить, все меньше возможностей сказать правду и назвать вещи своими именами.
Вы же сами прекрасно знаете, что, по сути дела, телевидение сегодня превратилось в однообразный ряд стандартных, штампованных картинок, которые далеки от реальности. Пожалуй, Радио Свобода и «Эхо Москвы» - все, что сегодня осталось для человека, который хочет услышать объективную правду. У уполномоченного по правам человека есть возможность выступать, и средства массовой информации обязаны печатать его доклады. Законодательное собрание, депутаты обязаны выслушивать доклады. Отчитываться перед ними уполномоченный не обязан, он может поступать, как считает нужным, но Законодательное собрание и губернатор города обязаны рассматривать все те сигналы, которые от него будут исходить. И, вы знаете, это, на самом деле, немало. Я прекрасно знаю, и мой депутатский опыт, 12-летний депутатский опыт сначала в Ленсовете Ленинграда, а затем 10 лет в Государственной Думе, где я оставался депутатом-правозащитником, он уже дал мне возможность понять, что такое – заниматься правами человека, когда ты облачен, так сказать, неким статусом. Какова психологическая нагрузка и сколь высоки и невыполнимы подчас требования людей, ожидающих помощи от уполномоченного, тем не менее, я считаю, что за эти 10 лет, которые я отработал в Государственной Думе, я все-таки смог многим помочь, и это хорошо.
Виктор Резунков: Юлий Андреевич, а то, что в случае вашего избрания уполномоченным по правам человека в Петербурге, в соответствии с законом, вам придется уйти из «Яблока» и вообще не выступать ни с какими политическими заявлениями, вас это не останавливает, не отталкивает?
Юлий Рыбаков: Нет, это совершенно справедливо. Я сторонник того, что уполномоченный по правам человека – кстати, я же был одним из авторов федерального закона об уполномоченном по правам человека. Мы прописали там еще много лет назад, что уполномоченный должен быть вне политики, он не должен симпатизировать ни одной из политических партий, он не должен быть ангажирован, и только так он может и должен исполнять свои обязанности. В данном случае членом партии «Яблоко» я стал сравнительно недавно, до этого периода я был беспартийным правозащитником, и вступил в эту партию в первую очередь потому, что она – единственная партия, которая заявила о необходимости существования внутри себя правозащитной фракции, которую я теперь возглавляю. Конечно, я буду обязан уйти из «Яблока», но я надеюсь, что это будет понято моими друзьями, потому что все-таки для меня главное – правозащита, а не политика.
Виктор Резунков: Олег из Петербурга, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Господин Рыбаков, послушал сейчас вашу речь и пришел к выводу, что вам больше подходит должность прокурора, а не должность правозащитника, поскольку вы употребляли такие слова, как «посадить», «запретить», «наказать». И то, что вы сейчас говорите, что перестанете быть политически ангажированным, это очень сомнительно, потому что вы свою политическую ангажированность сейчас очень ярко показали. К тому же, насколько я осведомлен, вы не имеете юридического образования. А как же вы будете защищать права человека, будучи юридически некомпетентным?
Юлий Рыбаков: Отвечаю. Наверное, у вас не очень хорошо со слухом, поскольку я только что сказал, что уполномоченный по правам человека не имеет права, не может ни сажать, ни наказывать, ни применять какие бы то ни было репрессивные меры, у него нет этих прав, слава богу. Конечно, это сокращает, скажем так, возможности, но у нас репрессивных органов более чем достаточно, а вот правозащитных органов, увы, явно не хватает. А я по своей профессии, по своей натуре правозащитник. Вы говорите о юридическом образовании. Наверное, о тех самых корочках, которые можно сегодня купить практически в любом институте, да и не только в институте, а просто в любом переходе метро, - нет, таких корочек у меня действительно нет. Но у меня есть 30-летний опыт работы, в том числе из них 12-летний работы депутата в Комитете по законодательству. И один из авторов Уголовного, Административного, Процессуального и еще целого ряда других кодексов и законов, в том числе и федеральных законов. И недаром мое выдвижение на уполномоченного по правам человека поддержано как Международной коллегией адвокатов, членом которой, кстати говоря, я был в свое время, так и Городской коллегии адвокатов.
Виктор Резунков: Михаил Иванович, Петербург, пожалуйста.
Слушатель: Юлий Андреевич, меня уже три года мучают в московской администрации и не отдают мне документы после приватизации.
Виктор Резунков: Ну, это отдельный вопрос, мы не сможем сейчас рассматривать его серьезно.
Юлий Рыбаков: Это отдельный вопрос, и вы можете прийти в офис партии «Яблоко» на Маяковского, 46, и мы предметно рассмотрим вашу проблему.
Виктор Резунков: Аркадий, Петербург, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Юлий Андреевич, позвольте не согласиться с вами, в отличие от прежних ваших вещаний на Свободе. Первое, категорически не согласен с вашим утверждением, дважды, между прочим, повторенным, что все мы являемся правонарушителями. Вот я лично не правонарушитель, что бы прокуратура на меня ни писала, и что бы вы ни утверждали. И второе, ни вас, ни Евдокимову не выберут уполномоченным по правам человека. Просто идет сейчас разглагольствование на эту тему, это просто информационный повод для очередной шумихи. И той же Валентине Великой и нарциссу Тюльпанову совершенно невыгодно, и их аппарату тоже совершенно невыгодно иметь уполномоченного по правам человека в Петербурге, поскольку намного проще любому гражданину, любому жалобщику, что в аппарате Смольного, что в Законодательном собрании отписать, как, собственно говоря, и при обращениях к Лукину: «Обращайтесь в суд».
Юлий Рыбаков: Вы знаете, ну, что ж, поглядим. Например, я, честно говоря, не понимаю до сих пор, восемь лет Законодательное собрание не может выбрать уполномоченного… Не знаю, уже сорок разных кандидатов было – и с юридическим образованием, и с двумя юридическими образованиями, и с практическим опытом, и такие, и сякие, и этакие, - и до сих пор ни одного не избрали. Почему? Я боюсь, что потому, что политические фракции внутри депутатского корпуса рассматривают кандидатуры не с позиции защиты прав человека, прав нашего горожанина, своего собственного избиратели, не с позиции того, что избранный уполномоченный на самом деле станет их помощником, а с позиции политической конъюнктуры, когда это представитель той или иной политической партии. Это не так. Мне бы очень хотелось, чтобы представители различных фракций в законодательном собрании нашего города наконец поняли, что уполномоченный, на самом деле, это тот человек, который будет помогать им в работе с их собственными избирателями. И я все-таки надеюсь, что мы найдем общий язык, и я готов буду вести консультации с различными фракциями внутри ЗакСа. Потому что в той сфере, в которой работаю я, мне абсолютно безразлично, какими политическими убеждениями руководствуется человек в своей жизни, какой у него экономический статус или национальность. В этом отношении – в соблюдении прав человека – все люди должны быть равны. А в этом должны быть заинтересованы и все депутаты.
Виктор Резунков: Евгений, Москва, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Уважаемый Юлий Андреевич, я признаюсь, я вначале был предубежден против вашего согласия, но вот сейчас я вас послушал, я вас совершенно не знаю и, конечно, не могу сказать, что я точно вас определяю, но мне нравится ваше знание, ваши такое доброжелательное отношение, прекрасное владение словом, ваш характер, вероятно, очень упорный. Я желаю вам успехов в вашей трудной работе. И вопрос у меня: как вы будете информировать о результатах вашей работы? Какой-то план у вас будет? И второе, в Москве есть уполномоченный по городу, так же как в Питере? Спасибо.
Юлий Рыбаков: Насколько я знаю, в Москве тоже нет, как и в Питере, в отличие от большинства субъектов Федерации. Но в Москве, слава богу, есть федеральный уполномоченный Владимир Лукин, который, в общем, отвечает, конечно, за всю Россию, но понятное дело, что и за столицу тоже.
Виктор Резунков: Юлий Андреевич, я хотел бы вам задать еще вопрос. По Петербургу, если определять, по каким направлениям должен работать уполномоченный по правам человека, вы могли бы называть наиболее болевые точки, что сейчас вы считаете самым вопиющим нарушением прав человека?
Юлий Рыбаков: Очень трудно выделять какую-то одна конкретную тему, одно какое-то направление. Кстати говоря, если бы я все-таки был избран на этот пост, я предложил бы депутатам рассмотреть возможность включения в закон об уполномоченном положения о том, что у уполномоченного должно быть два заместителя, и может быть, даже один из них представлял бы Законодательное собрание, а другой – администрацию города, что позволило бы, так сказать, конкретнее, теснее, что называется, работать с обоими органами власти. Так вот, один из них, мне кажется, должен был бы взять на себя проблемы социальные, нарушения прав в социальной сфере, а другой – в системе правоохранительной и судебной. Вот это два главных, генеральных, что называется, направления работы уполномоченного где бы то ни было, и не только у нас в стране, это, собственно говоря, в любой стране. Социальная сфера, детские дома – не только потому, что там зачастую нарушаются права ребенка, но еще и потому, что отсутствует должное финансирование для существования, достойного существования ребенка в таких учреждениях. Это дома престарелых, это инвалидные дома. Это места лишения свободы, где люди находятся в чудовищных совершенно условиях, не будучи даже осужденными, зачастую потом выходя на свободу, потому что на самом деле не оказались преступниками, но провели полгода, а то и год в условиях, после которых просто вернулись на свободу с туберкулезом.
Это права малого и среднего бизнеса, в первую очередь малого бизнеса, который сегодня душится в городе крупными корпорациями. В частности, московскими корпорациями, которые пришли сюда с огромными деньгами, вычищают пространство от мелких торговцев, лишая, таким образом, не только покупателей возможности сделать покупки там, где им удобно, а не там, куда им придется идти, но и лишая огромное количество людей рабочих мест. Это и работа прокуратуры, подчас рассматривается вопрос о создании комитета при прокуратуре, следственного комитета. Конечно, это не компетенция городского уполномоченного по правам человека, но поскольку я в свое время выступал по этому поводу, будучи депутатом Государственной Думы, я все-таки должен сказать, что, на мой взгляд, следственный комитет прокуратуры не должен быть структурой внутри прокуратуры. Сегодня это разделение, о котором идет речь, оно приведет лишь только к перетеканию тех или иных сторонников, верных слуг или не очень верных слуг в администрации президента, в те структуры, за которыми остаются карательные функции. Я считаю, что прокуратура должна быть жестко разделена, и у нее должны остаться только контрольные функции. Следственные же функции должны быть переданы и сохранены отдельным следственным комитетом МВД. Но в данном случае это решение федерального масштаба.
Это проблемы, связанные с нацизмом, о которых мы уже говорили. Это проблемы дольщиков, того жилья, которое они не могут получить. Это проблемы застройки, это проблемы сохранения культурной среды нашего города.
Виктор Резунков: Ну, да, список на самом деле можно продолжить.
Юлий Рыбаков: Он бесконечен просто.
Виктор Резунков: Да. Борис из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: У меня всего один вопрос. Скажите, пожалуйста, что за государство, в котором мы живем? Как его понимать?
Юлий Рыбаков: Ну, что ж, я бы назвал это чиновничье-чекистской вертикалью власти.
Виктор Резунков: В двух словах буквально.
Юлий Рыбаков: Да.
Виктор Резунков: Юлий Андреевич, у меня к вам такой вопрос. Коли вы уж говорили на тему сотрудничества с властью, насколько вы сами все-таки считаете, что возможно что-то сделать, возможно как-то изменить эту ситуацию? Мы сейчас видим абсолютное неприятие каких-либо попыток со стороны простых людей, например, со стороны власти воспринять эти жалобы и прочее, прочее. Сейчас ситуация очень плохая, как вы считаете?
Юлий Рыбаков: В том-то и беда, что отсутствует обратная связь. И вот одна из функций уполномоченного – эту обратную связь народа по отношению к власть имущим восстановить или хотя бы в какой-то мере пробить, пробивать сигналы, идущие снизу, от рядового человека до вышестоящего чиновничьего начальства, которое под стеклянным колпаком двойным зачастую просто не слышит этого сигнала.
Виктор Резунков: Вы попытаетесь это предпринять?
Юлий Рыбаков: Ну, естественно. Я всегда это делал, и буду делать вне зависимости от того, стану я уполномоченным по правам человека или нет.
Виктор Резунков: Но вы надеетесь, что станете?
Юлий Рыбаков: Ой, поглядим. Это сложно.
Виктор Резунков: Спасибо большое, Юлий Андреевич.