Директор Института природного и культурного наследия доктор географических наук Юрий Веденин обращает внимание, что относиться к созданию «новоделов» нужно избирательно:
– Часто бывает выгодно заново построить то, что было утрачено, но политически актуально. Яркий пример – Храм Христа Спасителя. В Москве, и во многих других городах очевидно стремление перейти от подлинных памятников к такого рода «макетам». Это и дешевле, и надежнее, но исторических памятников от этого становится не больше, а меньше.
Я раньше был противником такого воссоздания памятников. Но сегодня я считаю иначе. Это не столько касается Москвы или Петербурга, сколько сельских мест. Взять, например, наши музеи-усадьбы. В Пушкинском заповеднике в Михайловском – практически не сохранилось ни одного исторического строения, там – все новоделы, но там подлинный ландшафт. Но очень важно, что существуют эти музеи: и Михайловское, и Тригорское, и Петровское. Заповедник – это культурный центр.
При восстановлении такого музея, такой усадьбы появляется культурный центр в сельской местности. Сегодня в России очень мало настоящих культурных центров, а в XIX веке такими центрами были усадьбы. Дворянская усадьба была связана с одной стороны с окружающим ландшафтом и с живущими вокруг людьми, а с другой – ее хозяева часто были просвещенными людьми и поддерживали связь с большими культурными центрами – с Москвой, с Петербургом или с Парижем. И сегодня музеи-заповедники и национальные парки начинают понемногу выполнять ту же роль. Сегодня это и Ясная поляна, и Поленово, и другие. Возникновение таких музейных центров в провинции, я считаю, благо для России. Там работают интересные люди, там устраиваются праздники.
Постройка таких новоделов очень нужна еще и для сохранения культурного ландшафта. Иногда чтобы сохранить культурный ландшафт, мы идем на строительство новодела. Восстанавливаем, например, церквь, которая, может быть, и не имеет исторической ценности, но она «держит» ландшафт. Она является частью культурного ландшафта, который сам по себе является культурным наследием.
В одних случаях новоделы – это беда, это трагедия, как массовая застройка Москвы или Петербурга макетами. Но в других случаях это – благо.
– Культурное наследие включает в себя не только материальные объекты, но и до нематериальные ценности. Можно ли сохранить, например, фольклор? Достаточно ли записать песни и издать?
– Успеть записать – это очень важно, потому что чаще всего мы и записать не успеваем. Это – первоочередная задача. Вторая задача, наверное более трудная, показать и доказать местному населению, что они владеют уникальной ценностью. Функция народной культуры всегда была, как мы говорим, презентационной: люди хотели показать, что они умеют. Был такой замечательный фольклорист Дмитрий Покровский. Когда его фольклорный ансамбль выступал, это не был традиционный концерт, они не выстраивались на сцене рядком, они становились в кружок и пели друг для друга. Это другая функция фольклора, но и презентационная функция тоже очень важна.
Сегодня уже создан список нематериального Всемирного культурного наследия. В него включены, в частности, старообрядцы Забайкалья – включена их культура и прежде всего фольклор. Грузинское многоголосье – величайшее достижение культуры.
Я только что был в деревне Кимжи Архангельской области. Деревня совершенно уникальная, одна из немногих, которая сохранила классическую поморскую застройку. Представьте вы идете по деревенской улице, а на ней стоят трехэтажные дома. И там люди живут, и там есть замечательный хор, который с удовольствием выезжает и в Мезень, и в Архангельск и поет свои песни. В основном это старушки, но есть и люди помоложе – лет сорока.
У нас в институте конкурсы школьного краеведения. И одно из основных направлений – это историческое краеведение: ребята изучают свой край, причем некоторые работы чрезвычайно интересные.
Когда мы говорим обо всем разнообразии культурного наследия, очень важно понимать, что некоторые объекты наследия – памятники архитектуры или фольклор – изучают специалисты, но есть вещи доступные только краеведам, только местным жителям. Они изучают как раз отдельные дома, отдельные семьи, генеалогию села, судьбы людей. И это необходимо, чтобы люди начали относиться к своему городу и селу не только как к месту жительства, а как к родине. Пусть это громкие слова, но это на самом деле чрезвычайно серьезно. Тогда они увидят не только грязь, разруху, о чем мы чаще всего говорим, но видят уникальные ценности, которые могут иногда конкурировать с очень громко разрекламированными вещами.
– То есть задача вашего института: это сохранение и воссоздание всего разнообразия культурного наследия?
– Когда-то я выдвинул такой тезис: сохранение маленького памятника, даже сарая где-нибудь на Дальнем Востоке, на Амуре может иметь такую же ценность, как сохранение Пизанской башни. Потеря буквально нескольких построек малого народа, может означать утрату целой культуры – потому что эти постройки последние.
Если мы ставим во главу угла сохранение культурного разнообразия, мы совершенно по-другому подходим к сохранению наследия. Это не значит, что мы будем терять Пизанскую башню и другие шедевры мирового уровня, но мы должны бережно относиться к тем, казалось бы, маленьким незначительным постройкам или другим проявлениям национальной культуры малого народа или региональной группы.
– С вашей точки зрения ситуация с сохранением культурного наследия в России улучшается или ухудшается?
– Очень трудно сказать. Я как человек сегодняшнего дня вижу в основном трагические вещи. Возьмем только одно направление сохранение усадебных ландшафтов. Процесс уничтожения усадеб идет с конца XIX века, вспомните, например, «Вишневый сад».
Двадцать лет назад казалось, что ситуация катастрофическая. Но она была все-таки лучше, чем в 1920-ые годы. А в 1990-ые годы положение стало еще хуже, чем 1920-ые.
В 1990-ые годы оказались брошенными усадьбы, которые 1980-ые использовались, как дома отдыха и санатории. В конце 80-ых это были благополучные дома отдыха, где сохранялись усадьбы, а в 90-ые их эксплуатация оказалась экономически невыгодной, и они за 10 лет буквально превратились в руины. Музеи-заповедники попробовали заполучить частного пользователя. Заговорили о приватизации – как это замечательно, как это хорошо. Но оказалось, что это совсем не так хорошо, потому что частному владельцу нужна, в конечном счете, только сама земля и ему куда выгоднее снести все эти руины и настроить коттеджей, законодательная база не проработана и не защищает памятники.
Сейчас есть частные инвесторы, которые пытаются сохранить усадьбы. В Тверской области частный инвестор пытается сохранить уникальную усадьбу Знаменское Раек. Есть еще несколько примеров, но это единичные случаи. А большинство усадеб очень быстро разрушается. Успеем ли мы выработать такой экономический механизм, который позволил бы спасти эти усадьбы, или они разрушатся окончательно, я не знаю. У меня с одной стороны есть какие-то надежды, а с другой стороны, конечно, пессимистическое настроение, увы, тоже есть.