Елена Фанайлова: Свобода в клубе «Квартира 44». Итоги 29-го Московского международного кинофестиваля мы сегодня будем обсуждать с Марией Кувшиновой, кинокритиком, редактором журнала «In Style»; с Евгением Гиндилисом, кино- и телепродюсером, основателем компании «Tвинди»; с Аленой Солнцевой, заведующей отделом культуры газеты «Время новостей»; Светланой Хохряковой, редактором отдела кино газеты «Культура» (и в этом году Светлана была членом жюри российской критики); с Юлией Идлис, обозревателем «Полит.ру» и обозревателем светских событий фестиваля в интернет-издании «Газета.ру».
О курьезах и сюрпризах фестиваля я бы хотела поговорить с вами, дорогие друзья.
Евгений Гиндилис: Я начну, наверное, со своего самого приятного впечатления от фестиваля. Неожиданное открытие, которое я сделал, это было в рамках презентации, которую организовал журнал «Сине-Фантом». Была серия акций, в том числе ребята представили новый проект, который находится сейчас у них в разработке, - это экранизация романа Юрия Коваля «Суер-Выер».
Светлана Хохрякова: Ну, если уж говорить о курьезах, наверное, курьез – то, что я сейчас скажу. Правда, мне неудобно второй раз, может быть, это повторять, я уже говорила об этом организаторам. Поскольку я была членом жюри российской критики, где-то в предпоследний день фестиваля мы решили позаседать, чтобы принять какое-то решение. Люди, которые нас курировали, были очень удивлены, что нам вообще нужна какая-то комната для этого. Комнату нам все-таки нашли, даже не комнату, а угол, в котором не было ничего. Мы сами нашли стол, он был очень грязный. Я подняла с пола листок, объявление использованное, и протерла стол. После этого мы сели заседать за этот стол. Вот вам, пожалуйста, такая картинка к Московскому кинофестивалю.
Елена Фанайлова: Юлия Идлис продолжит эту тему с нескрываемым удовольствием, боюсь.
Юлия Идлис: Да, это точно, потому что для меня главным сюрпризом фестиваля было количество курьезов, а главным курьезом – количество сюрпризов. Дело в том, что вторая организация, вручающая специальные призы на фестивале, а именно Федерация киноклубов России, столкнулась с такой же проблемой, как вы, и так и не смогла найти решение. На протяжении последних трех, я думаю, дней фестиваля я регулярно сидела за соседним столом в японском ресторане с ними, а их там было человек 8-10 – они сдвигали себе столы и бурно обсуждали, кому же они будут присуждать главный приз по российской программе и по основному конкурсу. И все это могли слышать официанты, кинокритики, которые заходили в кафе, участники конкурса, которые тоже там обедали. В общем, я узнала массу интересного о том, как присуждается фестивальная награда сообществом киноклубов.
Елена Фанайлова: Мы, наверное, должны сделать пояснение, что уже второй год Московский международный кинофестиваль практически полностью представляет свою программу в кинотеатре «Октябрь», и вот там, собственно, находятся эти все пространства, о которых говорили Светлана Хохрякова и Юлия Идлис. Кто готов продолжить? Алена Солнцева…
Алена Солнцева: Например, цена кофе в пресс-баре – примерно 15-20 рублей. Тот же самый кофе внизу в баре стоит 80. Бары и рестораны кинотеатрах «Октябрь» - это единственное место, где люди могут пообщаться. Но при этом чувствуешь себя, конечно, не вполне нормально, потому что на протяжении больше недели фестиваля, ежедневного общения людям, в принципе, нужно есть, пить, разговаривать. И то, что кинотеатр «Октябрь» вообще не приспособлен для проведения мероприятий некоммерческого плана, таких, как фестиваль, это, безусловно, очень неприятно. В этом не было, в общем, никакого сюрприза, потому что это было и в прошлом году так, и всегда.
А самое интересное, что когда я пришла аккредитовываться на фестиваль в 10 утра, в объявленное время, то я увидела очередь примерно из 20 журналистов, которые стояли, переминаясь, просто у входа. Такое было полное ощущение, что такая запись в баню, что ли. Потому что стояли два громадных охранника и сообщали всем желающих, что «если вы гость или участник, то вам пожалуйста, а журналистам аккредитации пока нет, потому что что-то там сломалось». И мои попытки как-то выяснить, что именно сломалось, сломалось ли навсегда, сломалось на 15 минут, ждать ли вообще, были абсолютно этими юношами прекращены. Аккредитация началась спустя два часа после начала, то есть где-то в 12.
Это все мелочи, но эти мелочи, они очень существенно говорят о том, что в стране, которой настолько наплевать на этот фестиваль, его проводить не надо. Потому что, например, у фестиваля 3 миллиона государственных денег в бюджете, и насколько я понимаю, может быть сколько человек иностранных критиков (то есть международные кинокритики или просто журналисты) аккредитовано на фестивале? Если вы посмотрите на сайт, то видно, что там аккредитовано агентство «Рейтер» всем составом, вплоть до буфетчика, по-моему. Потому что аккредитуют только тех, кто живет в Москве. И, таким образом, у меня ощущение, что, исключая ФИПРЕССИ и 5-7 знакомых журналистов, типа Биргит и наших, ну, их есть три, которые ездят на «Кинотавр», они же приезжают на Московский международный фестиваль… То есть этот фестиваль закрыт для мира, закрыт для публики, закрыт для журналистов. А для кого он тогда?
Елена Фанайлова: Это впечатление Алены Солнцевой. Давайте Марию Кувшинову послушаем. Может быть, сюрпризов для нее было больше, чем курьезов?
Мария Кувшинова: Очень легко ругать Московский кинофестиваль. В этом году особенно легко и приятно. Но мне кажется, что это какая-то ситуация… Знаете, если есть какой-то инвалид, например, который сидит в инвалидной коляске и при этом пишет прекрасные стихи или картины рисует, а его постоянно упрекают в том, что он рекордов спортивных не ставит или топ-менеджером не работает. Я считаю, что этот фестиваль, естественно, нужен в ситуации (как Алена даже писала в своей итоговой статье) отсутствия арт-хаусного проката в этой стране, это единственная возможность посмотреть то, что на большом экране никогда не пойдет ни в Москве, ни, тем более, в каких-то других городах. Поэтому для меня было некоторое количество открытий.
Были очень интересные ретроспективы, в частности, ретроспектива раннеперестроечного кино, фильмы, которые никогда нигде не издавалась. «Счастливые дни» Алексея Балабанова никогда не выходили ни на каких носителях, «Чекист» Рогожкина, «Армавир» и так далее. Отреставрированный Олтман, которого очень давно хотели привезти люди, которые занимаются организацией Московского кинофестиваля, и тоже всем было наплевать, никто не хотел на это давать деньги, а в этом году, наконец, у них это получилось. Все эти ужасные негативные воспоминания, связанные с работой пресс-центра кинотеатра «Октябрь», это тоже все как-то объяснимо тем, что еще в середине мая практически было непонятно, что будет на фестивале, программы не было, ничего не было.
Алена Солнцева: Почему я начала с этой темы и почему я ее педалирую в определенном смысле? Потому что мне непонятно, и давно непонятно, следующее. Каждый год объявляется тендер на проведение фестиваля, каждый год он объявляется в начале года, каждый год бюджет осваивается неизвестно как. То есть ощущение такое, что здесь есть некая ошибка, так называемый системный сбой. И пока мы не решим, на самом деле, мне кажется, это дело, в том числе, и общественности, вообще, наверное, людей как таковых, потому что это действительно государственный фестиваль, довольно пафосно подающийся и имеющий вес такой сильной разменной карты. Ведь неслучайно именно под фестиваль Путин всегда встречается с гостями фестиваля и организаторами, и это, между прочим, тоже способ повысить свой вес в обществе, скажем так. И мне кажется всегда очень странным, почему нельзя начать работать в сентябре-октябре? Почему нельзя выделить в бюджете деньги не после, а до? Почему нельзя сделать бюджет прозрачным? Очень важная вещь, потому что я просто хотела бы знать, кого и на какие деньги, что привозят, как. Ну, мне, может быть, это интересно. Причем это может быть интересно мне, а может быть, дяде Васе Пупкину, и дядя Вася Пупкин тоже должен иметь возможность при желании это узнать.
Елена Фанайлова: Я думаю, что это интересно также нашим коллегам из провинции, то есть всем людям, которые занимаются обзорами культуры и кинокритикам, которые, собственно, и приезжают ежегодно на Московский международный кинофестиваль.
Юлия Идлис: У меня тоже возникают такие же сомнения, как у Алены Солнцевой, причем еще до начала Московского кинофестиваля, на стадии получения аккредитации. Потому что у кинофестиваля был блог, который велся на сайте « mmkf . ru » и который назвался неофициальным блогом кинофестиваля, а на самом деле его, конечно, делал фестиваль сам для себя, те же люди. И в этом блоге появлялись регулярно как бы оправдания организаторов в ответ на многочисленные журналистские жалобы. В частности, про дикую совершенно ситуацию с получением аккредитации, когда были многочасовые очереди, никто ничего не знал, там появилась следующая запись, что, «ну, да, конечно, очень сложно забрать аккредитацию, но вы поймите, вас, аккредитованных журналистов, две тысячи, а выдают аккредитацию три девушки». И вот у меня весь фестиваль, собственно, этот вопрос как метафора всего фестиваля стоял в голове: почему три девушки? Почему нельзя было нанять десять? Что, в городе Москве всего три девушки обладают должной квалификацией для выдачи аккредитаций, больше нет работников? И с этим сталкиваешься на каждой стадии своего взаимодействия с фестивалем, начиная от просмотра фильмов, от ощущения необязательности, по которой формировалась не только конкурсная программа, но и много других, в частности, список Михалкова, до каких-то практических вопросов (узнавания даты пресс-конференции, которая скрывалась всеми силами, как от шпионов международных) и так далее. То есть все это оставило ощущение какого-то страшного организационного провала, которое, честно говоря, для меня перекрыло все эстетические переживания, которые, может быть, и были, но которые в результате оказались недостаточно сильными.
Елена Фанайлова: Может быть, мы все-таки поговорим и о художественной части? Я понимаю, почему организаторы фестиваля, чувствуя близость провала, призвали довольно сильных экспертов для того, чтобы формировать фестивальные программы. Люди уровня Андрея Плахова или Петра Шепотинника, или Кирси Тюккюляйнен, которая была арт-директором фестиваля, они очень даже в курсе того, что происходит в мировом кино. И я полагаю, что их стараниями и были собраны те очень неплохие и ретроспективы, и несколько программ, о которых говорила Мария Кувшинова. Евгений Гиндилис хотел выступить?
Евгений Гиндилис: Я просто хочу чуть-чуть вернуться к тому вопросу, который до сих пор обсуждался, и будучи здесь, в общем, единственным представителем не журналистского цеха, хочу взглянуть на это немножко с другой точки зрения. В принципе, мы должны отдавать себе отчет в том, в таких обстоятельствах этот фестиваль формировался. Наверное, посмотреть в сравнительном разрезе на то, как он отличается от всех предыдущих фестивалей, которые были до сих пор. Мне кажется, что здесь есть ряд плюсов, про которые нельзя не сказать. И я последний человек, который хотел бы защищать Московский кинофестиваль, и мне немножко самому странно в этой позиции находиться. Но просто мне кажется, что здесь действительно нужно разделять два очень серьезных обстоятельства. Первое – это то, что организационный хаос, который действительно сопровождает Московский кинофестиваль, он, наверное, связан со структурой управления этим фестивалем, и, наверное, в первую очередь с фигурой его президента. Потому что речь идет о том, что для того, чтобы фестиваль функционировал полноценно, он должен функционировать круглый год и в рамках постоянной команды, которая и занимается формированием программы и обеспечением нормальной жизнедеятельности фестиваля.
Что касается той команды, которая делала фестиваль в этом году. Мне кажется, с точки зрения плюсов, несомненно, площадка фестивальная в виде кинотеатра «Октябрь» гораздо удобнее, чем все те варианты, которые были до сих пор. И то, что фестиваль сосредоточен в одном месте, это колоссальное достижение, и не сказать об этом нельзя. При всех тех минусах, которые существуют, то, что не нужно метаться по городу, и то, что есть возможность назначать встречи, организовывать какие-то разговоры, просмотры, презентации в рамках фестиваля в одном месте, - это нам всем очень сильно упрощает жизнь. Кроме того, мне кажется, что очень важным и существенным отличием этого фестиваля является то, что, наконец-то, организаторы сумели избежать… Во всяком случае, я не могу ничего говорить про взаимоотношения с прессой, но с точки зрения взаимоотношений с киносообществом жлобство, присущее предыдущим Московским фестивалям, во многом было изжито. И такого высокомерного отношения к участникам фестиваля или к гостям фестиваля, какое свойственно было фестивалю, вот это разделение на vip или не vip -персоны, в этом году этого не было, это было смикшировано. И во многом за счет того, что фестиваль проходит на одной площадке. И мне кажется, это несомненный плюс.
Елена Фанайлова: Юлия Идлис ответит Евгению?
Юлия Идлис: Я в качестве светского корреспондента в каком-то смысле захватила тот кусок фестиваля, о котором говорил Евгений. И все равно у меня осталось ощущение, что есть разделение на vip -персоны или не vip -персоны, и более того, оно иногда производит очень комический эффект. В частности, вечеринка по поводу открытия кинофестиваля проходила на Пушкинской набережной, где вся территория вечеринки была разделена на общую часть и vip -зону. Так вот, в vip -зону нужно было специальное приглашение, которое у всех рвущихся туда немилосердно проверяли. И на моих глазах генеральный директор кинофестиваля Наталья Семина направилась в vip -зону, была довольно жестко остановлена охранником с требованием предъявить приглашение. Немного испуганно она его предъявила и была пущена внутрь. На моих глазах многие вот эти самые « vip -гости», сталкиваясь с этим на входе, просто разворачивались и уходили, потому что им было неприятно вообще иметь с этим дело.
Евгений Гиндилис: Прокомментирую это. Все мои наблюдения, которые я излагал, не относятся к мероприятиям, связанным с открытием или закрытием фестиваля. То есть там это действительно расцветает пышным цветом. Всем известна история про то, как Филиппа Киркорова не пустили на закрытие и так далее. То есть в этом смысле абсолютно согласен, там это остается. Но мы, собственно, понимаем, откуда это идет, и это будет оставаться до тех пор, пока, собственно говоря, этот человек стоит во главе этого учреждения.
Елена Фанайлова: Евгений Гиндилис имеет в виду президента фестиваля Никиту Михалкова. Это я для слушателей говорю, потому что вдруг кто-то забыл, кто является президентом Московского международного кинофестиваля. Мария Кувшинова хотела выступить?
Мария Кувшинова: Я хотела просто дополнить, проиллюстрировать то, о чем говорил Евгений, по поводу отсутствия жлобства. Да, действительно, в этом году поменялся пресс-центр, и меня, как человека, работающего на этом фестивале, приятно удивило, что люди, работающие в этом пресс-центре, сами звонили и говорили: «У вас завтра интервью с Ульрихом Зайдлом» или «завтра у вас интервью с Ральфом Файнсом». С предыдущим пресс-центром такого не происходило, там надо было ходить за этими людьми, унижаться, умолять их. Что касается какой-то светской составляющей, то это да, это традиция Московского кинофестиваля. Но зато теперь у нас люди на ковровую дорожку начали наряжаться, буквально в первый раз.
Елена Фанайлова: У меня есть другие наблюдения. Я думаю, дело связано с тем, что занималась работой с прессой организация, которая ранее организовывала фэшн-показы. И поэтому, Маша, вы, как человек, работающий в глянцевом журнале, имели приоритеты. Но я сталкивалась с совершенно удивительными вещами, я видела, как первым лицам Гильдии киноведов и кинокритиков, выдавали аккредитацию класса «В». Ну, хорошо, что не «С», я бы сказала. То есть уважаемые в профессиональном сообществе люди получали аккредитацию, которая не давала им права смотреть те фильмы, которые им нужны для работы.
Алена Солнцева: Вы знаете, мне хочется, чтобы были примеры, скажем так, грубости или вежливости, приятности или неприятности. Действительно, были милейшие девочки, и были вот эти мордовороты-охранники какие-то, были отношения вполне нормальные, были успехи, были провалы. Понятно, что в условиях, когда люди работают в режиме такого блиц-крига, за 15 дней до начала фестиваля начинают выяснять, какая команда будет его обслуживать, это все частности. Но есть вещь, как мне кажется, очень важная, а именно – общий недружелюбный к людям климат фестиваля. И в этом смысле он не поменялся. Извините, я расскажу такой случай из жизни. Приехала моя подруга с двумя детьми из Нью-Йорка, нового русского происхождения, и взяли они такси из Шереметьево. Едут они, а таксист оборачивается к ним и говорит: «Вы откуда?» - «Мы из Нью-Йорка». – «А давно были в Москве?» - «Ну, какое-то количество лет назад». Тогда он смотрит на этих девочек и говорит: «Не расслабляйтесь, здесь вам не Америка. Здесь вас раздавят, как черепаху!» И я понимаю, что это первое, с чем столкнулись эти две 13-летние девочки, которые прилетели на родину, в Москву. Их сразу предупредили: на надо расслабляться, потому что, как черепаху, к чертовой матери.
До тех пор, пока Московский фестиваль, по идее предполагающий, что его задача – как можно большему числу людей как можно больше дать информации, фильмов, показать, устроить, будет вести себя как тетка за прилавком – «вас много, а я одна», никакого смысла в этом фестивале, на мой взгляд, по-настоящему нет. Потому что фильмы мы теперь смотрим на носителях, фильмы выходят, и фестиваль – это прежде всего атмосфера, климат, ощущение, настроение и состояние людей, для которых кино является чем-то большим, чем просто приятное развлечение вечером, людей, которые приходят в это кино для того, чтобы не просто развлечься, но что-то получить, как-то пообщаться, как-то это оценить. Очень разных людей. И в этом смысле мне кажется, что ни кинотеатр «Октябрь» не годится на фестивальный центр, ни эта концепция.
Я не говорю сейчас о людях, которые вообще с большим трудом там, как Петя Шепотинник и команда отборщиков вся, которая трудилась, старалась из последних сил, в последний момент… Еще в феврале никто из них не знал, будут они работать на фестивале или нет. Я не говорю в каждом конкретном случае, не говорю о каждом конкретном человеке, который свою работу, стиснув зубы, выполняет, наверное, хорошо. И, наверное, ни у кого нет идеи сделать все как можно хуже. Но результат вот этого недружелюбного, агрессивного по отношению к людям климата фестивального, безусловно, свойственного стране в целом и, естественно, фестивалю в частности - я не хочу с этим мириться, вот и все. Я хочу, чтобы этого не было. Поэтому я считаю нужным об этом сказать в публичном пространстве.
Светлана Хохрякова: Я не стала бы преувеличивать, на самом деле, масштаб бедствия нынешнего фестиваля. Он ровно такой, как был год, два или пять назад. Более того, все-таки я какие-то надежды возлагаю на тех людей, которые пришли сейчас к руководству, прежде всего на Кирси Тюккюляйнен. Главное, чтобы их сейчас уже хотя бы не трогали, а дали людям поработать. Вот мы сегодня очень много говорили о проблемах аккредитации и прочего. Я хочу привести очень хороший один пример, который связан с Каннским фестивалем. Проходит он в мае, возвращаемся мы домой – и буквально недели через три каждый год Каннский фестиваль присылает анкету, которую я должна заполнить. Она на трех или четырех листах. Вопросы, вообще, нужно руководству Московского кинофестиваля показывать, потому что они о многом говорят. Меня спрашивают о том, понравилось ли мне, как работают секьюрити при выходе в такой-то зал, причем по пунктам: владение английским языком, вежливость… Нравятся ли мне секьюрити и прочие представители службы фестиваля, которые стоят у входа в другой зал, на таком-то этаже, в таком-то зале, в другом, все подробно. Известно ли мне, что такие-то издания выходят? Пользовалась ли я услугами различных комнат, вплоть до багажной? Все это у меня спрашивают. И я думаю, что это спрашивают неслучайно. И все это учитывается. Потому что люди работают не одним днем, они работают многие годы, и им важна репутация, им важно, действительно, все это улучшать. А у нас вот эта чехарда кадровая – сегодня одни, завтра другие.
Кроме того, люди есть такие, скажем, среди отборщиков, которые работают уже по многу лет, даже, по-моему, 15. Евгения Тирдатова, например. И ведь это каждый год такое. Даже раньше, когда было уже известно, какая команда будет работать, отбирать начинали ровно за те же три месяца. Так что ничего особо экстремального в этом году не случилось. Другое дело, конечно, что самая главная, мне кажется, беда этого фестиваля, если абстрагироваться от каких-то организационных дел, - очень средний уровень конкурсной программы. И это даже не вина отборщиков, это – репутация фестиваля, которой, в общем-то, в мире, вот такой, какая она должна быть у фестиваля, такого класса, ее нет. Естественно, нам остаются остатки, которые не всегда сладки. Поэтому это самое скучное. Ведь, например, в Канне, что бы там ни происходило, куча параллельных программ, но главное – это попасть на конкурс. Потому что все-таки в конкурсе лучшее. Скажем, в Венеции – там параллельные программы интересные, не всегда конкурс – самое интересное. А у нас самое «гиблое место» - это как раз конкурсная программа. Причем мне показалось, что где-то 5-6 лет назад какое-то изменение вроде бы произошло, и там 5-6 картин приличных появилось, и это очень неплохой показатель. А теперь даже я этой цифры не могу назвать. Вот даже не было такой картины, за которую можно было биться, бороться. Вот даже мы на жюри обсуждали что-то, и чтобы я там билась, насмерть стояла за какую-то картину, я не могу таковую назвать. И это самое, наверное, печальное, что нет художественных открытий. И, в общем, то мы имеем дело с довольно средними фильмами. Все-таки фестиваль предполагает некий художественный поиск прежде всего, а его как такового нет.
Юлия Идлис: Мое самое сильное художественное впечатление от фестиваля, пожалуй, - мультфильм студии « Pixar » «Рататуй» про крысенка. И короткометражка анимационная, которая была показана перед ним, полторы минут, про инопланетян. Я когда пытаюсь думать, о чем это мне говорит как кинокритику и человеку, пишущему о фестивале уже несколько лет, я прихожу к выводу, что на том художественном фоне, с которым я столкнулась на фестивале (поскольку мне нужно было писать про конкурс, я смотрела в основном конкурс и то, на что успевала из внеконкурсных показов), и вот на этом фоне, во-первых, у меня осталось ощущение, что я все, что посмотрела, это была какая-то попса в том смысле, не в плохом, а в смысле, что я шла на те внеконкурсные показы, на которые все шли в поисках свежего воздуха. То есть я посмотрела, таким образом, румынский фильм «Четыре месяца, три недели и два дня», который взял Гран-при в Каннах, я посмотрела документальный фильм «Мост» про мост самоубийц «Золотые ворота» в Америке, и еще какие-то фильмы, которые оказались единственными островками чего-то хорошего в ежедневной рутине просмотра конкурсных картин.
Елена Фанайлова: Но все эти фильмы не имели к конкурсу, естественно, никакого отношения. Алена Солнцева, пожалуйста.
Алена Солнцева: Мне кажется, если опять связывать одно с другим как-то и пытаться выстроить систему, то и конкурс не так уж плох, и картины не так уж бессмысленны. И брать-то особо выдающихся картин неоткуда, потому что если вы смотрели картины того же Каннского фестиваля, какой-нибудь из программ, нашлись бы точно такие же оценки: скучно, необязательно. Потому что, мне кажется, самое важное – это такая сложная история с Московским фестивалем. У Московского фестиваля нет хозяина, это понятно, то есть нет человека, который бы занимался его концептуальной презентацией. Потому что Московский фестиваль, во-первых, не ориентирован на молодых людей, в отличие, например, от Карлововарского, который собирает со всей Европы молодежь с рюкзаками, с палатками. То есть он ориентирован на столичную пресыщенную публику, которая хочет немножко развлечься, сходить на гала-премьеру, показать русское кино в контексте Московского фестиваля, устроить вечеринку, выгулять свой наряд… В Московском фестивале статус собственно кино очень низкий, а статус светского события очень высокий.
Более того, средства массовой информации – это особенность нашей культуры – интересуются прежде всего… Я читала, мониторинг такой делала СМИ про Московский фестиваль: про фильмы не пишут. Мы не пишем про фильмы конкурса. Но про фильм Зайдла, про который есть о чем поговорить, тоже не пишем. Про фильм румынский тоже не пишут. Про ретроспективы какие-то, про молодых, про дебютантов никто ничего не пишет. Пишут про то, что Киркорова не пустили на звездную дорожку, кто был, кто в чем. Возможно, это центральная часть нашего фестиваля. Возможно, это главное – чтобы наши звезды, полторы штуки среднего возраста, вышли бы со своими вторыми половинами и продемонстрировали очередной наряд или очередной автомобиль, на котором они подъехали. То есть фокус для молодых журналистов должен быть: на что на этом фестивале надо обращать внимание. И это надо организовывать, организовывать обсуждение, организовывать контекст фестиваля. Я, например, с большим интересом после конкурса посмотрела фильм «Нога» Никиты Тягунова. И я думаю: боже мой, вот, пожалуйста, возьмите картину, связанную с афганской войной, сделайте тематическую подборку, сделайте обсуждение, соберите людей в эту сторону. Это больно, это странно, это тяжело, это интересно. Элементарно!
К фильмам, к русским фильмам конкурсной программы у меня вообще нет претензий, они все мне кажутся вполне приличного уровня, мне они нравятся. Это фильмы «Путешествие с домашними животными», «Путина» и «Ничего личного». Но если мы возьмем «Кинотавр», где случилась дикая просто свара, потому что столкнулись два фильма - «Простые вещи» и «Груз-200» - и, пожалуйста, возникло живое напряжение, которое выплеснулось за пределы фестиваля. Ничего подобного на Московском фестивале нет. И мне кажется, даже не потому, что там такие картины, а такие картины там потому, что нет такого напряжения. Мы сейчас говорим: да, новые продюсеры «Кинотавра» пытаются сделать на фестивале деловую обстановку и уйти от этой вот светскости и такой домашней вечеринки, которая была при Рудинштейне. А что сегодня происходит на Московском фестивале? А, собственно, ничего. Потому что по накатанной плоскости приезжают друзья Никиты Михалкова в количестве одного-двух человек, которые говорят дежурные слова про то, что «мы с вами всю Европу» и так далее. Они приезжают не на Московский фестиваль, а они приезжают на дачу к Михалкову и в гости, на прием к Президенту.
Нет такого понятия – Московский кинофестиваль. Его неоткуда взять: нет аудитории, нет публики, нет дискуссионных столов, которые почему-то проходят не в центральном кинотеатре, а в Доме кино. Если ты смотришь конкурсную программу, ты уже не успеваешь, например, пойти и послушать, что говорят люди на круглом столе, который организует «Искусство кино» и Дондурей, его главный редактор. Нет этого! Мне кажется, что пока мы не поймем, что катастрофа у нас в головах, и фестиваль лучше не будет.
Елена Фанайлова: Я не могу, увы, с вами не согласиться, потому что мне показалось, что как раз на фестивале было довольно много фильмы и острых, и любопытных, и, я бы сказала, модных, но они в общей каше как-то теряются, их не видно. Мне, например, было очень жаль, что в конкурсе «Перспективы» два замечательных фильма, один из них получил-таки приз – это рижский фильм «Монотонность», и не менее замечательный якутский фильм под названием «Дыши», никак не были обсуждены.
Мария Кувшинова: Алена говорила про общую культурную ситуацию. Есть некий нюанс, который на этом Московском фестивале еще больше стал заметен. У нас почему-то как публика, так и критика как-то только два мнения по поводу фильма может высказывать: либо это шедевр, который «перепахал», либо это абсолютно полный треш, ни на что не годный. То есть это вот такая инфантильная позиция, которая почему-то в критике нашей тоже существует. Вместо того чтобы искать какие-то нюансы, что-то отсматривать, в конкурсе, даже исходя из того, что это были не шедевры, безусловно, вне всякого сомнения, там же было что-то интересное. Даже если оно не было цельным, оно все равно было интересным как-то по частям. Я не могу себе представить, чтобы на Каннском фестивале или на Берлинском, где в конкурсе тоже очень много слабых фильмов, люди выходили и говорили: «Нет, ну, это вообще полный отстой». Все равно есть какой-то материал для обсуждения. Вот как-то смотреть не хотят люди. У меня такое ощущение, что просто или их ударило по лбу этим фильмом – и тогда они вышли и сказали: «О, да, это шедевр» - или все, их не ударило, и тогда полное «никуда не годится». Вот как-то надо над этим работать.
Елена Фанайлова: То же самое происходит и в литературе. Люди настолько отвыкли за последние 5-8 лет читать литературу серьезную, они хотят, чтобы их, действительно, либо ударило каким-то образом, либо развлекло, - и тогда они будут с удовольствием эту книжечку читать.
Евгений Гиндилис: Я тоже не могу не согласиться с тем, что сказала Алена. Это, по-моему, был очень внятный и исчерпывающий анализ всех проблем, связанных с Московским кинофестивалем. И действительно, если сравнивать Московский кинофестиваль с Карловыми Варами или, например, с нашим ближайшим соседом – фестивалем «Молодость» в Киеве, то отличие с точки зрения ориентации на тот или иной возрастной срез публики виден. Потому что, действительно, фестиваль совершенно не адресуется наиболее активной части зрителей, а именно молодежи.
Но мне хочется вернуться к тому, с чего я начал, - к тем презентациям, которые дела «Сине-Фантом». Потому что мне кажется, что внутри фестиваля появились те живые тенденции, опираясь на которые мы можем найти правильную интонацию этого фестиваля. И вот то, что делали ребята в рамках своих программ, мне кажется очень интересным. И вот эта презентация еще не осуществленного проекта мне показалась, действительно, одним из самых интересных событий фестиваля, если не говорить о тех фильмах, которые я видел. Потому что речь идет о проекте достаточно уникальном – это экранизация Юрия Коваля, там участвуют, помимо связанных с «Сине-Фантомом», такие удивительные персонажи, как, например, Псой Короленко, который будет писать там тексты для этого фильма, поэт Маша Степанова. Они нашли замечательных совершенно музыкантов из Японии, которые будут делать саундтрек для этой картины. И вот такие живые презентации-обсуждения, которое за этим последовало, это неотъемлемая часть любого фестиваля. И, мне кажется, это очень правильная идея, которую нужно поддерживать и опираться во многом на этот уже приобретенный опыт.
Елена Фанайлова: Мы должны сказать, что речь идет о работе клуба «Сине-Фантом», и для клуба в этом нет ничего странного или из ряда вон выходящего. Ребята просто пришли на кинофестиваль со своими наработками и их представили, свое отношение к миру и кинопроцессу.
Светлана Хохрякова: Я хочу продолжить то, о чем говорили Алена и Маша, в общем, о состоянии умов и о нашей публике. Конечно, если сравнивать с фестивалями, которые, скажем, проводили еще Сергей Соловьев и Александр Абдулов, то публики, конечно, сейчас много. В последние два года люди пошли в кино, и залы были полные. Но люди как слепые котята, они абсолютно не понимают, куда им надо. Стоит в кассе очередь. Куда пойти – спрашивают у кассира, и он тоже не может дать никаких рекомендаций. Я ходила по разным залам, и, например, рекордное количество людей было, конечно, в соответствии с масштабами зала, на венгерской картине «Голые мужчины» - не потому что имя режиссера или актеров о чем-то говорили публики. А вот «Голые мужчины». И зал наполнился, там стояли, лежали, на потолке висели, колоссальное количество. И, в общем-то, люди получили то, что они хотели, и голых мужчин, и всего прочего. Вот в каких-то таких потемках мы плутаем.
И вот опять-таки, возвращаясь в Карловы Вары, которые вспоминали, и фестиваль «Молодость» в Киеве, и Венецию – иногда ведь злишься даже, стоишь в очередях в той же Венеции, чтобы попасть в какой-то кинозал, потому что вокруг тебя тучи этих студентов, которые приезжают со всей Италии! И все они получают каким-то образом какие-то аккредитации, я даже не знаю, студенческие. Причем они не всегда причастны, эти люди, к каким-то творческим объединениям и вузам, киноклубам. Масса людей, которые просто стоят с тобой в одной очереди. На самом деле это, конечно, хорошо, что у людей такой интерес. Об этом уже неоднократно говорили, и это, конечно, специфика Москвы: почему-то любая картина, не знаю, из Эквадора, из Чада (который тоже сейчас начал развивать свою кинематографию) пользуется в мире успехом, люди приходят, забиваются полные залы; на этот фильм у нас, скажем, где-нибудь в центре, в кинотеатре «Художественный» запусти неделю фильмов Эквадора – там будет пусто, я больше чем уверена в этом. То есть нет ни интереса, ни какой-то зрительской культуры.
Надо об этой зрительской культуре обязательно говорить еще вот в каком смысле. Не дай бог, у тебя зазвонит, только пиликнет телефон – да тебя убьют в Берлине или в Венеции! У нас же все разговаривают, телефоны дребезжат, люди входят и выходят. Я даже предложила дирекции фестиваля… Мы встречались в понедельник, была в полном составе дирекция фестиваля, за исключением Никиты Михалкова, который вместо себя Верещагина прислал, и вот небольшая часть Гильдии киноведов и кинокритиков. И я им предложила перекрывать залы, как это везде делается. Это же невозможно смотреть! Претензий очень много к нам самим на самом деле.
Елена Фанайлова: Друзья мои, давайте мы все-таки порекомендуем что-то нашим зрителям из того, что мы увидели на Московском международном кинофестивале.
Алена Солнцева: Ну, мне-то кажется, что как раз таким наибольшим интересом и фестивальной публики, и критики пользовались все-таки фильмы, которые у нас в прокат, слава богу, выйдут, правда, в ограниченный. Это румынский фильм, получивший «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах…
Елена Фанайлова: «Четыре месяца, три недели и два дня».
Алена Солнцева: Это фильм, который мне показался, к сожалению, менее значимым и интересным, чем показанный на прошлом Московском фестивале тоже румынский фильм «Смерть господина Лазареску», но это фильм все равно очень интересный, очень неожиданный. И мне было бы любопытно, например, сравнить его с фильмом «Дыши», якутским. Фильм «Дыши» снят за три копейки театральным режиссером, то есть непрофессиональным кинорежиссером. И фильм такой, ну, в духе Такеши Китано. Некий такой обалдуй якутский, без денег, зато с большим количеством детей, ездит в фургоне с сыном по городу и, в общем, наталкивается на сплошные тычки и зуботычины, потому что у него нет денег, он всем должен, ему все должны, денег вообще в обороте нет. Он в результате грабит продуктовую лавку и так далее. И этот фильм снят в силу того, что у людей нет денег, он снят, естественно, буквально чуть ли не ручной камерой, которая ездит по реальным районам города, заходит в реальные магазины, смотрит на реальные ларьки, на реальные лица. Актеры все непрофессиональные или почти все.
Елена Фанайлова: Половина.
Алена Солнцева: Ну, там половина – актеры, а все эпизодники – это просто люди с улицы практически. То есть это фильм, который сделан в режиме модного сейчас и, собственно говоря, такого традиционного направления – документальной жизни, превращенной в историю. Так вот, чем мне понравился румынский фильм «Четыре месяца…», тем, что это абсолютно сделанный, придуманный, выстроенный, придуманный до каждой запятой, до каждого нюанса, до каждого кадра фильм, притворяющийся документальным, использующий документализм как язык условный кинематографический. Румыны, наверное, потому так и вышли неожиданно на такой высокий художественный уровень, что у них игра с реальностью превратилась в прием, выдаваемая при этом за полный такой документализм. Мне было бы интересно подумать на эту тему. Я предлагаю своим зрителям тоже это сделать, посмотрев эти фильмы: «Импорт-экспорт», «Четыре месяца, три недели и два дня» и фильм «Дыши» (который вряд ли, наверное, выйдет в прокат).
Юлия Идлис: Я, как всегда, будут провозвестником попсовых увлечений, потому что я уже говорила сегодня про мультфильм «Рататуй». Это, конечно, была не часть фестивальной программы, а просто премьера «Рататуй» была приурочена к Московскому фестивалю.
И таким же абсолютно по качеству впечатлением у меня оказался немецкий фильм «Жизнь других». В фильме рассказывается история очень популярного, приближенного к партийным кругам драматурга ГДР, который как бы занимается подпольной борьбой с режимом и пишет статью, посвященную самоубийствам в ГДР, об отсутствии статистики по этому делу, на привезенной ему любезно друзьями из соседнего государства печатной машинке. И там несколько такой штирлицевский сюжет и мелодраматичный одновременно, потому что там подруга его умирает и так далее. Так вот, в пересказе этот фильм совершенно не производит никакого впечатления, но на премьере случилось следующее. Фильм идет на немецком с английскими субтитрами и с русскими субтитрами, потому что дело происходит в большом кинозале, на всех наушников не хватает. За 15 минут до конца фильма закончились русские субтитры, а зал это заметил и начал протестовать. Фильм остановили, выяснилось, что субтитров неоткуда взять, и Алексей Медведев - на прошлых кинофестивалях он был отборщиком, а сейчас, я так полагаю, занимался службой переводов, - побежал в рубку переводить сам, в микрофон. И они пригасили звук, поэтому фильм мы досматривали в том виде, в котором мы все смотрели кассеты в ранних 90-х, то есть с таким гнусавым русским переводом. И в какой-то момент Медведев не мог переводить от смеха. И я в первый раз встречаю действительно такую живую реакцию киночеловека, который занимается своим профессиональным делом, в десятом часу вечера, уставший, который это кино посмотрел неизвестно сколько, который просто читает реплику субтитра – и не может удержаться. Значит, это действительно какой-то живой такой, берущий за душу фильм, не только своей историей, может, слишком пережатой в мелодраму, но просто отлично написанными диалогами.
Светлана Хохрякова: Во-первых, я не могу не заметить, что недостаток нашего фестиваля иногда оборачивается в его достоинство, что почти все фильмы, которые показываются на фестивале, они, как правило, уже кем-то куплены и вот-вот выйдут в прокат, буквально иногда сразу. Я хотела бы отметить картину, которая была объявлена в программе фестиваля, но так и не была показана, она была во внеконкурсной программе, которая мне очень нравится (что не все разделяют мои коллеги), - это картина Гаса ван Сента «Параноид Парк», показанная в Канне. Мне она очень нравится – умная, тонкая, с поразительным совершенно главным героем, непрофессиональным артистом в силу возраста, человеку лет 15-16.
И хотелось бы мне отметить фильм, который на меня произвел серьезное впечатление, тоже был показан всего один раз, и во внеконкурсной программе, - это фильм «Наследство» отца и сына Баблуани. Вот просто поразительная вещь, картина, сделанная минимальными постановочными средствами, никаких там наворотов, как это у нас обычно водится, особенно в российском кино, - и сказано все, что только можно сказать вообще об этой жизни, о человеке, о взаимоотношениях. Это очень трагичная и в то же время какая-то умиротворяющая картина. И сюжет, в общем-то, достаточно, может быть, банальный, но так все это… Вернее, он не банальный, конечно, его банальным не назовешь в силу тех традиций, которые существуют в Грузии. Несмотря на то, что папа-то проживает чаще в Грузии, а Гела Баблуани живет в Париже уже давно, тем не менее, снимали они в Грузии и на грузинском материале, чем они хорошо владеют. Я бы очень всем рекомендовала эту картину – «Наследство» Баблуани.
Евгений Гиндилис: Я в основном смотрел русское кино, которое было так или иначе представлено на фестивале. И, наверное, оно так дойдет в свою очередь до зрителя, поэтому не буду подробно на этом останавливаться. А то, что касается каких-то своих свежих впечатлений из других фильмов, которые я посмотрел, я могу назвать картину Хэла Хартли «Фэй Грим». Это, конечно, не является никаким новым словом или открытием с точки зрения кино, но вот эта эстетика американского независимого кино, которую Хэл Хартли очень успешно претворяет в своих фильмах, она уже имеет своего зрителя здесь, в Москве. Я думаю, что все поклонники Хэла Хартли от его нового фильма получат большое удовольствие.
Мария Кувшинова: Ну, те важные внеконкурсные фильмы, о которых говорили, «Четыре месяца, три недели и два дня», и «Импорт-экспорт» Ульриха Зайдла я видела не на Московском фестивале, а в Канне, и подписываюсь под тем, что сказала Алена. А из того, что для меня было неожиданно, вот из того, что говорили мы сейчас, и из разговора с моими коллегами я поняла, что конкурс «Перспективы» все-таки достаточно интересный сегмент фестиваля. И я там посмотрела британский фильм «Маленькая ложь во спасение», который, к сожалению, не существует на кинопленке, это была цифровая проекция, он просто существует в цифре. И очень жаль, что, как мы говорили, у нас нет арт-хаусного проката, британское кино здесь не показывают вообще, только на Фестивале британского кино. Французские фильмы, японские, итальянские иногда доходят, а британское кино – сильнейшая кинематография – абсолютно неизвестно нашему зрителю. Это вот, хотя и дебютный, но очень хороший, прежде всего на уровне сценария, образец британского кино.