После Московского кинофестиваля я сделалась грешницей, потому что впала в уныние. Главное ощущение: люди, связанные с кинематографом, в большинстве своем меня презирают. Заставляют выстаивать часы на солнцепеке в очереди за полагающейся аккредитацией, делят своих гостей на категории «а» и «б», то есть на чистых и нечистых. Нечистые не могут попасть даже на дневной просмотр конкурсного фильма, если не успели увидеть его утром. Заметим: фильмы-участники смотра идут только на двух сеансах, и зал заполнен в лучшем случае наполовину. Вообще-то фестивали такого рода затеваются именно ради конкурсной программы. Но никто особо не рвется увидеть то, что собрали эксперты. Почему?
Потому что презирают людей не только организаторы, но и сами кинематографисты. Одни режиссеры считают зрителей быдлом, не способным оценить сверхглубокие авторские «высказывания», другие – дойной коровой для финансового отчета о «возрождении кинематографа».
Из т.н. «артхауса» растекается по свету патологическая слизь, в лучшем случае – невнятная абракадабра. Т.н. коммерческое кино – ярмарочный балаган, поросший компьютерными технологиями. Тоже ни ума, ни фантазии. Но продюсер с бухгалтером довольны: молодец, хорошее создал произведение, на три рубля лучше, чем в прошлом году. «Хаусом» довольны т.н. «критики»: приятно же сознавать, что принадлежишь к высшей касте посвященных, и свысока внушать всем остальным, что они, малограмотные, сами не разберутся. Смотрит нормальный человек очередную «Пианистку», дубль 353-й, без поллитра ничего не понимает, вот тут-то вместо поллитра появляется толмач. Он сумеет объяснить, что за символы вызывают тошноту, что за знаки порождают зевоту, и отчего черное следует считать белым. Правда, народ у нас упрямый. Всё никак не верит в новое платье голого короля. «Критики» в ответ сердятся и обвиняют людей в лености: мол, не хотят слезть с тахты, таращатся сутки напролет в телевизор, вместо того, чтобы заполнить собой кинозалы.
Вот так и живут – во взаимном презрении.
Совершенно в ином свете проблема «художник и зритель» предстаёт на тоже московском, тоже международном – но театральном – фестивале имени Чехова. Конечно, тут нет никакого конкурса. Никто не кричит про класс «А». Нет и светской хроники: кто в каких шортиках в какой ресторан продефилировал. Зато привозят лучшее, что есть в распоряжении театров мира. Великие и знакомые нам имена, а рядом – те, что для нас новость. Играют один и тот же спектакль целыми неделями в больших залах, цены на билеты очень высокие, а люди все идут и идут, и театры Моссовета, МХТ, имени Пушкина набиты под завязку, не могут вместить всех желающих. И кто посмеет назвать постановки Робера Лепажа, Мэтью Боурна, Питера Брука, Пины Бауш, Тадаши Сузуки коммерческим продуктом? Это как раз чистые образцы высокого искусства, но любой человек вне зависимости от образовательного ценза уйдет из театра счастливым. Потому что великие театральные режиссеры на сложном языке говорят о простых вещах и находят дорогу, если не к интеллекту, то к сердцу любого. Так вот, эти спектакли коммерчески успешны. Театры играют их подолгу, возят по всему миру, и если посчитать, то выйдет, что прибыль весьма велика.
Все вышеизложенное, по-моему, наглядно демонстрирует, что не было и нет никакого «артхауса» и «коммерческого кино», «фестивальных спектаклей» и «постановок для масс». Есть хорошие и плохие фильмы, талантливые и бездарные спектакли. Есть «культовые» зануды и настоящие художники – мастера, которые уважают не только себя, но и свою аудиторию, а та платит им взаимностью.