Майкл Чабон, книги которого начинают завоевать признание и русского читателя, считается одним из самых ярких американских авторов того среднего поколения, что идет на смену стареющим китам американской словесности. Таким, скажем, как Филипп Рот, чей недавний роман «Заговор против Америки», кстати сказать, перекликается с новой книгой Чабона. Оба писателя работают с альтернативной историей, в обеих книгах — сюжет строится вокруг героев-евреев. Но на этом сходство кончается. Там, где Филипп Рот из вымышленной завязки (в его версии истории, в Америке побеждает фашистский антисемитский режим) выращивает реалистическую трагедию, Чабон строит детективную драму с комическими обертонами и бесконечной чередой занятных подробностей.
О новом романе Майкла Чабона «Союз еврейских полицейских» рассказывает обозреватель Радио Свобода Марина Ефимова.
Michael Chabon. The Yiddish Policemen’s Union — Майкл Чабон «Союз еврейских полицейских»
Новый роман пулитцеровского лауреата Майкла Чабона по своей идее (или, точнее, затее) напоминает аксеновский «Остров Крым»: красочное видение писателя, размечтавшегося на историческую тему. У Аксенова, написавшего свой роман в советское время, белые сумели отстоять от красных Крым, и там создалась цветущая русская демократическая республика по образцу и подобию Запада. Историко-фантастическая основа романа Чабона — в том, что государство Израиль создать не удалось, и Соединенные Штаты отводят европейским евреям небольшую территорию на Аляске — город Ситку. Им разрешено устроить там некое подобие автономного государства сроком на 60 лет, после чего Ситка снова поступит под административный контроль Аляски. И вот что делает из этой идеи Чабон, по мнению рецензента «Нью-Йорк Таймс» (New York Times) Терренса Рафферти (Terrence Rafferty):
Чабон, со всей изобретательностью своего иронично-меланхолического таланта превращает многовековое вселенское разочарование евреев, напрасно ожидающих прихода Мессии, в эксцентричную, сумасбродную и мистическую историю. И действие этой истории, для большей несообразности, происходит в альтернативной реальности города Ситка, штат Аляска. Однако вскоре обнаруживается, что сама захолустность Ситки, непреодолимое расстояние между нею и «землей обетованной», чрезвычайно импонирует и автору, и его главному персонажу Мейеру Ландсману — герою-полицейскому, алкоголику и меланхолику. Суматошный мирок людей, говорящих на идиш и загнанных судьбой на американский дальний Север, так невероятно абсурден, что становится душевно комфортабельным для неверующих евреев, вроде Ландсмана. Все существование этого мирка является ежедневным оправданием его неверия: ведь шансы на то, что Мессия придет в Ситку, — очевидно ничтожны.
«Район» — District, как жители называют Ситку, замечательно удобен и для автора, который может заселить его кем угодно. И заселяет. Щедрым набором полицейских, злодеев, мошенников, раввинов и шахматных фанатиков, один из которых становится жертвой убийцы и центром сюжета. В его комнате детективы находят шахматную доску с неоконченной партией — в ужасной для проигрывающего игрока позиции под названием «цугцванг», когда его вынуждают сделать ход, хотя этот ход может привести только к одному — ему поставят мат. Эта шахматная позиция, судя по всему, — метафора диаспоры.
Очевидно и демонстративно придуманныймир «Дистрикта» хорош тем, что он поразительно реален. Детали так сочны, что читателю становится физически холодно при описании ледяных улиц городка. А вера его выдуманных тоскующих жителей в приход Мессии или в обретение «Земли обетованной» так горяча, что какой бы веры и национальности ни был читатель, он тоже начинает на это надеяться. Однако завершение романа далеко не так эксцентрично и, тем более, сумасбродно, как его начало. Вот что пишет об этом рецензент Рафферти:
Автор, неспешно и с трогательной романтичностью, разрешает, по крайней мере, одной паре своих воображаемых героев — Ландсману и его бывшей жене — найти продолжение истории, в котором они смогут жить в мире с собой, без постоянного ощущения, что они — за колючей проволокой, или что они, вместе с целым народом, жестоко обмануты судьбой. Они освобождаются от саднящего чувства несбывшихся ожиданий, от неуемного желания быть «там, где нас нет». Они удовлетворяются тем, что имеют «здесь и сейчас» — верой друг в друга. Простой «месседж» о спасительной силе каждодневной любви чуть разочаровывает читателя — как слишком уж небольшой результат такой интригующей истории. Можно добавить, что роман Чабона еще и о том, что величайшая литература рождает надежды, несоразмерно большие для нашей души, парализуя нас постоянным ожиданием, обрекая нас на хроническое недовольство своей жизнью, столь же неизбывное, как холод Аляски. Словом, к этому роману можно приложить эпитет «nice» — приятный. А чего вы ожидали? Прихода Мессии?