Когда-то «Знание—сила», «Науку и жизнь», «Химию и жизнь» можно было купить в обычном киоске. В течение последних десяти лет эти журналы были изъяли из общедоступной розницы, тиражи их сравнялись с тиражами самиздата. И вот недавно знакомые названия снова появились в журнальных киосках. Оказывается, они еще живы.
В первой половине 1990-х по научному просвещению ударили с такой силой, как, пожалуй, ни по одной другой отрасли. Журналы изъяли из общедоступной розницы (где продолжали продаваться газеты «День» и «Завтра»), тиражи приравняли к самиздатовским. Смотри таблицу, которую представлял Астрономическому обществу Владимир Георгиевич Сурдин. И вот последние номера, седьмые «Знания—силы» и «Науки и жизни», шестой «Химии и жизни». Да, они еще живы. Тиражи стабилизировались, даже чуть подросли от абсолютного минимума. «Наука и жизнь» по прежнему дает полезные советы домашнему мастеру, «Химия и жизнь» радует глаз оформлением, обложку любого номера — хоть сейчас в картинную галерею. Все три журнала представляют трибуну специалистам, причем дают материалы нормального журнального формата (чтобы читатель мог разобраться), а не мелкую нарезку, взятую на вооружение новыми, (более продвинутыми) как бы просветителями. В «Науке и жизни» подробно: технология полета на Марс, кто все-таки первым достиг Северного полюса, Фредерик Кук или Роберт Пири, актуальная летняя тема — ягоды русских лесов. В «Знании—силе» — климатическая подборка, включая данные о катастрофах в предыдущие геологические эпохи и о причинах массовых вымираний флоры и фауны. Тут сталкиваются популярная астероидная и менее известная сероводородная гипотезы. А с финальной рекомендацией Эрнста Черного: сокращать выбросы независимо от того, насколько они влияют на климат, просто потому что «противно жить на помойке», с этим, думаю, согласятся все. И кто-то, прочитав, что автомобиль — не просто тонна собственного веса, но 70 тонн сырья, не считая того, что потом отравляет атмосферу, может, задумается, так ли необходимо за свой счет загромождать планету лишней порцией вонючего металлолома (9). Но экология, конечно, проигрывает, если на другой чаше весов — реклама, престиж, ну, и собственное брюхо. Без автомобиля оно уже не то, что до работы, до соседней булочной скоро не доберется. А это уже тема «Химии и жизни», откуда узнаем списочный состав обитающих в кишечнике микроорганизмов (26), а также разбираемся, почему вышеупомянутый живот — не просто экономическое достижение, но самая большая из желез внутренней секреции (5, 39), как связаны с ожирением аденовирусы (37), ну и вечное — из чего сделана колбаса. По прочтении крепнет решимость не покупать ничего сложносоставного, что делается где-то за забором, будь то колбаса, пельмени или готовые котлеты. Правда, в журнале описаны экспериментальные методики фальсификации простых продуктов, например, рыбы. Но это все же технологии будущего. А рассказ про нынешнюю колбасу заканчивается грустным вопросом: «зачем в нее все-таки положили 5% настоящего мяса?»
Даже в статьях на естественнонаучные темы неизбежно проявляется простая человеческая совесть. Можно ведь оправдать высоченную (18 ПДК [«предельно допустимая концентрация» — РС]) концентрацию фенола в копченостях (46) какими-нибудь законами экономики или тем, что население любит бутерброды с фенолом. А можно назвать вещи своими именами. Кстати, в «Химии и жизни» они даны, и распространителям БАДов [«биоактивных пищевых добавок» — РС] (40), и пирамиде «Гербалайф» (43).
Напомню: у научно-популярных журналов всегда была общественная позиция. Нет, Брежнева там не ругали. Такая ругань — мы уже видели, что цена ей три копейки в базарный день, и до сих пор каждодневно убеждаемся. Важно другое: что предлагается взамен. Просветители старались противопоставить идеологической трепотне реальное, объективное научное знание. Казалось бы, сам бог велел продолжать ту же линию, пусть в тяжелых условиях — «но с прямою спиной», как сказал бы Роман Суслов, музыкант «с дипломом кибернетика». А что мы видим на практике? В «Науке и жизни» статья о Великой Французской революции: «Людовик XVI… любил свой народ», «город очутился во власти вооруженных шаек», и финал: «до недавнего времени в мире существовало два непонятных праздника, славящих братоубийственную бойню: 7 ноября и 14 июля. Теперь остался один — 14 июля» (82). Недавно в России справедливо возмущались поучениями из-за границы, как переписать нашу Конституцию. Думаю, что и французы как-нибудь уж сами разберутся, без наших белогвардейцев третьей свежести, какие праздники им отмечать.
В «Знании—силе» — тот же мотив: «большевизм, принесший стране неисчислимые беды» (43). Подсказываю: одна из этих бед — сам журнал «Знание—сила». Дальше редакция извиняется за статью некоего Ала Бухбиндера, который до сих пор сводит счеты с «официальной наукой», в частности, с математикой (117). Вы скажете: ну, что ж, опровержение опубликовано, извинения математикам принесены. Но рядом-то материал того же недобросовестного автора. Не отказались от его услуг. И большой рекламный текст про достижения некой интегративной медицины, которая соединяет «подходы европейской и восточной» и по ритму сердца «вправе судить об интенсивности информационных потоков и, соответственно, балансе информации и энтропии в организме» (79). Я не врач, чтобы судить о балансе информации и шарлатанства, но формулировки уж больно характерные: «А как воспринимает успехи рефлексотерапевта из Алушты официальная медицина?» Плохо воспринимает. Требует каких-то «подтверждений», «статистики». А журналу, в котором 20 лет назад редакторы проверяли достоверность каждой запятой — журналу ясно и так. «Вывод однозначен: общий объем информации, характеризующей состояние организма, и дисперсия, за которой сбои в здоровье, находятся в прямо пропорциональной зависимости». На самом деле никакой «восточной» и «западной» медицины не существует (привет от арийской физики), как не бывает «официальной» и «неофициальной» математики. Есть наука (со всеми своими недостатками) и шарлатанство. Между ними приходится выбирать. И тут мы переходим к программной статье А. Ваганова в «Науке и жизни». Основная мысль: печальная судьба науки и научно-популярной периодики имеет объективные причины, «Россия в этом плане находится вроде бы в мировом социальном мэйнстриме», «разговоры: вот, мол, все книжные прилавки заполонила макулатура… по крайней мере, наивны». Опять же, терминология. О пропаганде астрологии и магии не наивный Ваганов пишет так: слово «мракобесие» в кавычках и с деликатной оговоркой: «если так можно сказать». Авторитет для почтительного цитирования у него не академик какой-нибудь, а «писатель» Владимир Сорокин.
Представьте себе грязное кафе, по кухне ползают черви, а шеф-повар объясняет клиентам и СЭС, что нарушения пищеварения могут иметь множество объективных причин, уходящих корнями в метаболизм протерозойских анаэробов. В принципе, справедливо. Но для начала надо бы навести элементарный порядок. Как минимум, отключить господдержку работ по оболваниванию населения. Потом уже вести дискуссии о влиянии более сложных факторов.
Задача таких публикаций, как вышеупомянутая — как раз лишить интеллигентного человека способности назвать вещи своими именами и воли к сопротивлению. Никто ведь не виноват, люди сами выбрали. Спасибо начальству, что еще позволяет астрономам скромно прозябать в тени астрологии. Простите, господа, но с таким настроением вы слоника не продадите. Тем более журнал. Большой тираж вам действительно не нужен. Ничего не добьется тот, кто внутренне смирился с поражением.
Итак, мы имеем резкий разрыв между уровнем осмысления проблем естественнонаучных — и общественно-гуманитарных. Кстати, тот же феномен наблюдался в покойной ночной программе Гордона. Выход нашла «Химия и жизнь»: урезала общественную тематику. Правда, когда я только открыл журнал, в оглавлении обнаружил дискуссию «Наука и искусство». Ну, думаю, сейчас попрут культурологи с «трансцендентальными дискурсами». Оказалось — ничего подобного, просто подборка высказываний ученых и поэтов из прежних номеров журнала. Весьма поучительная. Мнение биолога Гюнтера Стента я с удовольствием вам воспроизведу: «Идет ли речь о художнике или об ученом, для обоих творческий акт состоит в том, чтобы высказать что-то новое, осмысленное о мире, что-то добавить к уже накопленному капиталу нашего культурного наследия».