Владимир Бабурин: Генеральная прокуратура России освободила из-под стражи двух подозреваемых по делу об убийстве обозревателя «Новой газеты» Анны Политковской, сообщил в четверг РИА «Новости» источник, близкий к следствию. Из-под стражи освободили Алексея Беркина и Олега Алимова.
Я напомню, что 27 августа генеральный прокурор России Юрий Чайка заявил о том, что дело об убийстве Анны Политковской раскрыто и задержаны исполнители, организаторы и пособники убийства. И Басманный суд Москвы выдал санкцию на арест подозреваемых.
А ближе к вечеру пришло сообщение, что Генеральная прокуратура не подтвердила, но и не опровергла сообщение об освобождении из-под стражи двух подозреваемых по делу об убийстве журналистки Анны Политковской, сославшись на тайны следствия. «По действующему законодательству мы не имеем в процессе расследования права комментировать конкретные действия следствия», - сказал официальный представитель Генеральной прокуратуры. - Мы сейчас в начале пути. В рамках расследования уголовного дела тщательно проверяются доводы арестованных лиц, проводится комплекс необходимых следственных и оперативно-розыскных мероприятий по сбору и оценке доказательств».
Сегодня в программе «Время гостей» - член правления Международного историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества «Мемориал» Александр Черкасов и главный редактор интернет-издания «Грани.Ру» Владимир Корсунский.
Вы знаете, господа, я вам честно хочу сказать, я был несколько озадачен, когда утром пришло сообщение об освобождении двух подозреваемых, а потом пришло сообщение о том, что, может быть, никто и не освобожден, а может быть, все-таки освобожден. В день рождения Ани я просто хотел, чтобы вы, люди, достаточно хорошо ее знавшие, просто ее вспоминали. Но потом все-таки, видимо, взял во мне верх информационный журналист, и решил я начать с этого сообщения. Надеюсь, что вы меня не осуждаете, Володя, в первую очередь вы, как журналист. Как вы оцениваете, во-первых, недавнее, вчерашнее заявление генпрокурора об аресте 10-ти подозреваемых, во-вторых, сегодняшнее, несколько странное сообщение о том, что некоторые из них то ли освобождены, то ли не освобождены? Непонятно, что там происходит.
Владимир Корсунский: И все время претворяется старый большевистский лозунг «Окрасим кровью будни в праздники!». Сегодня тихий, на самом деле, день поминания, один из дней памяти – день рождения Анны. Но для всех нас его превратили в некое политическое событие, сначала объявив о раскрытии преступления, а сегодня, видимо, потихоньку закрывая это преступление, спуская все как бы под сурдинку. Я думаю, что это позорище просто, просто позорная вещь, чисто политическая. И думаю, что она продиктована президентом.
Я так давно живу в этой стране, что вижу картинку, как это происходило. Когда утечка пошла про аресты людей, причастных к убийству Анны, президент вызвал генерального прокурора для доклада. Генеральный прокурор доложил. Президент похвалил его за проделанную работу и посоветовал, в общем, далеко не уходить от той версии, которую он озвучил через два дня после убийства Анны. И от того направления расследования, что убийц надо поискать за границей где-нибудь. А вообще те, кто убивал Анну, тогда, по его определению, мало кому интересную и известную журналистку, - это потом он ее стал называть Анной Степановной, - что эти убийцы пытались подорвать его режим и наше государство, устои нашего государства.
Так что сделали вы это абсолютно правильно, по-журналистски. Приходится говорить об этом. Приходится говорить сегодня, вспоминая Аню, в день ее рождения, а сегодня ей было бы 49 лет, приходится говорить об этом – о безобразии, которое на ее костях устраивает государство.
Владимир Бабурин: Саша, пожалуйста.
Александр Черкасов: Ну, на самом деле, я вряд ли буду комментировать все те утечки или заявления о ходе расследования, переадресовав всех интересующихся к сегодняшней публикации «Новой газеты».
«Новая газета» с самого начала очень обстоятельно сотрудничала со следствием и давала всю необходимую информацию. И до того, как они бы убедились в том, что следственная группа, действительно, саботирует расследование, они не стали бы давать никаких своих публикаций, никаких своих отдельных материалов расследования. И они выдерживают эту линию до сих пор. На две страницы материал Сергея Соколова, мягко говоря, удивленный: «А почему сейчас утечка большого количества информации, которая точно помешает дальнейшей работе следствия?», - мягко говоря, удивление.
Но я тоже давно живу в этой стране для того, чтобы не пытаться строить какие-то версии, почему так оно произошло. Зная, как расследуются некоторые дела о терроризме, можно предполагать всякое – и в поспешных заявлениях, и в поспешных действиях, и в последующем вынужденном дезавуировании их. Следствию, наверное, еще предстояла бы большая работа. Ну, в частности, как интересно, выяснилось, с каких компьютеров, выяснилось, кто, что называется, «пробивал» по базе Политковскую, - это были представители спецслужб. Наверное, там было и есть куда копать дальше. И вслед за «Новой газетой» остается удивиться: «Зачем так рано назвали подозреваемых, обвиняемых, тех, кто это делал?». Чтобы были заметены следы? Или для чего? Или это административное рвение?
В любом случае, сегодняшний день – день, когда люди, наверное, все-таки по отдельности, а не все вместе, прежде всего, вспомнили бы о человеке, который продолжал говорить, когда многие из говоривших замолчали, - в этот день нам приходится заниматься, ну, не тем, чем стоит. Митинг большой на Пушкинской площади, больше, чем можно было бы ожидать. Что там говорилось, и можно было бы это самое сказать, если бы присутствовала виновница торжества. Это был человек, не позволяющий фамильярности. Вот она бы со следствия, да и с многих, кто ее имя использует, спросила бы. К сожалению, такого другого журналиста у нас сейчас нет. И не потому, что о Кавказе не пишут, не потому, что о Беслане не пишут, а потому что так никто не пишет.
Вот уходили по одному при разных обстоятельствах. Надю Чайкову убили в первую войну. Галя Ковальская погибла уже в ходе второй войны. А сейчас из этого, казалось бы, хора сильных голосов, разных и сильных, нет Политковской, которая, на самом деле, и сообщала нам о том, о чем многие из наших соотечественников не желали бы слышать, и многие из нашего начальства не желали бы, чтобы мы слышали. И ее дело превращается в одно из таких дел, о которых она писала.
Ведь о чем тут была речь? О том, что годами, многими годами не расследуется... а если и расследуется, то, мягко говоря, криво, а если и докладывается, то не для того, чтобы сообщить о действительно сделанном, а для того, чтобы отчитаться к дате. Вот очередные даты – и был отчет. Давайте вспомним, например, к годовщине бесланских событий заместитель генерального прокурора заявил о том, что раскрыта резервная бесланская группа, которая должна была захватывать школу в Ингушетии. Ну, что само по себе странно, потому что в составе этой так называемой резервной группы как раз были ингуши. Дело развалилось в суде. Об этом Политковская, кажется, писала. Но заявление было точно к дате.
К сожалению, журналистское расследование – тот жанр, которым она занималась, - у нас сейчас практически умер, этот жанр. И не потому, что нет ничего такого рода, но он выродился. Есть «сливы», есть републикации материалов какого-то заинтересованного ведомства. Собственной, независимой работы журналиста такой расследовательской, ну, практически нет.
И еще вот что хотелось бы сказать. Вот на этом митинге, там ведь кроме журналистов, политиков были и многочисленные правозащитники, в адрес которых Анна Степановна выражалась неоднократно и весьма инвективно. Ну, как выражалась? Как человек того же цеха, судящий своих же коллег. Анна Политковская была редким для нашего времени представителем породы журналистов-правозащитников. То есть так получилось, что в 90-е годы пресса у нас почувствовала себя четвертой властью, а не частью общества. А той классики, с которой свободная пресса в России начиналась, еще при советской власти – с хроники текущих событий, вот той классики уже практически не было. Ну, вот один из последних представителей – Анна Политковская, которая писала не о процессах, не о глобальных сюжетах, типа заговоров и альянсов политиков, а о жизни отдельных людей, о том, как все эти действия политиков отражаются на жизни отдельных, конкретных людей. Она была вполне вовлечена в российское правозащитное сообщество. И это ее отличает от... отличало от большинства, к сожалению, ее коллег по цеху.
Владимир Бабурин: Вот Саша нас на очень правильные рельсы практически направил. Я все-таки сделаю еще одну остановку и обращусь к сегодняшним новостям. Володя, вас я попрошу прокомментировать. Вот Саша назвал некоторые дела, о которых писала Анна Политковская, и дело самой Анны Политковской кривым. И вот, по-моему, самые кривые, самые большие загогулины в этом деле – это то, что связано с подполковником Московского УФСБ Павлов Рягузовым, которого «пособником в убийстве журналистки» назвал начальник Управления собственной безопасности ФСБ Александр Купряжкин, а вовсе не генеральный прокурор. И вообще, это была первая фамилия, которая прозвучала.
Владимир Корсунский: А генеральный прокурор, по-моему, вообще не озвучил ни одной фамилии.
Владимир Бабурин: Да-да. Но потом сообщили, что он подозревается в должностном преступлении, в превышении полномочий, и об этом сообщили в суде. При этом сообщили, что в отличие от других арестованных фигурантов в убийстве журналистки подполковник арестован не на 10 дней, а аж на два месяца. При этом Генпрокуратура так и не сообщала, в чем именно подозревается Павел Рягузов. Но ранее (и это сумела узнать газета «КоммерсантЪ») следствие возобновило производство по делу 2002 года, и тогда офицер ФСБ обвинялся в избиении задержанного. И еще такое обстоятельство, что имя подполковника Рягузова обнародовал генерал Купряжкин, коллеги арестованного объясняют его конфликтом с руководством своего ведомства. При этом связано это с тем, что Павел Рягузов пытался помешать в избиении задержанного офицера-подводника Александра Пуманэ в отделении милиции в 2004 году. Вот я эту информацию в пять строчек читал, наверное, раз 10. И я ничего не понял. А вы?
Владимир Корсунский: Честное слово, в этом не интересно уже разбираться. Просто бессмыслица какая-то. Анну убили, потому что она была свидетелем всех этих мерзостей и безобразий. То, что сегодняшняя политическая, полицейская операция по раскрытию-закрытию убийства Анны Политковской проходит с ведома президента, это теперь очевидно всем, поскольку старт дал ровно он. Не мог Чайка без одобрения президента выйти немедленно на пресс-конференцию и все это сказать. Это невозможно было.
Но Анна была всегда свидетелем, честным свидетелем того, что происходило в стране. И она позволяла, имела мужество говорить об этом открыто – о том, что она видела. И ее показания, именно ее показания, ее статьи, стенограммы ее выступлений на разных российских и международных конференциях лягут в основу обвинительного заключения режима – это просто неизбежно, никуда это не уйдет. Там – фактура. За это и была убита. Свидетелей, которые не молчат, их устраняют.
Александр Черкасов: Но недавно было опубликовано одно обвинительное заключение по событиям в Нальчике 2005 года. Из семи, по-моему, основных фигурантов дела примерно четыре человека погибли, были убиты, умерли задолго до событий в Нальчике. Включая Хаттаба, который был убит за несколько лет до. И в чем была логика прокуратуры. Поскольку в Нальчике у нас пытались реализовать исламское государство, а все нижеперечисленные деятели плюс притянутый за ушли Масхадов, они именно этого и хотели, поэтому вот они и виноваты. Прокуратура здесь ушла от теракта, как от конкретного преступления, объединив все: вот есть у нас правотроцкистский блок или есть у нас халифат, - вот значит, оно все вместе.
Прошу прощения, Анну Степановну Политковскую убили конкретные люди, которые имели конкретного заказчика и имели конкретный, очевидно, мотив. Можно, конечно, говорить о том, что в целом все ее публикации или каждая публикация создавала ей врагов, что нужно было быть мужественным человеком, чтобы каждую статью такую публиковать, зная, что люди при оружии и в погонах после этого становятся твоими врагами. И те из них, про кого ты написал пять раз, ну, наверное, уже остерегутся на тебя «наезжать», потому что сядут, как кадет Лапин, а те, кого ты тронул по первому разу, те, может быть, и проявят инициативу. Потому что они станут одними из тысяч возможных подозреваемых.
Но, прошу прощения, и дело следствия, и дело общественности все-таки не превращать это расследование, желание это понять в общее обвинение: «Вы все убили». Есть конкретные убийцы, есть конкретные организаторы этого дела. Да, по ходу дела всплывает масса мерзких подробностей, которая обнажает сущность и нашего преступного мира, и наших силовых структур. Вот если вспомнить про дело Пуманэ, то вдруг выясняется – при внимательном расследовании сюжетов «Норд-Оста», - что один из людей, который пытал Пуманэ, пытал и фабриковал дело против некоего фигуранта «Норд-Оста». Если мы вспоминаем дело «оборотней в погонах», то выясняется некий сюжет «Норд-Оста»... у нас в общественном расследовании, основан на том, что когда-то, вот такого-то, такого-то, этот «оборотень в погонах» допрашивал и против него сфабриковал дело.
Владимир Бабурин: Саша, хочется Ленина процитировать: «Тесен круг этих людей».
Александр Черкасов: Ну, вот это та ткань, с которой мы соприкасаемся, если пытаемся найти...
Владимир Корсунский: Нет, никто не спорит с тем, что конкретные виновники, конкретные участники преступления должны быть названы. Но мы не знаем сегодня, и у нас нет достоверной информации, мы не можем назвать этих имен совершенно точно. Единственное, на что мы можем ссылаться... вот эта замечательная формулировка, что «бывшие и действующие сотрудники спецслужб сопровождали...». Ведь те, кто совершил это преступление, обеспечивали прикрытие. Это означает, что спецслужбы его фактически организовали. Потому что провести убийц, увести...
Владимир Бабурин: Или означает, Володя, что эти сотрудники спецслужб находятся на службе у врага России, пока не названного, который находится за ее пределами.
Владимир Корсунский: Но тогда кого контролирует Верховный главнокомандующий?..
Александр Черкасов: Или они настолько коррумпированы, что оказывают свои услуги каким-то влиятельным или менее влиятельным деятелям в частном порядке.
Владимир Корсунский: Да, именно так. Но отвечает за это главнокомандующий.
Александр Черкасов: Но есть конкретное преступление, в котором нужно выяснить все конкретные детали.
Владимир Корсунский: Нужно, никто не спорит.
Александр Черкасов: Без этого это не будет серьезно, это не будет серьезным основанием для обвинения даже высших лиц.
Владимир Корсунский: Я согласен. Но есть совершенно конкретные действия высшего лица, и последствия этого действия – выход на пресс-конференцию генерального прокурора.
Владимир Бабурин: Володя, с вами отчасти согласен Сергей Митрофанов из Москвы. Я сейчас прочту несколько сообщений, которые пришли на пейджер.
«Учитывая, что мы живем в чекистской стране, разбираться нужно не в информации, а в дезинформации, а это довольно сложно. Что мы все время доказываем друг другу, что дважды два – четыре? Раньше во всем был виноват Чубайс, а теперь – Березовский», - пишет слушательница Плоткина.
«Убийство Политковской – это заказное политическое дело. И из задержанных 10 человек там сотрудники МВД и ФСБ. И их почему-то отпустили». Ну, пока вроде и не отпустили. И кого отпустили – тоже непонятно. Следствие идет. «Но я думаю, что это убийство – по заказу спецслужб. Политковская им очень мешала». Андрей спрашивает о мнении гостей. Но, собственно, этим мы и занимаемся.
И Петр советует, что «в зеркало посмотреться не вредно журналистам «Свободы», то есть послушать текст передачи в день после убийства Политковской».
Владимир Корсунский: А что Петр имеет в виду?
Владимир Бабурин: Ну, участвовала Шарматова в этой передаче...
И знаете, вот еще что интересно. У нас сегодня на сайте целый день было голосование, и несколько вариантов ответов мы предложили. Вот 13 процентов – что «это новая попытка добиться выдачи Березовского и Невзлина», раскрытие убийства, о котором объявила Генпрокуратура. 28 процентов – «стремление вооружить Путина аргументами к большой зарубежной поездке». 33 процента - «удобные» исполнители дозрели, чтобы взять на себя серию громких убийств».
И первый звонок у нас из Москвы. Александр, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте, господа. У меня два вопроса. Но сначала, если позволите, маленькое замечание. Несколько лет назад на Филиппинах прогремел такой случай. Один полковник, прочитав в газете оскорбительную для себя статью, явился в редакцию с ручным пулеметом, согнал журналистов к стене и, держа их под прицелом, заставил каждого сожрать по экземпляру газеты с этой статьей.
А вопросы у меня такие. Во-первых, сколько времени журналисты еще будут демонстрировать свое невежество, говоря о четвертой власти, которой никогда не существовало? В конце XVIII века один английский депутат, выступая в парламенте, заявил: «В этом здании заседают три сословия». Он имел в виду общины лордов и духовенство. «А там, на местах для прессы, сидит четвертое сословие, которое могущественнее всех трех». А сословие и власть – это все-таки не одно и то же. С властью не поспоришь. А любому сословию обычный вахтер может сказать: «Не приказано пускать». Это первое.
И второе. Сколько еще можно сыпать соль на бесланскую рану? Власти ведь сделали все, что можно. Отправлены к чертовой матери президент Ичкерии Масхадов и Сайдуллаев, от бандита Басаева осталась только его деревяшка, которая находится в музее ФСБ вместе с вещами шпиона Пауэрса и другими реликвиями. А сколько было убито бандитов помельче, только нашему спецназу известно.
Александр Черкасов: На самом деле, сделано далеко не все. Насколько я знаю, в частности, из статей Анны Политковской, генералы, руководившие «блестящим» штурмом, в ходе которого погибли сотни человек, из которых больше половины – дети, на своих местах, растут. Те, чей огонь привел к их гибели, - к уничтожению террористов, но не к освобождению заложников, - никто из них не то что не наказан, но не назван.
Вопрос с журналистами, которых можно согнать в один угол с пулеметом... ну, наверное, можно.
Владимир Корсунский: Я надеюсь, что наш слушатель не намекал на полковника Путина.
Александр Черкасов: Ну и что?.. А кто собирается жить вечно? Никто не собирается жить вечно. Но, помнится, тот, кто угрожал Политковской, некто Лапин, сейчас сидит, у него сейчас пересуд новым составом в Грозном, но по тому же делу, которое Политковская все-таки зубами вытащила, единственное дело об исчезновении силами наших «блестящих» силовиков человека, одного из тысячи – Зелимхана Мурдалова. Политковская своими статьями это довела до осуждения мерзавца и палача. Так что и журналисты что-то могут.
Вопрос в том, что далеко не все полковники такие, как сейчас нам было сказано.
Владимир Корсунский: Саша, если позволишь, я немножко продолжу. Ладно?
Александр Черкасов: Один маленький момент. Честных силовиков в разных ведомствах, их много, и я надеюсь, что большинство. В частности, и «Новая газета», редакция «Новой газеты», насколько я понимаю, полагает, что сама следственная группа, работавшая по этому делу, не начальство, высказывавшееся о следственной группе, - это люди, которые честно выполняли свой долг. И кстати, многие информаторы самой Политковской, которые давали ей информацию о преступлениях, совершенных силовиками, - это честные силовики, которые не могли терпеть бесчестия, которое, подобно описанному нашим слушателем, творили другие.
Владимир Корсунский: Я бы хотел добавить только вот что. Для меня ключевыми словами в эмоциональном выступлении нашего слушателя были слова «с властью не поспоришь». Это отдельная система воспитания. Нет никакой власти, а есть система государственного управления, которую мы выбираем и согласны терпеть до того времени, пока мы их не переизберем. Спорить с ними надо обязательно, если вы любите свою страну, если вы не хотите, чтобы власть зарвалась и начала ее разворовывать. Вы обязаны ее контролировать. Пора уже – вы взрослый человек – думать о своей стране, а не только о чинопочитании.
Владимир Бабурин: Знаете, меня вот этот сюжет с филиппинским полковником навел на такую мысль. Во-первых, сразу вспомнилось еще из советских времен: «А у вас негров линчуют?». Есть места, где и похуже...
Владимир Корсунский: Нет, он не к этому. Он намекал, что тут теперь филиппинские полковники.
Владимир Бабурин: Я не знаю. Потому что мне вот этот сюжет напомнил статью в некогда одной из самых демократичных газет, которую написал ее главный редактор сразу после смерти Анны Политковской, где возмущался: «А вообще, какое право имеет президент Соединенных Штатов Буш, когда у нас суверенная демократия, вообще интересоваться у президента Путина: «А как там продвигается расследование убийства, дела Анны Политковской?»?! Нас тоже очень интересует, господин Буш, а что это у вас там школьников убивают? И как там у вас эти дела расследуются?». Вот у меня такая ассоциация возникла.
Александр Черкасов: Знаете, вот все, что мы сейчас знаем о ходе расследования, все, что мы достоверно знаем, есть некоторое срастание преступного мира, ну, разные преступники – и организованные, и неорганизованные, со спецслужбами. Вот это видно из того, кого нам назвали здесь. Это не первый раз в истории России. Помнится, лет эдак 100 назад подобный сюжет успешно расследовала маленькая группа, прежде всего, журналистов. Владимир Львович Бурцев, который довел до называния своим именем известного провокатора Азефа. И между прочим, помог ему тогда крупный государственный служащий, честный мент Лопухин, который сказал: «Да, это наш центральный агент». Тот человек, который одновременно и отдавал полиции своих соратников для отправления на расправу, и августейших особ уничтожал или готовился уничтожать.
Владимир Корсунский: Но это во внерабочее время.
Александр Черкасов: Нет. Почему? Как бы это все было совмещено.
В принципе, это нормальная ситуация, когда есть честные журналисты и честные силовики. Другое дело, что у нас сейчас в стране не хватает таких силовиков и таких журналистов. Вспомним один из сюжетов, к которому Политковская возвращалась регулярно, - сюжет со взрывами домов. Ну что, у нас даже суд прошел в Москве. Прошел суд, но мы, честно говоря, так и не понимаем... Вот есть у нас некоторая группа, которая вроде бы эти взрывы организовала, а куда дальше-то следы от этой группы ведут?.. Утверждение, что эти следы ведут, скажем, к Басаеву, к Масхадову или что эти следы ведут дальше – к спецслужбам, ну, в одинаковой степени мало доказано. Но эта задачка и честных силовиков, которые не желали бы иметь в своих рядах двурушников, и честных журналистов это уже расследовать.
Ну, честно сказать, вот сейчас похожая ситуация. Названа группа подозреваемых, среди которых, ну, по тем утечкам, которые опубликованы, кого-то можно считать организатором этого дела. От кого наверх-то идет? От него наверх идет куда, к кому? Нам предлагают некоторую версию, ну, ту, которая была озвучена, впрочем, в первые же дни после убийства. Боюсь, что здесь тоже расследование будет сложным. И это главный вопрос. И здесь у нас разделяется, таким образом, функция честных следователей, которые, действительно, хотели бы понять, кто совершил конкретное преступление, и начинается версификация – версификация журналистская или версификация политиков, которые выдают каждый свои версии. Но нам нужно все-таки попытаться дойти до расследования этого конкретного преступления в подробностях. Увы, все эти утечки произошедшие, они нас от этого, скорее, отдаляют.
Замечу, кстати, что странным образом сама гибель Политковской и расследование этой гибели, оно слишком похоже на те сюжеты, которые она сама расследовала. Вот то, как пытаются использовать какие-то дела, как пытаются что-то сфабриковать. Публикации, которые она недоделала, про то, как группу заключенных секретной тюрьмы вывели, расстреляли и выдали за уничтоженную группу террористов. Сейчас ведь подобные дела расследуются не только в Чечне.
Вот только что в «Новостях» сообщали о следствии по делу о взрыве «Невского экспресса», о том, что двое питерских анархистов оставлены под стражей, что это чуть ли не существенная версия. Я могу с полной ответственностью сказать, что эти два питерских анархиста имеют тройное, железобетонное алиби, поскольку собрались по Октябрьской дороге добраться до Ярославской губернии уже после того, как были пути взорваны. Вначале – на электричках, потом – пешком, потом – снова на электричках. И вот пока пешком мимо этого участка – их там и прихватили. У них, повторяю, тройное, железобетонное алиби. Но следователь ЗигмундЗигмундович Ложис, известный по другому громкому делу – по делу Гусинского, он почему-то не стремится их освобождать. И это дело не в Чечне, это дело в России.
Владимир Бабурин: Чечня – это тоже Россия.
Александр Черкасов: В другом регионе России, не в том регионе, о котором много писала Политковская.
Ну вот, господа, дожили... По тем же рецептам, о которых мы могли читать в течение многих лет, действуют теперь и здесь, и у нас.
Владимир Бабурин: Саша, я, к сожалению, с вами вынужден согласиться. Если вспомнить, что одно из первых заявлений генпрокурора было, что дело по убийству Анны Политковской связано и с делом по убийству Пола Хлебникова, и даже заместителя председателя Центробанка господина Козлова. Вот так, что называется, «чтобы два раза не вставать».
Владимир Корсунский: Ну да. Это уже сейчас... Но это вообще дурно пахнет, когда президент два дня молчит после убийства Анны, а потом выдвигает эту версию, а через год, после того, как работали следователи... Но я верю журналистам из «Новой газеты», которые общались со следственной группой, и я верю, что они работали добросовестно по мере своих возможностей. И уже должны были получить какие-то данные, уже версия должна бы как-то более четко прозвучать. Но прозвучало ровно то, что сказал год назад президент страны. То ли он осуществлял операцию прикрытия, которая продолжается, то ли он заранее все знал.
Владимир Бабурин: И звонок у нас из Тулы. Николай, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. Во-первых, хочу почтить светлую память Ани Политковской. Пусть земля будет ей пухом.
А теперь у меня вопрос к гостям. Вот римский император Калигула, когда назначил своего коня главой Сената, после этого он издал указ, где объявил себя божеством и заставил поклоняться себе, как божеству. А вам не кажется, что Россия идет по этому пути?
Владимир Бабурин: Знаете, один замечательный историк...
Владимир Корсунский: А кто тот конь?
Владимир Бабурин: ...ныне покойный Александр Моисеевич Некрич, когда я как-то задал ему вопрос – можно ли провести параллель с Россией конца 80-х - начала 90-х годов и Веймарской Республикой? – он сказал: «Да параллели можно провести с чем угодно, хоть с Древним Римом». Именно поэтому я и вспомнил это. Да, действительно, параллели можно проводить с чем угодно.
Александр Черкасов: Тогда я проведу одну параллель с гибелью другого журналиста, с убийством в марте 1996 года в Чечне Надежды Чайковой, которая тогда писала много хороших статей из пекла. Понимаете, я не знаю, к чему пришло тогда следствие. И у меня это просто сидело в мозгах: «А кто это мог быть?». Потому что версии тогда выдвигались самые разные. «Кому выгодно? Ведь она же писала сочувственно чеченцам, значит, наверное, федералы и так далее. Ведь ее пытались вербовать федералы, так, наверное, федералы». Только спустя 10 лет все части мозаики легли на свои места. Тот, кто ее убил, погиб в том же 1996 году. 11 июля был убит в селе Гехи полевой командир Дока Махаев, который по совместительству руководил соответствующим сектором чеченской контрразведки. Шпиономания в Западной Чечне была жуткая, и журналистов там убито было много. 10 лет потребовалось для того, чтобы все кусочки этой мозаики легли на место. Хотя Чечня, она меньше Москвы, и казалось бы, все было бы проще. Ну, я не следователь.
Понимаете, дело Политковской – это очень сложное дело. В смысле заинтересованных лиц... мы можем называть заинтересованных лиц. Но так, чтобы все было собрано и доказано... Следственной группе, даже без давления извне, без называния каких-либо версий, нужно было бы обеспечить время для долгой и спокойной работы. К сожалению, то, что прошла серия публикаций и утечек, эту работу следственной группе не облегчило. К сожалению, «Новая газета» была вынуждена снять тот материал, который планировала опубликовать, и заменить комментарием ко всей этой истории.
Я присоединяюсь к нашему слушателю, который хотел бы почтить память Анны Степановны, и в общем, это единственное, что следовало бы делать сегодня. Но я, помолчав чуть-чуть, все-таки вернулся бы к тому, что давайте все-таки терпеливо дойдем во всех этих сюжетах, в тех, о которых Политковская писала, и в том сюжете, частью которого она стала, давайте дойдем до конкретных ответов. Потому что иначе мы будем ходить по кругу.
Владимир Бабурин: Саша, у меня тогда к вам будет вопрос. У «Новой газеты» не очень большой тираж, и ее аудитория никак не может сравниться с аудиторией российских телевизионных и радиоканалов. И только люди, которые читали публикации Анны Политковской в «Новой газете», а их подавляющее, что называется, меньшинство, они знали, что во время своих командировок в Чечню Аня встречалась и с представителями федеральных властей, и с профедерально настроенными людьми среди чеченцев, и с участниками сопротивления, и с противниками участников сопротивления, которые одновременно были и противниками федеральных властей, и с детьми, с молодежью, и со стариками, и с боевиками, и с «кадыровцами», и с милиционерами, и с ОМОНовцами. В общем, не было такого слоя людей в Чечне, с которым бы Аня, наверное, не встречалась. Но образ, который сознательно лепился российскими средствами массовой информации, - что это человек, который занимал активную антироссийскую позицию, позицию прочеченскую. Вот вы с ней работали вместе в Чечне.
Александр Черкасов: Ну, что значит – работали вместе? Во-первых, Анна Политковская все свои статьи писала сама, даже если и использовала чьи-то материалы. Любой материал – авторский. Да, она общалась с очень разными людьми – и с ОМОНовцами чеченскими, и так далее. И источниками информации для многих ее публикаций были силовики, и российские, и чеченские. Но, понимаете, это не первый раз, когда честно работающий журналист или честно действующий политик становится объектом такой трансформации.
Помнится, вашего коллегу Андрея Бабицкого объявили фотографировавшим пытки российских солдат. Почему это сделали? Потому что накануне парламентских выборов декабря 1999 года, когда из Грозного уже почти ничего не сообщали, ну, город взят, в общем, ничего там плохого нет, а Андрей показал, что очередная попытка штурма привела к гибели десятков солдат. Это были фото уже погибших солдат. И снимал не Андрей, а ныне находящийся в Штатах Юра Багров. Но все равно и наши информационщики, и наши шустрые кинематографисты, которые слабали после этого сериалы, где «гнусный журналист Бабицкий получает деньги откуда-то», они слепили из честного журналиста Андрея Бабицкого, который и с солдатами встречался, и с боевиками, и с тем, и с теми, образ предателя. Я могу вспомнить, как забыли про Сергея Ковалева сразу после Буденновска, после того, как в отличие от «Норд-Оста» и Беслана, заложники все-таки были освобождены живые.
К сожалению, эта мощь государственной пропаганды, с ней трудно что-то поделать. Но трудно что-то поделать с образом человека, к которому грязь не липнет. Все, что лишнее, оно отвалится. Ну, надо только в эту сторону действовать.
Владимир Корсунский: И у нас, к сожалению, ничего нельзя утверждать, когда следствие не закончено, и проходит, очевидно, под давлением. И аналогии, на самом деле, не действуют. Все равно, что со взрывами домов, которые... были рязанские учения, когда в результате после объявления Патрушевым того, что удалось предотвратить теракт, на следующий день выяснилось, что это были сотрудники ФСБ, которых обложили местные милиционеры. И их пришлось выпускать, и извиняться, и объяснять, что это учения. И история с Бабицким, кстати, со счастливым концом, к счастью, что его выпустили, а могло бы кончиться просто крайне плохо.
Владимир Бабурин: И еще один звонок мы успеем принять. Андрей из Москвы, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер, господа. Я тоже присоединяюсь к почтению светлой памяти Анны Степановны. Она была патологически бесстрашна, и это ее и погубило. Я чувствовал за год примерно до ее смерти, что нечто подобное с ней может произойти в любой момент. Но я не об этом.
Чайка вчера выдал, так сказать, информационный винегрет. Там и мухи, и котлеты, и все остальное было намешано. И мне очень удивляет реакция всей журналистской общественности и на «Эхо», и на «Свободе». В общем, я внимательно все это слушаю. Каждый пытается интерпретировать... Масса всевозможных домыслов: почему отпустили кого-то, почему не отпустили, куда он пытается нам указать – на Лондон или куда-то еще. Дело-то, по-моему, не в этом. Журналисты-то должны добиваться от Чайки конкретизации по мере, так сказать. Он же не все выдал, что он знает. Почему бы журналистскому корпусу не навалиться и не фильтровать, в общем-то, действительно, мух от котлет во всем этом деле?
А дата по поводу его выступления... ну, совершенно очевидно, это к сегодняшней годовщине, к годовщине Беслана, к приближающемуся 7 октября – к дате убийства. И получается, что как прикорм для рыбы, был брошен в пруд вот этот компот. И вот все журналисты (и вас я не исключаю из этого дела), как рыба, вот сразу кучей бросаются и хватают. А там же есть крючки среди всего того, что он бросил. И многие уже схватили эти крючки, и ведутся. Кто-то ведется на Лондон, кто-то ведется сюда.
А по-моему, ключевое слово в его заявлении было «только». Вот обратите внимание, он сказал: «По результатам следствия (я близко к тексту пытаюсь) можно прийти к утверждению категорическому, что это выгодно только находящимся за рубежом...». Почему «только», извините? Что, смерти Анны Степановны никто не хотел в стране? Да у нее тысячи были вариантов, которые были заинтересованы. Но факты-то должно предоставить следствие, а не размышляющие на эту тему, по-разному ориентированные, по-разному, так сказать, желающие представить свое мнение в качестве какого-то основополагающего или близкого к истине журналисты.
Мне кажется, что журналистам как раз... вот мое какое-то неудовольствие я выражаю всему журналистскому корпусу, который интересуется этим делом. Мне кажется, ребята, надо бы как-то потщательнее, как Жванецкий говорит, работать. Не просто рассуждать... Я понимаю, что работа такая: «Ага, есть информационный повод – и мы сейчас будем с вами тут рассуждать на эту тему». Но надо бы поконкретнее... И требовать от прокуратуры. Ну, пусть устраивают еженедельную пресс-конференцию. И пусть то, что дают... Вот сейчас 10 человек арестовали, 12 отпустили. Откуда эта утечка в какую-то «желтую» газету пошла? Да из СИЗО, скорее всего, там купили список очередных поступивших граждан и намешали все в одну кучу. И вы рассуждаете, ведетесь: «Почему этого отпустили? Почему того не отпустили? Кто из них там главный? Кто организатор?». Пусть Чайка ответит. Он же должен знать, кто главный.
Владимир Корсунский: Я думаю, что это дело не только журналистов.
Владимир Бабурин: Господин главный редактор, вот есть у вас возможность, как у главного редактора интернет-издания...
Владимир Корсунский: Да, потребуем.
Владимир Бабурин: ...отфильтровать в том, что сказал господин Чайка, мух от котлет?
Владимир Корсунский: У меня есть возможность потребовать, что я и сделаю. Спасибо за наказ. Я это воспринимаю как наказ. Вот раньше давали наказы. Вот я воспринимаю это как ваш наказ. И я потребую. Но ответят мне только в том случае, если 7 октября вы все вместе и другие граждане, которым дорога память Анны Степановны Политковской, выйдут вместе со мной на улицу и потребуют от властей и от генпрокурора ответа.
Александр Черкасов: Анна Политковская подвергалась опасности не только в Москве. Я могу напомнить, что в 2002 году в чеченском селе сразу после «зачистки» среди кусков человеческого мяса, оставшихся от задержанных, она подвергалась тоже большой опасности. Ну, работа такая... Дай Бог, чтобы было кому продолжить эту работу... и закончить.
Владимир Бабурин: Спасибо.
Сегодня день рождения Анны Политковской.