Столыпинская аграрная реформа проходила в условиях жестокого сопротивления. Ее критиковали все – и социалисты, и монархисты. Несмотря на очевидные успехи реформы ее инициаторам поставили в вину именно то, к чему они стремились – разрушение общины.
Доктор исторических наук, профессор РГГУ, автор монографии «Очерки аграрной истории России в конце XIX – начале XX века» Михаил Давыдов. продолжает рассказ о столыпинской аграрной реформе.
– Как отнеслось к аграрной реформе русское общество?
– Большая часть отнеслась крайне негативно. Можно сказать, что реформа расколола русское общество надвое. Парадоксально, что в неприятии реформы сошлись и правые – консерваторы и монархисты, и левые всех оттенков – от социалистов до кадетов. Через законодательные органы реформа проходила минимальным большинством. А в Госсовете не было ни социалистов-революционеров, ни социал-демократов. В этом проявилась одна из самых уродливых, на мой взгляд, черт развития пореформенного общества – общиномания или даже общинопатия.
– Когда возникла община в России?
– Община была описана в 1843 году прусским бароном Гаксгаузеном. И это совпало с расцветом славянофильства, которое поставило общинный быт в основу своего миросозерцания. Это и Аксаков, и Самарин, и Хомяков, и другие. К поклонению общинному быту привели искания самобытных русских начал, проявлений народного духа. Община для славянофилов была залогом высшей христианской формы государственного устройства, которую, как они считали, призвана осуществить Россия.
Даже западник Герцен на славянофильском понимании общины построил свою теорию крестьянского социализма, эту теорию развил Чернышевский, ну и дальше покатилось.
Несмотря на то, что выдающийся русский историк Борис Николаевич Чичерин (1828 - 1904) убедительно показал, что русская община была фактически порождением введенной Петром подушной подати и сформировалась в 1718 - 1724 годах, апологеты общины доказывали, что община существовала всегда – со времен Киевской Руси. Вся эта полемика похожа на критику «новой хронологии» и реакцию на эту критику самим Фоменко и его сторонниками – они эту критику просто игнорируют. Знаете, это очень удобный способ полемизировать – не реагировать на критику. И община одновременно стала знаменем Победоносцева и его единомышленников, которые видели в ней залог социальной стабильности, оплот существующего строя, а с другой стороны – социалистов-утопистов, народников, которые начиная с Чернышевского считали общину эмбрионом нового социального строя и были уверены, что трансформация общины приведет Россию к социализму, минуя ненавистный капитализм.
Совершенно ненормально, когда люди, мечтающие уничтожить друг друга, – и правые, и левые – видят в одном и том же социальном феномене залог своей победы. Так просто не бывает.
– Славянофилы видели в общине реализацию идеи православной соборности. Неужели у нее не было положительных черт?
– Я совершенно не уверен в том, что община времен Хомякова и Аксакова это та же община, что и конце XIX века. Но и в конце XIX века были такие проявления общинного духа, которые сейчас ничего кроме восхищения вызывать не могут. С этим спорить нельзя. Погорельцев освобождали от уплаты налогов, помогали всем миром; крестьянин, закончив косить у себя, шел помогать соседям. Один выдающийся русский экономист сказал: хорошо бы строить русское государство, исходя из общинного духа в его лучшем проявлении. Но дело в том, что экономически развитые народы строят экономику вовсе не исходя из этого духа.
Есть цифры голые, жесткие, объективные, например, размер продовольственной помощи. Были губернии, которые вообще не нуждались в продовольственной помощи: это царство Польское, это западные русские губернии – там не было неурожаев. Это и Архангельская, и Вологодская губернии, казалось бы, климат плохой, должны быть неурожаи, а им почему-то продовольственная помощь не нужна.
Как это ни странно, продовольственную помощь требовали там, где земля представляла ценность и ценность земли возрастала. Просто крестьяне Нечерноземья за годы, прошедшие после реформы, значительно улучшили качество земли. Если сравнивать общинное и подворное землепользование, то при подворном фактически за крестьянами оставалось то, чем они пользовались. Да, там была чересполосица, бывали частные переделы, но не было того беспредела, который творился в великоросских общинах. А здесь бывало и так: умирает отец, а у вдовы и дочерей просто забирают землю. И хотя у них есть права на два душевых надела, хорошо, если уменьшенный отдадут, а могут и ничего дать. Шла нормальная манипуляция.
– Аграрная реформа готовилась и проводилась в условиях жесткого идеологического давления. Что не устраивало публицистов в аграрной реформе?
– Сегодня степень идеологизированности русского общества второй половины XIX – начала XX века трудно представить. Иногда возникает полное ощущение чтения газеты «Правда» застойного времени. Застойного, а не сталинского, потому что в застойное время все-таки лексика была не такой непристойной, как при Сталине, слова выбирали. Но оставалась эта фанатическая нетерпимость к чужому мнению, самодовольное невежество, предвзятость, подтасовка фактов, фальсификация и все это на фоне очень плохо скрываемого желания управлять или, как сейчас модно говорить, рулить народом, решать, что делить поровну, как делить. Именно такой была пресса и в XIX веке.
Именно так вели себя русские публицисты, уверенные в своем праве определять, как сейчас нужно жить миллионам людей, и как эти люди должны жить в будущем. Эти публицисты просто ничего не хотели видеть. Человек удобряет полосу, заботится о земле, а тут наступает очередной передел, причем передел часто провоцировали те, кто о земле вообще не заботился. А нам говорят: как хорошо, вот теперь бедный лентяй попользуется удобренной землей. А когда люди хотят удержать плоды своих трудов – это и у революционных, и у консервативных публицистов называлось эгоизмом.
Что такое община? Это если смотреть на нее из московских и петербургских кабинетов – это эмбрион будущего социального строя или гарантия стабильности. А на самом деле это же самая натуральная принудиловка. Все по Шарикову – взять и поделить. Это чистой воды новое издание крепостничества. И смешно после этого читать, как эти уравнители после 1917 года ругали большевиков.
Цикл программ о Столыпинской реформе на Радио Свобода:
Первая программа: Диктатура крестьянской общины.
Вторая программа: Диктатура права.
Четвертая программа: Значение и результаты.