В связи с участившимися нападениями на мирных жителей в Ингушетии эксперт Международной Хельсинской группы по Северному Кавказу Асланбек Апаев обратился с открытым письмом к российскому президенту Владимиру Путину. Он просит главу государства вмешаться в ситуацию. Правозащитник считает, что дестабилизация в регионе связана с приближающимися выборами в Государственную Думу и очень напоминает обстановку в соседней Чечне несколько лет назад.
В минувшую пятницу в Назрани убили главного врача станции переливания крови Наталью Мурадову; 31 августа бандиты расстреляли семью учительницы Веры Драганчук; в начале лета в своем доме была убита ее коллега Лидия Терехина со своими детьми. После каждого громкого преступления в Ингушетии проходят спецоперации и задерживаются подозреваемые. Власти республики делают заявления о том, что обстановка под контролем, и призывают журналистов не преувеличивать масштабы проблемы.
Сергей Маркедонов из Института политического и военного анализа категорически не согласен с тем, как большинство экспертов оценивают нынешнюю ситуацию в Ингушетии. Он считает, что сравнивать республику с Чечней, по меньшей мере, некорректно: слишком в разных условиях они находились и находятся. Так же скептически он относится к разговорам о том, что дестабилизацию устроили политические противники президента Ингушетии Мурата Зязикова с целью его смещения. А про связь череды убийств с приближающимися выборами в Госдуму эксперт и вовсе отказывается говорить, настолько глупо, по его мнению, выглядит эта версия:
- Ради бога, только не говорите, «а» - что это связано с выборами, «б» - не говорите, что это связано исключительно с какими-то кадровыми вопросами. Нынешнее обострение в Ингушетии, оно ведь началось-то не сегодня. Мы будем в октябре с вами отмечать 15-ю годовщину с момента осетино-ингушского конфликта. За пять дней этого конфликта было убито 480 человек. Было много неразрешенных проблем, была проблема беженцев, были социальные проблемы, я не говорю уже о высокой безработице и так далее. Былая общая для всего постсоветского востока проблема трансформации националистического дискурса в религиозный.
Вторая важная проблема - это неоправдавшиеся завышенные ожидания. Я напомню, что в 1991 году Ельцин получил чуть ли не стопроцентную поддержку в Ингушетии. Власть российская обещала территориальную реабилитацию. Да, эта идея утопична, а на практике ее реализация взрывоопасна. Но такое обещание было дано и не выполнено. На Кавказе приходиться платить за невыполненные обещания не деньгами, а сожженными БТРами и гибелью наших соотечественников, к сожалению.
Следующая предпосылка - это неэффективность региональной власти, ее внешняя лояльность Кремлю, но фактическое отсутствие обратной связи с социумом. А нет обратной связи, извините меня, это элементарно нет агентурной информации.
- Кто, по-вашему, виноват в дестабилизации ситуации в Ингушетии?
- Вот опять журналистский подход - кто конкретно, назовите. Не моя это задача, я не сотрудник ФСБ, чтобы конкретно следить, кто организовал тот или иной взрыв. Нынешняя ситуация - есть стечение тех обстоятельств, о которых я говорю. Это не конкретная злая воля Кремля. Тот, кто хочет сместить Зязикова, он что-то там накручивает, ситуацию. Есть предпосылки для этого.
- Может ли быть связан каким-то образом с событиями в Ингушетии влиятельный выходец из этой республики, ингуш Михаил Гуцериев? В некоторых российских СМИ высказывалось такое предположение.
- Как понять, стоит, это что, он взрывает там танки, БТР и расстреливает русских учителей? Как понять, вот он стоит за этим?
- Якобы он входит в какой-то влиятельный клан, который хочет сместить Зязикова.
- Что значит, влиятельный клан? Давайте про тейпы и про кланы не говорить на Кавказе. Тейповая система, в общем, в начале XX века уже практически претерпела серьезные изменения после сталинской депортации, всяких шабашек и так далее. Практически не существует в том виде, о котором пишут, так сказать, наши средства массовой информации, вот кланы, тейпы и так далее. Реальности таковы: республика оказалась в каком-то маргинальном положении. Она оказалась, в общем, в России, но те запросы, которые она формулировала, она не разрешались властью. Год, два, три, пять, потом происходит взрыв, происходит количественное накопление разного рода проблем. Да, можно сказать, что эта ситуация в какой-то степени может быть выгодна Кадырову, потому что может теоретически произойти объединение Чечни и Ингушетии. Он получает очень большую головную боль опять, которую должен решать. Так он в Чечне вроде как-то научился управляться, более-менее у него получается, но это новая республика, не очень социально благополучная. Провел маленький контент-анализ заголовков, которые есть, Ингушетия становится второй Чечней. На каком основании ее записывают во вторую Чечню? Там что есть, ОКЧН, который выступает с требованиями отделения республики от России? Там есть влиятельные лидеры сепаратистов? Там есть какие-то неформальные структуры, которые уже взяли в власть, и у них сепаратистские лозунги? Есть этого? Нет этого. Она стала вторым Дагестаном, но в Дагестане есть очень сильное реальное исламское движение. Есть это в Ингушетии? Нет этого.
- Вообще, как вы относитесь к президенту Ингушетии Зязикову? Как вы думаете, он сможет как-то ситуацию в республике изменить в лучшую сторону?
- Со второго начну: нет, не сможет, потому если бы смог, уже бы изменил. Собственно, было много времени, которое давало ему такую возможность. За все годы его правления в принципе республика по нарастающей шла к дестабилизации. К сожалению, руководство Ингушетии сейчас напоминает скорее осажденную крепость. Я отношусь к нему как к политической, к управленческой функции. Для меня любой чиновник - это политическая функция. Если функция не работает, значит, такая оценка. А плохо или хорошо, я в таких категориях не рассуждаю.