Майя Плисецкая представила в Москве новую автобиографическую книгу. Книга Майи Михайловны называется «Тринадцать лет спустя» и имеет подзаголовок «Сердитые заметки в тринадцати главах». Тринадцать лет назад она выпустила книгу «Я, Майя Плисецкая». Теперь появилось продолжение.
«Трудно было писать, потому что надо было писать складно, грамотно, интересно, — говорит Майя Плисецкая. — Пошло дело, поскольку у нас было очень много поездок. У Родиона Константиновича была масса концертов, его творческих вечеров, просто выступлений. Везде, во всех странах мира его концерты, и я с ним ездила. Писала в самолете, в машине… Хотя в машине бывало так, что просто потом сама не разберу, что я написала. В общем, у меня на это ушло полтора года. И я рассказала в этой книге все, что было после 1993 года. Балетный конкурс "Майя", международный балетный конкурс в Петербурге, который был в 1994 года, — с него началась эта моя книжка».
После балетного конкурса «Майя» следует глава о работе с Морисом Бежаром в год ее юбилея. Плисецкая до сих пор выходит на сцену в его постановке 1994 года: «Танцую с превеликим удовольствием "Аве Майя", который Бежар ставил, "Аве Марию". И могу сказать с радостью, не то что похвалиться, но с радостью, что сейчас в Испании, в оперном театре, я станцевала лучше, чем в Москве на моем юбилее. И вот это для меня бальзам. И успех был громаден, и пришел принц Бурбон, все по-настоящему».
Подзаголовок книги Плисецкой «сердитые заметки» отвечает действительности: еще в первой автобиографии острая на язык великая балерина задела немало коллег и родственные чувства Мессереров. Но она не намерена меняться: «Я писала, как было. Понравится, не понравится… Я понимаю, что это может очень не понравиться, а кому-то очень понравится. Но я писала точно, как было. Все, что тут написано, так же как и в первой книге, абсолютная правда», — говорит Майя Плисецкая.
Во второй книге достается на орехи Гедиминасу Таранде, который в коммерческих целях пользуется именем Плисецкой. И подробно описывается раздутый «Московским комсомольцем» скандал с появлением молодой балерины из Израиля, выдающей себя за дочь Плисецкой (в результате газета все-таки принесла публичные извинения Майе Михайловне). Плисецкая, которая самой любимой своей героиней считает Кармен (однажды балерина ответила Екатерине Фурцевой, что Кармен умрет только вместе с нею), осаживает на презентации книги ретивых любителей «желтизны».
Журналист: — Вы когда-нибудь бы согласились выступать на частной вечеринке, перед узким кругом людей? И вообще, были ли у вас когда-нибудь такие предложения?
Майя Плисецкая: — Не было ни предложений, ни желания. И вообще, я себя не вижу в такой роли.
Журналист: — А как вы относитесь к современной ситуации?
Майя Плисецкая: — А это ведь кто как хочет. Понимаете, что значит относиться? Почему надо свое отношение переносить на кого-то или на что-то? Мир свободный, делают, что хотят. И влиять не надо.
Журналист: — Майя Михайловна, еще один вопрос. А наши советские вожди, они рвались именно к балеринам, чтобы иметь личные знакомства. Как вы вообще, в принципе, относились к тому, что лидеры, представители ЦК рвались, можно сказать, в ваши объятия?
Майя Плисецкая: — Вы знаете, я вам должна сказать, это делали Романовы, а вовсе не современные вожди. Они никуда не рвались, они за свои кресла боялись, за свои жизни ежесекундно. Им не до этого было. Такое вот понятие, балерины… Я даже не знаю балерин, которые были бы знакомы с ними. Спутали время.
Человек, знакомый с биографией Плисецкой, знает, что в ее жизни существует только один мужчина. Презентация книги проходила в день годовщины свадьбы Майи Плисецкой и композитора Родиона Щедрина, который, конечно же, находился рядом: «Мы каждый год эту годовщину празднуем, — говорит Родион Щедрин. — Это было 2 октября 1958 года. В первой книжке Майя Михайловна все правдиво описала, как мы пошли в загс Киевского района города Москвы, тогда это делалось тут же, нам поставили печати в паспорт. Все это она описала. Потом в гастрономе «Украина» купили бутылку водки, сыр, колбасу «Докторскую», хлеб и пошли к Лиле Брик, которая жила в нашем же доме с Василием Абгаровичем Катаняном. И вот так провели, глубоко за полночь, у них день. Вот такая у нас была свадьба. В этом году это 49-я годовщина, как мы, как говорим, друг другу еще не успели надоесть, терпим. Вот если Господь Бог будет милостив, мы, может быть, до еще более круглой даты доживем, чего бы очень хотелось. Вы знаете, одно слово "любовь" очень все определяет. Мы любим друг друга, что ж делать».
Плисецкая писала книгу, постоянно находясь рядом со Щедриным, который работает по европейским заказам. «Мы раньше только слышали, что там Моцарту, Баху — им заказывали, — говорит Майя Плисецкая. — Вот, вдохновение, он написал по вдохновению… Все ерунда! Только по заказу писали. Если за неделю не напишешь — выгоняют с работы, потому что это властелины были. И хорошо, что такая была дисциплина, они массу написали великой музыки. Вот сейчас, за последние годы Щедрин очень много написал благодаря заказам. И очень много было премьер, мы везде ездим, и я езжу с ним, и это очень интересно. Самые лучшие музыканты исполняют — знаете, как это замечательно. Все время где-то, и мы не знаем, где будем завтра. И это много уже последних лет, наверное, почти 10. В Москву домой приезжаем. В Литве мы бываем часто, тоже он там очень много пишет музыки, потому что там тишина абсолютная, ничего нет, ни заводов, ни фабрик, ни людей, ни машин, чистый воздух. Он пишет и в других местах, когда это нужно срочно. Не обязателен рояль, он пишет на столе, потому что у него в голове весь оркестр. Вот это то, что абсолютно непостижимо. Хотя мне когда-то Шостакович сказал: "Если есть мысли, то и на собачьей будке напишешь"».
Вот еще одна общая привязанность Плисецкой и Щедрина, немного неожиданная: «Мы обожаем спорт. Мы персонально поклонники футбола. Когда мы в Мюнхене, мы не пропускаем ни одного матча. Мы знаем футболистов. У меня даже в книжке есть, и в одной, и в книге Кардена, мои фото даже с футболистами — с Платини и с другими. В общем, это огромное увлечение. Я вообще люблю спорт во всех видах. Это цивилизация, в общем, не только тела. Можно думать: вот, спортсмену не надо думать. Еще как надо! На балет огромное влияние оказал спорт. Все трудности, все растяжки, шаги, какие-то пируэты в другой манере — все абсолютно идет от спорта, это прямое влияние. И мне это безумно нравится. Я вообще на футболистов смотрю как на современных гладиаторов, какие они мощные, какая техника, никогда такой не было. И Пеле сказал, что в его время такой техники не было. И я говорю, что в мое время такой техники не было, как в балете. Поскольку я максималист, мне бы еще желательно было бы, чтобы слушали музыку. Потому что очень часто техника затмевает все, и балерины не слушают музыку. Ну, это уже с точки зрения педагогики».
«Сердитые заметки» Майи Плисецкой перестают быть сердитыми, когда она говорит о тех, кто ей симпатичен, кому она благодарна: о балетмейстере Алексее Ратманском и режиссере Дмитрии Чернякове, о литовских хирургах, буквально спасших ее травмированное колено, о друзьях и помощниках. Конечно, Плисецкая продолжает быть женщиной невероятного обаяния и ума. В книжном магазине собралась целая толпа журналистов и поклонников ее таланта.
Журналистка: — Майя Михайловна, перед вами преклоняется весь мир. Балерин всегда считали такими магическими женщинами. Как вы себя чувствуете в роли такой магической женщины?
Майя Плисецкая: — Магической женщины?.. Вы знаете, разве я должна это говорить? Это должны люди говорить. А я не знаю, это всегда со стороны видней…