Тамара Ляленкова: Считается, что прогресс человечества осуществляется благодаря двум функциям, одну из которых — накопительную, консервативную — выполняет женщина, а другую — поисковую, революционную — мужчина. Но что странно — свобода, как правило, имеет женское обличие, даже если это «Свобода на баррикадах», как на картине Эжена Делакруа. Возможно, в художественном образе отчетливее, чем в натужных размышлениях, проступает реальная суть явления. Февральская революция в России случилась, когда на улицы вышли солдатки с лозунгом «Верните с фронта наших мужей», казаки отказались стрелять «в баб», и это стало началом коренных перемен в России.
О том, насколько активное участие приняли женщины в подготовке и проведении этих перемен, я попросила рассказать историка Ярослава Леонтьева.
Ярослав Леонтьев: В феврале 1905 года, когда началась первая русская революция, буквально через месяц после 9 января конституировался Всероссийский союз равноправия женщин, где были представлены и жены кадетов, например, жена Милюкова, и социал-демократки, связанные с меньшевиками, Екатерина Кускова или, наоборот, будущая известная большевичка и первая женщина-нарком в советском правительстве Александра Коллонтай. Как мы видим, представительницы разных крыльев русского освободительного движения — от конституционных демократов до социал-демократов и до эсеров (и эсерки тоже, кстати, входили во Всероссийский союз равноправия женщин) — нашли там свое место. Причем интересно брать процентное соотношение. Конечно, это были представительницы интеллигенции в первую очередь. Больше всего там было училок — около 50%, следующая доля — врачи, медички, и достаточно много представительниц пишущих профессий — журналистки, литераторы, они как раз составили костяк женского союза.
Тамара Ляленкова: Количество женщин, как членов партий...
Ярослав Леонтьев: Нет, ну, естественно, больше было именно женщин на каких-то руководящих постах в левых и либеральных партиях. Это шла традиция от тех описанных, может быть, немножко карикатурно Тургеневым нигилисток, которые делали себе мужские прически, курили пахитоски. Конечно, когда начались революционные организации, довольно много женщин было среди лидеров. В конце концов, после ареста Андрея Желябова подготовку цареубийства в марте 1891 года довела до конца его гражданская жена Софья Перовская, дочь экс-генерал-губернатора петербургского, а после ареста всей верхушки «Народной воли» другая, тоже одна из первых красавиц Петербурга, вполне себе аристократического происхождения Вера Николаевна Фигнер некоторое время возглавляла остатки уже полуразгромленной «Народной воли», пыталась инициировать еще военный заговор. И мужчины, офицеры, артиллеристы, на которых она опиралась, подчинялись этой мадам, члену исполкома партии «Народная воля». Поэтому, может быть, эта традиция, присущая народникам, перекочевала и в ХХ век. И больше всего руководительниц партии было у эсеров, начиная от легендарной «бабушки» русской революции Екатерины Константиновны Брешко-Брешковской, заканчивая ее «внучкой» Марией Александровной Спиридоновой. Шутили, что «бабушка» не очень жалует революцию. Сама Брешко-Брешковская выступила в 1917 году против крайностей углубления революции. А Мария Спиридонова стала первой фигурой не только в женском движении, но, по сути дела, она стала лидером крупнейшей партии, которая составила альянс с большевиками и помогла большевикам утвердиться у власти, потому что первое правительство, как мы знаем, было двухпартийное — большевики и левые эсеры.
Спиридонова были лидером партии левых эсеров. Она была символом первой русской революции, "чайкой революции", как ее тоже называли. Это случилось потому, что вся ее история с покушением на карателя тамбовских крестьян, с убийством ею советника губернского правления Луженовского и с последующим ее истязанием, избиением, сопровождавшимся, по-видимому, изнасилованием, эта история просто захлестнула не только все российские газеты в самый разгар революции, но она обошла всю мировую прессу и создала необычайный ореол. На ее процессе ее защищал известнейший адвокат, кадет Тесленко, который произносит такую фразу: "Перед вами не только униженная, поруганная, больная Спиридонова, перед вами больная и поруганная Россия. Казните Спиридонову, и вздрогнет вся страна от боли ужаса". И может быть, потом не случайно у Пастернака мы встретим такие строки:
По всей земле осипшим морем грусти,
Дымясь, гремел и стлался слух о ней,
Марусе тихих русских захолустий,
Поколебавшей землю в десять дней.
С одной стороны, такой необычайный ореол, а с другой стороны, наверное, наложился на личную харизму, плюс на дальнейшую необычайную судьбу, потому что ее не посмели же казнить. Ее осудили на бессрочную каторгу. Она оказалась на Нерчинской каторге в Забайкалье, где, кстати, была целая галерея интереснейших женщин русской революции, среди которых была и Фанни Каплан, между прочим, эсерка, террористка Ирина Каховская, которая руководила в 1918 году убийством генерал-фельдмаршала фон Эйхгорна, который командовал оккупационными войсками. В общем, три таких фактора делали со Спиридоновой то, чем она стала в 1917 году. Современник, наблюдатель, французский военный атташе Жак Садуль ее действительно сравнивал с Лениным по своей значимости в революции. Более того, я скажу, что был такой и сакральный момент, потому что, скажем, Николай Клюев описывает, как он встречал фотографию Спиридоновой (она была распространена, наверное, в сотнях тысячах, если не в миллионах экземпляров еще во время первой русской революции) вставленной крестьянами в церковные киоты рядом с иконами, людей, которые просто молились за спасение души рабы Божьей Марии. А дочь известного историка Семена Дубнова писала, как однажды на собрании у некоего местечкового старого еврея она вдруг заметила на стене, рядом с религиозными символами — старинным семисвечником, с мезузой — портрет лейтенанта Шмидта и фотографию Марии Спиридоновой.
Тамара Ляленкова: Насколько женщины, которые пошли в революцию и участвовали в политике, лоббировали именно женские интересы?
Ярослав Леонтьев: Если продолжать говорить об эсерах, попытка издания первого революционного журнала под названием «Революционная работница» была предпринята левыми эсерками, Спиридоновой и ее подругами, в самом начале 1918 года.
Тамара Ляленкова: Ставились ли какие-то определенные задачи, именно женские?
Ярослав Леонтьев: Формально в партийных программах я не встречал. Были общедемократические требования, в том числе стремление добиться равноправия, прежде всего для участия в выборах. Вот уже во время выборов в Учредительное собрание и также в советы, в революционный парламент, во ВЦИК — там вполне достаточно количество женщин, потому что выборы были равноправные, и как раз Спиридонова стала председательницей крестьянской секции ВЦИК. Крестьянская секция — это государство в государстве внутри самого первого рабоче-крестьянского парламента.
Тамара Ляленкова: На самом деле, добиваясь политических прав, женщины стремились к главному — к личной свободе. И многие первые законы, принятые советской властью, стали воплощением, иногда недолгим, дореволюционных чаяний участниц женских движений. Одним из главных препятствий на пути к личной свободе женщины была ее репродуктивная зависимость — а, значит, советская власть должна была узаконить аборты. Рассказывает ассистент кафедры социологии и политологии тверского Центра женской истории и гендерных исследований Анна Бородина.
Анна Бородина: Право на аборт… согласно юридическим документам это не было правом, это всего-навсего было узаконивание какой-то критической ситуации — по бедности, по состоянию здоровья, по так называемым «социальным показателям», для чего надо было собирать справки от партии, от советской власти, от врача. Там была целая очередность, для кого это было возможно. В первую очередь служащие фигурировали, наличие детей и так далее, через всякие собесы. Но поскольку сверху юридически это было решение из какой-то критической ситуации, как выясняется, сами женщины во многом это восприняли, как (опять же, по данным их исследователей) право на аборт. Тем не менее юридически это, как право не звучало. Но сложилось так, что такое право оказалось даровано именно советской властью на короткий период. Ключевым моментом здесь было получение зарплаты. Если вы не работаете, но вы жена того, кто получает зарплату, и у вас трое и более детей, вы имеете право на аборт. Зарплата означает, что вы активно вовлечены в процесс производства. Соответственно, крестьянки в деревнях получали трудодни, то есть зарплатой это не считалось, поэтому они были в таком непривилегированном положении. Главное — вовлечь всех, кого можно, в процесс производства.
Тамара Ляленкова: В правах мужчины и женщины были уравнены юридически в те годы?
Анна Бородина: Формально, с точки зрения советской Конституции, да. Но с точки зрения уже современной критики, на первом месте упоминался мужчина во всех документах, а это означает, что приоритетное право отдавалось именно мужчине, это раз. Во-вторых, была позитивная дискриминация, то есть все те льготы, которые хотя бы на словах формально предоставляли партия и правительство женщинам — матерям, крестьянкам и так далее, тем, кого надо было втягивать, та самая позитивная дискриминация — был перекос, характерный для того периода.
Тамара Ляленкова: Был закон о насилии в семье…
Анна Бородина: К сожалению, не получил достойного развития и закрепления в законодательстве, но это тоже является частью революционного экспериментирования. Но тогда же были и такие документы, как обобществление женщин. Но что касается домашнего насилия, очень интересно — он прошел достаточно незаметно и во многом явился наследием тех женские организаций, которые были столь активны перед Первой мировой войной, потому что именно тогда, особенно радикально настроенные организации выступали против насилия в семье, в том числе… право на репродуктивную свободу, право на свободу от сексуального насилия и так далее. Единственное, что такие побои уже считались мелкобуржуазными вещами. И если в правильное место прийти пожаловаться, то партия уже могла вмешаться в такие отношения. Но именно женское движение подошло и к таким формулировкам, это именно такое законодательство, которое достаточно актуально звучит сейчас.
Тамара Ляленкова: Довольно быстро, как только поменялись интересы нового государства, прогрессивные законы, которые регулировали судьбу женщины не только как товарища и гражданки, перестали быть актуальны. Хотя теперь женщина получила от новой власти заслуженное признание — как работница и мать.
Об участии женщин в революционных переменах в сегодняшней передаче рассказывали доцент Факультета государственного управления Московского государственного университета имени Ломоносова Ярослав Леонтьев и ассистент кафедры социологии и политологии тверского Центра женской истории и гендерных исследований Анна Бородина.