Ирина Лагунина: Координатор "Единой России" по национальной политике и взаимодействию с религиозными объединениями Абдул-Хаким Султыгов на прошлой неделе вышел с предложением возвести Владимира Путина в ранг национального лидера страны. То есть не президент, и не премьер, и не спикер парламента, а вот такой стоящий надо всеми супергерой, совесть и дух народа, вершитель справедливости и источник мудрости государства. То, что ничего подобного ни опыт страны, ни конституция не предполагают, Абдул-Хакима Султыгова не смущает. Напомню, что он сказал в интервью Радио Свобода.
Абдул-Хаким Султыгов: Предпочтения людей в Конституции не прописываются, люди могут иметь то мнение и иное мнение, политические партии могут иметь ту позицию или иную, институты гражданского общества в этой системе. Предпочтения людей как можно прописывать в Конституции? Это уже результат политического процесса. Никто на Конституцию не посягает, в этом нет ни смысла, ни значения, более того, это противоречит самому курсу президента Путина и самому плану президента Путина, суть которого - обеспечение конституционной стабильности.
Сегодня население России совершенно точно знает, кто является лидером этой нации.
Ирина Лагунина: И действительно, при чем тут конституция, когда речь идет о любви. Да и сам Владимир Путин в последнее время все чаще говорит с высоты морали, как бы голосом всей нации. Вот хотя бы его замечания строителям объездной автодороги вокруг Красноярска:
Владимир Путин: Если люди проголосуют так же, как вы за «Единую Россию», список которой я возглавляю, это значит, что в принципе подавляющее большинство граждан мне доверяют. А это означает в свою очередь, что у меня появится моральное право спросить всех, кто будет и в думе работать, и в правительстве, за исполнение тех решений, которые намечены сегодня. В какой форме я это сделаю, я пока воздержусь от прямого ответа, но различные варианты существуют. И если это произойдет, произойдет тот результат, на который я рассчитываю, то у меня такая возможность появится.
Ирина Лагунина: В мировой практике мало примеров обособленного поста лидера нации, который не являлся бы при этом ни президентом, ни премьер-министром, ни монархом. Но примеры все-таки есть. В Судане есть человек по имени Хассан аль-Тураби, лидер Национального исламского фронта, которого никто никогда никуда не избирал, но который сумел ввести законы Шариата на севере страны и убедил президента аль-Башира предоставить приют Усаме бин Ладену. Но его карьера окончилась в 2004 году – его посадили в тюрьму за участие в заговоре с целью убить президента Египта Хосни Мубарака. Так что Тураби - плохой пример на роль лидера нации. Да и мелковат для модели. Есть еще пример феодальных семей в Латинской Америке. Но это все-таки ближе к монархическим династиям. Словом, по большому счету, достойных рассмотрения моделей мы насчитали две – иранскую и китайскую.
Мы беседуем с иранским политическим обозревателем Али-Резой Нуризаде.
Али-Реза Нуризаде: Думаю, на протяжении всей долгой иранской истории, скажем, за последние два с половиной тысячелетия в Иране не было лидера, у которого было бы столько власти, сколько есть у Хаменеи. Господин Хаменеи стоит над всеми королями и над всеми президентами. Даже когда у нас были короли королей, их власть все равно была ограничена. Даже во времена шаха существовал парламент и премьер-министр. И шах достигал порой той черты, перешагнуть которую он не мог. Например, он не был духовным лидером. Господин Хаменеи является одновременно и духовным лидером, и королем, и кем-то, кого нельзя заменить, чьи решения нельзя подвергать сомнению. Любая критика, любая оппозиция его действиям карается законом. Если вы скажете что-то, что будет квалифицировано как оскорбление духовного лидера, вы надолго окажетесь в тюрьме. Так что в соответствии с иранской конституцией господин Хаменеи – человек экстраординарный. Он получил свою власть не от людей, а от бога. Он – наместник исчезнувшего 12 имама шиитов. Так что его нельзя сравнивать с какими-то другими авторитарными правителями в мире.
Ирина Лагунина: Но Иран по сравнению с соседями – довольно демократичная страна. Там есть парламент, там проводятся выборы. Неужели никаких контрольных механизмов над духовным лидером нет?
Али-Реза Нуризаде: Хотя по конституции у нас есть собрание, которое называется Собранием экспертов, которые, в принципе, могут оценивать действия духовного лидера, в реальности это не происходит. Члены этого собрания избираются Советом стражей Исламской революции, члены которого, в свою очередь, назначаются Али Хаменеи. Так что если члены Собрания экспертов хотят, чтобы их избрали еще раз, то им лучше не подвергать сомнению действия Хаменеи. Именно поэтому я и говорю, что во всем мире нет лидера, у которого было бы больше власти, чем у Хаменеи.
Ирина Лагунина: Эта система – это то, что задумывал лидер исламской революции Рухолла Хомейни?
Али-Реза Нуризаде: Нет, легитимность власти аятоллы Хомейни проистекает от революции, от народа, который совершил эту революцию, от того, что народ Ирана в момент революции поверил ему. Да, после революции он стоял над законом. Но это была исключительно его собственная заслуга. Когда он уже был болен, руководство избрало комитет с целью изменить конституцию. И этот комитет дал наследнику Хомейни больше власти, чем имел сам аятолла. Хомейни был духовным лидером, он был авторитетным религиозным мыслителем. Его наследнику же была дана абсолютная власть. Во времена Хомейни многие религиозные лидеры отказывались следовать учению Хомейни, его толкованию Ислама. А во времена Хаменеи единственный религиозный лидер, который осмелился сказать что-то против – аятолла Монтазери – был посажен под домашний арест, а люди, которые приходят его навещать, сталкиваются потом с различными проблемами. Хомейни никогда не хотел быть тоталитарным властителем, а Хаменеи им стал. Кстати, Хаменеи был президентом в то время, когда Хомейни был духовным лидером. И они расходились по очень многим вопросам. Например, Хаменеи считал, что Салмана Рушди надо простить. А Хомейни наотрез отказывался. А в результате у выросшего ученика оказалось намного больше власти, чем у учителя.
Ирина Лагунина: Действительно, созданный Совет по пересмотру конституции изменил основной закон страны настолько, что Хаменеи стал бесспорным кандидатом на замену Хомейни. Он был клерикалом средней руки. Он не получил достаточного религиозного образования, чтобы толковать Ислам, чтобы быть marja i-taqlid, человеком, чью интерпретацию Корана нельзя подвергать сомнению. После революции 1979 года он занимал несколько постов в военных структурах. И даже был командующим всесильной Революционной гвардии, своего рода КГБ Ирана, который в последние годы захватил ключевые отрасли экономики и бизнеса страны. Затем вожди исламской революции заметили, насколько хорошо Хаменеи говорит. За его красноречие ему получили вести пятничные молитвы в Тегеране, и через его уста народ получал еженедельную дозу правительственного «агитпропа». Совет по пересмотру конституции учел и этот факт. Статья 109 отныне требует от духовного лидера только быть «хорошо информированным в делах веры и в социально-политических проблемах», иметь титул marja больше не обязательно. Статья 109 также предписывает лидеру быть «справедливым и благочестивым». Хаменеи занял пост в 1989 году после смерти Хомейни. Народ на референдуме одобрил поправки к конституции. Когда вы говорите духовный лидер, подразумевает ли это моральное лидерство. Или это чисто физическая власть?
Али-Реза Нуризаде: Нет, это он считает, что у него – моральная власть. Одно из преимуществ шиизма, которого нет, например, у католиков, - это наличие разных духовных лидеров. Единственное исключение – это если вся нация признает какого-то лидера великим аятоллой. Так было во времена, когда были живы аятолла Хомейни и аятолла Кои в ан-Наджафе. Сейчас в Наджафе есть аятолла Систани. И миллионы шиитов считают его своим духовным лидером, а не аятоллу Хаменеи, как внутри, так и во вне Ирана. Да и в самом Иране есть один духовный лидер, у которого больше последователей, чем у Хаменеи. Повторяю, Хаменеи – официальный духовный лидер, он официально стоит первым после бога.
Ирина Лагунина: Тогда насколько это – духовное руководство, а насколько это – обычная авторитарная власть? В конце концов, армия и Революционная гвардия в стране подчиняется ему.
Али-Реза Нуризаде: Да, потому что он – главнокомандующий. Он также назначает председателя суда, всех офицеров на командные посты в армии и в Революционной гвардии. Он выбирает клерикалов в Совет стражей исламской революции. Так что у него в руках сконцентрированы все ключи к власти.
Ирина Лагунина: И действительно, Хаменеи высказывается по всем проблемам современной внутренней и внешней политики. Вот, например, его оценка победы демократов на выборах в Конгресс США в ноябре прошлого года.
Али Хаменеи: Эта победа – не внутреннее дело Америки. Она означает поражение про-военной и агрессивной политики нынешнего президента Америки.
Ирина Лагунина: И после этого Иран с новой силой начал вмешиваться в дела соседнего Ирака. А вот по поводу ядерной программы.
Али Хаменеи: Американцы, как всегда, открывают рот и закрывают глаза, и говорят, что им в голову взбредет. Они говорят: Мир против того, чтобы Иран проводил обогащение урана. А я говорю, нет, это Соединенные Штаты не знают мир и не видят его.
Ирина Лагунина: Заметьте, что от вопроса о том, как мир оценивает иранскую ядерную программу, духовный лидер ушел. Вероятно, не хотелось объяснять позицию Франции, Великобритании и Германии. Да и выставлять Соединенные Штаты в качестве пугала намного привычнее. Правда, решения Совета Безопасности ООН все-таки пришлось объяснять.
Али Хаменеи: Я сказал им, что иранские ядерные разработки до сих пор соответствовали международным правилам. Но если основные центры силы через Совет Безопасности, пошли на незаконные действия и игнорируют права Ирана, то мы тоже можем действовать незаконно, и мы это сделаем.
Ирина Лагунина: Продолжим разговор с иранским политическим обозревателем Али-Резой Нуризаде. А зачем Ирану вообще нужен президент?
Али-Реза Нуризаде: Вопрос – на миллион долларов. Потому что президент – это своего рода исполнительный секретарь духовного лидера. На самом деле он ничего не может сделать без одобрения духовного лидера. Посмотрите на вопрос о ядерной программе Ирана. Ахмадинеджад – это фасад. Конечно, он сам принадлежит к радикалам, конечно, его поддерживает Революционная гвардия, но он бы не посмел ничего сделать, если бы не имел добро от Хаменеи. И вы правы, многие люди сегодня задают этот вопрос: а не проще ли вообще ликвидировать пост президента и оставить только духовного лидера, придав ему также и функции исполнительной власти. Но иранская система – это копия Советского Союза и китайской системы. В Советском Союзе был Генеральный Секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, но были также и Подгорный и Косыгин. То же самое и в Иране. У нас есть духовный лидер, лидер революции, точно как в Китае и в Советском Союзе, и есть президент, лицо исполнительное, которое делает то, что ему говорят. У нас даже был какое-то время еще и премьер-министр. Но потом между премьером и президентом начали возникать постоянные проблемы, и от поста премьер-министра решили отказаться. Так что теперь у нас вместо премьер-министра есть первый вице-президент.
Ирина Лагунина: А какая разница, как это все называется?
Али-Реза Нуризаде: Разницы никакой нет. Это просто вопрос занятости. Если бы у нас не было президента, у нас бы не было рабочих мест для приблизительно 800 бюрократов, которые получают деньги бедного иранского народа, работая на президентский дворец, на офис президента и на бог знает что еще.
Ирина Лагунина: Мы беседовали с иранским политическим обозревателем Али-Резой Нуризаде. О китайской модели духовного лидера нации мы поговорим в следующем выпуске программы в среду.