«Привет, Анатолий Иванович! Сейчас происходит много интересного в русско-украинских отношениях, Вы, конечно, следите. Увековечена память Ивана Мазепы, отмечается 300-летие Полтавской битвы, но не так, как это принято с великорусской точки зрения, 300-летие разгрома Запорожской Сечи. Впрочем, не только украинцами, но и с грузинами, эстонцами, вообще - прибалтами, поляками, чехами - со всеми отношения почему-то обострились. Вот рекомендую прочитать материал 11-летней давности на эту тему: «Дай руку брату своему!» Александр Горянин, парижская газета «Русская Мысль». Самое верное в статье Горянина, по-моему, то, что он считает, что важнейшими для России являются отношения не с Америкой, не с Китаем, добавлю от себя - не с Европейским союзом, а именно с Украиной».
К событиям в русско-украинских отношениях автор относит увековечение в Украине памяти гетмана Мазепы. Казалось бы, что это - «у городі бузина, а в Київі – дядько». Отношения между Украиной и Россией – это отношения между Украиной и Россией, а отношения между Украиной и памятью Мазепы – это отношения между Украиной и памятью Мазепы. Но в России многие действительно считают, что их самым прямым образом касаются отношения украинцев и с Мазепой, и с кем угодно. И отношения эстонцев с памятниками на своей земле, и отношения чехов со своей землёй – что на ней размещать, а что не размещать. А раз им, украинцам, эстонцам, чехам, грузинам, это не нравится, значит, мы одиноки в этом мире. А раз мы одиноки, раз никто не любит нас, так давайте хоть друг друга любить в этой сложной международной обстановке. А любить в такой обстановке друг друга может означать одно: любить вождя. Статья, на которую обратил внимание наш слушатель, написана давним автором «Свободы». Александр Горянин сделал для нас много передач, в том числе – об отношениях России и Украины. Убеждение том, что страной номер один для России должна быть Украина, а не США, Китай или Евросоюз, давно высказывает Егор Гайдар. В известном смысле так и есть. Во всяком случае, миру повезло, что в 90-е годы эти две страны смогли ужиться. Мало кто задумывается, что это было совсем не просто. Волосы встают дыбом, как представишь себе, что было бы, если бы вспыхнула драка за Крым, а она могла вспыхнуть. Вот где должен быть поставлен памятник Ельцину и Кучме – в Крыму. А ведь и газ мог взорваться так, что заходила бы ходуном вся Европа. Вполне! Да, памятник Ельцину, Кучме и… дяде Сэму.
Следующее письмо – тоже об Украине и России: «Уважаемый Анатолий Иванович! Президент Украины Виктор Ющенко выступая в израильском парламенте, Кнессете, призвал Израиль признать голодомор 1932-1933 гг. прошлого века на Украине актом геноцида. Как вы считаете, была ли эта трагедия геноцидом, а если была, то почему геноцид был направлен только против сельского населения? Это одна из тех историй, по которым идет не только историческая, но и политическая дискуссия между Украиной и Россией. Как вы относитесь к тому, что по этому пункту Россию тоже призывают к некоему покаянию? Думаю, что вы получили много писем по этому вопросу, и очень хотелось бы услышать ваше мнение. С уважением, Григорий».
Геноцид - это поголовное истребление или попытка поголовного истребления нации. Под корень, всех без исключения. Голодом в Украине не истребляли города, не истребляли и сельских начальников, только - простых земледельцев, миллионы простых земледельцев и их детей. Больше семи миллионов человек. Были сёла, где не осталось в живых ни одного человека. «Одмерші села», - говорила моя мать. В то же самое время заморили много людей и в России, и в Казахстане. Но когда Сталин наблюдал за тем, как умирают люди в Поволжье, как умирают люди в Казахстане, он не говорил себе: вот хорошо, что умирают именно русские, вот хорошо, что умирают именно казахи. Национальная принадлежность тех и других для него не имела значения. А когда он планировал уничтожение украинских мужиков и наблюдал, как они гибнут, для него было важно, что это именно украинцы. Да что там Сталин, говоривший: или возьмём весь хлеб Украины, или потеряем Украину! Мой учитель Петр Максимович Шкоденко был тогда молоденьким «шкрабом», что означало «школьный работник». Ему умереть не дали. Он получал паёк. Каждый день он видел смерть односельчан, в том числе своих учеников и учениц. Когда он мне об этом рассказывал, уже стариком, то плакал. Потом вытер слёзы и сказал, что, может быть, так с нами, украинцами, и надо было, потому что по-другому нас, упёртых, приучить любить советскую власть было невозможно. Я не дал старику в морду, а подлил ему в стакан и пододвинул закуску. Так что национальность обречённых на голодную смерть имела значение, Григорий. Это сознавалось всеми – и палачами, и жертвами, и свидетелями. Не совсем обычный геноцид, но – геноцид. И одновременно социоцид. Уничтожение по двум признакам: национальность и социальное положение. Две вины: та, что ты крестьянин, и та, что ты украинец. Ещё раз. Уничтожая голодом жителей Поволжья, Кубани, Кремль не говорил себе: вот я уничтожаю русских для того-то и для того-то. Уничтожая голодом казахов, Кремль тоже не говорил себе: вот я уничтожаю казахов для того-то и для того-то. А уничтожая голодом украинских крестьян, Кремль отчётливо говорил себе: вот я уничтожаю украинских крестьян, чтобы оставшиеся в живых были более послушными. В первых двух случаях было просто зверство, а в третьем, в украинском случае, - зверство под названием геноцид. Всё-таки геноцид, Григорий. Скажу вам прямо. Для меня очень важно, что украинский Голодомор признали геноцидом Соединённые Штаты Америки. Для меня важна точка зрения такого человека, как Збигнев Бжезинский. Страна и нация, сказал он, становятся реальностью тогда, когда они обретают способность к глубокому историческому самоосознанию. Вот почему он считает исторически и политически важным решение Украины объявить Голодомор геноцидом украинского народа. «Это, - дословно, - поворотный пункт, это напоминает людям, как важно быть независимыми и ответственными за свою собственную страну». Путинизм на это всё откликнулся гневно. В одном из официальных заявлений есть слова: «так называемый голодомор». Страшные, может быть, роковые слова, по-моему. Чтобы после этого отношения двух стран заметно улучшились, должно произойти одно из двух: или путинизация Украины, или демократизация России.
Следующее письмо написано слушателем «Свободы» под впечатлением встречи Путина с народом в Лужниках. «Уважаемый Анатолий Иванович, предлагаю вам План Путина в моем понимании. Как говорил незабвенный В.С. Черномырдин, какую бы партию мы ни создавали, получается КПСС. Полностью согласен с ВС. ВВП со товарищи тоже оттуда. Поэтому, как мне представляется, их (его) План состоит в следующем.
Первое. Получить 75 процентов плюс один голос на думских выборах, что дает абсолютное конституционное большинство и преобразует автоматически «ЕдРоссию» в «НеоКПСС» во главе с ВВП – Генсеком. С полным контролем над всеми и вся, включая нового президента.
Второе. Обкомы, райкомы, парткомы везде. Назначения везде «по вертикали власти» только с их одобрения.
Третье. Противоречия, если возникнут, устраняются законодательно «экспресс-методом».
Таким образом сохраняется видимость демократии и восходит новая звезда, пардон, Солнце над Россией – Великий Лидер, Наш Дорогой ВВП! Держу пари с Вами, Анатолий Иванович, и претендую на соавторство с ВВП. Может, они еще не всё продумали? Тогда помогите им моим скромным советом. Совершенно бесплатно!», - так откликается этот слушатель на недавнюю встречу Путина с народом в Лужниках.
Даже поклонникам Путина его речь в Лужниках показалась дежурной. Мол, что-то надо было говорить, а мы его и без речей любим. А речь-то была не дежурная. Он прямо указал на своих врагов, на врагов своего дела. Он не выдумал этих врагов. Тех же коммунистов выдумала жизнь, столетия нищеты. Никто лучше, чем они, да ещё фашисты, не умеет пользоваться народным недовольством. Никто лучше не подзуживает толпу, не заводит её, никто обильнее не кормит её обещаниями. Не выдумал Путин и таких своих врагов, как демократы. Они ведь хотят честных выборов. А это значит получить такую Думу, которой не покомандуешь. А тон в ней, как он думает, будут задавать крикуны. Это будет, по его словам, «сборище популистов, парализованное коррупцией и демагогией». Вот чего боится Путин, и боится неподдельно. Это давний русский страх. «Ваше величество! Зачем вам эта говорильня?», - говорил царю о парламенте обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев. «Говорильня» под названием «Государственная дума» доставала Николая Второго, так что пришлось отречься от престола. «Говорильня» под названием «внутрипартийная оппозиция» доставала Ленина, так что пришлось её запретить раз и навсегда. Говорильня под названием «Съезд народных депутатов СССР» уже в первые часы своего существования так достала Горбачёва, что пришлось согнать с трибуны самого академика Сахарова, а в конце концов и самому отправиться в отставку. Говорильня довела Ельцина до стрельбы по Белому дому… Заболтают, проболтают Россию – вот чего боится Путин. Он хочет народной поддержки, а устраивает себе – руками холуёв, потому что других не имеется - такой одобрям-с, что даже родные дети, того и гляди, отвернутся (знаем такие примеры). Человек, короче, пытается перехитрить историю и не замечает, что попадает в ту историю, в которой оказываются все правители, не понимающие, что без говорильни, как она ни противна, без говорилен по всей стране, обойтись невозможно. «Говорильнями», где вкривь и вкось толкуют о сложнейших государственных вопросах, Победоносцев называл земства. Тоже не учитывал, что человек – существо говорящее, что говорить ему так же нужно, как дышать.
Письмо из Москвы: «Анатолий Иванович, дружище, здравствуйте! Заглядываю в Конституцию. Там нигде не сказано о таких ограничивающих избирательные права граждан положениях, как обязательное выдвижение в составе списка какой-либо партии, а также преодоление семипроцентного барьера. Хочу остановиться на последнем, ибо считаю, что закон должен быть универсален и совершенен в той мере, в какой он способен предусмотреть все возможные ситуации его применения. Итак. На избирательные участки приходит 100 миллионов российских избирателей. Может такое быть? Может. Это, кажется, более 90 процентов от списочного количества. Девять партий набирают каждая чуть менее семи процентов. Может быть? Может. А партия "Справедливая Россия" или, скажем, КПРФ набирает остальные 40 процентов. (Очень болею за "Единую Россию". Вдруг меньше семи процентов), - замечает в скобках этот остроумный слушатель «Свободы». - Что в результате? КПРФ или СР получает 450 мест в парламенте!!! А свыше 60 миллионов избирателей остаются без своих представителей в народном собрании. Странная ситуация. В парламенте 450 мест, соответственно естественный барьер прохождения равен примерно 0,22 процента. Повышение процента - нарушение избирательных прав. Слишком большие группы населения остаются без своих представителей. Мало того, их голоса плюсуются к голосам антагонистов, удваивая эффект несправедливости. Об этом всём очень хотел бы услышать ваше мнение, Анатолий Иванович. Привет! Князь Савинов Пётр Трефильевич. Москва, ХVI век».
Если ваше письмо, князь, слушает кто-нибудь из важных кремлёвских сидельцевXXI века, он говорит в сердцах, что из-за таких вот буквоедов, как вы, и приходится брать грех на душу – устраивать не выборы, а видимость выборов.
Автора следующего письма не называю, даже название города опущу. «В нашем городе контрастов случилось эпохальное действо. С превеликим трудом я пробрался в наш драматический театр, приобщился к нему и был изумлен. Не верьте про административный ресурс и проплаченность массовки. Не было этого. Я видел лица и слышал слова. Это был искренний религиозный экстаз. Они самозабвенно, обожали своего кумира. Его портрет, как икона, висел над сценой. Они его трепетно любили. Морок витал в душном зале. Это удивительный феномен. Только у нас на Руси он возможен. Именно в этом русская особость. Помню, что творилось в Москве в марте 1953 года, когда сдох рябой. Помню фанатичную, ритуальную обреченность толпы, хоронившую его. Помню калоши и кровь на асфальте. Но тот-то был личность. Скупые движения, кавказский поворот головы, улыбался и шевелил пальцами с мавзолея, тексты писал. Читали "Анархизм или социализм"? Есть там намек на мыслительный процесс. Плагиат, конечно, но все же», - говорится в письме.
Мыслить национально россиянам сегодня нравится больше, чем – демократически. Этого следовало ожидать ещё тогда, когда впервые зашла речь о «поражении» в холодной войне», о том, что распад СССР – великая русская беда и что отныне «делом чести, доблести и геройства» является восстановление «Исторической России». Эта дикая, с демократической точки зрения, речь понравилась многим, кто считал себя демократом. Сами не заметили, как стали горевать о том, чему следовало бы радоваться. Среди них был, между прочим, не кто иной, как Ельцин. В начале 1992 года им была предпринята, если кто помнит, пусть скоротечная, но демонстративная попытка экономического наказания всех, кроме белорусов. Среди тех, для кого ельцинское русачество было всегда очевидно, можно назвать Леонида Кучму. Он отмечает парадокс, известный ему не понаслышке: Ельцин был более националист, чем Путин, а поднимать на небывалую высоту «национальную гордость великороссов» пришлось Путину. Вот и думай, кто кого больше вёл: Путин – Россию или Россия – Путина…
Смышлёные кремлёвские ребята говорят, что русскому человеку можно и нужно мыслить национально и в то же время – демократически, по-западному. На словах легко соединить что угодно. Но на деле это в российском случае два разных мышления. Масло и вода. Демократ, если он настоящий, готов смириться, если губернатором избрали «чайника» или «блатного», а патриот – да в гробу он видал такую демократию! Чубайс недавно передал свой разговор с одним английским воротилой, у которого в последние два года плохо идут дела в США. Тот объясняет это приступом американского национализма. Но националист-янки твёрдо стоит на почве, созданной двумя с половиной веками демократии. Француз тоже не держит свой национализм как противовес демократии. Когда пьяный чех тоскует о потерянной Словакии, он не грешит на Гавела с его «грёбаной демократией» - это воздух, который не может быть поставлен под сомнение. Русский же человек противопоставляет свой национализм демократии. Некоторые начитанные люди делают это не только сознательно, а торжественно, если можно так сказать,- с чувством и расстановкой, хотя, по-моему, без особого толка. Подражают писаниям известных просвещённых врагов демократии – того же Победоносцева, Каткова, Леонтьева.
«Ваша демократия, сударь, - читаю в письме господина Старогородского из Пскова, - скучная, скучнейшая вещь. Мы, русские, всегда об этом знали, а кто не знал, то убедился теперь, когда получил возможность ездить в Америку и Европу, смотреть их сериалы, танцы-шманцы, слушать их «политические дискуссии», - последние два слова в кавычках, автор – преподаватель «юридических дисциплин» и, как он выразился, «юрисконсульт без лицензии».
Я его понимаю. Демократия заставила бы его работать с лицензией – причём, работал бы он с пользой как для себя, так и для неё, для демократии. Во-вторых, демократия действительно штука суховатая, рассудочная. В ней нет ничего, что выше сознания, ничего религиозного, ничего, что повергает нас в первобытный трепет. Соблюдаем права – права человека, права большинства и меньшинства, права собственника, строго чтим принцип, согласно которому перед законом все равны – и вся недолга. А националист считает, что это бред: как может быть равным перед законом «отщепенец», не любящий свою Родину, или, с другой стороны, правитель, президент, Отец народа! Национальное – сплошь сердечное, без-умное, вне-умное. «Два чувства дивно близки нам / В нём обретает сердце пищу - / Любовь к отеческим гробам, / Любовь к родному пепелищу». Будь там замешан ум – умнейший из русских людей Александр Сергеевич Пушкин не преминул бы это отметить.
Что же остаётся уму? Ну, прежде всего, набираться знаний, пытаться угадать направление течения, понять побуждения людей. Ну, вот почему русский националист недолюбливает демократию? Он боится, как мы уяснили, что она развалит Россию. Почему, в свою очередь, кремлёвские пропагандисты внушают, что национализм не противоречит демократии даже в России? Потому что они знают: противоречие налицо, и оно их тревожит. Они ведь сознают, что без демократии не пойдут нанотехнологии, страна не выстоит в конкуренции. Вот и врут. По существу, их враньё – это заклинание. Вот и мечется русский ум, цепляется за самую слабую мысль Чаадаева – что якобы можно разделить хорошее и плохое в Западе, хорошее взять, а плохого не брать и, таким образом, строить отечественную демократию не вместе с Западом или вслед за ним, а скорее – против Запада.
Не получится. Без очередного возвышения демократического над национальным в России вообще ничего путного не получится. Национальное после Ельцина возвысилось за счёт демократического. Хорошо это или плохо, закономерно или случайно – разговор особый. Должно быть ясно, однако, что раз первое возвысилось за счёт второго, то и второе в свой час возвысится за счёт первого. Золотой середины не будет. Демократическое не возвысится РЯДОМ с национальным, нет, только – над ним, только за его счёт. В России – так. Опять придётся перестраиваться… К счастью для большинства, оно делает это не задумываясь, не замечая, что с ним происходит. Лёг настоящим советским человеком – встал демократом. Лёг демократом – встал русским националистом. Лёг русским националистом – встал демократом.
И опять письмо от русского американца, и опять – философское. Что-то тянет на философию русских, когда они оказываются в Америке. Читаю: «Если поразмыслить, то человек Запада несвободен в большей степени, чем человек Востока. Цивилизация делает людей более зависимыми - даже если "цивилизованные" живут на 40 лет дольше, чем "дикари". Если у нас тут, в США, на месяц-два перестанут вывозить мусор, то мы вскоре загнемся от болезней. Я это говорю совершенно серьезно - наблюдал "загибание" лично, в ходе двухнедельного снегопада пару лет назад. А ураган "Катрина" мои соображения только подтвердил. Цивилизация приучает человека искать опору вовне. Однако, хрупка эта опора. Выключи рубильник, и она рухнет. "Восток" с его идеей самопознания - это противовес питекантропу из Живого Журнала и даже программисту из Микрософта. Свобода жизни или смерти. Вдумайтесь, например, в яростные споры об эфтаназии, которые ведутся на Западе. Несвобода ухода и несвобода заботы о дряхлых родителях, которая висит гирей на ногах. Стоимость содержания старика в доме престарелых в США - 3-15 тысяч долларов в месяц. Средний американец такие деньги платить не в состоянии. Свобода учить других и несвобода решать за себя. Современные технологии расширяют пропасть между технической способностью и человеческой возможностью. Они еще и жизнь продлевают, давая человеку помучиться (как говорил красноармеец Сухов). Посмотрим, как с этим справятся молодые. Смотрю на своего сына и гадаю: как?», - на этом заканчивается письмо.
Всё, по-моему, верно, можно только добавить, что несвободная западная жизнь делается всё более притягательной для восточного человека. Идея самопознания не помогает ему смириться с тем, что у него есть, и никуда не рыпаться. Толпы и толпы устремляются не с Запада на Восток, а с Востока - на Запад, и никаких признаков обратного движения не видно. Ну, а когда человек с Востока раздышится на новом месте, тут его может потянуть и на то, чтобы поразмыслить, что есть свобода и что есть несвобода, и о других не менее интересных вещах.
В двух предыдущих передачах много говорилось о Москве, о том, как дышится там людям - в переносном и прямом смысле. В связи с этим, о московском воздухе в прямом смысле у меня есть такое письмо:
«Знаете, что меня утешает, Анатолий Иванович? То, что ваш давний любимец и подопечный Лужков, по крайней мере, половину суток проводит в Москве, и даже в самом пекле. Так ему и надо! Хоть это воздаяние принимает он за все свои труды и свершения, за Церетели, за постановку строительного дела и вообще».
К событиям в русско-украинских отношениях автор относит увековечение в Украине памяти гетмана Мазепы. Казалось бы, что это - «у городі бузина, а в Київі – дядько». Отношения между Украиной и Россией – это отношения между Украиной и Россией, а отношения между Украиной и памятью Мазепы – это отношения между Украиной и памятью Мазепы. Но в России многие действительно считают, что их самым прямым образом касаются отношения украинцев и с Мазепой, и с кем угодно. И отношения эстонцев с памятниками на своей земле, и отношения чехов со своей землёй – что на ней размещать, а что не размещать. А раз им, украинцам, эстонцам, чехам, грузинам, это не нравится, значит, мы одиноки в этом мире. А раз мы одиноки, раз никто не любит нас, так давайте хоть друг друга любить в этой сложной международной обстановке. А любить в такой обстановке друг друга может означать одно: любить вождя. Статья, на которую обратил внимание наш слушатель, написана давним автором «Свободы». Александр Горянин сделал для нас много передач, в том числе – об отношениях России и Украины. Убеждение том, что страной номер один для России должна быть Украина, а не США, Китай или Евросоюз, давно высказывает Егор Гайдар. В известном смысле так и есть. Во всяком случае, миру повезло, что в 90-е годы эти две страны смогли ужиться. Мало кто задумывается, что это было совсем не просто. Волосы встают дыбом, как представишь себе, что было бы, если бы вспыхнула драка за Крым, а она могла вспыхнуть. Вот где должен быть поставлен памятник Ельцину и Кучме – в Крыму. А ведь и газ мог взорваться так, что заходила бы ходуном вся Европа. Вполне! Да, памятник Ельцину, Кучме и… дяде Сэму.
Следующее письмо – тоже об Украине и России: «Уважаемый Анатолий Иванович! Президент Украины Виктор Ющенко выступая в израильском парламенте, Кнессете, призвал Израиль признать голодомор 1932-1933 гг. прошлого века на Украине актом геноцида. Как вы считаете, была ли эта трагедия геноцидом, а если была, то почему геноцид был направлен только против сельского населения? Это одна из тех историй, по которым идет не только историческая, но и политическая дискуссия между Украиной и Россией. Как вы относитесь к тому, что по этому пункту Россию тоже призывают к некоему покаянию? Думаю, что вы получили много писем по этому вопросу, и очень хотелось бы услышать ваше мнение. С уважением, Григорий».
Геноцид - это поголовное истребление или попытка поголовного истребления нации. Под корень, всех без исключения. Голодом в Украине не истребляли города, не истребляли и сельских начальников, только - простых земледельцев, миллионы простых земледельцев и их детей. Больше семи миллионов человек. Были сёла, где не осталось в живых ни одного человека. «Одмерші села», - говорила моя мать. В то же самое время заморили много людей и в России, и в Казахстане. Но когда Сталин наблюдал за тем, как умирают люди в Поволжье, как умирают люди в Казахстане, он не говорил себе: вот хорошо, что умирают именно русские, вот хорошо, что умирают именно казахи. Национальная принадлежность тех и других для него не имела значения. А когда он планировал уничтожение украинских мужиков и наблюдал, как они гибнут, для него было важно, что это именно украинцы. Да что там Сталин, говоривший: или возьмём весь хлеб Украины, или потеряем Украину! Мой учитель Петр Максимович Шкоденко был тогда молоденьким «шкрабом», что означало «школьный работник». Ему умереть не дали. Он получал паёк. Каждый день он видел смерть односельчан, в том числе своих учеников и учениц. Когда он мне об этом рассказывал, уже стариком, то плакал. Потом вытер слёзы и сказал, что, может быть, так с нами, украинцами, и надо было, потому что по-другому нас, упёртых, приучить любить советскую власть было невозможно. Я не дал старику в морду, а подлил ему в стакан и пододвинул закуску. Так что национальность обречённых на голодную смерть имела значение, Григорий. Это сознавалось всеми – и палачами, и жертвами, и свидетелями. Не совсем обычный геноцид, но – геноцид. И одновременно социоцид. Уничтожение по двум признакам: национальность и социальное положение. Две вины: та, что ты крестьянин, и та, что ты украинец. Ещё раз. Уничтожая голодом жителей Поволжья, Кубани, Кремль не говорил себе: вот я уничтожаю русских для того-то и для того-то. Уничтожая голодом казахов, Кремль тоже не говорил себе: вот я уничтожаю казахов для того-то и для того-то. А уничтожая голодом украинских крестьян, Кремль отчётливо говорил себе: вот я уничтожаю украинских крестьян, чтобы оставшиеся в живых были более послушными. В первых двух случаях было просто зверство, а в третьем, в украинском случае, - зверство под названием геноцид. Всё-таки геноцид, Григорий. Скажу вам прямо. Для меня очень важно, что украинский Голодомор признали геноцидом Соединённые Штаты Америки. Для меня важна точка зрения такого человека, как Збигнев Бжезинский. Страна и нация, сказал он, становятся реальностью тогда, когда они обретают способность к глубокому историческому самоосознанию. Вот почему он считает исторически и политически важным решение Украины объявить Голодомор геноцидом украинского народа. «Это, - дословно, - поворотный пункт, это напоминает людям, как важно быть независимыми и ответственными за свою собственную страну». Путинизм на это всё откликнулся гневно. В одном из официальных заявлений есть слова: «так называемый голодомор». Страшные, может быть, роковые слова, по-моему. Чтобы после этого отношения двух стран заметно улучшились, должно произойти одно из двух: или путинизация Украины, или демократизация России.
Следующее письмо написано слушателем «Свободы» под впечатлением встречи Путина с народом в Лужниках. «Уважаемый Анатолий Иванович, предлагаю вам План Путина в моем понимании. Как говорил незабвенный В.С. Черномырдин, какую бы партию мы ни создавали, получается КПСС. Полностью согласен с ВС. ВВП со товарищи тоже оттуда. Поэтому, как мне представляется, их (его) План состоит в следующем.
Первое. Получить 75 процентов плюс один голос на думских выборах, что дает абсолютное конституционное большинство и преобразует автоматически «ЕдРоссию» в «НеоКПСС» во главе с ВВП – Генсеком. С полным контролем над всеми и вся, включая нового президента.
Второе. Обкомы, райкомы, парткомы везде. Назначения везде «по вертикали власти» только с их одобрения.
Третье. Противоречия, если возникнут, устраняются законодательно «экспресс-методом».
Таким образом сохраняется видимость демократии и восходит новая звезда, пардон, Солнце над Россией – Великий Лидер, Наш Дорогой ВВП! Держу пари с Вами, Анатолий Иванович, и претендую на соавторство с ВВП. Может, они еще не всё продумали? Тогда помогите им моим скромным советом. Совершенно бесплатно!», - так откликается этот слушатель на недавнюю встречу Путина с народом в Лужниках.
Даже поклонникам Путина его речь в Лужниках показалась дежурной. Мол, что-то надо было говорить, а мы его и без речей любим. А речь-то была не дежурная. Он прямо указал на своих врагов, на врагов своего дела. Он не выдумал этих врагов. Тех же коммунистов выдумала жизнь, столетия нищеты. Никто лучше, чем они, да ещё фашисты, не умеет пользоваться народным недовольством. Никто лучше не подзуживает толпу, не заводит её, никто обильнее не кормит её обещаниями. Не выдумал Путин и таких своих врагов, как демократы. Они ведь хотят честных выборов. А это значит получить такую Думу, которой не покомандуешь. А тон в ней, как он думает, будут задавать крикуны. Это будет, по его словам, «сборище популистов, парализованное коррупцией и демагогией». Вот чего боится Путин, и боится неподдельно. Это давний русский страх. «Ваше величество! Зачем вам эта говорильня?», - говорил царю о парламенте обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев. «Говорильня» под названием «Государственная дума» доставала Николая Второго, так что пришлось отречься от престола. «Говорильня» под названием «внутрипартийная оппозиция» доставала Ленина, так что пришлось её запретить раз и навсегда. Говорильня под названием «Съезд народных депутатов СССР» уже в первые часы своего существования так достала Горбачёва, что пришлось согнать с трибуны самого академика Сахарова, а в конце концов и самому отправиться в отставку. Говорильня довела Ельцина до стрельбы по Белому дому… Заболтают, проболтают Россию – вот чего боится Путин. Он хочет народной поддержки, а устраивает себе – руками холуёв, потому что других не имеется - такой одобрям-с, что даже родные дети, того и гляди, отвернутся (знаем такие примеры). Человек, короче, пытается перехитрить историю и не замечает, что попадает в ту историю, в которой оказываются все правители, не понимающие, что без говорильни, как она ни противна, без говорилен по всей стране, обойтись невозможно. «Говорильнями», где вкривь и вкось толкуют о сложнейших государственных вопросах, Победоносцев называл земства. Тоже не учитывал, что человек – существо говорящее, что говорить ему так же нужно, как дышать.
Письмо из Москвы: «Анатолий Иванович, дружище, здравствуйте! Заглядываю в Конституцию. Там нигде не сказано о таких ограничивающих избирательные права граждан положениях, как обязательное выдвижение в составе списка какой-либо партии, а также преодоление семипроцентного барьера. Хочу остановиться на последнем, ибо считаю, что закон должен быть универсален и совершенен в той мере, в какой он способен предусмотреть все возможные ситуации его применения. Итак. На избирательные участки приходит 100 миллионов российских избирателей. Может такое быть? Может. Это, кажется, более 90 процентов от списочного количества. Девять партий набирают каждая чуть менее семи процентов. Может быть? Может. А партия "Справедливая Россия" или, скажем, КПРФ набирает остальные 40 процентов. (Очень болею за "Единую Россию". Вдруг меньше семи процентов), - замечает в скобках этот остроумный слушатель «Свободы». - Что в результате? КПРФ или СР получает 450 мест в парламенте!!! А свыше 60 миллионов избирателей остаются без своих представителей в народном собрании. Странная ситуация. В парламенте 450 мест, соответственно естественный барьер прохождения равен примерно 0,22 процента. Повышение процента - нарушение избирательных прав. Слишком большие группы населения остаются без своих представителей. Мало того, их голоса плюсуются к голосам антагонистов, удваивая эффект несправедливости. Об этом всём очень хотел бы услышать ваше мнение, Анатолий Иванович. Привет! Князь Савинов Пётр Трефильевич. Москва, ХVI век».
Если ваше письмо, князь, слушает кто-нибудь из важных кремлёвских сидельцевXXI века, он говорит в сердцах, что из-за таких вот буквоедов, как вы, и приходится брать грех на душу – устраивать не выборы, а видимость выборов.
Автора следующего письма не называю, даже название города опущу. «В нашем городе контрастов случилось эпохальное действо. С превеликим трудом я пробрался в наш драматический театр, приобщился к нему и был изумлен. Не верьте про административный ресурс и проплаченность массовки. Не было этого. Я видел лица и слышал слова. Это был искренний религиозный экстаз. Они самозабвенно, обожали своего кумира. Его портрет, как икона, висел над сценой. Они его трепетно любили. Морок витал в душном зале. Это удивительный феномен. Только у нас на Руси он возможен. Именно в этом русская особость. Помню, что творилось в Москве в марте 1953 года, когда сдох рябой. Помню фанатичную, ритуальную обреченность толпы, хоронившую его. Помню калоши и кровь на асфальте. Но тот-то был личность. Скупые движения, кавказский поворот головы, улыбался и шевелил пальцами с мавзолея, тексты писал. Читали "Анархизм или социализм"? Есть там намек на мыслительный процесс. Плагиат, конечно, но все же», - говорится в письме.
Мыслить национально россиянам сегодня нравится больше, чем – демократически. Этого следовало ожидать ещё тогда, когда впервые зашла речь о «поражении» в холодной войне», о том, что распад СССР – великая русская беда и что отныне «делом чести, доблести и геройства» является восстановление «Исторической России». Эта дикая, с демократической точки зрения, речь понравилась многим, кто считал себя демократом. Сами не заметили, как стали горевать о том, чему следовало бы радоваться. Среди них был, между прочим, не кто иной, как Ельцин. В начале 1992 года им была предпринята, если кто помнит, пусть скоротечная, но демонстративная попытка экономического наказания всех, кроме белорусов. Среди тех, для кого ельцинское русачество было всегда очевидно, можно назвать Леонида Кучму. Он отмечает парадокс, известный ему не понаслышке: Ельцин был более националист, чем Путин, а поднимать на небывалую высоту «национальную гордость великороссов» пришлось Путину. Вот и думай, кто кого больше вёл: Путин – Россию или Россия – Путина…
Смышлёные кремлёвские ребята говорят, что русскому человеку можно и нужно мыслить национально и в то же время – демократически, по-западному. На словах легко соединить что угодно. Но на деле это в российском случае два разных мышления. Масло и вода. Демократ, если он настоящий, готов смириться, если губернатором избрали «чайника» или «блатного», а патриот – да в гробу он видал такую демократию! Чубайс недавно передал свой разговор с одним английским воротилой, у которого в последние два года плохо идут дела в США. Тот объясняет это приступом американского национализма. Но националист-янки твёрдо стоит на почве, созданной двумя с половиной веками демократии. Француз тоже не держит свой национализм как противовес демократии. Когда пьяный чех тоскует о потерянной Словакии, он не грешит на Гавела с его «грёбаной демократией» - это воздух, который не может быть поставлен под сомнение. Русский же человек противопоставляет свой национализм демократии. Некоторые начитанные люди делают это не только сознательно, а торжественно, если можно так сказать,- с чувством и расстановкой, хотя, по-моему, без особого толка. Подражают писаниям известных просвещённых врагов демократии – того же Победоносцева, Каткова, Леонтьева.
«Ваша демократия, сударь, - читаю в письме господина Старогородского из Пскова, - скучная, скучнейшая вещь. Мы, русские, всегда об этом знали, а кто не знал, то убедился теперь, когда получил возможность ездить в Америку и Европу, смотреть их сериалы, танцы-шманцы, слушать их «политические дискуссии», - последние два слова в кавычках, автор – преподаватель «юридических дисциплин» и, как он выразился, «юрисконсульт без лицензии».
Я его понимаю. Демократия заставила бы его работать с лицензией – причём, работал бы он с пользой как для себя, так и для неё, для демократии. Во-вторых, демократия действительно штука суховатая, рассудочная. В ней нет ничего, что выше сознания, ничего религиозного, ничего, что повергает нас в первобытный трепет. Соблюдаем права – права человека, права большинства и меньшинства, права собственника, строго чтим принцип, согласно которому перед законом все равны – и вся недолга. А националист считает, что это бред: как может быть равным перед законом «отщепенец», не любящий свою Родину, или, с другой стороны, правитель, президент, Отец народа! Национальное – сплошь сердечное, без-умное, вне-умное. «Два чувства дивно близки нам / В нём обретает сердце пищу - / Любовь к отеческим гробам, / Любовь к родному пепелищу». Будь там замешан ум – умнейший из русских людей Александр Сергеевич Пушкин не преминул бы это отметить.
Что же остаётся уму? Ну, прежде всего, набираться знаний, пытаться угадать направление течения, понять побуждения людей. Ну, вот почему русский националист недолюбливает демократию? Он боится, как мы уяснили, что она развалит Россию. Почему, в свою очередь, кремлёвские пропагандисты внушают, что национализм не противоречит демократии даже в России? Потому что они знают: противоречие налицо, и оно их тревожит. Они ведь сознают, что без демократии не пойдут нанотехнологии, страна не выстоит в конкуренции. Вот и врут. По существу, их враньё – это заклинание. Вот и мечется русский ум, цепляется за самую слабую мысль Чаадаева – что якобы можно разделить хорошее и плохое в Западе, хорошее взять, а плохого не брать и, таким образом, строить отечественную демократию не вместе с Западом или вслед за ним, а скорее – против Запада.
Не получится. Без очередного возвышения демократического над национальным в России вообще ничего путного не получится. Национальное после Ельцина возвысилось за счёт демократического. Хорошо это или плохо, закономерно или случайно – разговор особый. Должно быть ясно, однако, что раз первое возвысилось за счёт второго, то и второе в свой час возвысится за счёт первого. Золотой середины не будет. Демократическое не возвысится РЯДОМ с национальным, нет, только – над ним, только за его счёт. В России – так. Опять придётся перестраиваться… К счастью для большинства, оно делает это не задумываясь, не замечая, что с ним происходит. Лёг настоящим советским человеком – встал демократом. Лёг демократом – встал русским националистом. Лёг русским националистом – встал демократом.
И опять письмо от русского американца, и опять – философское. Что-то тянет на философию русских, когда они оказываются в Америке. Читаю: «Если поразмыслить, то человек Запада несвободен в большей степени, чем человек Востока. Цивилизация делает людей более зависимыми - даже если "цивилизованные" живут на 40 лет дольше, чем "дикари". Если у нас тут, в США, на месяц-два перестанут вывозить мусор, то мы вскоре загнемся от болезней. Я это говорю совершенно серьезно - наблюдал "загибание" лично, в ходе двухнедельного снегопада пару лет назад. А ураган "Катрина" мои соображения только подтвердил. Цивилизация приучает человека искать опору вовне. Однако, хрупка эта опора. Выключи рубильник, и она рухнет. "Восток" с его идеей самопознания - это противовес питекантропу из Живого Журнала и даже программисту из Микрософта. Свобода жизни или смерти. Вдумайтесь, например, в яростные споры об эфтаназии, которые ведутся на Западе. Несвобода ухода и несвобода заботы о дряхлых родителях, которая висит гирей на ногах. Стоимость содержания старика в доме престарелых в США - 3-15 тысяч долларов в месяц. Средний американец такие деньги платить не в состоянии. Свобода учить других и несвобода решать за себя. Современные технологии расширяют пропасть между технической способностью и человеческой возможностью. Они еще и жизнь продлевают, давая человеку помучиться (как говорил красноармеец Сухов). Посмотрим, как с этим справятся молодые. Смотрю на своего сына и гадаю: как?», - на этом заканчивается письмо.
Всё, по-моему, верно, можно только добавить, что несвободная западная жизнь делается всё более притягательной для восточного человека. Идея самопознания не помогает ему смириться с тем, что у него есть, и никуда не рыпаться. Толпы и толпы устремляются не с Запада на Восток, а с Востока - на Запад, и никаких признаков обратного движения не видно. Ну, а когда человек с Востока раздышится на новом месте, тут его может потянуть и на то, чтобы поразмыслить, что есть свобода и что есть несвобода, и о других не менее интересных вещах.
В двух предыдущих передачах много говорилось о Москве, о том, как дышится там людям - в переносном и прямом смысле. В связи с этим, о московском воздухе в прямом смысле у меня есть такое письмо:
«Знаете, что меня утешает, Анатолий Иванович? То, что ваш давний любимец и подопечный Лужков, по крайней мере, половину суток проводит в Москве, и даже в самом пекле. Так ему и надо! Хоть это воздаяние принимает он за все свои труды и свершения, за Церетели, за постановку строительного дела и вообще».