Виктор Ерофеев: Наши гости – писатель Анатолий Макаров и обозреватель журнала «Русская жизнь» Мария Бахарева. Тема нашей передачи сегодня – колхозный рынок.
Тема колхозный рынок, конечно, шире, чем просто колхозный, потому что, естественно, что мы все считаем, что рынок, куда мы идем покупать продукты, он в нашем сознании остается еще до сих пор как колхозный. Поэтому мы говорим вообще о тех самых рынках, которые окружают нашу жизнь. Тема, кстати говоря, очень важная, потому что мы о рыночной экономике и вообще об общем рынке, об открытом рынке узнали в советские времена по крохотным островкам свободной экономики, которые включались в нашу жизнь благодаря колхозному рынку. Насколько это было свободно, это понятно, вопрос не простой. Но тем не менее, там все-таки цены были более-менее свободные, и более-менее свободно туда люди приходили по разным поводам. Дело в том, что исторически колхозный рынок или просто рынок имел самые разные функции.
Анатолий Макаров: Вообще, ты знаешь, для того, чтобы соответствовать рубрике нашей, которая называется «Энциклопедия русской души», я просто позволю себе разоблачить два мифа. Первый миф состоит в том, что как будто при советской власти и в жуткие сталинские годы рынка не было. Рынок был всегда. Потому что рынок неистребим.
Виктор Ерофеев: Рынок – это часть русской души, вообще просто души.
Анатолий Макаров: А второй миф, теперь очень популярный, часто рекламируемый, что вы знаете, русские не умеют торговать, это не русское занятие. Неправда. Русские прекрасно умели торговать и умеют. И я вот сейчас ради демонстрации своей эрудиции вспомню, что еще в старой России, когда ее посещали всякие западные интеллектуалы, Рильке, потом в советские годы приезжал Биньямин, интеллектуал западный. И они как раз поражались, когда они приезжали зимой, их поражало то, что в этой заснеженной стране торговля совершенно южная по темпераменту, по размаху. Только не тем торгуют, чем в Италии и Испании. Но дух был совершенно ярмарочный, рыночный.
Виктор Ерофеев: Веселый дух.
Анатолий Макаров: Веселый, тароватый – был хороший термин. Я его знаю по дедушке Крылову. А сколько у Некрасова про ярмарки. А что такое «душа зазнобушка»? Кто это поет? Это же поет торговец. А ухарь – купец кто такой?
Виктор Ерофеев: Тот самый молодец.
Анатолий Макаров: Который ездит по Руси и торгует.
Мария Бахарева: Но это же и сегодня совершенно не изменилось. И сегодня поход на рынок – это не просто поход за продуктами. Просто продукты можно купить и в супермаркете. А поход на рынок – это именно событие, это общение, это развлечение даже какое-то.
Виктор Ерофеев: Это часть социальной жизни, это радость. А бывало и так, что рынок был горем. Толя, когда последний раз ездили на рынок? Ты же был тем самым военным ребенком.
Анатолий Макаров: Да, тех, кого Володя Высоцкий называл рванина. Вот я и был послевоенных времен рванина. Хотя совсем маленький был, но помню это прекрасно. Опять-таки рынок – последнее прибежище нуждающегося человека.
Виктор Ерофеев: Не с войны, не после войны это началось, потому что после революции.
Анатолий Макаров: Конечно. Мы же читаем, что Ахматова торговала селедкой.
Виктор Ерофеев: Действительно торговала селедкой?
Анатолий Макаров: Ну, да. Как только социальные механизмы дают сбой и начинается жуткое распределение, пайки, то все равно для того…
Виктор Ерофеев: Душа просит рынка.
Анатолий Макаров: …чтобы по-человечески, по-нормальному все устроить более или менее логично, все равно начинает действовать рынок. Мы не будем скрывать, что мы в центре Москвы находимся. И в конце войны почти каждый вечер я жил на Большой Дмитровке, Столешников переулок, очень торговый переулок, он и сейчас торговый, но сейчас он элитный, а тогда он был народный. Вот выходили инвалиды, торговали рассыпными папиросами.
Виктор Ерофеев: А не гоняла их милиция тогда?
Анатолий Макаров: Нет. Потому что я не думаю, что это позволялось, но бороться было бессмысленно. Потому что это единственный способ у людей выжить, а у других – единственный способ себе хоть чем-то порадовать. Папиросы можно было штучно купить просто.
Виктор Ерофеев: У нас из Санкт-Петербурга звонят два Александра. Один подписался – постоянный слушатель, другой не подписался.
Слушатель: Если я не подписался, что я постоянный слушатель, это не значит, что я не постоянный.
Виктор Ерофеев: Это приятно слышать. Расскажите, какие у вас соображения насчет рынка?
Слушатель: Хотите правду скажу?
Виктор Ерофеев: Будьте добры.
Слушатель: Поход русского человека на рынок повышает в нем, вы не поверите, ксенофобию и экстремизм. И виной тому не цены на продукты.
Виктор Ерофеев: А что же?
Слушатель: То, что на рынках полным-полно торговцев с Кавказа и гастарбайтеров. Их поведение, образ жизни и культура неприемлемы для нас, отвратительны.
Виктор Ерофеев: А вот Мария у нас, надо сказать, торговала на рынке. Когда это было?
Мария Бахарева: Это было весной этого года, когда я готовила репортаж для журнала «Большой город».
Виктор Ерофеев: И у вас такое же сложилось малоприятное впечатление о рынке? В общем, считаю, что любой человек любой национальности может торговать на любом рынке мира. И ничего тут неприятного нет. Вот вы совсем не выглядите, как беженка с Кавказа или Средней Азии. Совершенно красивая русская женщина кустодиевского типа.
Мария Бахарева: Я работала собственно зиц-продавцом после того, как начал действовать закон о торговле на рынках, который запретил иностранным гражданам торговать, стали нанимать русских продавцов и русских зиц-продавцов, которые не занимаются торговлей как таковой, но они должны присутствовать на месте, чтобы в случае какой-то комиссии все было в порядке.
Виктор Ерофеев: То есть обошли закон, как всегда. И проблема в том, что, допустим, коренной москвич просто не пойдет торговать на рынок, потому что 800 рублей в день – это очень физически тяжелый труд.
Виктор Ерофеев: Почему 800 рублей в день?
Мария Бахарева: Зарплата, которую получают продавцы, это в среднем – 800 рублей в день.
Виктор Ерофеев: То есть коренной москвич не пойдет, потому что ему невыгодно.
Мария Бахарева: Конечно.
Виктор Ерофеев: А все-таки эти взаимоотношения. Вы как продавец русской национальности с продавцами другой национальности вступали в какие-то конфликтные ситуации?
Мария Бахарева: На самом рынке конфликтов нет. И среди продавцов исключительно дружба процветает. И на том же Рижском рынке даже был один продавец чернокожий, он не стоял за прилавком, он ходил по рынку и торговал какой-то мелочевкой с рук. И все рыночные продавщицы его жалели и говорили, что ему тяжелее всех.
Виктор Ерофеев: «Благодаря нашему президенту, - пишет не подписавшийся слушатель, - развеялся миф, что на рынках люди с Кавказа дерут в три шкуры».
Анатолий Макаров: Я хотел Александру в одном плане возразить. Я лично абсолютно лишен каких-то национальных предубеждений. Но вот я путешествую по миру, спасибо за новые времена…
Виктор Ерофеев: Пожалуйста.
Анатолий Макаров: Везде торгуют южные люди. Это есть некая предрасположенность человеческая, южные и восточные. Первое, что я увидел в Соединенных Штатах, торговали в основном корейцы и китайцы.
Виктор Ерофеев: А вспомни, в твоей любимой Франции вообще всегда торговали ливанцы.
Анатолий Макаров: Я думаю другое, культура – это другое дело, тут можно согласиться. Несомненно, есть мафиозные кланы, которые набивают цену. Я в этом совершенно не сомневаюсь, но просто взять и запретить армянину, азербайджанцу, узбеку – это нонсенс. Эти люди рождены для этого.
Виктор Ерофеев: Тема нашей передачи – колхозный рынок, тема вкусная, тема приятная. По крайней мере, эта приятность нас не покидала в течение советских лет, когда мы шли на рынок и можно было чего-нибудь купить вкусненькое к дню рождения или к Новому году. Мандарины, которыми пах рынок к Рождеству. Тогда, правда, его не отмечали. А какие у тебя впечатления, Толя? Ты – коренной москвич, который, кстати говоря, написал о рынке.
Анатолий Макаров: Да, у меня в романе «Жилплощади» есть целая глава о военном рынке.
Виктор Ерофеев: Какие у тебя впечатления сейчас о рынке? Положительные или отрицательные? Если суммировать все.
Анатолий Макаров: Если суммировать, все равно, конечно, положительные. Поскольку я не экономист…
Виктор Ерофеев: Потому тебя и пригласили.
Анатолий Макаров: Тем более я не владею никакими цифрами о росте криминальности, о том, как какие-то кланы, какие-то мафиозные структуры… Я совершенно не сомневаюсь, что это существует, но тем не менее, какой-то нормальный человеческий контакт между покупателем и продавцом возникает только на рынке.
Виктор Ерофеев: Поторговаться тоже можно.
Анатолий Макаров: Можно найти вполне приличное вино, между прочим. Если ты не такой эстет, который пьет только «Сансер» и «Бургиньон», то он может найти вполне приличное грузинское, абхазское, молдавское вино. И оно будет домашнее, привезенное из дома.
Виктор Ерофеев: Без обмана.
Анатолий Макаров: Без обмана. Я не хочу быть идеалистом, сейчас меня будут ловить на слове, но вот у меня на Ленинском проспекте в переходе торговала такая азербайджанская семья, вот они куда-то делись. И я уверен, что все, даже такие большие ксенофобы, все равно жалеют, потому что они были милые.
Виктор Ерофеев: Пришел маленький ксенофоб, к нему добавился большой.
Анатолий Макаров: Нормальные люди, вежливые, приятные, веселые, со своеобразным юмором своим. Главное – два шага от дома, пришел и все купил. Почему же я должен быть против этого?
Виктор Ерофеев: Нас атакует Санкт-Петербург. Давайте послушаем сначала Сергея. Ваше мнение о рынке?
Слушатель: У меня свежие впечатления о рынке. Я сегодня посещал. На рынке находится магазин стройтоваров, заодно туда зашел. Во-первых, очень интересные картины видел. Торгует женщина, я в принципе знаю ее, она – беженка из Абхазии, грузинка, все там потеряла, здесь выживает. Подходят к ней два милиционера, причем один в форме, второй – в штатском, берут у нее все, что понравилось, и уходят. Я говорю: «Давайте я сфотографирую их, и их завтра не будет в органах». Она говорит: «Что ты, что ты! Меня здесь не будет. И не думай!» Вот такие вот нравы. О наших гостях с Кавказа или с Азии… Надо на наших смотреть, как они себя ведут на рынках. Тем более люди, которые должны наводить порядок, а они сами грабят.
Виктор Ерофеев: Сергей, как приятно слышать умного человека. Спасибо вам за этот комментарий. Потому что действительно на каждый баланс существует контрбаланс. Потому что действительно мы постоянно ходим с Женей и с Маечкой (радиослушатели знают содержимое моей семьи) на рынок Дорогомиловский. Грузин нам фрукты продает, что-то я не заметил, что у него другие культурные соображения относительно фруктов и овощей, помидоров или клубники. А эти грузинские лимоны, которые никогда нельзя купить нигде, кроме как на рынке, вот эти с запахом. Они же украшают нашу жизнь.
Наши слушатели не устают меня радовать удивительными замечаниями. Вот Сергей Митрофанов пишет, что «Ельцин торговал с лотка кубинскими сигарами». Вот я не знал, например. Я думал, что он ямайскими торговал, а тут, оказывается, точное пришло сообщение, что он торговал кубинскими. «Всем реклама дорога – молодым и старым». Правильно, Сергей, только непонятно ваше отношение. Вот он кубинскими сигарами поторговал, и после этого у нас хаос в стране наступил или наоборот? Давайте будем продвигаться в сторону смысла. Александр, мы вас слушаем.
Слушатель: Поскольку у нас «Энциклопедия русской души», а русская душа, как известно, требует абсолюта и некоего идеала, к которому хотелось бы стремиться, все-таки давайте поговорим о рынке как о неком театре. Это действительно так. Я потерял ту атмосферу рынка в связи с дикой меркантилизацией всего. То есть на меня смотрят как на некий объект товаро-денежных отношений, который приносит прибыль. Та атмосфера настоящего рынка, где люди приходят не только купить товар, но и это своеобразный народный театр, где можно действительно получить такое удовольствие, которого не получишь ни в каком ночном клубе, ни на какой тусовке и так далее, вот это совершенно исчезает. Есть отдельные продавцы. Кстати, среди восточных людей таких людей, именно по призванию торговцев, я как человек русский, могу сказать, что их все-таки больше.
Виктор Ерофеев: Макаров кивает вам.
Слушатель: Потому что встречаешь людей, которые умеют со вкусом продавать это все, а не смотреть на тебя как на объект того, из кого можно получить бабло и впарить ему что-то.
Виктор Ерофеев: Саша – удивительный человек, иногда он говорит вещи, с которыми я на сто процентов соглашаюсь, а иногда говорит – на сто процентов не соглашаюсь. Вот сегодня можно с ним только согласиться. И вообще, хоть прислал как-нибудь фотокарточку, хоть поглядели на нашего постоянного слушателя.
Мария Бахарева: Ну, я бы не совсем согласилась с ним. Дело в том, что такое отношение к покупателям как просто к объекту, который помогает зарабатывать деньги, это относится к тем покупателям, которые ходят на рынок редко. Постоянных покупателей все продавцы уже знают в лицо, и они с ними всегда рады пообщаться. И поэтому рынок для постоянного покупателя и рынок для случайного покупателя – это совершенно разные рынки.
Виктор Ерофеев: Вот, Александр, вы все-таки не постоянный покупатель. Я гляжу на вас, Мария, вы действительно красивая женщина. У красивой женщины лучше идет торговля? Просто вы притягиваете внимание мужчин. А чем вы торговали там, кстати?
Мария Бахарева: Зеленью.
Виктор Ерофеев: И сразу зелень прямо как-то сладка.
Анатолий Макаров: Зелень-мелень.
Виктор Ерофеев: Расскажите, поделитесь тайнами.
Мария Бахарева: Я не могу сказать, помогали ли мои женские чары или не помогали, потому что я все-таки слишком мало торговала. Это всего был один день. Но в целом, естественно, девушке всегда легче привлечь внимание. Не случайно продавщицами чаще всего именно женщины работают.
Виктор Ерофеев: А с другой стороны, такой каверзный вопрос по отношению к людям. Иногда приходишь на рынок и кажется, что на рынке можно все продать, и даже женскую честь. Нет такого у вас впечатления? Когда деньги во всем, то идет девушка, и все думают: может быть, и она тоже как-то уступит? Бывает такое?
Мария Бахарева: Обычно на рынке есть вещи аппетитнее женщин.
Виктор Ерофеев: Ой-ой-ой… У каждого свой подход к этому делу. Как ты считаешь?
Анатолий Макаров: Давайте еще такой маленький сделаем финт ушами.
Виктор Ерофеев: Особенно когда они у нас в наушниках.
Анатолий Макаров: Мы же забыли, что нашу страну спас вещевой рынок. И это грандиозное на самом деле явление. Он спас в прямом смысле. Я очень большой экономист, больше, чем ксенофоб. Грандиозная ошибка, как мне кажется, нашего дорогого Михаила Сергеевича, когда он, вводя замечательные всякие политические права, совершенно забыл, что людям надо обуваться и одеваться. И это все взяли на себя люди, женщины взяли, которые поехали по миру и на себе все принесли в Россию.
Виктор Ерофеев: «Челночницы».
Анатолий Макаров: Да, «челночники». Повторю шутку замечательной актрисы, красавицы Насти Вертинской, которая как-то сказала лет восемь назад: «Светский разговор. – Вы где одеваетесь? – Я у Армани. – А я у Шанель. На самом деле, все одеваются на рынке».
Виктор Ерофеев: Армани только другой категории.
Анатолий Макаров: И я считаю, что в этом нет ничего стыдного. Кстати, потому что опять-таки и мир это признал.
Виктор Ерофеев: И вообще, люди ходят туда, где дешевле.
Анатолий Макаров: Дешевле, конечно.
Виктор Ерофеев: И вспомним опять нашу любимую Францию, где каждую среду или четверг, а потом воскресенье или субботу – бывает два рыночных дня или один – когда люди идут не в магазин, а на рынок, там все свеженькое, все вкусненькое.
Анатолий Макаров: И очень приличное и недорогое в смысле шмоток, особенно для людей не очень богатых, которые хотят соответствовать для нас, богемной публики, они всегда могут что-то прикупить там.
Виктор Ерофеев: У нас продолжается дискуссия «Кавказцы на рынках России». Когда приезжаешь в Польшу, то узнаешь о том, что русские люди инициативны, так же как и белорусы. Так и называется «Русский рынок» и продают там гвозди, шурупы – то, что подешевле можно купить на «русском рынке», чем в польских магазинах. Представим себе такую ситуацию, вдруг поляки на своем же радио скажут: «А давайте гнать в шею всех русских, потому что русские на рынке, а поляков на этих рынках нет». Так нам будет обидно тогда. Как это поляки гонят русских? И опять мы скажем: поляки – какие-то неприятные ребята, они гонят русских. Кстати, и были какие-то инциденты на «русских рынках» в Польше, но тем не менее, я помню, приедешь в какой-то провинциальный город, русский человек или белорус на капоте машины выложит какие-то отвертки, дрели самодельные или почти самодельные.
Анатолий Макаров: Они гораздо дешевле.
Виктор Ерофеев: Они все довольны, и все радуются, и они не говорят, что вы пишите другими буквами, и взгляд у вас немножко не похожий на честный польский взгляд. Я иронизирую, естественно.
Анатолий Макаров: Я был бы, например, очень доволен, если бы поляки привезли, которые умели всегда хорошо шить, немножко подделывая под великие бренды, это польская профессия – хорошо шить. Если бы они привозили пиджаки и брюки и дамские всякие дела и продавали бы не по жутким ценам магазинным, я был бы счастлив и уверен, что народ был бы счастлив.
Виктор Ерофеев: Пришли СМС-ки. «Товарный голод не от политических реформ при Горби, а от перекачки фондов и финансов через номенклатурные кооперативы Ходорковским». Еще один камень брошен в нашего узника Краснокаменска. Я, кстати, вчера случайно познакомился с чемпионкой Европы. Женщина молодая, борьба без правил, и она оказалась из Краснокаменска. Я говорю: «Ну, как там Краснокаменск? Какую природу видит узник?» Она говорит: «Это степь, пустыня, там даже речки нет и леса, ничего».
Мария Бахарева: Зато рынок, наверняка, есть.
Виктор Ерофеев: Вот к чему я и хотел завести этот разговор. Почему товарный голод не от политических реформ? Я думаю, что здесь можно это оспорить. Конечно, политические реформы не сразу нам пошли. Да и вообще, пошли ли они? Я думаю, что они куда-то не в ту сторону пошли однажды. А потом все никак не вырулим. Хотя они были нужны.
Анатолий Макаров: Ну, кто же спорит?
Виктор Ерофеев: А вот давай еще вернемся к беде – военный рынок. Скажи, ты сказал, что там люди могли выживать. А вот некоторые говорил: там спекулянты.
Анатолий Макаров: Ну, а как же?
Виктор Ерофеев: Давайте вернемся к слову «спекулянт».
Анатолий Макаров: Может быть, Маша, которая торговала, тоже расскажет что-то конкретное. Вообще, ведь рынок… Я, кстати, не сторонник такого безбрежного рынка в государственном строительстве, применительно к культуре. Я вообще считаю, что рынок надо применительно к культуре регулировать и сдерживать. Но вообще-то, конечно, он обнажает человеческую суть. И когда говорят о преступности на рынке, ну, это же совершенно естественно, потому что это живые деньги, они вот тут сейчас. Где ты будешь где-то там отмывать? А здесь можно придти отнять. Во время войны играли в три листика, потом в наше время называлось лохотроны. Это нормально. Это свойство. И культурный рынок, видимо, должен быть в том, чтобы наводить какие-то логические свойственные и соответствующие рынку порядки, не гнать, не выгонять, но просто какие-то внутренние законы честной торговли.
Виктор Ерофеев: Мария, какие еще наблюдения? Вы постояли на рынке, поторговали зеленью и потом написали статью. Что в статье вы написали? Какие у вас были соображения?
Мария Бахарева: Написали как раз о том, насколько сильно изменились рынки после введения этого закона.
Виктор Ерофеев: А поменялись?
Мария Бахарева: Да, опустели. Сейчас уже потихоньку рынки стали оправляться, а тогда, это как раз было сразу после начала работы этого закона, и тогда действительно рынки опустели, где-то примерно четверть мест точно пустовала из-за этого, потому что люди просто снимались и уезжали.
Виктор Ерофеев: А вам бы хотелось постоянно работать на рынке?
Мария Бахарева: Естественно, нет.
Виктор Ерофеев: У нас теперь Москва стала атаковать нас звонками. Роман Николаевич, какие ваши отношения с рынком?
Слушатель: Мое отношение к рынкам самое толерантное, как сейчас принято говорить. Только тут есть несколько аспектов. То, что настраивают москвичей и русских против инородцев это имеет свои объяснения. Это то, что называется разделяй и властвуй. А вот этих бедных торговцев, я неслучайно говорю бедных, мне просто жалко. Потому что я знаю изнанку этой деятельности. Ведь для того, чтобы торговать, нужно арендовать это помещение, причем его надо арендовать на месяц как минимум. И работаешь ты – не работаешь, заболел – не заболел, ты должен хозяину отстегнуть и ты должен крутиться, как белка в колесе. Они пашут. И помимо этого, как сказал один из ваших звонивших, их еще обкладывают данью органы внутренних дел, милиция, проверяющие. Их можно просто пожалеть. Это первое. И второе. Вы сказали, колхозный рынок. А я бы сказал, по большому счету рынки в Москве, те же самые «Лужники», ведь за этот маленький пятачок они платят бешеные деньги «черным» налом. А куда они идут? Кто их крышует? Куда уходят эти миллионы долларов, которые крутятся каждый день в «Лужниках»? Вот проблема где.
Виктор Ерофеев: Спасибо, я всегда горжусь, что у меня есть умные слушатели. Да, Толя?
Анатолий Макаров: Действительно, да.
Виктор Ерофеев: Конечно, нам «Эхо Москвы» - не конкурент. Но там иногда такие звоночки бывают. Но, кстати говоря, пишут иногда черт знает что. Я получил от анонимного слушателя такое послание: «Вам удобнее вести передачу «Энциклопедия американского доллара и души». Очень фальшиво вы ведете передачу». Большое вам спасибо. Если вы хотите быть самым не фальшивым или самой не фальшивой, хоть подпишитесь. А вдруг я подумаю, что вы, например, ребенок, и вам еще нет 12 лет. Хоть весточку пошлите, кто это пишет. А с другой стороны, пишите и такие вещи, это взбадривает.
А другой слушатель, тоже анонимный. Но он решил показать свою правильную осведомленность в области испанской философии: «Ортега Гассет в 30-х годах сказал, что яркость затопчет ясность». Кстати, мысль хорошая. Во-первых, Ортега и Гассет. Так вот, имейте в виду, что Ортега и Гассет – это один и тот же человек. А то, что яркость затопчет ясность – то вы знаете, это началось не в 30-е годы, а это началось у нас еще при Возрождении. И тогда уже эта тема была очень важной. А в Испании Гассет, когда уже подводил свои какие-то выводы по поводу бунта масс, он, видимо, это тоже имел в виду. Кстати говоря, иногда бунт масс действительно провоцирует яркость и топчет ясность.
Вот нам позвонила Ирина Николаевна. Вы из Москвы.
Слушатель: Я приветствую вас всех и хочу сказать, что я абсолютно согласна. Это не дело, что уничтожают в Москве рынки. У нас в муниципальном районе Ховрино был замечательный рынок на Петрозаводской улице и назывался смешно «Петрашка». На этом рынке можно было купить все: от овощей, фруктов, мяса, включая белорусский тюль, разные наряды можно было купить, дешевые прибалтийские дамские принадлежности. То есть это был настоящий рынок. Там был администратор, если что, всегда можно было призвать его принять меры. Прекрасный был рынок. Мы, общественность, очень долго сопротивлялись. А теперь вместо этого рынка построили торговый центр, где разместились разные бутики по баснословным ценам. А продукты на этом рынке даже не хочется покупать. Какое-то такое ощущение, что они там лежат миллион лет. И что? Нет того ощущения, что ты можешь придти и купить. Я, например, на этом рынке купила такие наряды, что сейчас летом одеваю, все думают, что я из-за рубежа их привезла. Вот это был настоящий рынок московский, хороший, и там было все. Теперь зато люди, которые хотят на рынке что-нибудь купить, ездят за несколько остановок на метро. А тут был рынок милостью божьей, и его уничтожили.
Виктор Ерофеев: Какой замечательный русский язык – милостью божьей рынок. Как его звали?
Мария Бахарева: «Петрашка».
Виктор Ерофеев: Старый рынок?
Мария Бахарева: По-моему, он не может быть очень старым, поскольку там весь район молодой. Я просто несколько лет назад как раз возле него жила, поэтому с ним знакома.
Виктор Ерофеев: А какой рынок ты больше всего любишь в Москве? Или теперь уже никакие?
Анатолий Макаров: Теперь уже нет. Но я недалеко от Юго-западного, его тоже окультуривают и делают там большие павильоны. Конечно, та стихийность и та, может быть, и анархичность, но она действительно давала и какие-то плоды человеческие, потому что действительно на любой карман. И очевидно, что небогатым людям, которых в России все-таки 85%, я думаю…
Виктор Ерофеев: Я думаю, 95.
Анатолий Макаров: Это абсолютно для них спасение было. Потому что вполне. Мы говорили о дурном, что неизбежно бывает на рынке, если не следить. Так что сколько хорошего бывает. Вот на Савеловском был вьетнамский рынок. И скажем, чисто восточное умение услужить. Там прекрасные были тут же портновские мастерские, сапожники. И все это было по очень недорогим ценам. И они тебе тут подрезали и удлиняли. И все это мгновенно делалось. Потому что они действительно к этому приучены. А что касается спекуляций, был вопрос, на моих глазах, я был юношей, когда в Советском Союзе появился феномен фарцовки.
Виктор Ерофеев: Это валютные спекулянты.
Анатолий Макаров: Они еще не валютные были.
Виктор Ерофеев: Ну, как же? Фарцовка это « for sale ».
Анатолий Макаров: Советский народ захотел одеваться, десять лет, как война кончилась, открылись границы, хотелось прилично одеться.
Виктор Ерофеев: Не пугай нас, открылись границы. Они были закрыты, «железный занавес».
Анатолий Макаров: Я имею в виду 1956 год. К нам стали ездить.
Виктор Ерофеев: Ну, чуть-чуть.
Анатолий Макаров: По сравнению с тем, что было. И вот появились люди, причем в моей великой, замечательной, незабвенной 170-й школе, ребята, которые ходили и покупали у иностранцев сначала мелочи всякие, потом они жутко раскрутились.
Виктор Ерофеев: Жевательную резинку.
Анатолий Макаров: А потом уже плащи болонья, шарфы, костюмы. И вот это стал своеобразный рынок тоже. А что нужно было? Сделать плащи болонья или закупить их нормально в Италии, и никто бы не фарцевал. Как можно сбивать цены? Только таким большим выбором, большой конкуренцией.
Виктор Ерофеев: Вообще, рынки помогли, совершенно правильно говорил наша слушательница, нашим женщинам быть красивыми, сохранять форму, привлекательность. И что ж такое рынок, если сейчас уже уйти от женской темы и перейти к человеческой? Наверное, рынок, как и человек, имеет свои светлые и темные стороны.
Анатолий Макаров: Ну, конечно.
Виктор Ерофеев: И вообще, во многих вещах, если только не брать природу ангелов, да и то среди них один оказался падший, во многих явлениях есть свои темные и светлые стороны. Мы, русские максималисты, мы, великий русский народ, хотим, чтобы все было светло. Но почему-то от этого желания очень часто гаснет свет. Конечно, мы останемся максималистами, никуда не денемся, но все-таки, мне кажется, есть такие вещи, к которым надо относиться аккуратно. И эти вьетнамские рынки, вообще рынки, которые нужны людям, которые хотят есть вкусно, а при этом не хотят выбрасывать тех денег, которых у них и нет. К этому надо относиться с пониманием и с любовью. А когда власть не служит людям, а выкручивает руки, тогда, естественно, все и происходит.
Слушатель наш, который пишет СМС-ки, продолжает выступать против Ходорковского. Я вспоминаю Толстого, да и вообще, я все вспоминаю, потому что русский человек жалостливый. Что бы он там ни сделал, но когда человек уже там сидит, и ему тяжело, и варежки шьет, то не надо… Это даже не только в России, это и в других странах жалость. Не надо добивать падшего. Помните Пушкина?
Анатолий Макаров: И милость к падшим…
Виктор Ерофеев: Олег у нас звонит из Москвы. Какое ваше отношение к рынкам?
Слушатель: Мое отношение к рынкам, конечно, положительное. Я сегодня покупал. Не знаю, можно ли ярмарки отнести к рынкам? Они сейчас ярмарками называются. Наверное, можно.
Виктор Ерофеев: Можно.
Слушатель: Но я хотел бы прокомментировать этот закон, который говорит, что только русские должны быть на рынках.
Мария Бахарева: Не русские, а граждане России.
Слушатель: Этот закон, по-моему, замечательно показывает, как наша власть действует. Его же приняли, когда очень много голосов получила партия «Родина» на выборах. Ее называли фашистской. И наши руководители решили: ну, что ж, раз вы голосуете за фашистов, давайте все будет, как в лучших домах Европы. В свое время в 1934 году в Германии в Нюрнберге были приняты законы, закреплявшие определенные должности только за настоящими немцами – профессора университетов, главные редакторы, члены советов директоров, председатели банков. И наша власть точно так же решила: давайте закрепим за настоящими коренными русскими определенные должности – торговцев на рынках.
Мария Бахарева: Но все-таки вы несколько утрируете, потому что этот закон не определяет этническую принадлежность торговца. Он говорит о том, что торговать могут только граждане Российской Федерации, а национальности они при этом могут быть любой.
Виктор Ерофеев: А потом, вы знаете, все-таки вот уже скоро-скоро настанет счастье, придет Медведев, и все изменится у нас в стране, мы будем жить опять совершенно замечательно. Так что немножко надежды к Новому году.
Анатолий Макаров: Вот абсолютно психологический и какой-то экономический феномен вообще всемирного рынка. Вот ведь эти самые «блошиные рынки» есть во всем мире. И есть у нас. К сожалению, я в последнее время там не бывал. Была какая-то платформа по Савеловской дороге.
Мария Бахарева: Платформа Марк.
Виктор Ерофеев: Господи, она все знает. Она красивая, она и знающая.
Анатолий Макаров: Ведь иногда человек сидит и торгует тремя гвоздями. Понятно, что это такова его, к сожалению, планида сейчас, так сложилась жизнь. Но ведь самое то поразительное, что кто-то покупает ведь это, как ни странно. То есть на самом деле продать можно все, видимо.
Мария Бахарева: Да.
Виктор Ерофеев: Между прочим, у нас в студии сидит хороший писатель Анатолий Макаров. Хочу сказать, что у него только что вышла книжка «В ожидании звонка». Я говорю: «У тебя там что-то было про рынок?» Он говорит: «Было, но не скажу что». Вот я так и не понял, то ли он шутит…
Анатолий Макаров: Нет, ну, это нехорошо себя рекламировать. Просто что у меня было? У меня как раз герой переживает такое абсолютно, как говорят, вписавшийся в новую жизнь человек, он переживает некое раздвоение, которое, я думаю, свойственно очень многим.
Виктор Ерофеев: Раздвоение, связанное с тем, идти на рынок или не идти.
Анатолий Макаров: Ему в новых условиях хорошо, но часть его души находится в той жизни. И, скажем, уровень потребления, который был тогда, его, как ни странно, устраивал. То есть не то чтобы устраивал, тогда, конечно не устраивал.
Виктор Ерофеев: Ну, да, конечно. Действительно, потребляешь, потребляешь, а о духовном подумать?
Олег Борисович написал: «Господин Ерофеев, поднимите тему «блошиных рынков». Ну, конечно, это же вообще… Вот сладость «блошиных рынков»! Во Франции основная масса народа ходит именно на эти рынки.
Анатолий Макаров: Не основная, конечно.
Виктор Ерофеев: Они ходят на разные рынки, но там действительно кайф. Я помню, что оттуда я привез такую пепельницу-муху и до сих пор считаю, что это самая лучшая. Она так поднимала крылышки, нижнюю часть тела, туда можно было сбрасывать. «Блошиный рынок» - там культ.
Мария Бахарева: Но у нас, к сожалению, с «блошиными рынками» все очень плохо.
Виктор Ерофеев: Почему?
Мария Бахарева: Потому что…
Анатолий Макаров: На Тишинке который.
Мария Бахарева: Тишинку давно закрыли. И сейчас есть один условно «блошиный рынок», это Вернисаж в Измайлове, и второй как раз рынок на платформе Марк, который сейчас переживает свои худшие времена, потому что их согнали с того места, которое они занимали. Какое-то время продавцы стояли просто прямо на рельсах и отпрыгивали от электричек, когда они проходили. Сейчас куда-то в сторону отошли. И буквально на ладан дышит рынок.
Анатолий Макаров: А почему их согнали?
Виктор Ерофеев: Олег Борисович скажет, что у нас цензура на радио, если я не прочитаю конец его замечательного послания: «Ненавидят власти наш народ. Я утверждаю: наша власть – варварская власть. Мы – насекомые, мешающие власти здесь существовать».
Анатолий Макаров: Ну, я думаю, это в порыве душевном. Потом как есть конформисты, а есть обличители вечные, которые всегда.
Виктор Ерофеев: Пусть будут и те, и другие. Нам звонит Евгения Степановна из Московской области. Как у вас там с рынками?
Слушатель: Слушаю вашу передачу постоянно. Когда-то после войны Зацепский рынок, бывало, придешь туда, ну, что там только нету, и все свое, все наше, ни Азербайджан, никто там не продавал.
Анатолий Макаров: Ну, как? Они же были такой же Советский Союз.
Слушатель: Сейчас заходишь на рынок, ну, ладно, хотя бы они выращивали, они же не дают колхозникам продать свое.
Анатолий Макаров: Вот это правильно.
Слушатель: Раньше, лет десять тому назад, подъезжали осенью с картошкой машины, с огурцами, с капустой. Сейчас же этого нет. Сейчас они где-то их встречают, у них покупают задарма и нам преподносят. А попробуйте с ними договориться. Они кланами. Как раз целые кланы. Если ты поменьше сделаешь цену, они могут твой прилавок разбить. Разве это дело? Это рынок?
Виктор Ерофеев: Полностью с вами согласен. Во-первых, спасибо, что позвонили. Во-вторых, вы так сказали: огурцы, капуста… Как-то захотелось все это увидеть, такое наше, родное, русское.
Мария Бахарева: Сейчас, кстати, предыдущий наш звонивший говорил о ярмарке. Я так полагаю, что он ходил на ярмарку выходного дня, которую в Центральном округе сейчас устраивают в разных местах. И вот там как раз много товаров от местных производителей Московской области.
Анатолий Макаров: А где это? На какой улице?
Мария Бахарева: Их много бывает. Я точно знаю на Китай-городе, рядом с Исторической библиотекой устраивают каждые выходные, на Арбатской площади устраивают и на Сухаревке.
Анатолий Макаров: На Арбатской перестали, там будет строительство.
Мария Бахарева: Там, где было строительство. Я обычно на Китай-город хожу. Там действительно можно купить очень интересные продукты.
Виктор Ерофеев: Ну, например?
Мария Бахарева: Например, есть совершенно прекрасный, один из лучших Лакинский квас. Его нигде в Москве купить нельзя, а можно только оттуда привозить. А вот на этих ярмарках выходного дня его можно купить. Есть прекрасные мясопродукты подмосковных заводов, которые тоже не продаются в сетевых супермаркетах обычно. И там помимо продуктов, как раз и какую-то одежду, сувениры тоже продают.
Виктор Ерофеев: Пока вы говорили, я вспоминал, есть ли в моих книжках что-нибудь про рынок. Вспомнил: как же нет? Есть, конечно. «Русская красавица», когда она хочет бежать по полю, чтобы понять, может она спасти Россию или нет, она на рынке остановится в одном провинциальном городе и хочет спросить у населения, у народа. Она поднимается, шест потом превратился в стриптизный шест. Она поднялась и стала кричать: «Бабы! Мужики! Ну, скажите, ответьте мне…» Конечно, народ разбежался. Но тем не менее, там тоже… Есенина продавали портрет с трубочкой, детские ботиночки продавали.
Анатолий Макаров: А книжный рынок мы забыли. Это вообще великая вещь.
Виктор Ерофеев: Развалы.
Анатолий Макаров: Развалы книжные. Без этого вообще невозможно русской жизни и французской. Вообще, культурному человеку… Это такое счастье, когда ты можешь порыться просто на улице в книгах.
Виктор Ерофеев: И действительно, там вот эти глаза (хочу закончить позитивом) и книжных торговцев, а иногда каких-то водопроводчиков, которые продают уже какие-то краны, они полны такой сосущей тоской. Я думаю: Боже мой, все можно найти в мире, а вот огурчика и капусты, и вот таких сосущих тоскливых глаз ни в одном народе не встретишь.