Иван Толстой: Начнем с Лондона. Последние месяцы уходящего года ознаменовались новыми рекордами на рынке русского изобразительного искусства. Мы попросили нашего постоянного обозревателя международных аукционов, известного коллекционера, киносценариста и журналиста Александра Шлепянова рассказать о содержательной стороне собирательства. Александр Ильич, прежде всего – по-прежнему ли продолжается этот необыкновенный подъем цен на русскую живопись?
Александр Шлепянов: Продолжается, да еще как. Правда, по-разному в разных категориях живописи.
Иван Толстой: А именно?
Александр Шлепянов: Ну, скажем, классическая русская живопись уже почти достигла своего потолка. Дело в том, что в этой категории приток новых шедевров в высшей степени ограничен, почти невозможен – им просто неоткуда появиться на рынке, все знаменитые вещи – Брюлловы, Шишкины, Суриковы и Репины - уже осели либо в музеях, либо в крупных частных коллекциях. Должны произойти какие-то экстремальные события, вроде внезапных смертей владельцев, или тектонические сдвиги, вроде революций, чтобы они снова оказались в продаже. То есть исключения, конечно, возможны – но раз-два в год, не более того.
Иван Толстой: А картины нонконформистов?
Александр Шлепянов: Здесь еще есть резерв, поэтому цены растут более энергично. Примером может служить коммерческий успех аукциона Филлипс де Пюри, коллекция Джона Стюарта.
Иван Толстой: Того самого Филлипса, который был в Лондоне на Бонд стрит?
Александр Шлепянов: Вопрос в точку, потому что и Филлипс не тот, и Джон Стюарт не тот. Когда я впервые услышал об этом аукционе, то, честно говоря, подумал, что это какая-то афера, потому что Филлипс давно поглощен аукционным домом Бонамс, а знаменитый эксперт Сотбис Джон Стюарт умер еще в 2003 году и его собрание, насколько я знаю, никто продавать не собирался.
Иван Толстой: И что же оказалось?
Александр Шлепянов: Оказалось, как ни странно, совпадение – другой Джон Стюарт, другая коллекция, включавшая таких мастеров, как Эрик Булатов, Олег Васильев, Иван Чуйков, Дубосарский и Виноградов - и продались эти работы за огромные деньжищи. Но и на известных аукционах нонконформисты продавались прекрасно – на Макдугалл, например, была замечательная работа Комара и Меламида – «Суд Париса» из знаменитой ялтинской серии, великолепный образец их творческого сарказма по отношению ко всяческой пропаганде, - и тоже сделала почти 300 тысяч долларов.
Иван Толстой: А как обстояло дело с художниками старой эмиграции?
Александр Шлепянов: Тут поле для маневра еще шире, потому что наше искусствоведение и собиратели только еще начали осваивать эту огромную тему. Хотя и вышел недавно отличный альбом вашего однофамильца Андрея Толстого о художниках-эмигрантах, но, во-первых, туда вошли далеко не все, а во-вторых, он издан таким крохотным тиражом, что мало кому удалось его поймать. Зато надо отметить несомненную заслугу аукционного дома Макдугалл, который с первых дней своего существования этих художников энергично выводил на рынок. В результате и большие аукционы, которые относились к Эколь де Пари – Парижской школе – весьма скептически, теперь тоже вступили в эту игру, и сегодня продают уже не только ставших сверхзнаменитыми Бориса Григорьева, Александра Яковлева, Шухаева, Гончарову и Ларионова, но и никому еще до самого последнего времени неизвестных Александра
Альтмана, Костю Терешковича, Сержа Фера (на самом деле Ястребцова) и многих других.
Иван Толстой: Были в этой группе свои шедевры?
Александр Шлепянов: О, да! Сотбис продал потрясающую картину талантливейшей Ольги Сахаровой, которая еще займет свое место на российском живописном Олимпе, а Бонамс - превосходную работу Адольфа Федера – прекраснейшего художника, погибшего в Освенциме, и один из лучших портретов Леона Зака. К счастью, все три работы ушли в хорошие русские коллекции.
Иван Толстой: Но эти высокие цены – они не слишком затрудняют коллекционирование?
Александр Шлепянов: С одной стороны – да, затрудняют, а с другой – наоборот, способствуют!
Иван Толстой: То есть?
Александр Шлепянов: Высокие цены, как пылесос, вытягивают вещи из закромов у тех владельцев, которые и не думали прежде их продавать. В свою очередь, новые вещи и имена вызывают реакцию искусствоведов, журналистов, аукционеров – и следует новый подъем цен. Эффект снежного кома.
Иван Толстой: Ну, например?
Александр Шлепянов: Например, Мария Васильева. Глава парижской Свободной академии, центральная фигура русского Монпарнаса, подруга Матисса, Брака, Пикассо, Модильяни, Леже – при этом до недавнего времени она оставалась мало известной российским собирателям, потому что на рынке слишком редко появлялись ее работы. Но вот цены резко выросли, работы стали появляться и на Сотбис и, в особенности, на Макдугалл, но последний рывок сделан буквально несколько дней назад, когда на парижском аукционе Агюттс появилось 20 выдающихся работ Марии Васильевой кубо-футуристического периода - прямо от наследников, из семьи! Разумеется, теперь можно ждать появления монографии - и история нашего искусства обогатится еще одним незаурядным именем.
Иван Толстой: А как вы полагаете, какая категория русских вещей выйдет на рынок следующей?
Александр Шлепянов: Несомненно, фотография – здесь накоплен огромный потенциал, который только ждет первого толчка, например работы русских американцев Льва Полякова и Леонида Лубяницкого, живых классиков фотографии, и многих, многих других – и современное искусство. Думаю, что это вопрос самого ближайшего будущего.
Иван Толстой: Но все-таки, Александр Ильич, ваш прогноз – как долго могут подниматься цены на русское искусство?
Александр Шлепянов: Цены будут подниматься, по меньшей мере, столько же времени, сколько поднимаются цены на нефть и газ. Ведь дело не только в любви к искусству – это еще и надежное вложение денег.
Иван Толстой: А что, искусство никогда не падает в цене?
Александр Шлепянов: Практически нет. Подъем могут затормозить войны или революции, но когда они проходят – подъем продолжается. И тут надо отметить интерес русских людей к искусству, как положительное явление. Ведь те, кто уже прикупил свой большой джентльменский набор – дом на Рублевке, дом в Испании, дом в Лондоне, яхту – а деньги все хлещут из-под земли - они могли бы, скажем, набивать сундуки драгоценными камнями или воздвигать себе золотые статуи... Ан нет – они собирают живопись! Тут работает высокая культуроемкость русского человека, традиционный престиж искусства в стране. В этом смысле Россия очень похожа на Америку – помните, в Нью-Йорке, знаменитая «музейная миля» - Гугенхайм, Метрополитен, Фрик коллекшен – это ведь тоже когда-то собрали Новые Американские, первые богачи, а в результате это все досталось народу. Так что, даст Бог, то же самое произойдет со временем и в нашей стране...
Иван Толстой: Из Англии – во Францию. Итоги глазами нашего парижского корреспондента Дмитрия Савицкого.
Дмитрий Савицкий: Уходящий год не был годом сюрпризов и фейерверков в мире французской культуры. Но не был он и провалом, разрывом в этом плотном пейзаже. В стране в каждой сельской или городской мэрии есть свой отдел культуры, в крупных городах календарь культурных событий расписан понедельно, и если общая тенденция иногда огорчает, если между индустрией культуры и одиночками, занятыми сочинением музыкальных пьес или же пьес театральных, поэм или песен, между художниками в мастерских и мансардах, фотографами на улицах и, как у нас говорят, «капитанами индустрии, валовой продукции» существует изрядный и понятный зазор – это феномен не только французский, а, скорее, международный и усреднение культуры, перевод ее в популярный формат, сжатие в МП3 – неизбежно.
В данном случае новейшая технология правит балом, а не сам художник. МП3 – заказывает, а художник либо соглашается уплотниться под этот формат, либо захлопывает дверь и остается один на один со своей картиной, книгой, пьесой.
В начале марта стартовала «Весна поэтов», которая, перепрыгнув через все сезоны, добралась до Парижа и на прошлой неделе закончилась выступлением поэтов Клодин Хэфти, Пьера Остэра и Атаназа Вантшева де Траси в холле парижской гостиницы Кларет. Клубы поэзии существуют по всей стране, но поэты читают свои стихи, возрождая старую традицию, по кафе и бистро: в Бордо и Лионе, Нанте и Эксе. В Париже весной 2007 года проходил фестиваль поэзии франкоязычных стран. Радиотрансляция литературных и поэтических вечеров регулярно по субботам ведется из столичного Caf é del ’ Industrie писателем Федериком Миттераном.
Люксембургский музей Сената в этом году порадовал парижан и гостей столицы еще одной великолепной экспозицией, на этот раз Тициана, а затем выставкой Рене Лалика, про которого Эмиль Гале сказал, что Лалик «изобрел современные украшения». Но наибольшим успехом пользуется у парижан выставка до сих пор загадочного мэтра итальянской живописи, миланца Джузеппе Арчимбольдо (16 век), чьи портреты составлены из фруктово-огородной мозаики. Выставка Арчимбольдо закроется в середине января, а на смену ей придет новая экспозиция – отца-основателя фовизма (вместе с Матиссом и Дереном) Мориса Вламинка.
Среди лучших фильмов года - «Туземцы», второе название «Дни Славы» Рашида Бушареба, об участии в освобождении Франции, солдат из французских колоний, а так же La Mome , «Малышка» Оливье Даана – фильм-биография Эдит Пиаф. «Малышка-Пиаф» прошла на ура во Франции и до сих пор идет с огромным успехом в США.
Тридцать лет исполнилось в уходящем году культурному Центру имени Жоржа Помпиду, знаменитому Бобуру, авангардному для 77-го года зданию, построенному итальянским архитектором Рензо Пиано и англичанином Ричардом Роджерсом. Идея была новой и смелой: вынести все коммуникации наружу – вентиляцию, канализацию, электричество, эскалаторы и лифты. Но в наши дни архитекторы категорически отказываются от стеклянных коробок вроде Бобура, которые зимой не удерживают тепло, а летом перегреваются. Для современных экологов центр Помпиду – ошибка.
Выставочный зал Культурного Центра в январе и феврале был отдан произведениям Ива Кляйна: 120 полотен и скульптур, около 40 рисунков, рукописи, а так же фильмы и фотографии, рассказывающие об этом художнике, дзен-буддисте из Ниццы, мэтре перформанса и хэпеннинга, создавшим знаменитый «Международный Синий Цвет Кляйна».
В настоящий момент в Бобуре с не меньшим успехом проходит выставка «Мастерская Альберто Джакометти. Это ретроспективная экспозиция: 600 работ скульптура, графика и художника и художника-декоратора.
Но, пожалуй, самым большим успехом в столице пользуется выставка Густава Курбе в Гран-Пале. «Не было во Франции 19-го века художника, которого так бы ненавидели и так бы обожали»,- пишет обозреватель парижской «Телерамы». Курбе, придумавший слово «реализм», требовал от живописи правдивости, писал обнаженную натуру, сельские пейзажи и воды океана в Тревиле, но при этом, в отличие от партийных соцреалистов, каждую свою картину, каждое полотно нагружал незаметной загадочностью («Похороны в Орнане»). Он так же был изрядным скандалистом и в сюжетах, и в названиях картин: «Происхождение мира», не выставлявшееся публично до самых последних времен, и «Девушки на берегу Сены», которые отнюдь не «девушки», а явное сексуальное меньшинство.
Увы, Курбе умер в самоизгнании, в Швейцарии, спасаясь от долгов, после того, как в 1873 году президент Мак-Маон отдал приказ восстановить разрушенную Коммуной Вандомскую колонну за счет Курбе – художник был инициатором ее низвержения.
Анри Брегсон: Что такое предмет искусства? Если бы реальность могла бы напрямую воссоединяться с нашими чувствами и замыкаться на нашем сознании; если бы мы могли входить в немедленный контакт и с вещами, и с самими собой, в таком случае, я думаю, искусство было бы НЕНУЖНЫМ. Потому что в таком случае мы все были бы художниками, творцами, так как наши души постоянно бы вибрировали в унисон с природой…»
Дмитрий Савицкий: Голос самого влиятельного французского философа первой половины двадцатого века Анри Бергсона. Единственная существующая запись, сделанная для «Музея Слова», 3 июля 1936 года. Франция отметила в этом году столетие со дня публикации фундаментального, главного труда Анри Бергсона «Творческая эволюция».
Знаменательных дат было много: в начале года было отпраздновано 80-летие танцора и балетмейстера Мориса Бежара; увы, в конце года Бежар нас оставил навсегда.
Отмечено было и 10-летие исчезновения Моник Сэр, сценическое имя – Барбара. Она входила в плеяду звезд французской эстрады с конца 50-х годов и до ноября 97-го.
Великий мим Марсель Марсо также покинул нас в возрасте 85 лет.
Два поэта-песенника, композитора-песенника оставили нас в 2007 году: Клод Ланзман и Пьер Деланоэ, автор той самой песни про переводчицу Натали с Красной площади. Ланзман написал для певца Жака Дютрона одну из самых популярнейших песен 80-х –90-х годов «Пять утра, Париж просыпается».
Столетие со дня смерти автора «Короля Убю» Альфреда Жарри, предтечи сюрреалистов было отмечено в ноябре серией передач и спектаклей.
Аббат Пьер, защитник бедных и бездомных, основатель приюта «Эммаюс» покинул нас в 2007 году; как и философ Филипп Лаку-Лабарт.
В 2007 году было опубликовано немало весьма важных для страны книг, книг, авторы которых попытались сделать социальную жизнь страны, как у нас говорят, «более прозрачной», видимой. Их много и передачи о них вы наверняка найдете в нашем архиве.
Но закончим на веселой ноте: Франция отпраздновала 80-летие со дня рождения Марселя Аззола - аккордеониста, аккомпанировавшего Борису Вьяну и Эдит Пиаф, Иву Монтану, Барбаре, Жаку Брелю и самому Тино Росси. Марель Азолла родился в июле 27-го года в итальянском квартале Лютеции Менильмонтан, и на самом деле его имя должно было бы звучать, как Марчелло Адзоло. Он был учеником легендарного мэтра аккордеона Медара Ферерро. В 60-х годах у Марселя Аззола был собственный оркестр, игравший на «баль-мюзетт»; он так же сотрудничал с Мишелем Леграном, Клодом Боулингом, Владимиром Косма, Филиппом Сардомом, озвучивая фильмы той эпохи.
Кредо Марселя Аззола звучит коротко и просто: я хотел бы, чтобы музыка аккордеона, затопила весь мир.
Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня – Фаина Раневская. Ее портрет представит Борис Парамонов.
Борис Парамонов: Фаина Георгиевна Раневская (1894 - 1982) – великая актриса, одно из сокровищ русского искусства. Тут не может быть никаких сомнений – тем более, что Раневская не только играла на сцене, но и снималась в кино, которое сохранило для нас свидетельства ее гения. Конечно, снимали ее непростительно мало, часто не там и не так, как следовало бы. Но в любом случае сделать из нее кинозвезду не удалось бы даже в Голливуде, этому противилась специфика ее дара. Раневская – то, что называется характерная актриса, и ни в кино, ни в театре она, по определению, не могла быть ведущей, leading lady, как обозначается это в том же Голливуде. Раневская не была обделена славой, но, думается, что многих созданных для нее ролей она всё же не сыграла. Один такой случай задокументирован самой же Раневской. Она рассказывала, что в Москве ее видел Бертольд Брехт, сказавший Завадскому (худруку театра Моссовета, в котором Раневская работала многие годы), то для нее нужно поставить его «Матушку Кураж». Завадский заверил именитого гостя, что это будет сделано и, естественно, не сделал. Почему - неясно, чем это могло ему помешать; тем, что задвинуло бы его жену Марецкую, премьершу театра? Вполне возможно. Как бы там ни было, по словам Раневской, геноссе Завадский забыл о своем обещании.
Раневскую нельзя забыть, даже раз увидев. Лучшая ее роль в кино, конечно, - в фильме Ромма – Габриловича «Мечта». Если угодно, это даже и главная роль, хотя героиня фильма – молодая служанка в исполнении Елены Кузминой. Но мадам Скороход в исполнении Раневской вышла на первый план. Да и везде она помнится, даже в таких эпизодах, как жена портного в фильме «Ошибка инженера Кочина», или попадья в «Думе про казака Голоту», или домоправительница Любови Орловой в фильме «Весна». И, конечно, та говорливая дама, что подобрала Наташу Защипину (советскую Ширли Темпл) в фильме «Подкидыш». Ее реплика «Муля, не нервируй меня» стала советской пословицей. Брежнев, вручая Раневской какую-то очередную награду, эти слова процитировал, на что Раневская ответила: «Леонид Ильич, все уличные мальчишки, видя меня, это говорят». Брежнев, к чести его, покраснел и рассыпался в извинениях.
Мне повезло – я видел Раневскую в театре. Пьеса была пустая, из так называемой советской классики – «Шторм». Там Раневская играла спекулянтку на допросе в чека. Побывать на этом спектакле надо было только из-за Раневской. Кстати, так и было: после этой сцены половина зала уходила. Был в ней такой момент: спекулянтка Раневской начинает плакать и достает платок – для чего задирает многочисленные юбки, под которыми оказываются красные галифе. Раневская сама придумала этот трюк. Часто она и текст обогащала своим воображением. В сценарии «Казака Голоты» был поп, а режиссер Игорь Савченко очень хотел снять Раневскую и говорил ей об этом, но жаловался, что роли для нее нет. Она сказала: так давайте сделаем из попа попадью – и импровизировала соответствующий текст.
Кроме матушки Кураж Раневскую лишили еще одной очень значительной роли – на этот раз в кино. Эйзенштейн хотел снять ее в «Иване Грозном» в роли Ефросиньи, и уже были сделаны пробы, оказавшиеся на редкость удачными. Начальство заблокировало решение Эйзенштейна, не соглашалось на Раневскую. Он настаивал на своем, переписка длилась около года, - но следовал решительный отказ.
Сохранился документ, проливающий свет на этот эпизод, – письмо председателя Госкомитета по кинематографии Большакова секретарю ЦК Щербакову:
«Сообщаю, что С.Эйзенштейн просит утвердить на роль русской княгини Ефросиньи в фильме «Иван Грозный» актрису Ф.Раневскую. Он прислал фотографии Раневской в роли Ефросиньи, которые я направляю вам. Мне кажется, что семитские черты у Раневской очень ярко выступают, особенно на крупных планах, и поэтому утверждать Раневскую на роль Ефросиньи не следует, хотя Эйзенштейн будет апеллировать во все инстанции».
Это исторический документ приведен в книге о Раневской Алексея Щеглова – ее, как она говорила, эрзац-внука; настоящей его бабкой была Павла Леонидовна Вульф, актриса и театральный педагог, лучший и пожизненный друг Раневской, сделавшая ее актрисой, по словам самой Раневской. Это очень хорошая книга, ценная, помимо биографических сведений из первых рук, собранием документов о Раневской, в том числе ее многочисленными личными записями. За Раневской уже собирают фольклор, вышло несколько таких сборников; самое интересное и достоверное из этого есть в книге Щеглова.
Существует еще один выдающегося интереса документ о Раневской: это записи в ташкентских дневниках Лидии Корнеевны Чуковской, посвященные Ахматовой. Уникальность этих записей в том, что, рисуя Раневскую в очень негативных тонах, они в то же время создают портрет великой артистки и сверходаренного человека.
Несколько примеров. Вот Ахматова рассказывает о Раневской, с которой она недавно познакомилась:
«Ко мне пришла совершенно пьяная Раневская, актриса, топила мне печь… Впрочем, она показала остроумие довольно высокого класса. Хозяйка, кокетничая интеллигентностью, спрашивает у нее: «Скажите, вы фаталистска?» - «Нет, я член Союза Рабиса».
Рабис – Союз работников искусств. Вот более развернутая характеристика, данная Ахматовой:
«Актерка до мозга костей. Актриса Художественного театра в быту - просто дама, а эта – актерка. Если бы в шекспировской труппе были женщины, они были бы таковы».
Чуковская комментирует: «Это верно. Тут и похабство, и тонкость, и слезы об одиночестве, и светскость, и пьянство, и доброта.
Другие слова Чуковской: «Похабность Раневской артистична, как всё, что она делает…Раневская, как всегда, поражает пьяным возбуждением и какой-то грубостью и тонкостью вместе».
Или вот такая запись: «Раневская сама по себе ничуть меня не раздражает, но наоборот: ум и талант ее покорительны. Но рядом с Ахматовой она меня нервирует… С большим удовольствием рассказала о том, как патруль задержал Раневскую, но узнал и отпустил. Она всегда с гордостью говорит о ее гении и славе. А я радовалась, что Раневской нет, и мы сидим тихо – без водки и анекдотов, зато со стихами».
Лидия Корнеевна Чуковская была моралист и ригорист, к тому же слишком обожала Ахматову – хотела сделать ее своей исключительной собственностью, по словам Раневской же, - и всё это мешало ей понять, что Ахматовой, как всякому художественному гению, водка и похабство ближе морали и шампанского.
«…с Раневской она пьет ежедневно и разрешает ей оставаться ночевать».
Иван Толстой: Изменения климата и этноса, социальная ответственность и художественный эксперимент, гениальная инженерная мысль и черные дыры истории – 2007-й год по-голландски в рассказе нашего амстердамского корреспондента Софьи Корниенко.
Софья Корниенко: Один социолог-теоретик сказал мне на днях, что в Голландии сегодня ощутимо присутствие страха. Страха перед будущим. Действительно, согласно опубликованным 23 декабря результатам опроса, который немецкий институт Emnid провел среди 50 тысяч жителей различных государств, нидерландцы и австрийцы менее всех остальных наций ожидают от 2008 года перемен к лучшему. Разумеется, эти данные можно расценивать по-разному. Ведь в параллельных опросах нидерландцы фигурируют и как самые счастливые на планете. Напрашивается простое объяснение: обитатели Нижних Земель так счастливы, что преобладающей эмоцией стал страх потерять свое счастье. Так или иначе, в уходящем году некая неумолимая сила заставляла Голландию вновь и вновь погружаться с головой в собственную историю, в источники своей самобытности. Если верить тем исследователям, которые называют тоску по прошлому сублимацией страха перед переменами, то этой силой и вправду был страх, апогеем которого стала неадекватная реакция на невинное заявление супруги Кронпринца Виллема-Александра Принцессы Максимы, аргентинки по происхождению, которая в сентябре на церемонии оглашения «Отчета об интеграции» Ученого совета при правительстве имела неосторожность сказать, что типичной «голландскости» больше не существует.
Принцесса Максима: У Голландии слишком много сторон, чтобы вместить ее в одно клишированное определение. Одного определенного типа голландца не существует.
Софья Корниенко: После критических выпадов со стороны политиков-популистов и патриотов из Оранжевого союза, которые быстро раздули принцессины философские размышления вслух до апокалиптических масштабов, Принцесса сделала попытку замять инцидент, заверив оскорбленных, что все сказанное ей основано исключительно на личных наблюдениях. На самом деле, то, что имела в виду Максима, не имеет большого значения. Гораздо важнее тот интерес, тот раж, с которым вся страна продолжает заниматься самоанализом в поисках обновленного «я». Думается, что основные события голландской культурной жизни за 2007 год, ставившие своей целью частично разобраться в этом нелегком вопросе, и составляют палитру подлинной «голландскости», как штрихи к таинственному, вечно недописанному портрету. И написание такого портрета становится занятием тем более необходимым для обретения душевного покоя, чем больше разрастается Европа, и чем прозрачнее становятся границы внутри нее. Говорит писатель и историк Херт Мак.
Херт Мак (отрывок из сериала): До нас дошли, например, путевые записки путешественника из Исландии, посетившего эту местность в 900-м году нашей эры. Он пишет о крестьянах, которые скачут через канавы.
Софья Корниенко: Итак, в каком-то смысле голландцам с национальной идеей повезло: междоусобные конфликты здесь не приветствуются – в шторм все равно всем вместе на плотине стоять. (Что еще раз доказал ноябрьский шторм, когда впервые за последние 30 лет вновь было введено дежурство добровольческих бригад на дамбах вдоль всего побережья страны). Не даром даже выражение «польдерная модель», обозначающая поиск консенсуса во всем, восходит к необходимости сообща осушать польдеры. Есть еще демократическая традиция с многовековой историей: именно Республика Семи Объединенных Нидерландских провинций – образование, сравнимое с Евросоюзом – послужила источником вдохновения для отцов-основателей Соединенных Штатов Америки двумя столетиями позже, когда они переписали целые параграфы из Декларации Независимости Нидерландской Республики 16-го века в американскую Декларацию Независимости. По мнению того же Херта Мака, именно благодаря демократической традиции, сегодня Нидерланды одними из первых в Европе выходят из кризиса интеграции.
В уходящем году, действительно, не только появилось сразу несколько книг о том, кокой предстает Голландия в глазах иностранцев (с неутешительной информацией из России: 42% опрошенных россиян с уверенностью заявили, что Нидерланды и Голландия — это разные страны), но и производились серьезные попытки интеграции культурных символов некоренных жителей, как здесь говорят – аллохтонов. Причем попытки, граничащие если не с высоким искусством, то с художественным экспериментом. В Амстердаме, например, до сих пор работает выставка «Эль Хема», устроители которой переписали все этикетки самого популярного в Голландии магазина бытовых предметов и одежды «Хема» арабской вязью. Успех выставки превысил ожидания, и даже возмутившаяся было компания «Хема» теперь собирается использовать некоторые задумки художников. За брендом «Хема» стоит целая армия дизайнеров, однако теперь и он стал податливым материалом в руках нового поколения визионеров. Организатор выставки Виллем Велтховен:
Виллем Велтховен: Я держу в руках самый известный предмет производства компании «Хема» - футболку с логотипом «Хема». А вот другая футболка с надписью «Сыр» на спине. «Сыр», так называют нас, голландцев, марокканцы. Там, где начинается слева направо голландское слово «Сыр», оказалась и заглавная буква арабского слова «Сыр», справа налево – то есть, два языка сплетаются вместе.
На упаковке с презервативами написано слово «Кабут». «Кабут» означает «пальто», «кафтан». От этого арабского слова, кстати, пошло голландское «капотье» - «дамская шляпка» - так раньше на сленге называли презервативы. То есть мы пользовались словом, заимствованным из арабского.
Софья Корниенко: Совсем недавно, в декабре, голландцы первыми в мире выложили тексты Библии и Корана на один интернет-сайт для несложного перекрестного анализа лексики и сюжетов. По мнению зарубежных гостей, сайт одновременно соединил в себе лучшие традиции голландской практичности с искренним альтруизмом. А в начале года, также в сети, в королевстве открылся первый Музей Разнообразия, посвященный 500-летней истории и культуре иммиграции в Нидерланды, где на сегодняшний день проживают представители 190 различных национальностей. «Уже нет целого выходного на поход в музей. Я предлагаю музей-вспышку, мобильный музей. И это символично, так как нет темы мобильнее, чем тема миграции», - говорит создатель музея Реза Атлаши.
Еще более яркой вспышкой, настоящим фейерверком прогремел Год роттердамской архитектуры 2007. Этот портовый город уже несколько лет назад превратился в своего рода площадку для гениальных игр Нормара Фостера, Рензо Пиано, Альваро Сиза и целой плеяды голландских архитекторов, во главе с Ремом Коулхасом. Ювелирная точность, эффективность использования каждого метра созданной собственными руками земли, экспериментальность замысла и социальная значимость – вот современная голландская национальная идея, благодаря которой страна выходит на лидирующие позиции в архитектуре и дизайне. Эти сферы, как сферы влияния на жизнь городов будущего, не стоит недооценивать, посоветовал мне организатор продолжающегося до февраля 2008 года бьеннале социального дизайна Utrecht Manifest теоретик дизайна Херт Стаал.
Херт Стаал: Совершенно реально придумать такой распорядок, при котором человеку не нужно было бы каждый день ехать на личном автомобиле. Я имею в виду варианты совместной работы, без необходимости физически находится в коллективе. Технически, такие возможности уже есть и используются, но в большинстве некрупных компаний всё еще в порядке вещей еженедельные собрания, заполнение бланков, присутствие за рабочим столом – даже если вы ничего не делаете. Пересмотреть эту практику – также задача проектировщиков и дизайнеров, как бы странно это ни казалось на первый взгляд.
Софья Корниенко: Голландские дизайнеры вводят в постоянный обиход понятия об общественной значимости объекта, его прочности и неподверженности мимолетной моде. Одним из флагманов в этом направлении выступает мебельная компания « Pastoe », которая уже более 90 лет на рынке, и когда-то начиналась с производства мебели от пионера модернизма Херрита Ритвельда. В новом мире, говорит Херт Стаал, ценность вещи будет определяться историей ее происхождения, эмоциональными ассоциациями, воспоминаниями, которые она вызывает.
Наверное, то же можно сказать и национальном самосознании. Уходящий год также был богат попытками заглянуть в глаза собственному страху перед прошлым. В том же Роттердаме, в легендарном здании Голландско-Американских Линий Лас Палмас, вновь открыл свои двери один из крупнейших в мире музеев фотографии Фотомузеум. Первой выставкой в обновленном Фотомузеуме стала обзорная экскурсия по 170-летней истории нидерландской фотографии, прежде всего, документальной, скрытыми фотокамерами во время фашистской оккупации. Подробно обсуждалась тема возможной связи отца королевы Беатрикс, основателя Всемирного Фонда Охраны Природы и Бильдербергского клуба Принца Бернарда с нацистами во время Второй Мировой Войны. Весной был опубликован дневник еврейской девушки Хельги Дейн, написанный ею в лагерях Вюхт и Вестерборк и посвященный ее возлюбленному голландцу Кейсу ван ден Бергу. Дневник был обнаружен лишь после смерти Ван ден Берга, который всю жизнь прятал его в тайнике. Другой серьезной темой стали вновь всплывшие на поверхность, теперь уже в Нью-Йорке, письма отца знаменитой Анны Франк, Отто Франка, которые еще раз подтвердили, насколько трудно было еврейским семьям бежать из Европы в Америку во время Второй мировой войны. «Еще есть люди, которые не верят, что Холокост был, а мир вновь погряз в крови завоевательной войны – я больше не имею права молчать», - сказала мне в начале года Берте Майер. Отец Берте, женатый на немке голландский банкир, помог Отто Франку организовать по приезде в Амстердам фирму по производству пектина для фруктовых джемов. В бывшем здании этой фирмы, где Франки скрывались с 1942 по 1944 год, размещается теперь Дом-музей Анны Франк.
Берте Майер: Все наши официальные разрешения на выезд в Палестину оказались простыми бумажками. Нас забрали для отправки в лагеря, как всех. Франки с 1942 года ушли в подполье, и даже мы не знали, где их искать. Они просто исчезли. Я снова увидела Анну Франк и ее сестру Марго уже в лагере Берген-Белзен. И они были уже очень больны. Нас арестовали чуть раньше, но Франков повезли сначала в Освенцим, который был переполнен, поэтому Анну и Марго перенаправили в Берген-Белзен. В Берген-Белзене ситуация была также абсолютно невыносимая - кругом бушевал тиф, лихорадка, люди умирали и без газовых камер. То, что мы с сестрой выжили - это чудо. И вот там я опять увидела Анну и Марго. Чувствовали они себя ужасно, но я была младше их, мы знали друг друга, и поэтому они все равно были ко мне ласковы. И я была рядом, в том же бараке, когда они умерли. Мне тяжело говорить. Они были очень больны, как и все вокруг. Сначала умерла Марго, а потом Анна. С разницей в пару дней. Они до конца не знали, живы ли их родители. Анна Франк стала символом жертв Холокоста благодаря своему дневнику. Но сколько людей умерло там, в лагере, ни оставив ни строчки, анонимно. У меня осталось много вопросов после войны. Постепенно я нашла довольно много самых разных людей, которые знали моих родителей. Я даже ходила посмотреть на квартиру, в которой мы жили до ареста. Люди, которые захватили нашу квартиру во время войны так и жили в ней. Они были очень грубы со мной. Но я настояла на том, чтобы они меня пропустили внутрь. Мне пришлось умолять их разрешить мне побыть в нашей бывшей квартире две минуты. Они сказали: «Сходи к соседям этажом ниже. Может, у них еще остались вещи твоих родителей. А мы ничего не знаем. Уходи». Мне было тогда 11 лет.
Софья Корниенко: Время не лечит. С тех пор Берте Майер почти никому не рассказывала о своем прошлом. О ее существовании не знали в Доме-музее Анны Франк и сначала не поверили мне, когда я передала сотрудникам ее историю. В 2007-ом Берте Майер нашла в себе силы говорить, связалась с музеем Анны Франк. Для меня это ее преодоление и стало главным событием года, тихим подвигом национального самосознания, перед которым я умолкаю.
Иван Толстой: В Англии главный зимний праздник - это не встреча Нового года, а Рождество. Причём не сочельник, 24 декабря, как в католических странах, а сам рождественский день, 25 декабря. Это тот день, когда семья собирается вместе, люди дарят родственникам подарки, ставят на стол индейку и слушают телевыступление королевы. О британской традиции обращения монарха на Рождество к своим подданным рассказывает наш лондонский автор Джерри Миллер.
Джерри Миллер: Каждый год в День рождества, 25 декабря, в 3 часа дня, когда среднестатистическая британская семья заканчивает есть рождественский пудинг с изюмом, обильно сдобренный коньячным маслом, королева Елизавета II Виндзорская появляется на телеэкране и обращается с шести-семи минутной речью к британцам и жителям стран Британского содружества. Обращению всегда предшествует государственный гимн страны.
Диктор: «Минувший год напомнил нам, что этот мир не всегда лёгкое или безопасное место для жизни. Но другого места у нас нет».
Джерри Миллер: Поскольку сегодняшняя королева сидит на престоле вот уже 55 лет, отходит в прошлое то поколение, что помнит подобные выступления её отца, Георга Шестого и тем более деда, Георга Пятого. Именно он был первым британским монархом, выступившим с Рождественским посланием, правда, по радио, в 1932-м году. Любопытно, что к написанию речи Георга Пятого приложил руку поэт империи и лауреат Нобелевской премии Редьярд Киплинг. Да и речь эта на самом деле не была задумана, как рождественское обращение, а как торжественное открытие нового канала радиовещания! Идея принадлежала основателю Би-Би-Си Джону Рису, и монарх должен был «ввести в эксплуатацию» так называемую «Имперскую радиослужбу» известную сегодня под названием «Всемирной службы Би-Би-Си». В наши дни правители разных стран обращаются к своим гражданам по радио и телевидению, но я не удивлюсь, если фактологическая проверка покажет, что Британия и в этом, как и во многом другом, была первой.
По телевидению рождественская речь королевы впервые прозвучала в 1957-м году, а с 2000-го передаётся в прямой интернет-трансляции. С 2003-его речь королевы можно услышать из любой точки Земного шара, набрав определённый номер телефона, а в 2004-м Её Величество отдельно обратилось к британским военнослужащим.
Напомним, что королева – не только глава Соединённого королевства и доброго десятка стран Британского содружества, но и официальный глава Англиканской церкви. Поэтому её телепослание по сути схоже с обращением Папы римского ко всем католикам. Вместе с тем, многие подданные Её Величества христианства не исповедуют, поэтому из года в год упоминание в её речи официальной религии Великобритании – протестантской версии христианства - всё сокращается и сокращается, политическая корректность постепенно берёт верх. Так в 2004-м году, когда основной темой обращения были преимущества культурного и религиозного многообразия и необходимость взаимной терпимости между разными группами британцев, документальный ролик, сопровождавший речь, показывал как королева с мужем посещают храм сигхов, а главный наследник на престол принц Чарльз – мусульманскую школу в восточном Лондоне. Правда, это не предотвратило взрывы в лондонском метро устроенные исламскими экстремистами в следующем году.
Рождественская речь королевы гораздо лучше многих других выступлений передаёт чувства и мысли этой стареющей дамы, которой в апреле исполнился 81 год. Если, к примеру, ежегодную речь для открытия парламента для Елизаветы II пишет секретариат премьер-министра, то рождественское выступление она готовит, не советуясь с правительством. В речи может быть много личного – так в послании на Рождество 1992-го буквально сквозила горечь перенесённых несчастий. Этот год в другой своей речи Елизавета II назвала « annus horribilis » - «ужасным», трое из четырёх её детей развелись или подали на развод, а Виндзорский замок сильно пострадал от пожара. В этом году Рождеству предшествовало радостное событие, у младшего сына королевы принца Эдварда только что родился сын, восьмой по счёту внук Елизаветы II .
Обычно у каждого Рождественского послания есть стержневая тема, которая определяется ещё летом. На протяжении остающихся до Рождества месяцев Елизавету II сопровождает специальная группа телевизионщиков. Их задача – запечатлеть на плёнке события из жизни королевы, имеющие отношение к теме предстоящего послания. Само послание записывается за несколько недель до Рождества либо в Букингемском, реже в Виндзорском замке или в имении Сандрихэм в графстве Норфолк на севере Англии, где королевская семья по традиции проводит рождественско-новогодний период и посещает рождественскую службу в королевской часовне Сент-Мэри-Модлин. Место манаршьего выступления появляется на телеэкранах в начале и в конце ленты.
Нельзя обойти вниманием и так называемое «Альтернативное рождественское послание», которое одновременно с трансляцией послания королевы по национальному телеканалу Би-Би-Си или главному коммерческому Ай-Ти-Ви транслирует независимый Четвертый канал британского телевидения Channel 4. Обычно с «альтернативной вестью» выступает какая-либо знаменитость, причём делает это в том же стиле, что и королева, правда послание это раза в два короче манаршьего. Эта традиция зародилась вот как: в 1993-м Channel 4, снимая серию программ «Рождество в Нью-Йорке» предложил выступить с альтернативным посланием Квентину Криспу – британскому писателю, актёру и видному представителю общины геев, с начала 80-х годов живущему в США. Обыгрывалось презрительное значение «гомик» английского слова queen , имеющего главное значение «королева». С тех пор с альтернативными посланиями выступали актриса Бриджит Бардо, шеф-повар Джеми Оливер, комедийные актёры Рори Бремер и Али Джи (он же Борат), а также преподобный Джесси Джексон. В этом году с Альтернативным рождественским посланием выступил отставной сержант британской армии Эндрю Стоктон, потерявший руку в военных действиях в Афганистане. Он призывал к скорейшему возвращению британских военнослужащих домой.
Королева же Елизавета II обычно суммирует своё рождественское послание следующими словами:
Диктор: Я надеюсь, что все вы очень радостно проведёте Рождество и вступите в Новый год с обновлённой надеждой и уверенностью.