Ирина Лагунина: Выступление Дмитрия Медведева в Красноярске оживило надежды либеральной интеллигенции на демократические реформы в послепутинский период. Кандидат в президенты России, излагая свою 4-х летнюю программу, высказался в поддержку независимости судебной системы и средств информации. Стали даже поговаривать о возможности «оттепели» с приходом нового президента. С российскими политологами на эту тему беседовал Андрей Бабицкий.
Андрей Бабицкий: Политтехнолог Станислав Белковский считает, что изменения коснутся исключительно внешней стороны. Медведев должен придать фасаду политического режима в России более либеральный, менее пугающий для Запада облик.
Станислав Белковский: Оттепель будет проявляться, во-первых, в либеральной риторике, в многочисленных обещаниях того, что свободы грядут и достаточно скоро. Оттепель будет проявляться в прекращении ряда риторических конфликтов с Западом. Именно риторических, потому что никаких политических в реальности конфликтов с Западом не существовало и при Путине, и Россия никогда не позволяла себе занимать жесткую антизападную позицию по сути, что показывают и нынешняя история вокруг провозглашения независимости Косово. Но если говорить о реальной трансформации политической системы России не на уровне риторики, а на уровне фактической политики, то будет продолжаться закручивание гаек, то есть будет сокращаться пространство для деятельности легальной оппозиции и сокращаться пространство свободы слова, в том числе за счет проникновения инспектирующей и карающей руки власти уже в интернет, чего не было при Владимире Путине. Дело в том, что тут важен не Медведев сам, важна логика системы. Смягчение риторики по отношению к Западу и прекращение риторической конфронтации для Медведева абсолютно необходимо, поскольку это является непременным условием легализации российской политико-экономической элиты на Запад - решение одной из важнейших задач путинского режима, с которой сам Владимир Путин не справился, что и сделало необходимым выдвижение именно преемника с либеральным имиджем Дмитрия Медведева. Но эта же система никаким образом не востребует демократию и свободу слова в самой России, напротив, любые проявления оппозиционности, любое неподконтрольное слово, мысль и действие остаются для этой системы крайне вредны, поскольку нарушается стабильность ее функционирования. Поэтому никакой реальной оттепели во внутренней политике России я не жду и наоборот.
Андрей Бабицкий: Заместитель директора Центра политических технологий Алексей Макаркин уверен, что команда, находящаяся у власти – это люди с устойчивыми, сложившимися взглядами, стилем управления, поэтому серьезных изменений ожидать не стоит.
Алексей Макаркин: Какая может быть оттепель? Вряд ли может идти речь о большой политической реформе, либерализации, демократизации и так далее. Все руководство страны – это политики, чиновники, администраторы, которые исповедуют подход абсолютно технократический, абсолютно рациональный, где существуют четкие управленческие схемы, где большое значение придается вертикали и так далее. Плюс они все находились в вполне сознательном возрасте в то время, когда у нас уже имелся демократический эксперимент конца 80 годов. И завершился он очень плачевно для той политической системы, которую пытались демократизировать, пытались реформировать.
Андрей Бабицкий: Похожим образом видит ситуацию правозащитник и публицист Александр Подрабинек. Система сложилась, теперь она самостоятельно определяет политический курс поверх голов конкретных руководителей.
Александр Подрабинек: Мне Медведев кажется не таким злодеем, как, скажем, Сергей Иванов или многие другие. Но ведь это на самом деле не очень существенно, потому что текущую политику будут определять не личные пристрастия господина Медведева, как и любого другого преемника, а та ситуация, в которой они окажутся. Ситуация будет диктовать, окружение будет диктовать, двор будет делать короля. Конечно, имеет значение и личный фактор. Но я думаю, главное, существенное значение будет иметь расклад политических сил, именно те политические силы, которые сегодня осели в Кремле. Для того, чтобы изменить это в какую-то лучшую сторону, требуются годы, десятилетия кропотливого труда или давление улицы.
Андрей Бабицкий: Медведев по характеру мало чем уступающий в жесткости самому Владимиру Путину, считает Станислав Белковский, а потому он будет уверенно набирать силу, оказавшись в кресле президента.
Станислав Белковский: Я уверен, что Медведев не будет зависим от Путина. Если критерием самостоятельности является независимость от Владимира Путина, то Медведев, конечно, будет самостоятельным президентом. Разумеется, никакой диархии, никакого двоевластия в России быть не может по определению, поскольку Россия страна монархическая и в ней законным правителем считается только тот, кто сидит на троне, никаких правителей из укрытия, из-за угла, из подполья быть не может, в отличие от Китая и многих других стран мира. Кроме того, форменная истерика, которую закатил своему народу и элитам Владимир Путин в феврале, а иначе как истерику я его развернутое выступление с многочисленным акцентированием его заслуг перед родиной, назвать не могу, свидетельствует о том, что в январе 2008 года за два месяца до выборов и за четыре месяца до инаугурации нового президента, Владимира Путина начали серьезно забывать, элиты уже выстроились в очередь к Медведеву и уже по России пополз отчетливый шепот: ну наконец-то этот уходит. Этот шепот был преисполнен надежд на нового приходящего нормального президента, что и вызвало собственно у Путина смертельную обиду и ревность по отношению как к Медведеву, так и к элитам. Люди, которые близко знают Дмитрия Медведева, называют его человеком жестким, цепким и злопамятным. Плюшевый образ, который формировали средства массовой информации на протяжении нескольких лет, действительности никаким образом не соответствует. И это подтверждается примерами из жизни. Я могу вспомнить хотя бы три эпизода, когда Дмитрий Медведев вопреки очень серьезному сопротивлению элит и влиятельным фигурам и групп добивался своего в аппарате плане. В 2002 году он отстоял нечуждую ему лесопромышленную компанию «Илим Палп», на которой он работал и где был младшим партнером в 90 годы, от рейдерского захвата со стороны Олега Дерипаски, а надо понимать, что Олег Дерипаска в то время был сильнее Медведева и намного сильнее «Илим Палпа», тем не менее, Дмитрий Анатольевич взялся за дело и довел его до конца. Дерипаска, который был в миллиметре от успеха, вынужден был отступить. В 94 году Дмитрий Медведев добился назначения председателем Высшего Арбитражного суда своего друга и однокашника по Ленинградскому университету Антона Иванова, несмотря на яростное сопротивление как судейского сообщества, которое было шокировано тем, что во главе Высшего Арбитражного суда встанет юрист без малейшего опыта судейской работы – беспрецедентный случай в истории нашей судебной системы, и несмотря на ожесточенное сопротивление других кремлевских групп, в первую очередь Игоря Сечина и Виктора Иванова, которые хотели видеть на этом посту совсем другого человека. Наконец история компании РосУкрЭнерго, посредника газовой торговли между Россией и Украиной. Несмотря на давление с самых разных сторон США, Евросоюза, Украины, определенных влиятельных групп в самом Газпроме, Медведев эту компанию отстоял. Поэтому, я думаю, что в тактических вопросах текущей политики Медведев будет с каждым днем наращивать ресурс собственного влияния и уменьшать влияние Путина на какие бы то ни было дела. Кроме того по тем настроениям, которые сегодня бытуют в команде Медведева, можно судить, что никакого Путина они во властной машине будущей России не видят. Другое дело, что у Медведева нет стратегического видения и понимания того, какие реальные проблемы стоят перед Россией, во многом наша страна будет развиваться по инерции.
Андрей Бабицкий: Тем не менее, по словам Алексея Макаркина, реформы при Медведеве, не затрагивая основ системы, могут оказаться вполне серьезными, поскольку задачи, стоящие перед государством, требуют новых подходов.
Алексей Макаркин: Если мы посмотрим на историю двух сроков правления теперешнего президента России, то мы видим определенную эволюцию. Первоначально приоритетом являлась инвестиционная привлекательность России, в том числе для иностранных инвесторов, проводились реформы, была проведена судебная реформа, земельная реформа, был принят новый трудовой кодекс, был принят ряд других документов. Затем в 2003 году приоритеты были изменены. Приоритетом стало обеспечение национальной безопасности, связано это было с рядом факторов. Это была война в Ираке и связанные с этим угрозы, страхи, фобии. Это была олигархическая проблема, знаменитое дело Ходорковского. Потом оранжевая угроза, опять-таки которая была сильно преувеличена. И национальная безопасность стала главной. Сейчас, наверное, возникло желание, продиктованное объективными причинами, каким-то образом уравнять в правах инвестиционную привлекательность и национальную безопасность. Какие-то шаги направлены на улучшение имиджа России и на конкретные реформы, в том числе в той же самой судебной сфере. Однозначный приоритет национальной безопасности, он фактически отсек от любого участия в принятии решений практически всю элиту, кроме небольшого слоя наиболее влиятельных персонажей, которые были выдвинуты уже при теперешнем президенте. Однако в течение длительного времени так уж слишком сильно игнорировать элиту - это создает проблемы эффективности принимаемых решений, проблемы исполнения решений, какие-то группы должны выдвигать идеи, генерировать их, с этим проблемы есть.
Андрей Бабицкий: Нельзя рассчитывать на реформы сверху, говорит Александр Подрабинек, поскольку они неустойчивы. Общество должно само осознавать необходимость изменений и инициировать их.
Александр Подрабинек: По-моему, российский опыт показывает, что Россия сверху не реформируется. Как раз попытки реформ происходят, но они настолько недолговечны, настолько нестабильны, настолько эфемерны, что при малейшем изменении политической конъюнктуры, при приходе какого-то нового человека, не такого хорошего реформатора все эти реформы вылетают в пшик, в ничего.
Андрей Бабицкий: Впервые, утверждает Александр Подрабинек, оппозиция готова действовать согласованно и не в диалоге с властью как раньше, а абсолютно самостоятельно.
Александр Подрабинек: Говорить о том, что оппозиция пришла к общей стратегии, может быть немножко преждевременно - это будет преувеличением. Но ситуация в России по ощущениям, не только моим, по ощущениям многих людей такова, что у оппозиции, кажется, общая беда стала больше, чем общие разногласия друг с другом. И сегодня практически вся демократическая оппозиция оказалась за боротом текущей политической жизни, публичной политики, они оказались все аутсайдерами. Это их из сближает и это как раз является почвой для консолидации. Такие попытки сейчас предпринимаются, будет в середине марта попытка объединительная разных демократических сил. Что из этого получится неизвестно, но по крайней мере, атмосфера такова, что условия для такой консолидации ясно ощутимы, они существуют. Единства вообще нет и может быть даже оно не нужно. Единство - это очень хорошо для съездов КПСС. Но здесь оппозиция находит общую платформу в том, чтобы требовать справедливых, честных, нефальсифицированных выборов. На этом сходится практически вся демократическая оппозиция и это требование таких изменений, это, согласитесь, системные изменения - это необходимость реформы избирательного законодательства, я думаю, что это хорошо. Потому что это не вопрос, какая партия пройдет в парламент, какие лидеры будут с кем и как разговаривать - это вопрос об изменении избирательной системы в пользу демократии.
Андрей Бабицкий: Замдиректора Центра политических технологий Алексей Макаркин призывает относиться к ситуации с осторожным оптимизмом. Изменения возможны, хотя они и будут носить частный характер.
Алексей Макаркин: Выстраивание отношений с элитой уже будет означать, что власть будет в большей степени воспринимать запросы наиболее передовых групп общества, наиболее модернизаторски настроенных, которые в последнее время оказались на глубокой периферии. А у них запросы в значительной степени являются объективно вполне модернизаторскими, вполне реформаторскими, что просто исходит из их идеологии, из приоритетов. Например, российской элите очень не хочется провести нормальную цивилизованную судебные реформу, чтобы судебные процессы действительно были конкурентными и зависели от аргументации сторон, от качества работы сторон и в меньшей степени хотя бы зависели от административного усмотрения, административного произвола. В этом смысле позиции элит вполне корреспондируются с объективными задачами модернизации, стоящими перед страной. И в этом объективно заинтересована и значительная часть представителей российской власти.
Андрей Бабицкий: Многие аналитики и эксперты из либерального лагеря и не только, разошедшиеся в оценке реформаторского потенциала Дмитрия Медведева, высказываются единодушно относительно неизбежности системного кризиса нынешнего политического режима вне зависимости от того, чью фамилию он будет носить.