Иван Толстой: В Берлине открылась необычная выставка, тема которой – железная дорога. Но зловещая. Рассказывает наш корреспондент Екатерина Петровская.
Екатерина Петровская: Представьте себе, вы заходите в многоярусный вокзал на Подстамер платц и попадаете в огромный пустынный зал. Кругом таблички и указатели, одни - вниз в метро, другие - наверх к кинотеатрам, гостиницам и торговым центрам. Среди них едва заметный стенд с надписью «Спецпоезда смерти». Пешеходы жуют и бегут мимо по своим делам. Здесь, в темном углу огромного вокзала, развернулась выставка, посвященная депортациям еврейских детей из Франции в концлагеря Германии и Польши во времена Второй мировой войны.
Немецкие железные дороги – важнейшая составляющая Третьего Рейха. Когда Гитлер пришел к власти, на железной дороге в различных функциях было занято 600 тысяч человек. К началу войны число работников дорог резко возросло. Без слаженной транспортной логистики невозможна была не только сама война, но и депортации, и уничтожение миллионов людей. Не случайно символом самого страшного концлагеря Освенцим стали рельсы и товарный вагон.
Deutsche Bahn – Управление железных дорог Германии - было против выставки. Несколько лет продолжались дебаты между организаторами выставки, министром транспорта Вольфгангом Тифензее и шефом железных дорог господином Хартмутом Медорном. Инициатор выставки Беата Кларсфельд – одна из тех, кто называет себя «Детьми и родственниками депортированных». Именно она настаивала, чтобы выставка была проведена на вокзалах в разных городах Германии, так сказать, на самом месте преступления. Вот что она рассказывала о своей идее:
Беата Кларсфельд: Мы хотели вернуть этих детей к реальности, дать им вторую жизнь. Люди на вокзалах могут увидеть их лица до депортации: смеющиеся, довольные дети. А потом путешествующий читает текст под фотографией: когда ребенок родился, где рос и когда был депортирован. Этих детей, кстати, отрывали от родителей, они ехали отдельно. Их сразу отправляли в газовые камеры. Вот такую выставку видят люди на вокзалах. А потом едут дальше. Это все происходило не где-нибудь, а здесь, по этим путям 60 лет назад отправляли детей в Освенцим.
Екатерина Петровская: Но нынешний шеф железных дорог несколько лет не давал разрешения на проведение этой передвижной выставки. И хотя во Франции выставка уже прошла на крупных вокзалах, Медорн был против:
Хартмут Медорн: Это типично музейная экспозиция. Она должна быть показана в музее или других, более подходящих местах, но не прямо на вокзалах. Это слишком серьезная тема, чтобы так просто на ходу, жуя булочку на пути к поезду, в нее погрузиться.
Екатерина Петровская: Может быть, господин Медорн в чем-то и прав, но, как заметили его оппоненты, он не вправе решать судьбу детей, убитых нацистами и перевезенными той организацией, которую Медорн сейчас возглавляет. В Нюрнберге, в Музее железных дорог есть раздел, специально посвященный роли транспортной системы в Третьем Рейхе и истории массовых преступлений. Но одни хотят поместить историю в музей и не впускать ее в повседневность, а для других очень важно, чтобы каждый нормальный человек спотыкался об историю в самых банальных жизненных ситуациях.
Министр транспорта Германии Вольфганг Тифензее довольно долго убеждал шефа железных дорог допустить выставку:
Вольфганг Тифензее: Национал-социализм – это диктатура, пустившая корни в быт и повседневность каждой семьи. Диктатура проникла всюду. Именно поэтому выставка о депортации еврейских детей должна состояться на вокзалах, где много людей. Господин Медорн должен сделать все, чтобы не сложилось впечатление, что немецкие железные дороги хотят скрыть или затушевать свое печальное прошлое.
Екатерина Петровская: Таким образом, под большим давлением сверху и снизу выставка состоялась. Но ее загнали в темный угол большого вокзала, а прессы так и вовсе почти не было. На выставку действительно попадают жующие люди, выходящие из торгового центра, спешащие в офис или за покупками. Выставка состоит из двух частей. Одна часть – о судьбе детей, многие из которых родились в Германии и Австрии и бежали вместе с семьями во Францию. Еще несколько мирных лет жизни – и депортация в лагеря. В этом разделе – фотографии и короткие справки. Штефи, Герд, Ханс, Эмиль… Красивые дети, девочки с бантиками, мальчики с собаками, один вот даже язык высунул. Есть богатые и бедные, с родителями или круглые сироты. У всех этих детей жизнь закончилась в детстве. Почти все они были убиты в лагере сразу. На выставке есть и интервью с несколькими выжившими. Возникает неожиданный стереоэффект: посетитель выставки слушает интервью о транспортировках смерти и слышит шум современного вокзала. Вот голос Франца Розенбаха, прошедшего Освенцим и Дахау:
Франц Розенбах: Поезда были набиты до отказа. Умирали прямо в поезде, мертвых никто не убирал. Когда приехали, двери открыли и крики всюду: выходите! Эсэсовцы справа и слева с собаками: Быстрее! Быстрее! Все перемещалось, было ужасно страшно. Никогда не забуду.
Екатерина Петровская: А вот Макс Ансбахер из Иерусалима:
Макс Ансбахер: Мы пребывали в полной неизвестности, мы представить себе не могли, куда мы едем. В каждом вагоне была охрана, но она была обучена по инструкциям СС, и их невозможно было ни о чем спрашивать, у нас не было никакого контакта.
Екатерина Петровская: Херберт Май, ныне живущий в США, мальчиком попал в Ригу:
Херберт Май: Да, я хорошо помню Ригу, нас привезли в ноябре, и было страшно холодно, я не знал, а я вырос в Вюрцбурге, что бывает так холодно.
Екатерина Петровская: Вторая часть выставки подробно рассказывает о логистике Холокоста. Уже 24 марта 1933 начальник железных дорог Третьего Рейха Юлиус Дорптюллер призвал более полумиллиона своих подчиненных во всем поддержать «национальное правительство». На выставке можно узнать о поездах, цифрах, тарифах, условных обозначениях, мудреных названиях акций и подразделений, а также фамилии тех, кто подписывал документы и распоряжался миллионами жизней. Во время войны через территорию Германии осуществлялось настоящее переселение народов. DA или DJ – немецкие евреи. PJ – польские евреи, PO – поляки, FA – полевые рабочие, инвалиды, так называемые «инородцы», немцы-переселенцы из восточной Пруссии, остарбайтеры, и так далее и так далее. У всех своя судьба, у всех свой тариф. Кстати, мало кто ехал бесплатно. Евреи, которых везли умирать, платили немного, всего 2 пфеннига за километр. И даже может на секунду показаться, что все осуществлялось по правилам и законы соблюдены. На выставке использованы аудиозаписи свидетелей Нюрнбергского процесса, участвовавших в разгрузках транспорта. Вилли Хильзе с 1942-го по 1944-й работал на так называемых «грузовых операциях» «Aufraümungs Kommando» в Освенциме.
Судья: В чем заключалась ваша задача при «разгрузочных операциях»?
Хильзе: В основном, мы работали в две смены - дневная и ночная. У них были различные функции.
Екатерина Петровская: Хильзе, как хорошо слаженная машина бодро, чеканно и подробно рассказал о том, что разгружали в Освенциме и что погружали в Освенциме. Хильзе вдруг забыл по-немецки слово «жертва», заменив его английским «виктимс». Выставка минималистически описывает варианты судеб тех, кто работал непосредственно у железнодорожного полотна. Рудольф Верба сам был пленным и под начальством СС участвовал в тех же разгрузках в Освенциме. У него другой голос и другие истории:
Рудольф Верба: У меня не было права подходить к поездам, их охраняли эсэсовцы. Меня бы сразу расстреляли. Однажды, это было жаркое лето 1944-го, пришли вагоны из Венгрии. Все двери были плотно закрыты, открыты только маленькие вентиляционные отверстия. Я увидел, что одна женщина подносит к этому оконцу ребенка и кричит: Воды! Воды! Я набрал в кувшин воды, и когда я уже стоял у вагона, эсэсовец спросил, что я собираюсь сейчас сделать. Я ответил. Тот сказал, что если я немедленно не отойду, он меня пристрелит.
Екатерина Петровская: Не так давно в поезде из Берлина в Гамбург моим попутчиком оказался красивый старик. Ему было за восемьдесят. Мы разговорились. «А где вы были во время войны?» - осторожно спросила я. «Я работал на железной дороге на самом Востоке Германии». Потом он немного помолчал и добавил: «Мы никому не могли помочь, иначе бы мы сами оказались в этом поезде».