Виктор Резунков: Сегодня мы поговорим о рок-музыке, о политике, о современной российской рок-культуре, о рок-подполье и о многом другом.
У нас в петербургской студии Радио Свобода в гостях лидер группы «Телевизор» Михаил Борзыкин и председатель оргкомитета санкт-петербургской общественной организации «Ленинградский рок-клуб» Павел Пироган.
Михаил, Павел, я хотел бы, чтобы вы в начале немножко рассказали о себе. Давайте, Павел, начнем с вас. Вы ветеран Ленинградского рок-клуба. Расскажите.
Павел Пироган: Я из той плеяды ветеранов, которые приехали в Ленинград из провинции, гонимые КГБ. По крайней мере, моя группа «Ступени», первая, из Кишинева, преследовалась из-за того, что она исполняла на концертах композиции «Джентал Джанет» из знаменитого альбома «Октопас», получала за это статьи в «Комсомольской правде», вызовы на беседы в комитете и так далее. «Ленинградский рок-клуб» в 1986 году нас принял без дополнительных прослушиваний и экзаменов, поскольку музыканты были все профессиональные, после консерватории. Но была уже группа «Ступени» в Москве где-то, и Артемий Троицкий сказал: «Переименуйтесь, назовитесь иначе. Мы назвались «Провинция». Потом оказалось, что есть группа «Провинция», пришлось переименоваться в группу «Модест». Ну, вот я был директором этих рок-групп, начал музыкантом.
В 1988 году вспомнили о том, что в рок-клубе надо не только протестовать, как говорится, тусоваться и так далее, но и играть. И когда создалась Рок-лаборатория в Москве, такой конкурент Ленинградского рок-клуба, московской, президент рок-клуба Михайлов решил послать отбиваться на фестиваль в Москву две группы – «Модест» и «НЭП». И после этого фестиваля все московские музыканты пришли к нам, сняли шляпы и сказали, что рок-клуб, конечно, выше Москвы, недосягаем. Подошли немецкие продюсеры и пригласили группу «Модест» на фестиваль в Берлин, Фестиваль советского рока, как он тогда назывался. И с тех пор, как говорится, музыканты там пребывают, играют в разных немецких коллективах, англоязычных коллективов. Тем не менее, наигравших вдоволь, развившись вдоволь уже в музыкальном плане, накопив много материала, решили возвращаться на родину, в родной Ленинградский рок-клуб, которого, оказалось, уже нет. И вот, приехав, мы пытаемся его возродить.
Виктор Резунков: Ну, об этом мы еще поговорим. Михаил, ваша история?
Михаил Борзыкин: Что касается первых занятий рок-музыкой, это «совковая» обычная ситуация. Школа у нас была английская, поэтому нам разрешали в старших классах поигрывать песни на английском языке, и мы, будучи к тому времени уже фанатами «Биттлз» и «Роллинг Стоунз», много чего играли. Потом в Рок-клуб в 1984 году мы вступили. Для нас это было вообще недостижимый уровень, мы ходили на концерты с 1980 по 1984 год, внимательно слушали, что же происходит в андеграунде питерском. Ну, в общем, постарались, подготовили свою программу, вступили и даже уже до 1989 года были активными членами Рок-клуба, в том числе даже занимались приемом молодых групп в рок-клуб. И я умудрился даже попасть в Совет рок-клуба в 1987 году. Мы участвовали во всех фестивалях. Вообще, это эпоха для нас очень важна, мы к ней очень трогательно относимся. С 1984 по 1989 год – это уникальное время, время надежд, время романтических каких-то устремлений и время отсутствия корысти в творчество, что удивительно для многих нынешних музыкантов, но, тем не менее, этот факт имело место. И я надеюсь, что нам этот дух удастся возродить в новом варианте старого Ленинградского рок-клуба, к которому постепенно мы возвращаемся сейчас.
Виктор Резунков: Вы совсем недавно проводили пресс-конференцию относительно того, что можно сделать, какие существуют проекты по возрождению Ленинградского рок-клуба. Давайте немножко остановимся на этом. Павел, какие идеи существуют, какие мысли, что предполагается?
Павел Пироган: Идеи совершенно конкретные. Тем более, с нашей стороны, прожив в Германии 16 лет и сотрудничая с ведущими гамбургскими рок-клубами, мы, конечно, воочию убедились в том, как немцы умело все это организуют, продвигают, поддерживают. И ведущий рок-клуб Гамбурга и всей Европы «Фабрик», 37-летний уже (на 10 лет опережает Ленинградский рок-клуб), предложил свою модель, передачу, так сказать, опыта, ноу-хау, всяческую помощь не только из чувства солидарности с российскими рокерами, с ленинградскими, но также и на уровне культурного обмена между городами-побратимами Гамбургом и Петербургом. И просто он ждут с нашей стороны готовности, наличия помещения, чтобы вместе, так сказать, по их модели, учитывая и наши наработки, наши традиции, специфические, ленинградские, сделать, так сказать, нечто такое уникальное в Петербурге, притягательное место, историческое, которое, может быть, стало бы еще одним форумом свободы, обмена мыслями, идеями и в то же время привлекательным даже для туристов, местом исторической достопримечательности.
Виктор Резунков: Михаил, а вы что можете сказать, как это может выглядеть по вашему мнению?
Михаил Борзыкин: В продолжение мыслей Павла скажу, что ведь до сих пор приезжают люди просто из разных уголков России и не только посмотреть на те славные места, которые ассоциируются с названием Ленинградский рок-клуб. И я думаю, что в этом смысле это тоже может быть. До сих пор некий ареол русского рока не развеян. Я думаю, что этот огонек нужно нести дальше и продолжать эти традиции. А, собственно, сейчас уже ведутся поиски помещения, и есть какие-то предварительные варианты, мы сейчас находимся в начале этого движения. Я думаю, что самое главное отличие, которое будет в нынешнем Рок-клубе от Рок-клуба 80-х, это будет все-таки коллектив безнадзорных людей. Для меня это существенно, потому что нельзя два раза входить в одну и ту же воду в этом смысле. Это будет действительно сообщество творческих свободных личностей, которые не ограничены ни рамками цензуры, ни желанием попасть в форматы. Мы наметили массу мероприятий, которые могли бы проходить в стенах подобного заведения, подобного сообщества, от фестивалей до мастер-классов с молодыми. Там просто очень большой спектр, и архив, и театральные занятия, и какие-то концерты, и обмен, и живые репетиции. Там главное – с чего-то начать. Вот идея и какие-то наработки по этой идее мы сейчас усиленно продвигаем, занимаемся этим.
Виктор Резунков: Михаил, вы говорили о молодых, и я вспоминаю 80-е годы и раньше даже, когда огромное количество так называемых «квартирников» проходило – концертов на частных квартирах. И сейчас у меня создается впечатление, что все потихонечку возвращается в старые добрые времена. В какой ситуации оказались молодые люди сейчас, скажем так?
Михаил Борзыкин: Я думаю, для них ситуация, наверное, еще сложнее, потому что она неоднородна, она гораздо более витиевата нынче. В связи с появлением этого шоу-бизнес-сектора в музыке и в связи с появлением покровительства со стороны властей некоторым музыкантам, группам и направлениям в рок-музыке появился какой-то такой всероссийский рок-клуб. Спонсируется Кремлем отчасти, ну, и находится в каких-то таких довольно интимных взаимоотношениях с властью. Поэтому можно сказать, что это большое искушение, которому большинство наших рок-звезд подверглось, не смогли устоять. Что касается молодых, у них другая проблема: для того чтобы сыграть в клубе, надо обязательно, чтобы на тебя пришло хотя бы 50-100 человек, ты должен быть форматным. Ты должен либо сам распространять билеты среди своих друзей, что тоже не очень красиво, либо играть очень форматную музыку – поп-рок, поп-панк. Вот появились приставочки «поп» практически у всех молодежных направлений, что печально. И настоящим пылким музыкантам очень тяжело выжить морально, нравственной в этой среде. Они теряются, их постоянно на этот формат утягивают их взрослые продюсеры, клубы ставят такие условия. Вот изменить эту ситуацию нам бы очень хотелось. То есть для нас тогда все, что происходило и было связано с официозом, было глупостью, нелепостью, и мы относились к этому со смехом, иронично, серьезно.
Виктор Резунков: Было проще, конечно.
Михаил Борзыкин: Было проще, да. Был враг, и он был такой однородный, такой серой, смешной массой. Теперь они такие всем многоликие, и конечно, эта аргументация со стороны кремлевского рока, она более изощренная такая.
Виктор Резунков: Сурков наступает, скажем так.
Михаил Борзыкин: Да, в этом смысле надо отдать должное и его таланту, он умудрился охмурить даже тех, кого мы считали мудрыми людьми.
Виктор Резунков: Павел, а ваше мнение, если сравнивать с гамбургской ситуацией…
Павел Пироган: Касательно помощи молодым музыкантам?
Виктор Резунков: Совершенно верно.
Павел Пироган: Там великолепно работают модели не только «Фабрик» в клубе, где минимум один день в неделю, в понедельник, отдается молодым без всяких необходимых 200 человек, которых надо привести, вход свободный, стоит лучшая аппаратура, лучшие пульты, и молодежь может исполнить свою, конечно, программу и услышать себя на лучшем звуке, пригласить друзей попить пива. И хорошо еще то, что «Фабрик» и другие клубы в Гамбурге являются маленькими форумами, скажем, для политических дискуссий, это такие маленькие Гайд-парки…
Виктор Резунков: То есть политика есть, политики много, да?
Павел Пироган: Да, там можно, в «Фабрик» можно собраться противоборствующим каким-то партиям на той же сцене, где до этого играли рок-музыканты, побеседовать, как в Гайд-парк в Лондоне выйти и сказать все, что ты думаешь. Вот в «Фабрик» это можно, это оазис своеобразный.
Виктор Резунков: Михаил, вы в последнее время активно принимаете участие в «Маршах несогласных», и я хотел бы предложить вниманию наших слушателей фрагмент из вашей новой песни «Сиди дома».
Звучит песня группы «Телевизор» «Сиди дома»:
Это - природа, а природа не дура.
Я тоже дрожу за свою шкуру,
Я тоже боюсь запаха крови,
Но кто-то же должен быть героем!
Это - не политика, это – драка
За свою душу со своим страхом.
Это - судьба моего мира:
Кто первый - я или вирус?
Сиди дома, если страшно,
Только потом ты не спрашивай:
«Почему так?» и «За что нам?»
Был муд… р-р-р-р - сидел дома!
И речь не идет о полной свободе,
Абсолютного нет в земной природе.
Я о том, кем надо быть, чтобы
Не заметить чей-то хер в собственной жопе!
Нас уже трахают, а мы философы,
За книгами прячем свою совесть.
За никами нам бы отсидеться,
А сердце - зачем нам сердце?..
Сиди дома, если страшно,
Только потом ты не спрашивай:
«Почему так?» и «За что нам?»
Было страшно - сидел дома!
Виктор Резунков: Михаил, существуют разные мнения, например, Борис Гребенщиков недавно в интервью своем украинским средствам массовой информации достаточно негативно оценил участие музыкантов в политических действах. Он сказал: «Юра Шевчук принимает участие. Я к нему очень хорошо отношусь, отношусь с уважением к его гражданской и нравственной позиции, но музыканту не стоит этим заниматься».
Михаил Борзыкин: Да, я с умилением прочитал отрывки из его интервью на Украине. Он все время говорит о том, что человек искусства должен лечить и не должен вставать на чью-либо сторону. Это вот из серии, как обычная стандартная формула, что нельзя бороться против, нужно бороться только за. Вот это, по-моему, полнейший абсурд, потому что можно привести кучу даже библейских движений, которые как раз боролись против. Не говоря о том, что я бы хотел в этом смысле Борису Борисовичу посоветовать одно: пускай научит далай-ламу творить добро, особенно в связи с последними тибетскими событиями, а потом уже учит нас варить щи.
Павел Пироган: Я бы добавил, исторически, в принципе, мы все вышли из рок-н-ролла, рок, который вышел из битников, из хиппи, и если бы они в свое время не проявили, в 60-е годы, политическую активность, наверное, война во Вьетнаме так бы и продолжалась. Я думаю, что большая заслуга как раз рок-музыкантов того времени, что остановили реально войну во Вьетнаме, подняли народ на дыбы.
Михаил Борзыкин: Да и если вспомнить любимого Борей Боба Марли, если бы не его социальное звучание, ни его участие в политических мероприятиях, вряд ли мы когда-нибудь узнали бы, что такое музыка рэгги, и так как ее полюбили бы.
Виктор Резунков: Михаил, а насколько сейчас вообще развит политический рок?
Михаил Борзыкин: Мне кажется, в последнее время в мировом смысле это какой-то обвал, очень много групп, которые не просто играют музыку, которая реагирует на изменения политической, социальной ситуации. Тут даже нельзя говорить о политике, это не политика, а это просто ощущение тотальной несправедливости государственного устройства, бытового устройства мирового. Поэтому об этом поют практически везде. Другое дело, что люди, которые выступают против политики Буша и против политика Блэра, получают за это «Грэмми» и собирают стадионы в Америке, снимают видеоклипы антиамериканской направленности, американцы. А люди, которые делают это здесь, к сожалению, мало того, что должны торчать в подполье, да еще оправдываются перед собственными коллегами, высоконравственными, которые разъезжают по миру, собирают с него сливки и еще пытаются упрекать тех немногих, кто рискнул выйти на площадь.
Виктор Резунков: Вот любопытна трансформация Андрея Макаревича, который выступал в том же Рок-клубе, и я помню, с каким трудом мы попадали на его концерты, и как это теперь представляется. У вас существует какое-то мнение, как это все происходит?
Михаил Борзыкин: Ну, я с ощущением невинности Андрея Макаревича расстался где-то году в 1986 или в 1985-м. Для нас это был шок, что любимый нами человек ушел в Росконцерт. А это была чрезвычайно советская организация и по принципам, и по цензуре. И для того чтобы получить гастроли по всей стране, он исключил из своего репертуара многие старые песни, которые нам нравились. Мы тогда уже поняли, что нас обманули, что вовсе не такой он и хрустальный, этот самый Андрей Макаревич. Ну, человек пишет песни… А потом начались все эти передачи «Смак», бесконечная реклама потребления и участие в погоне за какими-то предметами роскоши, в рекламе которых Макаревич постоянно участвовал. Я видел, по Москве развешено на каждом шагу, как он рекламировал какие-то магазины электронных товаров, потом аквалангистское снаряжение. Все это вместе давно лишило меня иллюзий, что этот человек способен выйти из этого мутного потока потребления. И поэтому для меня удивления не было никакого в том, что я увидел его в единой связке с нынешним Кремлем.
Виктор Резунков: А у вас, Павел?
Павел Пироган: Ну, я еще раньше разочаровался в «Машине времени», после того, как стал серьезно заниматься арт-роковыми группами, высокопрофессиональными музыкантами, которые анализировали композиции и мирового арт-рока, и нашего. И когда на пальцах раскладывали примитивизм, мысли композиционные, исполнение, стало понятно, что там минимальный потенциал, и он когда-нибудь выродился, выхолостится. И чем его наполнить? Ну, такой вот потребительской активностью, может быть, не знаю.
Виктор Резунков: Михаил, а что такое культурный фонд, в нашей время существующий, о чем вы говорили на пресс-конференции, в частности? Некий совет, который возглавляет Вадим Самойлов из Общественной палаты.
Михаил Борзыкин: Ну, я не большой специалист в организационных тонкостях, структурных тонкостях этой кремлевской закулисной политики. Единственное, что я знаю, что существует такой культурный фонд «Наше время», который занимается помощью… Вот под словом «помощь», я думаю, конечно, мы до конца не выясним - насколько, но помощью молодым, в том числе, рок-музыкантам, да и не только молодым, тем, которые с ними сотрудничают и подходят по формату. То есть ребята, которые, мягко говоря, не навредят, которых собрали и еще собираются. Сурков пытался собрать всех еще, по-моему, в 2003-2004 году, туда приходили представители Земфиры, «Чайфа», Борис Гребенщиков общался с Владиславом Сурковым. Идея была такая, как мне кажется: развести рок-музыкантов, учитывая их собственное тщеславие, на идее якобы помочь в борьбе с попсой, а на самом деле таким образом просто включить их в свои планы по оболваниваю страны и молодежи. Вся эта война за умы молодежи была успешно, мне кажется, проиграна ведущими нашими рокерами, которые пошли на это сотрудничество, на эту сделку. В результате, конечно, получили они, наверное, не так много, но я знаю, что была радиопередача у Бориса Гребенщикова, был телеэфир в течение полугода с легкой руки Суркова. Есть туры, которые постоянно проходят, и конечно, мне кажется, скорость и качество организации тура зависит от того, насколько в Кремле к этой группе благоволят. Ну, и радиоэфиры. Это как раз что касается Вадима Самойлова. Ничего лично против Вадима я не имею, но хочу сказать, что должность, которую он занимает, она действительно позволяет ему пропускать лишь часть информации.
Виктор Резунков: Михаил, возвращаясь к участию в «Маршах несогласных», мне интересно, как вы считаете, какие формы протеста или не протеста, а отношения к происходящему должны проявлять молодые люди, которые, собственно, активно участвуют в «Маршах несогласных», какие-то андеграундные рок-группы и так далее?
Михаил Борзыкин: Мне кажется, формы могут быть самыми что ни на есть широкими. Я понимаю, что мы все находимся на разных ступеньках к осознанию того, что черное давно уже называется белым у нас в стране, и тем более молодым людям трудно разобраться на фоне тех искушений электронных, которые присутствуют, учитывая регулярную промывку мозгов. Я думаю, что надо, наверное, создавать Рок-клуб тоже как место для искреннего обмена мнениями по поводу происходящего. Надо прекратить замалчивать эти вот вещи, это всеобщее соглашательство, что все в порядке, главное не трогать, лишь бы не было войны. Надо развеивать мифы, в принципе, чем занимаются старички, чем занимаются и молодые люди, и люди среднего возраста, группы среднего возраста, типа «ТВП» и многие другие, которые, в общем, через интернет пытаются донести эту информацию. Форм сопротивления внутреннего может быть сколько угодно. Тут недавно меня потряс этот внезапный выход на митинг неформальной молодежи, которая вообще была вне политики, с протестом против ментовского беспредела, после того как их избили. Вот в некоторых случаях только такое, видимо, помогает, для того чтобы понять, что происходит реально в стране. Но то, что уже происходит, вот это понимание приходит, меня это радует, и я думаю, что это может быть литература, общение, музыка и митинги в том числе. Надеюсь, до взрывов не дойдет.
Виктор Резунков: Павел, вы тоже в советское время были, скажем так, «шпионом в своей стране», если можно так выразиться?
Павел Пироган: Ну, большая доля космополитизма, конечно, была, ностальгия по свободе, которой здесь не было, тянуло, да. Но за 18 лет жизни в Германии немножко все перевернулось наоборот. Когда вживаешься в чужую страну изнутри, то понимаешь уже ее недостатки и не только внешние плюсы, начинаешь тосковать по родине, ностальгия. И воспринимаешь, конечно, Россию со стороны, и поэтому доходят только какие-то внешние официальные вещи. А приехав сюда, начинаешь опять же углубляться и непосредственно изнутри понимать, что на самом деле не все так розово, мармеладно, зефирно, как преподносится на Западе. Хотя там, конечно, тоже есть круги здравомыслящие, которые не стесняются критиковать, говорить об этом. Ну, на то и Запад, он свободе, по крайней мере Гамбург, столица рок-н-ролла европейская. Там все как бурлило в 60-е, когда приезжали выступать и «Биттлз», и Джерри Ли Луис, никому не известные, так и бурлит. Там миллион американских музыкантов, шотландских каких-то, по всем углам играют, то есть там эта свобода есть реально. А здесь надо пожить.
Виктор Резунков: Еще пока не почувствовали.
Павел Пироган: Пока нет. За полгода мало что понял.
Виктор Резунков: Михаил, хотел представить вашу тоже новую песню «Подвал».
Михаил Борзыкин: Да, полгода как.
Виктор Резунков: Давайте послушаем фрагмент.
Звучит песня группы «Телевизор» «Подвал»:
Средневековье,
Властелин Колец отдыхает.
Реальность, данная нам в у.е.,
Рулит, зажигает.
Променяли серпы на кресты
Былинники речистые,
Покупали-продавали-соблюдали посты
Православные чекисты.
Ой мама-мама-матрица!
Ты будешь молчать, жрать и верить
В золотого тельца, в святого отца!
Великой империи...
Заколотите подвал! Воняет!
Крысы в Мавзолее все наглее и злее!
Власть гуляет –
На свежих могилах растут Куршевели!!
Смердит кремлевская тварь!
Заколотите подвал!
Виктор Резунков: Михаил, не было никаких звонков, угроз каких-то? Как вы вообще живете? У вас своя студия, я так понимаю.
Михаил Борзыкин: Я большую часть материала записываю дома. Слава богу, за последние 20 лет работы с музыкальными компьютерами я освоил это ремесло, поэтому большую часть альбомов записываю сам и дома. В общем, пока меня лично не трогают. Единственное, что я начинаю ощущать какие-то мелкие неприятности с организацией концертов в каких-то определенных клубах. Вот был запрещен фестиваль «Другие песни», который должен был пройти в клубе «Рокс», с мотивацией такой, что православие не поддерживает политику. Это такой 20-летний православный арт-директор, он пытался выдвинуть такой тезис, на самом деле, напуганный, конечно, звонком из высших инстанций. И в результате можно сказать, что уже умудрился поссориться с ведущий на радио «Рокс» по этим же принципиальным вопросам. То есть людям кажется, что ничего не происходит, что они такие пацифисты, что «нельзя раскачивать лодку», «нужно обрасти жирком», - вот эти вот фразы я слышу от многих и рок-музыкантов, и рок-критиков. Мне кажется, что такая, в общем, страусиная политика до добра не доведет. Конечно, уже начались потихонечку какие-то неприятности. Перед концертам просят не говорят о «Маршах несогласных», например. Ну, когда такое было? Смешно! Причем просит директор клуба, который является поклонником сам группы «Телевизор». Ну, пытаются убедить как-то с разных сторон. И потом, я присутствовал на пяти «Маршах несогласных», и только чудо спасло меня от дубинки, чудо и верткость собственная. Я видел, что там делают с людьми, со всеми людьми, поэтому, конечно, это достаточный опыт для того, чтобы понять реальную изнанку нынешней политической ситуации и звериное рыло власти.
Виктор Резунков: Борис Павлович, город Новочеркасск, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Я сам всю жизнь слушаю рок, блюз и джаз, я просто вам вот что хочу сказать. Первый вопрос такой: может быть, Медведев вас все-таки немножко поймет? Все-таки человек «Дип Перпл» слушает. Во-вторых, все эти песни, русский рок так называемый – это те же бардовские песни, только в сопровождении еще поддержки ритм-группы, больше ничего. Вот смотрите, тот же «Дип Перпл» «Дым над водой» - там же прекрасная мелодия, ее можно напеть, не зная слова. А если из русского рока выкинуть слова, там ничего не останется. Спасибо.
Виктор Резунков: Очень хороший вопрос, все оживились сразу.
Павел Пироган: Могу сразу согласиться обеими руками. Я вообще считаю, по большому счету (может быть, кто-то сейчас со стула упадет), что русского рока еще нет, он не родился, это эмбриональное состояние, потому что нет музыки. Вот понять это можно… как Достоевский говорил: нельзя любить родину, не пожив от нее лет 10 далеко, и тогда можно искренне любить. Слушая русский рок ушами иностранца и обстрагируясь от текстов, конечно, слышишь два притопа, три прихлопа, детский сад, грубо говоря. И так воспринимают это иностранцы. И поэтому на мировом уровне еще не появилось ни одной супергруппы русской, ни одной. Вот для меня, для музыкантов, с которыми я работал, это являлось сверхзадачей с 1986 года, с Артемием Троицким мы обсуждали это. Когда он услышал программу «Провинции» в 1986 году, на рок-фестивале, он сказал: «Вот, появляется первая русская арт-группа, появляется музыка», о чем я и говорю. Поэтому я согласен, нам надо работать в первую очередь музыкально-поэтически. Да, у нас есть тесты, русский рок весь в текстах, я согласен.
Виктор Резунков: Тексты есть, а музыки нет. А вы что думаете, Михаил?
Михаил Борзыкин: Я бы так категорично не заявлял, потому что масса групп, так же «Провинция», «Джунгли» - это и есть, собственно… то, что они пытались, это все осталось, и нельзя говорить, что этот нет. Конечно, имеется в виду в процентном отношении, как тенденция, да, тут я соглашусь. Действительно, тенденции в сторону текстового рока возобладали особенно в 90-е годы, и я пристально за этим наблюдал. И это связано с понижением общего уровня музыкальной чувствительности и с давлением всех дефолтов и экономических показателей тогда в стране в 1991 году, и с желанием людей не напрягаться. Вот тогда этот текстовой рок упрочился до безобразия. Мы все с 1984 по 1989 год, ну, большинство из нас как раз думали о том, что мы должны стать новым музыкальным мировым явлением и ни в коем случае не выделяли сами себя ни в какой русский рок. Мы хотели быть частью мира, частью Европы и старались сами быть не похожими друг на друга, и в связи с этим искали новые краски и новые элементы в аранжировке. И где-то в 90-х годах произошла эта довольно неприятная примитивизация тех пожеланий, которые мы закладывали в 80-е годы. Вот ощущение того, что будут расти все цветы, все будет как в Лондоне, оно нас в романтическом смысле преследовало. К сожалению, тут грубая материя вмешалась, все эти бесконечные проблемы наши, материальные, политические, и в 1993 году уже стадионы собирали только самые народные и самые текстовые группы, которые резко занизили планку, идя на поводу у попсы, которая тоже, в свою очередь, переоделась в кожаные куртки и началась корчить из себя рокеров. Вот они слились в едином порыве обрести стадионную любовь. Вот эта беда сгубила, как всегда, деньги и желание славы сгубили многие хорошие идеи, которые варились в Рок-клубе с 1984 по 1989 год.
Виктор Резунков: То есть это был закономерный процесс – выход попсы сейчас на экраны, в массовое сознание?
Михаил Борзыкин: Да, конечно. И я с себя тоже вины не снимаю, мы немножко тоже расслабились в том смысле, что мне, например, показалось, что хорошо находиться «вдалеке от кипучей народности», как пела группа «Не ждали» из города Таллина, отличная группа, кстати. Ну, не хотите и не надо, что называется. Мы начали заниматься музыкой, записали альбом «Мечта самоубийцы», он был такой весь музыкальный, ну, а за это время пришел этот новый русский стандарт, такой гой-еси, елочка, балалаечка, березковая музыка. Конечно, все это утрировано, поэтому, действительно, все это пришло к тому, что иногда не отличить какие-то… вот не понимаешь, то ли сейчас «Любэ» играет, то ли «ДДТ», то ли «Чайф», если только кусок музыки поставить (по голосу сразу понятно, кто есть кто). И действительно, это очень печальное явление. Мы пытались противостоять, но прозевали, видимо, какой-то самой главный момент. Я не знаю, как можно было воспрепятствовать этому, но в любом случае эта битва была проиграна. Все вместе, в том числе и политическая элита, дружно свернули на эту дорогу назад, видимо, испугавшись идти вперед.
Виктор Резунков: А первый вопрос Бориса Павловича, по поводу любителя «Дип Перпл» Дмитрия Медведева, как у вас, надежды в отношении него существуют?
Михаил Борзыкин: Просто сейчас спекулируют на этой теме, после нашей пресс-конференции появляются различные «желтые» измышления по поводу того, что мы собираемся сотрудничать и с этим, и против этого, то есть с Медведевым против Суркова. То есть сумасшедший «Московский комсомолец» выдумал полностью историю от начала до конца, вот сегодня вышел, будем с ними как-то разбираться. Но я, например, никаких иллюзий не испытываю, зная всю предысторию Медведева, прекрасно зная его биографию и все его предыдущие поступки. У меня нет никаких сомнений, что… «Дип Перпл» может ты любить, но гражданином быть не обязан совсем при этом. То есть все разговоры об оттепели я, ну, может быть, потому что я немножко в этом смысле более информирован, воспринимаю с иронией. Я не верю. То есть хорошо бы, если бы, но это максимум, что можно выжать. Поэтому идти на поклон к Медведеву, как сейчас дружными рядами наша придворная интеллигенция двинулась туда просить чего-то там, мне бы не хотелось клонировать в себе раба каждый раз, как один пришел, другой, давайте поклонимся – может быть, что будет. Законы приняты, и законы страшные, за последнее время, никто их не отменит. А система спланировала себя до 2020 года. И Медведев – лишь винтик в этом механизме, и он будет выполнять все то, ради чего он поставлен.
Виктор Резунков: Наталья, Москва, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Вы знаете, я хочу спросить у вас, Михаил. Спасибо вам за ваше творчество, и я хочу порассуждать немножко и спросить ваше мнение. Вы человек политизированный довольно. Я тоже пытаюсь разобраться во всем этом театре либо истинных каких-то порывах. Так вот, не кажется ли вам, что все-таки русский ренессанс возможен? Вот в рамках случившегося вчера, например, почему вы не верите в том, что эта чистка так называемая, вывод, что выхода нет больше, коррупция съела все, и все, что вы перечисляли, возможно будет иметь какой-то положительный эффект, благожелательный для России. Посмотрите, прирастать начинает позицию свою отстаивает в обход вашингтонского обкома, категорично, категорично. Чуркин прекрасно сегодня выступил, он сказал: «Смотрите, что вы сделали в Косово, а говорите на нас…»
Виктор Резунков: Понятно, Наталья. Наталья имела в виду заявление Путина, который вчера на съезде «Единой России» возглавил партию, не входя в нее, и он сказал, что надо чистить ряды. Вот тоже надежды.
Михаил Борзыкин: Все, конечно, может случиться, и существует некая доля процента, что ночью пришло все-таки видение, откровение спустилось, но абсолютно такие же обещания и заверения я слышал в 2000 году от того же Путина, рядом уже тогда находился Медведев. Если вы не знаете, то за эти 8 лет в России население сократилось на 3,5 миллиона, а при Ельцине – на 2,5. Не надо верить мифам. Большая просьба, мы тоже хотим об этом много говорить, вот все эти разговоры о некой стабилизации нужно, наверное, оценивать трезво, оценивать научно. Можно почитать, например, труды советника Путина Илларионова, который четыре года возглавлял экономический отдел Путина, а теперь рассказывает о том, что на самом деле в России происходит, какова цена этой стабильности. Нужно, наверное, больше информации потреблять, больше анализировать, причем не из официальных каналов, конечно, не из телевидения. Интернет, внешние источники – тут очень много всего. На телевидении правды не услышите.
Виктор Резунков: Павел, ваше мнение?
Павел Пироган: Мое мнение…
Виктор Резунков: Видите, люди какие надежды питают.
Павел Пироган: Я люблю слово «рассуждать», святые отцы говорили, что это высшая добродетель христианина – уметь рассуждать, и я зацеплюсь за это слово. Рассуждать надо всегда и во всем, но не осуждать. Тем более личности нельзя осуждать. Это моя позиция. Обличать дела – да, конструктивно, позитивно. В этом подвиг дружбы – открыть другу глаза на его недостатки – афоризм французов в средние века. Не льстить, а именно открывать. В этом я вижу, так сказать, потенциал творческих людей, рокеров, художников, которые если и берутся обличать, они должны конструктивно это делать, опять же ради какой-то общей благой цели, не разрушать. Конструктивизм, так сказать, я не исповедую. Надеяться на Медведева… Ну, приятно было, конечно, почитать в интернете, что он любит «Лет Зеппелин», - кстати, я читал, больше, чем «Дип Перпл», что правильно, ибо «Лет Зеппелин» - это основа, а потом уже пошли вторые, третьи волны, «Дип Перпл», «Юрай Хип», уже эпигонство и так далее. Вот если он действительно любит «Лет Зеппелин», этот фонтан, который забил в Англии и которым мы до сих пор музыкально питаемся, во всех направлениях брызги идут, вот там надежда есть. Если он поддержит Ленинградский рок-клуб, то у нас появятся, я вас уверяю, свои «Лет Зеппелин» и великолепная музыка. Почему бы нет?
Виктор Резунков: То есть готовы сотрудничать с Медведевым?
Павел Пироган: Если нам помогу создать оазис среди вот этой пустыни попсы, на черноземе основанный, не на асфальте, не на песке, на котором ничего не вырастет, пусть где-то грубоватый рок, но искренний и живой, пусть, как пиво, все бродит и отстаивается, - взрастим, я вас уверяю. Материал есть уже.
Виктор Резунков: Михаил, видите, несколько другая точка зрения.
Михаил Борзыкин: Ну, 18 лет в Гамбурге, что вы хотите? Представляете, что нам тут за это время пришлось пережить, все эти бесконечные… Я понимаю, да, кое-что видится на расстоянии, но, конечно, это количество разочарований за последние годы, когда живешь здесь, по сравнению, наверное, с жизнью в спокойной Европе, наверное, оно больше. И отсюда возникает какое-то ощущение остроты ситуации. И потом, просто нет у Павла информации, я в этом убеждаюсь, просто он не знает, сколько людей сейчас сидит в тюрьме по политическим мотивам, простыми цифрами даже он в этом смысле не владеет. Но вот, может быть, эти два подхода и дадут некий такой объемный взгляд на вещи.
Павел Пироган: Нет, я не совсем идеалист, у меня есть мама еще дома, которая, когда слушает передачи по телевидению, по радио, всегда говорит: «Сходили бы Путин и Медведев в народный магазин в Петербурге и послушал, что бабушки говорят». Есть и такие комментарии, я еще через это узнаю ситуацию».
Виктор Резунков: Михаил, а вот интересно еще мне услышать от вас, группа «Ленинград» использует постоянно ненормативную лексику, вы знаете, Шнур активно этим пользуется, ваше отношение к этому?
Михаил Борзыкин: Я считаю, что русский язык достаточно богат, можно обойтись и без этого, хотя если это необходимо как выразительное, единственное возможное средство для усиления эмоций, этим не брезговал и Пушкин, как мы знаем, и многие наши выдающиеся писатели прибегали к ненормативной лексике в каких-то своих шаловливых повестях. Мне кажется, что это не вершина их творчества, все, где присутствует мат. Мне кажется, что, наверное, чаще всего можно обходить. А уж строить на этом все свое творчество – в этом есть, во-первых, конъюнктура, совершенно четкий коммерческий просчет и желании угодить и Садовому кольцу, и ларьковому быдлу. Вот этот цинизм, просчет проекта Шнура на псевдоэстетов из богатых семей и ларьковое вот это вот, он как раз меня отвращает от подобных проектов.
Павел Пироган: Я могу поддержать Михаила. У него все как бы, а в знаменитом эссе Набокова, посвященному Гоголю, как бы – это есть пошлость в искусстве. Вот критерий этот, если внимательно порассуждать, у Шнура, конечно, это все как бы, а на самом деле это пошлость, неприемлемая в искусстве. А другой взгляд еще есть и афоризм, что копия страшная как раз тем, что она портит лучшие стороны оригинала. Если бы он искренне признавался, кого он копирует, московский андеграунд, ХЗ-коллективы, которые мало кому известны, но ведь идет прямая копия, - именно из-за этого он и портит лучшие стороны. Там это на уровне искусства, там грань не преступлена, там нет пошлости, там есть девиз: лучше материться, чем врать, и это подтверждено. А у группы «Ленинград» это вызывает отвращение, потому что это пошлость низкого пошиба просто.
Виктор Резунков: Алла Павловна, Москва, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте, господа. Михаил, персонально к вам я обращаюсь. Я уже многократная бабушка, но я просто в восторге от вас. Спасибо вам большое. И я сама была на «Марше несогласных», хоть мне уже 72 года, и дай бог вам удачи и здоровья.
Михаил Борзыкин: Вам спасибо большое, потому что я всегда, когда вижу таких, как вы, и разговариваю с ними на маршах, я понимаю, что сохранить этот свет и разум в таком возрасте – это удел немногих. Вы уникальные бабушки, и спасибо вам за то, что вы есть, и нас вдохновляете.
Виктор Резунков: 1 мая собирается колонна проходить в Петербурге. Пойдете?
Михаил Борзыкин: Во-первых, мы собираемся делать митинг-концерт в конце этого пути. Возможно, это будет на Пионерской площади либо на Исаакиевской, сейчас решается этот вопрос. И мы там будем выступать на сцене. Сейчас планируется это все, это будет такой «Марш несогласных», который перейдет в митинг-концерт. Так что всех приглашаем.
Виктор Резунков: А какие команды еще будут, не знаете, ожидаются?
Михаил Борзыкин: Ожидается «Текила-джаз», возможно выступление Юрия Шевчука, если он будет в городе в тот момент, и наверное, Михаил Новицкий и еще, может быть, несколько молодых коллективов. Сейчас мы определяемся.
Виктор Резунков: Неудивительно, что «Текила-джаз» решила уже как бы присоединиться к «Маршу несогласных», потому что, собственно говоря, она всегда находилась в таком андеграунд-поле, скажем так.
Михаил Борзыкин: Я в последнее время как-то думал, что они пошли в эту психоделию, музыкальную и социальную, и там останутся. Но внезапно услышал… То есть, нет, я слышал, что лидер Женя Федоров все время высказывал свое негативное отношение по поводу ситуации в стране, а в последнее время он сказал, что определил для себя, что хотел бы участвовать даже в каких-то таких совместных акциях, может быть. Мне кажется, это то, к чему мы все должны прийти, и тогда один щелчок – и все встанет снова с головы на ноги. В общем, все разговоры об обреченности нашего русского пути, они мне кажутся полной болтовней.
Виктор Резунков: Спасибо, Михаил. На этой надежде мы и заканчиваем нашу программу.