Программу «Итоги недели» ведет Дмитрий Волчек. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Елена Фанайлова.
Дмитрий Волчек: Полиция Берлина сделала заявление, что у моста Мюлендамм обнаружено тело пропавшей без вести несколько недель назад Анны Альчук, художницы, поэта и критика. Предположительно она покончила с собой. Заключение судебных медиков будет обнародовано в течение нескольких дней. Слово Елене Фанайловой.
Елена Фанайлова: Анна Альчук была близка к кругу московских концептуалистов, занималась визуальной и сонорной поэзией, писала о современном искусстве и гендерной проблематике, состояла членом русского ПЕН-клуба. В 2005 году Анна Альчук была оправдана Таганским судом, когда проходила по делу выставки «Осторожно, религия!» как один из ее организаторов. Правозащитники и многие юристы тогда называли этот процесс первым политическим процессом после дела Синявского и Даниэля: художников на основании их работ обвиняли в разжигании межнациональной и религиозной розни. Немецкие журналисты и некоторые российские источники не исключали связи между ее исчезновением и этим процессом. Об Анне Альчук говорит директор центра-музея имени Сахарова Юрий Самодуров, оказавшийся в те месяцы на одной с ней скамье подсудимых
Юрий Самодуров: Пока я могу сказать о ней только как о живой. Хотя ее уже нет. Я не был ее близким другом, наши отношения возникли в связи с выставкой «Осторожно, религия!» в нашем музее. Аня представила на эту выставку одну из работ. Она написала текст к найденным у себя в новой квартире на антресолях фотографиям на фарфоровых пластиночках для кладбищ. Это была рекламная фанерка с фотографиями нескольких людей разного возраста. Аня написала свои размышления о жизни и смерти. Первый раз я, наверное, Аню увидел на открытии этой выставки. А потом так сложились обстоятельства, что два года мы ходили вместе на суд, на заседание суда и после суда она к нам приходила в музей. Мы сделали один раз ее выставку небольшую, один раз я был на литературном вечере, где Аня читала свои стихи. Аня была и поэт, и редактор умных книг многих. И мои личные впечатления: всегда на первом месте стояло ее изящество, ее хрупкость и какая-то аккуратность, опрятность в одежде, в поведении, в словах. Изящный хрупкий тонкий человек. Но вот это ощущение изящества всегда мне внутренне доставляло удовольствие, когда я ее видел. Просто как женщина она была красивая, интересная. Вот нас свела судьба таким образом. Если говорить, возможна ли, связана ли ее смерть с участием в этой выставке, думать можно и то, и другое. Если есть какие-то негодяи, цель которых мстить тем, кто участвовал в этой выставке, кто ее организовывал, то Аня абсолютно не должна быть первой в этой очереди, по моему мнению. Просто потому, что Аня не участвовала в организации этой выставки, хотя во многих газетах это, к сожалению, написано. Как любой художник, которого пригласили на эту выставку, Аня просто рассказала пяти или шести своим коллегам. В отношении нее как раз суд проявил добросовестность и ее полностью оправдал.
Елена Фанайлова: Говорил Юрий Самодуров, директор музея имени Андрея Сахарова. Анна Альчук с 2007 года жила в Берлине вместе с мужем, известным философом Михаилом Рыклиным, который принял рабочее приглашение Университета Гумбольдта. Анна продолжала писать по просьбе российских коллег, в частности, для каталога выставки памяти Дмитрия Александровича Пригова она написала статью по заказу критика и куратора Екатерины Деготь
Екатерина Деготь: Мы все знали Анну Альчук во многих ролях, может быть даже слишком многих. Как организатора выставок, как художника, исследователя и как поэта. Но, наверное, мы упускали из вида, что она была поэтом прежде всего, и человеком слишком ранимым и, наверное, с какой-то такой чувствительностью души, которая превосходила нормы. И слишком, наверное, забывали об этом. Но я еще успела проэксплуатировать ее исследовательский дар, поскольку последний текст, который она написала – это было для моего проекта выставки первой ретроспективной Дмитрия Александровича Пригова, которая будет в мае в Москве. Для каталога этой выставки она написала текст о его сонорной поэзии. Я хотела представить в разных ипостасях, и как раз тему голоса и жеста я хотела отдать ей. И она с большим удовольствием за нее взялась, потому что оказалось, что как раз об этом хотела выступить на конференции приговской. И отношение, видимо, к Дмитрию Александровичу у нее было особое, как у поэта к поэту. И она взяла самую интимную часть его творчества, которую очень тонко описала, тонко и очень исследовательски ответственно. Потому что она, надо сказать, очень ответственно написала мне статью. И прежде чем она ее не закончила, она не ушла из жизни. И в свете всего этого, всего того, что произошло, конечно, очень по-особенному читаются последние строки ее статьи: «Если можно говорить об эзотерическом послании проекта Дмитрия Александровича Пригова, оно состояло из демонстрации того, что за нашими художественными и жизненными проявлениями, за публичными и приватными высказываниями нет ничего кроме безличного и нейтрального пространства пустоты». Вот такие были ее последние слова фактически, которые она написала.